ОБРЯДЫ И ПЕСНИ ,СОПРОВОЖДАЮЩИЕ РОЖДЕНИЕ И ВОСПИТАНИЕ РЕБЕНКА..
Песни на празднике первого шага (лъэтегъэуцу)
Песни на празднике первого шага (лъэтегъэуцу) По достижении ребенком года устраивался торжественный обряд первого шага тлетегеуч — становление на ноги. Ребенка одевали в красную рубашку, вышитую цветными нитками: яркие краски отвлекали «дурной глаз» на себя. Женщины и дети, пришедшие на «тлетегеуч», смотрели больше на красоту рубашки, нежели на ребенка. Торжественная обстановка, музыка, действия и слова участников обряда подчеркивали важность события. Непривычного к ходьбе малыша всячески оберегали от падений и ушибов, надеялись и на магическую помощь обряда. Ребенка ставили на прочные предметы, например, на камень желая: «Мыжъо пытэм фэдэу ылъакъо терэт!» — «Пусть твердо, как камень, стоит на ногах!». Имитировали перерезание ножницами невидимых пут, якобы до сих пор связывающих его ноги. Обряд тлетегеуч не был простым развлечением, хотя в нем имелся развлекательный момент. Главное в нем — символический выбор будущей профессии. Для этой цели на стол клали символы почетных профессий: для мальчика — кинжал, изображение коня, газыри, топор, молоток, нож, коран и т. д., а перед девочкой — иголку, нитки, ножницы и прочие вещи. Тот предмет, к которому притрагивался ребенок, определял его будущее занятие. В богатых семьях, если мальчик выбирал кинжал, родители и аталык добывали такой же предмет из дорогой стали, если брал фигуру коня, то по достижении им юношеского возраста ему дарили лошадь с седлом с золотыми и серебряными украшениями126. Как показывает само название обряда и содержание приуроченной к нему песни, он устраивался еще и для того, чтобы обеспечить малышу возможность «твердо стоять на ногах» . На празднике «тлетегеуч» исполнялась песня «Лъабы-тий, тий, тий...» с пожеланиями, обращенными к новорожденному: Тий-тий ш1ы, сик!ал1 Тий-тий ш!ы, сишъау! Лъэтеуцор насыпышху. Ч1ып1э ик(и лъэубэкъу ш!ы! Уитатэр егъэгуиЛу, Исаыэ ащ регъаж, Тий-тий ш!ы, сижъуагьу! Тий-тий ш!ы, си!эш!у! Узыхахьэрэм щыщ ухъунэу, Пыир о пц!э ыгьэщынэу, Ш1ык!э-1уак1эм уфэ!азэу, Гъогу дахэ утехьанэу, Нани, тати къыпфэлъа!о! 128 (См. прил. № 24). Тий-тий делай, мой мальчик! Тий-тий делай, мой сын! Тлетеуч большое счастье. Сдвинься с места и шагни! Твой дед этому радуется, Его санэ* этого дня ждет. Тий-тий делай, моя звезда! Тий-тий делай, моя сладость! Где ты ни появишься, чтобы своим становился, Враг даже твоего имени чтобы боялся, Чтобы вести себя ты искусным был, В дорогу счастливую чтоб ты пошел, Бабушка и дедушка тебе желают! Песня дается в двух фразах, вторая фраза со второго такта совпадает с третьим тактом первой фразы. Вторая фраза мало дифференцирована, и отдельные такты являются варьированием основного мотива. Она дается в пределах квинты, поется легко. Эти веселые песенки-речитативы забавляли ребенка и прививали ему чувство ритма в движении. Балкарцы и карачаевцы тоже отмечали первые шаги ребенка. При этом они выпекали в золе круглую лепешку из кукурузной муки, которую катали между ножками ребенка. Увидев ее, ребенок старался догнать. А женщины исполняли соответствующую обрядовую песню: Давай, давай, топ, топ... Дитя мое, топ, топ... Давай, давай, топ, топ... Дитя мое, топ, топ... Направо, топ, топ... Налево, топ, топ... Вверх-вниз, топ, топ... Дитя мое, топ, топ...129 Огромную роль в воспитании малыша играла песня, цель которой убаюкать маленького. Однообразный ласковый напев и родной голос успокоительно действуют на ребенка. Они интересны не только своим напевом, но в большей степени и своими педагогическими и поэти- ческими достоинствами. Благодаря своей эмоциональности, насыщенности, душевному теплу и тому значению, которое