Мои воспоминания С Тычкин Мотыгино

Асташевская дорога Часть 3
Предисловие . Леонид Киселев
« Это было давно, несколько десятилетий тому назад. Я был еще совсем мальчишкой, и по случаю большого любопытства оказался на транспортной дороге, идущей от деревни Мотыгино – пристани на Ангаре до сердцевины Удерейского Клондайка, прииска Центрального. Примерно на восемнадцатом километре машина вдруг по какой – то надобности остановилась у большого дома, добротно срубленного, похожего на зимовье, одиноко стоявшего на обочине дороги, у опушки пушистого сосняка. Из разговора шофера с хозяином дома я узнал, что зимовье носит название «асташевское» по имени знаменитых в прошлом золотопромышленников Асташевых. И по мальчишески я не придал этому названию никакого значения. И только потом, через много лет, когда стал профессионально изучать историю Сибирской золотой промышленности, в документах золотопромышленников часто встречал фамилию Асташевых, а на карте Южно – Енисейского горного округа конца ХIХ века нашел и знакомое зимовье с названием асташевское, через которое когда – то пробирался по транспотной дороге. Асташевское зимовье было построено еще в те давние времена, когда Асташевы, посещая золотые прииски за Нижним Приангарьем, останавливались в нем на ночлег, и оно оказалось живым свидетелем асташевской золотой династии. А, изучая как – то документы золотопромышленников, обнаружил, что прииск Ивановский при впадении речки Большой Пескиной в речку Удерей, когда – то принадлежал Асташевым, и был удивлен приятной неожиданности. Ведь в детстве я жил на Удерейском Клондайке и часто приходилось ходить по местности Ивановского прииска. Фамильное зимовье, знакомый прииск крепко засели в моей голове, и я многие годы собирал по крупицам сведения о золотой династии Асташевых. Мне сильно хотелось написать очерк об Асташевых, но что – то не получалось, казалось, что материал очень трудный и осилить его не удастся. Рядом с биографией Асташевых надо было проанализировать много сопутствующих материалов. Проходило время, я постоянно возвращался к мечте написать очерк об Асташевых. И стремление не оставлять работу не завершенной оказалось сильнее обстоятельств, и исторический очерк о золотопромышленниках Асташевых был написан. При работе над очерком основной целью было, не вырывая страниц из истории, рассказать правдиво о жизненном пути династии Асташевых, их участии в государственной, военной службе, золотом промысле, их активном попечительстве и щедром меценатстве. Сведения об Асташевых, которые легли в основу очерка, были найдены в Государственном архиве Красноярского края, Красноярской краевой научной библиотеке, а также в Российском государственном историческом архиве в Санкт – Петербурге.» .
Вот как описывал это место Леонид Васильевич Киселев историограф Удерейского Клондайка.
Далее воспоминания Сергея Тычкина.
. С одиннадцати лет отец начал меня приучать к охоте и обращению с оружием. В общем - то у меня уже были небольшие навыки стрельбы из мелкокалиберной винтовки и ружья - отец давал иногда стрельнуть в тайге по консервным банкам, когда ходили с ним по грибы или ягоды. Оружием я начал интересоваться, как и большинство мальчишек той поры рано. Конечно, все познания изначально шли из рассказов отца о войне, кинофильмов и прочитанных книг о войне. К тому же отец работал в фельдсвязи и случалось, возвратившись поздно из командировки, не успевал сдать своё оружие в оружейное хранилище. Приходилось брать его на хранение домой. Мы с братом выпрашивали у него оружие для осмотра. Разрядив оружие, он отдавал нам его на вечер для забавы. Так я изучил устройство револьвера и автомата ППС. Позже фельдсвязь почему-то перевооружили на немецкое трофейное оружие, и однажды забежав к отцу на службу, я попал на чистку оружия. Отец показал мне массивную чёрную кобуру немецкого «парабеллума» изготовленную из толстой кожи с оттиском фашистской свастики и датой производства 1939 года. Ну и конечно дал подержать само оружие, вызвавшее во мне какой - то трепет и волнение. Возможно, у этого оружия была насыщенная боевая выслуга, и в каких ещё руках полежала воронёная рукоятка этого грозного оружия. Мне даже удалось стрельнуть один раз из Вальтера – тетка работала начальником почтового отделения в Усово. А ей положено было для тренировки отстреливать раз в год несколько патронов. Ну, мы с её мужем и отстреливали их в лесу. Там же на чердаке почтового отделения я однажды нашёл корпус браунинга. Рукоятка у него была деформирована, а на корпусе остался только нарезной ствол. Как он там оказался? Возможно, тайно