Женя замечала за свекровью некоторые странности. Она стала набожной, ездила по монастырям, увешав свою спальню иконами от пола до потолка. Максим только пожимал плечами на вопросы жены: - Не знаю, что тебя так беспокоит. Не вижу здесь ничего страшного. - Меня беспокоит то, что теперь, кроме претензий твоей матери, мне идут претензии откуда-то «свыше». А это уже не смешно, Макс. - Я и не думал смеяться, Жень. Могут быть у человека маленькие слабости и заскоки? Вот и воспринимай это так. Зачем ты заморачиваешься? Но, Женя уже не могла иначе. Ей все надоело. Надоело оправдываться, скрывать что-то, подбирать слова, пытаясь сохранить хотя бы худой мир, не говоря уже о том, чтобы наладить нормальные отношения в семье. Она даже не мыслила о том, чтобы рассказать свекрови о двух выкидышах, которые перенесла за эти годы. О том, как ждала этих детей, представляя новую жизнь. А потом долго не могла прийти в себя, понимая, что этой придуманной, так отчаянно желанной, жизни никогда не будет. И, потеряв надежду, она достала из дальнего ящика комода маленькую коробочку со смешными пинетками, похожими на настоящие кеды, и отдала ее коллеге, ожидающей ребенка. А после поставила крест на своих мечтах, запретив себе даже думать о том, что сказала бы по этому поводу мама. На развод Женя подала в феврале. Снежная, морозная зима вдруг сменилась слякотью и стылыми дождями. И настроение природы так совпало с Женькиным, что они ревели на пару, не стесняясь и поливая слезами стекло на кухонном окне сразу с двух сторон. С улицы старался дождь, а в квартире прижималась к теплой батарее Женя, чертя пальцем на стекле одной ей известные слова. Максим ее не понял. Пытался поговорить, как-то наладить отношения, но Женя стояла на своем. - Не могу больше. Я устала, Макс. Пусть это звучит странно и действия мои глупые, но это моя жизнь. Другой у меня не будет. И я не готова потратить ее всю без остатка на эту бессмыслицу. Я все время во всем виновата. Бред же? - Бред… - Вот поэтому я и хочу нарисовать сейчас травку, понимаешь? Мне нужен зеленый карандаш и собственная реальность. В которой я буду хорошей. В которой будет то, что нужно мне, а не кому-то. Женя точно знала, что Максим ее не поймет и потому прекратила с ним всякое общение, надеясь, что это поможет им разорвать все, что связывало еще, не давая расстаться. Собрав и отдав вещи Максиму, она сменила номер, поменяла замок в квартире и перестала открывать двери, когда слышала звонок или стук. Ей уже все было безразлично. Видеть никого не хотелось и сил выяснять отношения больше не было. Женя забыла, что такое нормальный сон. Она бродила по квартире ночи напролет, то плача, то думая о том, что больше всего ей хотелось бы сейчас, чтобы Максим был рядом. Чтобы спал, закинув руку за голову, как это делал всегда. И можно было бы забраться к нему под одеяло, прижавшись озябшими ногами. Услышать, как недовольно пробурчит он что-то, а потом повернется и обнимет, прижимая к себе. И уснуть, проклиная будильник, который поднимет их уже совсем скоро, ведь за окном светает, не дав насладиться этим теплом и нежностью… Но, Максима не было… И больше уже не будет, как казалось Жене. И нужно было жить дальше, а не прятать голову в песок, пытаясь вернуть прошлое. Коробка с мамиными карандашами и красками, которую Женя не позволила выкинуть деятельной Анне Алексеевне, помогавшей невестке наводить порядок в квартире, нашлась на антресолях. Женя вытащила ее, расчихавшись от пыли, а потом долго сидела на полу, перебирая карандаши, очиненные матерью и ласково поглаживая кисточки с обгрызенными концами. Подходящей бумаги в доме не нашлось и Женя решила, что зайдет до работы в магазин и купит большой