придавалось рождению мальчика, лучше сохранились колыбельные песни для мальчиков. Адыгские колыбельные песни поются в такт движения люльки, спокойно, ровно, величаво, передавая все оттенки материнских переживаний. Исполнительницы-матери переносят музыкально-логические акценты с сильной части на более слабую. Бабушки и матери создавали новые песни на основе традиционных поэтических сравнений и образов, связанных с жизнью на- рода. Художественная палитра колыбельных песен красочна и богата эпитетами, метафорами, сравнениями, повторами. Ритм очень сдержанный. Выразительность достигается не только яркостью образов, мелодичностью, но и оригинальными композиционными приемами. Пример, колыбельная песня «Сик1ал» — «Мой сын»130 1) Уэ сиш,1алэр, си щ!алэр Си щ!алэр 1эпхъуамбэ п1ащэш„ Уэ си шЛалэр шэ п!ащэрыуэщ, 2) Зэуэмэ щ(ы)ремыуэхъу! Зытехуэр иремыхъуж! 1) Уа мой мальчик, мой мальчик. Мой мальчик крупнопалый, Уа мой мальчик, крупными стрелами стреляющий. 2) Стреляя да не промахнется! В кого попадет, тот да не выживет! (См. прил. № 25). Мелодия в этой песне имеет первостепенное значение. Сольное пение по периодам (стихотворный, музыкальный период) носит полуречитативный, полумелодический характер с квадратной структурой. Метр меняется с 2/4 на 4/4. Диапазон узкий — в пределах 6 (сексты) от соль до кульминации ми бемоль. Песня начинается с небольшого вступления, которое превра- щается в ядро для главной первой фразы. Остальные три фразы интонационно исходят из первой фразы. Его выразительность, малый диапазон, пение по фразам служат выражению материнской любви, нежности, ласки к ребенку. Мелодия этой песни очень легко воспринимается на слух, четкий ритм устраняет все неровности в тексте, мешающие пению, часто встречаются междометия «уз», «уа», которые могут быть пропущены или же вставлены — — это зависит от манеры исполнения. Они способствуют более мелодическому и ритмическому развитию песни, сохраняя все оттенки песенного слога. Относительно поэтического языка колыбельной следует обратить внимание на то, что носителем идейного содержания песни является магическая формула, построенная на вариативных параллелизмах: 1) «Мой мальчик крупнопалый, // Уа мой мальчик, крупными стрелами стреляющий». 2) «Стреляя да не промахнется! // В кого попадет, тот да не выживет!». Они же и выполняют главную «педагогическую» задачу, придают песне выразительность. Или же другая песня: К1элэц1ык1ор къызыхъурэм, ор си!элахь. Янэкок1ыр икушъа, о ти!алахь! Янэкок1ыр икушъа, о си!алахь! Янэбгъашъор и!ана, о ти!алахь! Янэбгъашъор и!ана, о си!алахь! Зэрэбыны яп!уни, о си!алахь! (См. прил. № 26). Мальчик, когда рождается, о мой аллах. Матери подол ему люлька, о наш аллах! Матери подол ему люлька, о мой аллах! Матери грудь ему пища, о наш аллах! Всей семьей его растить, о мой аллах! 131 Эта песня поется ласково, нежно, в одном плавном ритме, выдерживаемом до конца. Размер песни не меняется 4/4, диапазон небольшой — октава. Она записана нами от известной исполнительницы обрядовых песен Кадырхан Коблевой, которая сумела сохранить все особенности этого жанра: стройность композиции, эмоциональность, выразительность и красоту языка. Колыбельные песни имели глубокий педагогический смысл, помогая народу в воспитании детей. Эти песни отражают эстетические вкусы, нравы, быт трудового народа. Часто колыбельные исполнялись без слов, убаюкивая ребенка одним напевом. Ведь ребенок не может не чувствовать простую, неторопливую, ровную музыку, прислушиваясь к ней, он засыпает. (См. прил. № 27, 28). Когда мальчику исполнялся год, для него на священном месте приносили в жертву козу и молили бога уберечь ребенка от войн. В качестве ритуального действия на ветку священного дерева вешали его старую рубашку и взамен брали другую, оставленную другими при таком же случае. В этом обряде участвовали только мужчины, поэтому он назывался л!