привез с собой ссыльный «спецпереселенец», которых везли после войны из Западных окраин страны на разведку Усовского железно-рудного месторождения. Если с оружием я уже был более или менее знаком, то навыков охотника - следопыта у меня не было абсолютно. Конечно, мы с друзьями часто ходили в тайгу, но маршруты наших походов обычно пролегали по знакомым окрестным местам, где заблудиться было сложно. Впервые отец взял меня на серьёзную промысловую охоту осенью 1964 года. Как – то отец с нашим соседом Николаем Фёдоровым собрались в тайгу на охоту в вершину реки Карнаевка. Стояла уже поздняя осень, конец октября, а так как я учился, отец решил сходить в тайгу на выходные дни. Вышли мы утром рано, ещё затемно, чтобы быть в тайге к утреннему рассвету. За карьером, перед «автозаправкой», что раньше была за посёлком на горе, свернули на лесную дорогу, которая вела в карнаевский распадок и углубились в тайгу. По этой дороге в прошлом производили вывозку леса для строительства и заготавливали дрова. Пролегала она через старые вырубки уже заросшие многолетней подрослью и кустарниками надвигавшимися на дорогу. Шли друг за другом по довольно глубокому снегу. Впереди нас бежали собаки, рыская в поисках добычи. Пройдя какое - то время по этой дороге, мы свернули на лесную тропу и по ней начали углубляться все дальше в нетронутую топором лесозаготовителей тайгу. Прошли, прыгая по кочкам болотистый «Сахалин». Этот сильно заболоченный участок тайги образовался от слияния рек Большая Карнаевка и средняя Карнаевка, а местные охотники прозвали его «Сахалином». Преодолев заболоченный участок тропы, подошли к красивому листвяжному подборку. Стена высоких листвягов отгораживала нам стеной пространственный обзор таёжного горизонта. Теперь эти места вырублены, и ничто не напоминает о былой красоте той девственной природы. Пройдя "листвяжную заставу" вышли на Асташевскую дорогу и, спустившись по ней к Карнаевке подошли к добротно срубленной избушке, которая располагалась на кромке соснового бора. Это была избушка поселкового коммунального хозяйства. Из избы открывался вид на маланинские покосы и березняки, где заготовляли обычно дрова для посёлка. Внизу под бором пролегала заросшая хмурым ельником, березняком и тальником пойма реки Карнаевка. Приготовив чай на костре, мы пообедали на скорую руку хлебом с маслом и сгущенкой, и продолжили свой путь дальше по тропе вьющейся вдоль реки. Шли сосновым подбором, в котором встречалось много черничника с замёрзшей ягодой. Несколько раз сгоняли глухарей, которые кормились мороженой черникой. Наши собаки с азартом бросались за ними в след, но дебри карнаевской поймы быстро отбивали им охоту поиска. Пока собаки отвлекались на глухарей, удалось подстрелить несколько рябчиков на ужин. Красивый был бор! Позже его вырубили, часть древесины не вывезли и бросили гнить. Избушку коммунальную сожгли и осталось от того места «кащеево царство»! А в дальнейшем там прошлись леспромхозы, «гортопы» и прочие лесозаготовительные шарашки, от которых карнаевская тайга стала непроходимой безжизненной чащей. Где-то уже часам к трём подошли к избушке, стоявшей в чистом мелкорослом кедровнике. Изба была просторной, в дальних углах расположились нары для сна, а у входа стояла железная печь. В избе стоял затхлый запах сырости, смешенный с запахами древесного угля, махорки и парафина. Для меня было это не ново, так как такие избушки встречались на государственных покосах, в которых жили сенозаготовители. Зимой они обычно пустовали и в них обживались охотники - любители. Отец быстро растопил печь, ранее заготовленными дровами и через полчаса в избе уже было тепло. Ужинали рябчиками и вермишелевой похлёбкой приготовленной на отваре из дичи. Взрослые « раздавили» чекушку водки и завели разговоры про охоту. Отец вспомнил, как его сослуживец Степан Пузырёв однажды нашёл медвежью берлогу в тайге на прийске Шарган, а так как никогда не охотился на медведя, решил привлечь к охоте опытного старика – медвежатника Сокутова проживающего на этом прийске. Утром, когда стали собираться он, заметив, что дед готовит к охоте свою старенькую курковую одностволку, посоветовал ему взять новую двухстволку, которую ему подарил сын. Но дед ворчливо отговорился –« Я, паря с этим ружьецом не одного зверя добыл за свою жисть». Ну, вот пришли к берлоге, дед «затычи» не стал делать, как обычно велось при добыче медведя в берлоге, решив, что его собаки и так зверя удержат. А собаки у него были добрые, зверя умели держать. Степану он приказал встать за берлогой и быть готовым стрелять в медведя