альбом. Ей о много нужно было подумать, а лучше всего это удавалось сделать только маминым способом – рисуя. - Давно я этим не занималась, мам. Может, зря? – Женя провела ладонью по фотографии матери, стоявшей на полке. Легкая пыль, которую никто не вытирал уже неделю, осталась на пальцах и Женя невольно дернулась в сторону ванной. Тряпку нужно! Вытереть, ведь может прийти Анна Алексеевна… Нервно рассмеявшись, Женя хлопнула в ладоши. Нет. Никто ее больше ругать не будет. Потому, что некому. Теперь она одна… И может делать все, что захочет. Но, на следующий день Женя в магазин не попала. Утро выдалось вовсе не радостным и на работу Женя опоздала. Влетев в кабинет, под которым уже собралась очередь, она накинула халат и позвонила той самой коллеге, которой отдала в свое время пинетки. - Кира, посмотришь меня? Что-то неважно себя чувствую. Прием отвлек ее, как всегда, заставив сосредоточиться на работе. Люди шли и шли, а Женя, забыв про время, машинально делала свою работу, стараясь не думать о том, что скажет ей Кира. Ничего хорошего – это же ясно. Поэтому, какой смысл гадать? Проще просто не думать пока о том, что предстоит. А будет лечение. И, возможно, стационар. А это значит, что нужно куда-то пристроить кота и попросить соседку присмотреть за цветами. Теперь Женя одинокая женщина и больше уже не получится вручить ключи свекрови и не думать о том, как там Гамлет и не сожрал ли он очередной кактус. Новость, сообщенная ей Кирой, настолько выбила Женю из колеи, что остаток дня прошел как в тумане. Доехав до дома и поднимаясь по лестнице, привычно не дождавшись лифта, Женя не считала ступеньки, как это делала с детства. Она думала. И, возможно, поэтому Анну Алексеевну, которая ждала ее под дверью, просто не заметила. - Женя… Обернувшись, Женя недоуменно подняла брови: - Вы? - Я… Женечка, прости, что беспокою! – Анна Алексеевна, так непохожая на себя, вдруг заторопилась, заспешила, глотая окончания слов и пытаясь сказать как можно больше до того, как Женя закроет перед ней дверь. В том, что бывшая невестка на такое способна, Анна не сомневалась. – Я не хотела… Нет, не так. Мне нужно поговорить с тобой! Это очень важно! Если, конечно, ты позволишь… Женя справилась, наконец, с ключом и распахнула дверь. - Входите. Анна Алексеевна просеменила в квартиру, погладив на ходу Гамлета, сидевшего на тумбочке в прихожей. - Привет! Ого, как ты раздобрел! На диету пора сажать, а то совсем на шарик похож будешь. Вредно это. Женя, слушая, как Анна разговаривает с котом, скинула ботинки и пальто, а потом достала тапочки. - Это же мои… - Да. - И ты не выбросила? Почему? Женя не стала отвечать. Она просто молча прошла на кухню и щелкнула кнопкой на электрическом чайнике. - Вы хотели о чем-то поговорить? - Да… - Анна, засмущавшись, что вообще не было похоже на нее, опустилась на стул. – Я очень виновата перед тобой, Женя. Перед тобой и перед Максимом. - Виноваты? В чем же? - Это я вас развела. Я рассорила. И теперь теряю сына. – Анна Алексеевна заплакала, а Женя, думая о своем, только пожала плечами. - Вам не приходило в голову, что мы взрослые люди и сами способны принимать решения? И наш брак – это наша ответственность, а не ваша? - Да-да, ты права, конечно, но… Знаешь, Женя, у нас в храме сменился батюшка. Ты только не сердись сейчас и выслушай меня. Я все скажу и уйду, а дальше уже – решай сама. Только не перебивай меня, пожалуйста, я и так собьюсь. Не знаю, где найти такие слова, чтобы объяснить тебе, что у меня на сердце творится. Я ведь была уверена, что все делаю правильно. Что оберегаю сына от плохого, пытаюсь дать будущее. А в итоге отобрала его. Женя, Максим тебя очень любит. Он так и не смирился с