ытхьалъэ!у (букв.: мужское богомоление) 132. Когда ребенок плохо ел, на его живот клали обрядовое печенье, которое съедала собака. В силу закона магии подобия ребенок с этого дня должен был есть с таким же аппетитом, как и тот пес. Когда дитя шгохо спало, его носили к речке и молили АкъуачЬ гуащэ,* чтобы она дала ему сон и покой: «Акъуач1э гуащэ, Гуащэу лъэрык!уа, Чъые ти!ахэпышъ, ьат!»133 тыгъэрэх «Акуача — богиня, Богиня самошествующая, У нас нет сна, ты успокой нас!» Желая ребенку сна и покоя, под подушку клали овечье копыто или же змеиную кожу , самого укладывали на веник и поили амулетной водой. Это хорошо известная магия. С той же целью в Центральной России возле головы ребенка кладут чертополох и прибегают к заговору: «Заря-заряница, красная девица! Возьми бессон-| ницу, а дай младенцу сон и доброе здравие»135. Для болезненных детей в старину адыги устраивали обряд «ДэелъэпсэчЬк!» — «Пролезание под корнем | орехового дерева». Для этого готовили угощение, приг-| лашали двух соседок с «легкими руками» и «добрыми глазами» и угощали их. После угощения младенца носили к священному ореховому дереву, под которым была вырыта большая яма. Над нею две соседки быстро-быстро передавали ребенка из рук в руки, а бабушка монотонно пела: Узи, бзэджэ-наджи и!эр пэрэз! Узи, б^эджэ-наджи и!эр отэт! И болезни, и нечистая сила, что в нем, . пусть из него уйдут! 136 Болезнь и нечистую силу, что в нем, мы тебе отдаем! Затем яму засыпали землей, надеясь, что от ребенка отделялись болезни и он быстро поправится. В Центральной России для исцеления больного ребенка проводили обряд такого же характера. Молодой дубок раскалывали от корня четверти на три и в образовавшееся отверстие протаскивали малыша трижды в одну и трижды в другую сторону, причем его вытаскивали из расщелины голым, оставляя рубашку в отверстии дуба137. Подобный обычай существовал и у других народов: у мордвин, например, больного ребенка протаскивали через срубленное дерево или между двумя близко стоящими деревьями; или же раскалывали дерево на корню, удаляли середину дерева и протаскивали через отверстие ребенка. При этом обязательно приговаривали: «Святое дерево, белая береза (если ребенок девочка), святое дерево, зеленый дуб (если ребенок мальчик) возьми плач, дай здоровья»138. В наше время система воспитания детей подвер- гается большим изменениям, освобождаясь от суеверий. Появляются новые праздники и обряды, отвечающие условиям и запросам современной жизни адыгов. Делается немало, чтобы оберегать женщин во время беременности. Следствием этого является исчезновение устаревших обрядов, связанных с этим периодом жизни женщины. Больше всего воспитанием ребенка занимается мать, а другие члены семьи помогают ей. Из всех детских обрядов, описанных нами, в настоящее время встречается только «тлетегеуч» и то спорадически. Все другие детские обряды в настоящее время среди всех этнических групп адыгов не бытуют. Анализ обрядовых песен, связанных с воспитанием детей, дает основание заключить, что существуют следующие их виды: а) величальные — в честь рождения первого ребенка; б) песни по случаю укладывания («завязывания») ребенка в люльку (кушъэхапхэ); в) песни по случаю первого шага ребенка (лъэтегъэуцу);г) песни-потешки, знакомящие детей с миром . По жанровому составу указанные виды песен неоднородны. Песни, связанные с детскими обрядами, можно разделить на две группы: собственно песни и благо-пожелания (хохи). По функциям они делятся на «пред-рекательные песни», «благопожелательные» и «предох- ранительные» (от