с тыла, как только он появиться из берлоги. Сам же встал за деревом напротив берлоги. Как уж там потом было, Степан всегда впоследствии рассказывал сумбурно – нервно! «Когда из берлоги стремительно выскочил медведь, я готов был к стрельбе и две мои пули уложили зверя на землю. Дед почему - то не стрелял и отчаянно что то жестикулировал мне руками. Я стал спешно перезаряжать ружьё, и в этот момент из берлоги выскочил ещё один медведь. Дед опять, не стреляя, махал руками в сторону леса руками и кричал «Леший с ним - пусть уходит! » Собаки и выстрелы, очевидно, напугали зверя и он, не задерживаясь, стремительно бросился в тайгу. Я не стал стрелять, опасаясь попасть в своих собак, которые бросились к нему, а добил двумя выстрелами первого медведя. Тут из берлоги появился ещё один медведь и, юрко отбиваясь от собак, тоже стал уходить в лес. Пока я перезаряжал оружие, он успел оторваться от собак и скрыться в лесной чаще. Время слилось в мгновение! Только успел перезарядить ружьё как из берлоги выскакивает четвёртый медведь. Я успеваю выстрелить, но зверь уходит. Дед всё жестикулирует из - за дерева и истошно что- то кричит! Когда всё стихло и развеялся пороховой дым над «полем сражения» я вышел со своей позиции и спросил деда почему он не стрелял. Оказалось, что у него выпал боёк у ружья!» Была такая напасть у старых курковых ружей. С тех пор, как говорил отец, Степан больше не охотился на медведей! Утром мы снова вышли на охоту. Маршрут наш пролегал по старой Асташевской дороге, построенной ещё знаменитым золотопромышленником Асташевым. Дорога уже заросла, но ещё была проходима для зимнего гужевого транспорта. По ней, ещё после революции долгое время перевозили на лошадях грузы на северные прийски. Впоследствии я много раз хаживал по этой легендарной дороге, охотясь в этих местах. Здесь водилось очень много рябчика, встречался и глухарь с косачом. Тайга в этих местах была ещё не вырублена, и поэтому животный мир здесь чувствовал раздолье, корма хватало. Однажды в году 58 – м отец за один день, пока шёл до своей избушки, добыл 50 белок. А добыть два десятка рябчиков, пробежавшись по дороге, было обычным делом. Рябок здесь держался в те времена табунками по 8 - 10 штук. И дичи всем хватало! Асташевская дорога служила своеобразным мониторинговым объектом, который позволял определить количество промысловых ресурсов в тайге. Отслеживая следы перехода животных можно было определить их миграцию в тайге и районы концентрации. Для всех охотников, которые охотились в этом районе, Асташовская дорога была и ориентировочным визиром, по которому можно было определиться в случае необходимости, так как она выходила на центральную шоссейную дорогу к бывшему Асташевскому зимовью. Зимовьё то само уже сгорело давно, осталась только покосная площадь да холм, на котором стояло когда то здание заимки. Так что, заплутавшему в тайге асташовская дорога была спасением, если он выходил на неё. Ну, а нам она была сейчас нужна, чтобы облегчить путь возвращения домой – идти по захламлённым и заснеженным ельникам очень сложно. С ветвей за ворот осыпаются хлопья снега, сухие сучья и ветки хлещут по лицу, большие завалы валёжника перекрывают дорогу. В те времена не было такой спецодежды и экипировки, которая продаётся в современных магазинах Спортмастер. Одним спасением была палка « кухтачка»! По Асташовской дороге было много рябины, на которой кормился рябок и соболь. Хорошо прослеживались на ней переходы белки и соболя. Отец по ходу поучает меня, как определять следы белки и соболя, зайца и лисицы. Иногда разрешает стрельнуть из «мелкашки» по «кукшам» – лесной сойке, назойливо порхающих вдоль дороги. Домой в Мотыгино вернулись уже затемно. Так вот и запомнился мне мой первый выход в тайгу. А сколько их было потом - трудно и сосчитать. Как - то увлёкшись, я ушёл далеко от своей избушки, и мне пришлось возвращаться к ней уже по темноте. Выручила Асташевская дорога! Обессиленные, еле передвигая ноги по заснеженной дороге, брели мы с собаками к спасительной избушке. Шумел ветер в вершинах деревьев, угрожающе поскрипывали и потрескивали в темноте леса деревья, где - то что- то падало, пугающе вспархивали рябчики из зарослей рядом с дорогой…. Дорога казалась бесконечностью. Дошли уже ближе к полуночи! Жаль, что теперь эти места подверглись массовой вырубке и от былых богатых и красивых мест остались лишь воспоминания. Асташевская дорога тоже затерялась в лесосеках и только остался участок, где она выходит на автотрассу к Асташевским покосам, на которых раньше размещалось зимовское хозяйство......