тем, что вы расстались. Места себе не находит. Даже выпивать начал. Правда, тут же и бросил. Какая выпивка, если от тебя столько жизней зависит? Он не бросит оперировать, не сможет. В этом вся его жизнь. В работе, но не только в ней. Главное – в тебе. Знаешь, Женечка, я тебе никогда не рассказывала, но Максим у меня не первый ребенок. До него было еще четыре. И ни один из них на свет не появился. Кого-то я теряла раньше, кого-то позже. Перед Максимом была девочка... Хорошая такая, очень красивая, крошечная… Муж тогда чуть не проклял меня. Не понимал, что я во всем этом не виновата. Врачи говорили, я твердила, а он не слышал. Даже ушел тогда на какое-то время, но потом вернулся. Мы не смогли жить отдельно друг от друга. А потом родился Максим. И все переменилось. Я была теперь мамой, и жизнь стала совершенно иной. Она приобрела смысл, которого я раньше не знала. Мне очень хотелось, чтобы ты этот смысл поняла и приняла тоже. А ты сопротивлялась. - Вы ошибались. - Это сейчас я понимаю. Как и многое другое. Понимаю, что не должна была вмешиваться. Что должна была поддержать тебя, а не строить из себя судью. Кто я такая, чтобы решать, кому и что должно дано быть Богом? - Это вам новый батюшка объяснил? - Да, Женя. И еще много чего. Что вы с Максимом муж и жена, и в ваши отношения никто не должен вмешиваться. Что мы часто берем на себя роль Бога, думая, что можем диктовать какие-то условия Ему. Вот это Ты должен дать, а это нам не надо... Условия, понимаешь? Вроде вот этого – если есть ребенок, то есть благословение, а если нет, то и пара эта неугодна и не нужна. Я понимаю, конечно, что для тебя это все пустой звук, ведь ты в Бога не веришь... - С чего вы взяли? Анна Алексеевна растерялась. - Но… ты ведь никогда не говорила об этом. - Я просто считаю, что вопросы веры – это очень личное. И обсуждать это просто так, за чашкой чая – не самый лучший вариант. - Да-да, ты права, безусловно. Все люди разные. – Анна Алексеевна оживилась и перестала прятать глаза. - Я думаю, что нет врача, который рано или поздно не бы задумывался о том, что Бог существует. Работа обязывает. Но, если вы не против, эту тему мы отложим на потом. Сейчас я не готова говорить об этом. - На потом? – Анна Алексеевна стиснула чашку и пристально посмотрела на Женю. – Ты хочешь сказать… - Я хочу сказать, что Максим может вернуться. Нет, не так! Я хочу, чтобы он вернулся. Потому, что я тоже без него не могу. Мне плохо. Анна Алексеевна выдохнула с таким облегчением, что Женя невольно улыбнулась. - Но… Почему? Почему ты передумала, Женечка? - Потому, что я нашла свой зеленый карандаш. И вы свой, похоже, тоже. А остальное я расскажу вам позже, хорошо? Вы меня простите, но я очень устала и хочу спать. Я теперь все время хочу спать. Вот! – Женя положила на стол связку запасных ключей. – Отдайте, пожалуйста, Максиму. И скажите, что я его жду. Женя почти не помнила, как дошла до дивана в гостиной и упала, уткнувшись носом в маленькую подушку. Гамлет, который пристроился рядом, недовольно заворчал, когда час спустя Максим турнул его на пол и устроился рядом с Женей. - Ты пришел… - она обняла мужа, устраиваясь поудобнее на таком знакомом плече. - А куда я от тебя денусь? А четыре года спустя Анна Алексеевна пристроится за маленьким столиком рядом с внучкой и спросит: - Что рисовать будем? - Птичку! - Какую? - Большую! - А зачем тебе зеленый карандаш тогда? - Для травки! Чтобы птичка могла бегать и лапки у нее не болели! - Ох, чувствую, что в нашей семье появится еще один доктор! Маме твоей эта идея понравится. Да и папе тоже. Что ж! Давай будем рисовать птичку! – Анна Алексеевна поцелует рыжую макушку и улыбнется. Л. Лаврова
ЖЕНЩИНАМ ЗА 50...