сглаза). Предрекательные песни занимают одно из первых мест в детском обряде. Вызванные к жизни суевериями, мечтой и тревогами родителей за будущее ребенка, они прославляют, возвеличивают его, наделяют желаемыми качествами. В основе обряда лежит вера в магическую силу предрекательных поэтических формул, якобы способных сделать ребенка счастливым человеком, известным, бесстрашным воином. Старшие в доме не представляли жизни без труда и достатка, поэтому в песнях большое место занимала крестьянская работа: ребенок в них неизменно характеризуется как человек трудолюбивый. Предрекательные песни приурочивались не только к какому-либо обряду, они могли петься каждый день и оказывать влияние на воспитание ребенка. Реципиентом этих песен представлялась сверхъестественная сила, которая, как верили люди, способна и принести добро, и причинить зло. Поэтому они и соз- давали песни, способствующие приходу счастья и противостоящие болезням, неудачам, «дурному глазу». Чтобы отвлечь злого духа от ребенка в песнях говорилось о его уродстве и плохих качествах. «Благопожелательные» песни предрекают ребенку лучшие чувства родителей и родственников, здоровье, крепкий сон и всяческое благополучие. Детские обряды, их символика и песни есть не что иное, как язык магии, призванной оберегать новорожденного, обеспечить ему славное будущее и долголетие. Колыбельные песни также предрекали ребенку здоровье, счастье, трудовые и воинские качества, славное будущее. Они отражают эстетические вкусы, нравы, быт и чаяния трудового народа. Тем не менее необходимо подчеркнуть, что в основе колыбельных песен тоже лежали различные виды суеверия. Но эти песни почти не получили влияния ни от христианства, ни от ислама. В наше время колыбельные песни уже редко встречаются, как и магические действия и обряды, сопровождавшие и». Таковы древнеадыгские народные детские обряды и сопровождающие песни. http://fond-adygi.ru/dmdocuments/Джандар М. А. - Песня в семейных обрядах адыгов - 1991.pdf
Черкесский круг
:Nafseta Ч
ОБРЯДЫ И ПЕСНИ ,СОПРОВОЖДАЮЩИЕ РОЖДЕНИЕ И ВОСПИТАНИЕ РЕБЕНКА..
Песни на празднике первого шага (лъэтегъэуцу)
По достижении ребенком года устраивался торжественный обряд первого шага тлетегеуч —
становление на ноги. Ребенка одевали в красную рубашку, вышитую цветными нитками: яркие
краски отвлекали «дурной глаз» на себя. Женщины и дети, пришедшие на «тлетегеуч», смотрели
больше на красоту рубашки, нежели на ребенка. Торжественная обстановка, музыка, действия и
слова участников обряда подчеркивали важность события. Непривычного к ходьбе малыша
всячески оберегали от падений и ушибов, надеялись и на магическую помощь обряда. Ребенка
ставили на прочные предметы, например, на камень желая: «Мыжъо пытэм фэдэу ылъакъо терэт!»
— «Пусть твердо, как камень, стоит на ногах!».
Имитировали перерезание ножницами невидимых пут, якобы до сих пор связывающих его ноги.
Обряд тлетегеуч не был простым развлечением, хотя в нем имелся развлекательный момент.
Главное в нем —
символический выбор будущей профессии. Для этой цели на стол клали символы почетных
профессий: для мальчика — кинжал, изображение коня, газыри, топор, молоток, нож, коран и т. д.,
а перед девочкой — иголку, нитки, ножницы и прочие вещи. Тот предмет, к которому
притрагивался ребенок, определял его будущее занятие. В богатых семьях, если мальчик выбирал
кинжал, родители и аталык добывали такой же предмет из дорогой стали, если брал фигуру коня,
то по достижении им юношеского возраста ему дарили лошадь с седлом с золотыми и
серебряными украшениями126. Как показывает само название обряда и содержание приуроченной
к нему песни, он устраивался еще и для того, чтобы обеспечить малышу возможность
«твердо стоять на ногах» .