ЗЕЛЕНЫЙ КАРАНДАШ (2)
Женя замечала за свекровью некоторые странности. Она стала набожной, ездила по монастырям, увешав свою спальню иконами от пола до потолка. Максим только пожимал плечами на вопросы жены:
- Не знаю, что тебя так беспокоит. Не вижу здесь ничего страшного.
- Меня беспокоит то, что теперь, кроме претензий твоей матери, мне идут претензии откуда-то «свыше». А это уже не смешно, Макс.
- Я и не думал смеяться, Жень. Могут быть у человека маленькие слабости и заскоки? Вот и воспринимай это так. Зачем ты заморачиваешься?
Но, Женя уже не могла иначе. Ей все надоело. Надоело оправдываться, скрывать что-то, подбирать слова, пытаясь сохранить хотя бы худой мир, не говоря уже о том, чтобы наладить нормальные отношения в семье.
Она даже не мыслила о том, чтобы рассказать свекрови о двух выкидышах, которые перенесла за эти годы. О том, как ждала этих детей, представляя новую жизнь. А потом долго не могла прийти в себя, понимая, что этой придуманной, так отчаянно желанной, жизни никогда не будет. И, потеряв надежду, она достала из дальнего ящика комода маленькую коробочку со смешными пинетками, похожими на настоящие кеды, и отдала ее коллеге, ожидающей ребенка.
А после поставила крест на своих мечтах, запретив себе даже думать о том, что сказала бы по этому поводу мама.
На развод Женя подала в феврале. Снежная, морозная зима вдруг сменилась слякотью и стылыми дождями. И настроение природы так совпало с Женькиным, что они ревели на пару, не стесняясь и поливая слезами стекло на кухонном окне сразу с двух сторон. С улицы старался дождь, а в квартире прижималась к теплой батарее Женя, чертя пальцем на стекле одной ей известные слова.
Максим ее не понял. Пытался поговорить, как-то наладить отношения, но Женя стояла на своем.
- Не могу больше. Я устала, Макс. Пусть это звучит странно и действия мои глупые, но это моя жизнь. Другой у меня не будет. И я не готова потратить ее всю без остатка на эту бессмыслицу. Я все время во всем виновата. Бред же?
- Бред…
- Вот поэтому я и хочу нарисовать сейчас травку, понимаешь? Мне нужен зеленый карандаш и собственная реальность. В которой я буду хорошей. В которой будет то, что нужно мне, а не кому-то.
Женя точно знала, что Максим ее не поймет и потому прекратила с ним всякое общение, надеясь, что это поможет им разорвать все, что связывало еще, не давая расстаться.
Собрав и отдав вещи Максиму, она сменила номер, поменяла замок в квартире и перестала открывать двери, когда слышала звонок или стук. Ей уже все было безразлично. Видеть никого не хотелось и сил выяснять отношения больше не было.
Женя забыла, что такое нормальный сон. Она бродила по квартире ночи напролет, то плача, то думая о том, что больше всего ей хотелось бы сейчас, чтобы Максим был рядом. Чтобы спал, закинув руку за голову, как это делал всегда. И можно было бы забраться к нему под одеяло, прижавшись озябшими ногами. Услышать, как недовольно пробурчит он что-то, а потом повернется и обнимет, прижимая к себе. И уснуть, проклиная будильник, который поднимет их уже совсем скоро, ведь за окном светает, не дав насладиться этим теплом и нежностью…
Но, Максима не было… И больше уже не будет, как казалось Жене. И нужно было жить дальше, а не прятать голову в песок, пытаясь вернуть прошлое.
Коробка с мамиными карандашами и красками, которую Женя не позволила выкинуть деятельной Анне Алексеевне, помогавшей невестке наводить порядок в квартире, нашлась на антресолях. Женя вытащила ее, расчихавшись от пыли, а потом долго сидела на полу, перебирая карандаши, очиненные матерью и ласково поглаживая кисточки с обгрызенными концами. Подходящей бумаги в доме не нашлось и Женя решила, что зайдет до работы в магазин и купит большой альбом. Ей о много нужно было подумать, а лучше всего это удавалось сделать только маминым способом – рисуя.
- Давно я этим не занималась, мам. Может, зря? – Женя провела ладонью по фотографии матери, стоявшей на полке. Легкая пыль, которую никто не вытирал уже неделю, осталась на пальцах и Женя невольно дернулась в сторону ванной. Тряпку нужно! Вытереть, ведь может прийти Анна Алексеевна… Нервно рассмеявшись, Женя хлопнула в ладоши. Нет. Никто ее больше ругать не будет. Потому, что некому. Теперь она одна… И может делать все, что захочет.
Но, на следующий день Женя в магазин не попала. Утро выдалось вовсе не радостным и на работу Женя опоздала. Влетев в кабинет, под которым уже собралась очередь, она накинула халат и позвонила той самой коллеге, которой отдала в свое время пинетки.
- Кира, посмотришь меня? Что-то неважно себя чувствую.
Прием отвлек ее, как всегда, заставив сосредоточиться на работе. Люди шли и шли, а Женя, забыв про время, машинально делала свою работу, стараясь не думать о том, что скажет ей Кира. Ничего хорошего – это же ясно. Поэтому, какой смысл гадать? Проще просто не думать пока о том, что предстоит. А будет лечение. И, возможно, стационар. А это значит, что нужно куда-то пристроить кота и попросить соседку присмотреть за цветами. Теперь Женя одинокая женщина и больше уже не получится вручить ключи свекрови и не думать о том, как там Гамлет и не сожрал ли он очередной кактус.
Новость, сообщенная ей Кирой, настолько выбила Женю из колеи, что остаток дня прошел как в тумане. Доехав до дома и поднимаясь по лестнице, привычно не дождавшись лифта, Женя не считала ступеньки, как это делала с детства. Она думала. И, возможно, поэтому Анну Алексеевну, которая ждала ее под дверью, просто не заметила.
- Женя…
Обернувшись, Женя недоуменно подняла брови:
- Вы?
- Я… Женечка, прости, что беспокою! – Анна Алексеевна, так непохожая на себя, вдруг заторопилась, заспешила, глотая окончания слов и пытаясь сказать как можно больше до того, как Женя закроет перед ней дверь. В том, что бывшая невестка на такое способна, Анна не сомневалась. – Я не хотела… Нет, не так. Мне нужно поговорить с тобой! Это очень важно! Если, конечно, ты позволишь…
Женя справилась, наконец, с ключом и распахнула дверь.
- Входите.
Анна Алексеевна просеменила в квартиру, погладив на ходу Гамлета, сидевшего на тумбочке в прихожей.
- Привет! Ого, как ты раздобрел! На диету пора сажать, а то совсем на шарик похож будешь. Вредно это.
Женя, слушая, как Анна разговаривает с котом, скинула ботинки и пальто, а потом достала тапочки.
- Это же мои…
- Да.
- И ты не выбросила? Почему?
Женя не стала отвечать. Она просто молча прошла на кухню и щелкнула кнопкой на электрическом чайнике.
- Вы хотели о чем-то поговорить?