На празднике «тлетегеуч» исполнялась песня «Лъабы-тий, тий, тий...» с пожеланиями,
обращенными к новорожденному:
Тий-тий ш1ы, сик!ал1 Тий-тий ш!ы, сишъау! Лъэтеуцор насыпышху. Ч1ып1э ик(и лъэубэкъу ш!ы! Уитатэр егъэгуиЛу, Исаыэ
ащ регъаж, Тий-тий ш!ы, сижъуагьу! Тий-тий ш!ы, си!эш!у! Узыхахьэрэм щыщ ухъунэу,
Пыир о пц!э ыгьэщынэу, Ш1ык!э-1уак1эм уфэ!азэу, Гъогу дахэ утехьанэу, Нани, тати къыпфэлъа!о!
128
(См. прил. № 24).
Тий-тий делай, мой мальчик! Тий-тий делай, мой сын! Тлетеуч большое счастье. Сдвинься с места и шагни! Твой дед этому
радуется, Его санэ* этого дня ждет. Тий-тий делай, моя звезда! Тий-тий делай, моя сладость! Где ты ни появишься, чтобы
своим становился,
Враг даже твоего имени чтобы боялся, Чтобы вести себя ты искусным был, В дорогу счастливую чтоб ты пошел, Бабушка и
дедушка тебе желают!
Песня дается в двух фразах, вторая фраза со второго такта совпадает с третьим тактом первой
фразы. Вторая фраза мало дифференцирована, и отдельные такты являются варьированием
основного мотива. Она дается в пределах квинты, поется легко.
Эти веселые песенки-речитативы забавляли ребенка и прививали ему чувство ритма в движении.
Балкарцы и карачаевцы тоже отмечали первые шаги ребенка. При этом они выпекали в золе
круглую лепешку из кукурузной муки, которую катали между ножками ребенка. Увидев ее,
ребенок старался догнать. А женщины исполняли соответствующую обрядовую песню:
Давай, давай, топ, топ... Дитя мое, топ, топ... Давай, давай, топ, топ... Дитя мое, топ, топ... Направо, топ, топ... Налево,
топ, топ... Вверх-вниз, топ, топ... Дитя мое, топ, топ...129
Огромную роль в воспитании малыша играла песня, цель которой убаюкать маленького.
Однообразный ласковый напев и родной голос успокоительно действуют на ребенка. Они
интересны не только своим напевом, но в большей степени и своими педагогическими и поэти-
ческими достоинствами.
Благодаря своей эмоциональности, насыщенности, душевному теплу и тому значению, которое
придавалось рождению мальчика, лучше сохранились колыбельные песни для мальчиков.
Адыгские колыбельные песни поются в такт движения люльки, спокойно, ровно, величаво,
передавая все оттенки материнских переживаний. Исполнительницы-матери переносят
музыкально-логические акценты с сильной части на более слабую. Бабушки и матери создавали
новые песни на основе традиционных поэтических сравнений и образов, связанных с жизнью на-
рода. Художественная палитра колыбельных песен красочна и богата эпитетами, метафорами,
сравнениями, повторами. Ритм очень сдержанный. Выразительность достигается не только
яркостью образов, мелодичностью, но и оригинальными композиционными приемами. Пример,
колыбельная песня «Сик1ал» — «Мой сын»130
1) Уэ сиш,1алэр, си щ!алэр
Си щ!алэр 1эпхъуамбэ п1ащэш„ Уэ си шЛалэр шэ п!ащэрыуэщ,
2) Зэуэмэ щ(ы)ремыуэхъу! Зытехуэр иремыхъуж!
1) Уа мой мальчик, мой мальчик. Мой мальчик крупнопалый, Уа мой мальчик, крупными стрелами стреляющий.
2) Стреляя да не промахнется! В кого попадет, тот да не выживет!
(См. прил. № 25).
Мелодия в этой песне имеет первостепенное значение. Сольное пение по периодам
(стихотворный, музыкальный период) носит полуречитативный, полумелодический характер с
квадратной структурой. Метр меняется с 2/4 на 4/4. Диапазон узкий — в пределах 6 (сексты) от
соль до кульминации ми бемоль. Песня начинается с небольшого вступления, которое превра-
щается в ядро для главной первой фразы. Остальные три фразы интонационно исходят из первой
фразы. Его выразительность, малый диапазон, пение по фразам служат выражению материнской
любви, нежности, ласки к ребенку.
Мелодия этой песни очень легко воспринимается на слух, четкий ритм устраняет все неровности в
тексте, мешающие пению, часто встречаются междометия «уз», «уа», которые могут быть
пропущены или же вставлены — — это зависит от манеры исполнения. Они способствуют более
мелодическому и ритмическому развитию песни, сохраняя все оттенки песенного слога.
Относительно поэтического языка колыбельной следует обратить внимание на то, что носителем
идейного содержания песни является магическая формула, построенная на вариативных
параллелизмах: 1) «Мой мальчик крупнопалый, // Уа мой мальчик, крупными стрелами
стреляющий». 2) «Стреляя да не промахнется! // В кого попадет, тот да не выживет!». Они же и
выполняют главную «педагогическую» задачу, придают песне выразительность.
Или же другая песня:
К1элэц1ык1ор къызыхъурэм, ор си!элахь. Янэкок1ыр икушъа, о ти!алахь! Янэкок1ыр икушъа, о си!алахь!
Янэбгъашъор и!ана, о ти!алахь! Янэбгъашъор и!ана, о си!алахь! Зэрэбыны яп!уни, о си!алахь!
(См. прил. № 26).
Мальчик, когда рождается, о мой аллах. Матери подол ему люлька, о наш аллах! Матери подол ему люлька, о мой аллах!
Матери грудь ему пища, о наш аллах! Всей семьей его растить, о мой аллах! 131
Эта песня поется ласково, нежно, в одном плавном ритме, выдерживаемом до конца. Размер песни
не меняется 4/4, диапазон небольшой — октава. Она записана нами от известной
исполнительницы обрядовых песен Кадырхан Коблевой, которая сумела сохранить все
особенности этого жанра: стройность композиции, эмоциональность, выразительность и красоту
языка.
Колыбельные песни имели глубокий педагогический смысл, помогая народу в воспитании детей.
Эти песни отражают эстетические вкусы, нравы, быт трудового народа. Часто колыбельные
исполнялись без слов, убаюкивая ребенка одним напевом. Ведь ребенок не может не чувствовать
простую, неторопливую, ровную музыку, прислушиваясь к ней, он засыпает. (См. прил. № 27, 28).
Когда мальчику исполнялся год, для него на священном месте приносили в жертву козу и молили
бога уберечь ребенка от войн. В качестве ритуального действия на ветку священного дерева
вешали его старую рубашку и взамен брали другую, оставленную другими при таком же случае. В
этом обряде участвовали только мужчины, поэтому он назывался л!ытхьалъэ!у (букв.: мужское
богомоление) 132.
Когда ребенок плохо ел, на его живот клали обрядовое печенье, которое съедала собака. В силу
закона магии подобия ребенок с этого дня должен был есть с таким же аппетитом, как и тот пес.
Когда дитя шгохо спало, его носили к речке и молили АкъуачЬ гуащэ,* чтобы она дала ему сон и
покой: «Акъуач1э гуащэ,
Гуащэу лъэрык!уа,
Чъые ти!ахэпышъ, ьат!»133 тыгъэрэх
«Акуача — богиня,
Богиня самошествующая,
У нас нет сна, ты успокой нас!»
Желая ребенку сна и покоя, под подушку клали овечье
копыто или же змеиную кожу , самого укладывали на веник и поили амулетной водой. Это
хорошо известная магия. С той же целью в Центральной России возле головы ребенка кладут
чертополох и прибегают к заговору: «Заря-заряница, красная девица! Возьми бессон-| ницу, а дай
младенцу сон и доброе здравие»135.
Для болезненных детей в старину адыги устраивали обряд «ДэелъэпсэчЬк!» — «Пролезание
под корнем | орехового дерева». Для этого готовили угощение, приг-| лашали двух соседок с
«легкими руками» и «добрыми глазами» и угощали их. После угощения младенца носили к
священному ореховому дереву, под которым была вырыта большая яма. Над нею две
соседки быстро-быстро передавали ребенка из рук в руки, а бабушка монотонно пела:
Узи, бзэджэ-наджи и!эр пэрэз! Узи, б^эджэ-наджи и!эр отэт! И болезни, и нечистая сила, что в нем, . пусть из него уйдут! 136
Болезнь и нечистую силу, что в нем, мы тебе отдаем!
Затем яму засыпали землей, надеясь, что от ребенка отделялись болезни и он быстро поправится.
В Центральной России для исцеления больного ребенка проводили обряд такого же характера.
Молодой дубок раскалывали от корня четверти на три и в образовавшееся отверстие протаскивали
малыша трижды в одну и трижды в другую сторону, причем его вытаскивали из расщелины
голым, оставляя рубашку в отверстии дуба137.
Подобный обычай существовал и у других народов: у мордвин, например, больного ребенка
протаскивали через срубленное дерево или между двумя близко стоящими деревьями; или же
раскалывали дерево на корню, удаляли середину дерева и протаскивали через отверстие ребенка.
При этом обязательно приговаривали: «Святое дерево, белая береза (если ребенок девочка), святое
дерево, зеленый дуб (если ребенок мальчик) возьми плач, дай здоровья»138.
В наше время система воспитания детей подвер-
гается большим изменениям, освобождаясь от суеверий. Появляются новые праздники и обряды,
отвечающие условиям и запросам современной жизни адыгов. Делается немало, чтобы оберегать
женщин во время беременности. Следствием этого является исчезновение устаревших обрядов,
связанных с этим периодом жизни женщины.
Больше всего воспитанием ребенка занимается мать, а другие члены семьи помогают ей.
Из всех детских обрядов, описанных нами, в настоящее время встречается только «тлетегеуч» и то
спорадически. Все другие детские обряды в настоящее время среди всех этнических групп адыгов
не бытуют.
Анализ обрядовых песен, связанных с воспитанием детей, дает основание заключить, что
существуют следующие их виды:
а) величальные — в честь рождения первого ребенка;
б) песни по случаю укладывания («завязывания») ребенка в люльку (кушъэхапхэ);
в) песни по случаю первого шага ребенка (лъэтегъэуцу);г) песни-потешки, знакомящие детей с миром .
По жанровому составу указанные виды песен неоднородны. Песни, связанные с детскими
обрядами, можно разделить на две группы: собственно песни и благо-пожелания (хохи). По
функциям они делятся на «пред-рекательные песни», «благопожелательные» и «предох-
ранительные» (от сглаза).
Предрекательные песни занимают одно из первых мест в детском обряде. Вызванные к жизни
суевериями, мечтой и тревогами родителей за будущее ребенка, они прославляют, возвеличивают
его, наделяют желаемыми качествами. В основе обряда лежит вера в магическую силу
предрекательных поэтических формул, якобы способных сделать ребенка счастливым человеком,
известным, бесстрашным воином. Старшие в доме не представляли жизни без труда и достатка,
поэтому в песнях большое место занимала крестьянская работа: ребенок в них неизменно
характеризуется как человек трудолюбивый. Предрекательные песни приурочивались не только к
какому-либо обряду, они могли петься каждый день и оказывать влияние на воспитание ребенка.
Реципиентом этих песен представлялась сверхъестественная сила, которая, как верили люди,
способна и принести добро, и причинить зло. Поэтому они и соз-
давали песни, способствующие приходу счастья и противостоящие болезням, неудачам, «дурному
глазу». Чтобы отвлечь злого духа от ребенка в песнях говорилось о его уродстве и плохих
качествах.
«Благопожелательные» песни предрекают ребенку лучшие чувства родителей и родственников,
здоровье, крепкий сон и всяческое благополучие.
Детские обряды, их символика и песни есть не что иное, как язык магии, призванной оберегать
новорожденного, обеспечить ему славное будущее и долголетие.
Колыбельные песни также предрекали ребенку здоровье, счастье, трудовые и воинские качества,
славное будущее. Они отражают эстетические вкусы, нравы, быт и чаяния трудового народа. Тем
не менее необходимо подчеркнуть, что в основе колыбельных песен тоже лежали различные виды
суеверия. Но эти песни почти не получили влияния ни от христианства, ни от ислама. В наше
время колыбельные песни уже редко встречаются, как и магические действия и обряды,
сопровождавшие и».
Таковы древнеадыгские народные детские обряды и сопровождающие песни.
http://fond-adygi.ru/dmdocuments/Джандар М. А. - Песня в семейных обрядах адыгов - 1991.pdf