- Да… - Анна, засмущавшись, что вообще не было похоже на нее, опустилась на стул. – Я очень виновата перед тобой, Женя. Перед тобой и перед Максимом.
- Виноваты? В чем же?
- Это я вас развела. Я рассорила. И теперь теряю сына. – Анна Алексеевна заплакала, а Женя, думая о своем, только пожала плечами.
- Вам не приходило в голову, что мы взрослые люди и сами способны принимать решения? И наш брак – это наша ответственность, а не ваша?
- Да-да, ты права, конечно, но… Знаешь, Женя, у нас в храме сменился батюшка. Ты только не сердись сейчас и выслушай меня. Я все скажу и уйду, а дальше уже – решай сама. Только не перебивай меня, пожалуйста, я и так собьюсь. Не знаю, где найти такие слова, чтобы объяснить тебе, что у меня на сердце творится. Я ведь была уверена, что все делаю правильно. Что оберегаю сына от плохого, пытаюсь дать будущее. А в итоге отобрала его. Женя, Максим тебя очень любит. Он так и не смирился с тем, что вы расстались. Места себе не находит. Даже выпивать начал. Правда, тут же и бросил. Какая выпивка, если от тебя столько жизней зависит? Он не бросит оперировать, не сможет. В этом вся его жизнь. В работе, но не только в ней. Главное – в тебе. Знаешь, Женечка, я тебе никогда не рассказывала, но Максим у меня не первый ребенок. До него было еще четыре. И ни один из них на свет не появился. Кого-то я теряла раньше, кого-то позже. Перед Максимом была девочка... Хорошая такая, очень красивая, крошечная… Муж тогда чуть не проклял меня. Не понимал, что я во всем этом не виновата. Врачи говорили, я твердила, а он не слышал. Даже ушел тогда на какое-то время, но потом вернулся. Мы не смогли жить отдельно друг от друга. А потом родился Максим. И все переменилось. Я была теперь мамой, и жизнь стала совершенно иной. Она приобрела смысл, которого я раньше не знала. Мне очень хотелось, чтобы ты этот смысл поняла и приняла тоже. А ты сопротивлялась.
- Вы ошибались.
- Это сейчас я понимаю. Как и многое другое. Понимаю, что не должна была вмешиваться. Что должна была поддержать тебя, а не строить из себя судью. Кто я такая, чтобы решать, кому и что должно дано быть Богом?
- Это вам новый батюшка объяснил?
- Да, Женя. И еще много чего. Что вы с Максимом муж и жена, и в ваши отношения никто не должен вмешиваться. Что мы часто берем на себя роль Бога, думая, что можем диктовать какие-то условия Ему. Вот это Ты должен дать, а это нам не надо... Условия, понимаешь? Вроде вот этого – если есть ребенок, то есть благословение, а если нет, то и пара эта неугодна и не нужна. Я понимаю, конечно, что для тебя это все пустой звук, ведь ты в Бога не веришь...
- С чего вы взяли?
Анна Алексеевна растерялась.
- Но… ты ведь никогда не говорила об этом.
- Я просто считаю, что вопросы веры – это очень личное. И обсуждать это просто так, за чашкой чая – не самый лучший вариант.
- Да-да, ты права, безусловно. Все люди разные. – Анна Алексеевна оживилась и перестала прятать глаза.
- Я думаю, что нет врача, который рано или поздно не бы задумывался о том, что Бог существует. Работа обязывает. Но, если вы не против, эту тему мы отложим на потом. Сейчас я не готова говорить об этом.
- На потом? – Анна Алексеевна стиснула чашку и пристально посмотрела на Женю. – Ты хочешь сказать…
- Я хочу сказать, что Максим может вернуться. Нет, не так! Я хочу, чтобы он вернулся. Потому, что я тоже без него не могу. Мне плохо.
Анна Алексеевна выдохнула с таким облегчением, что Женя невольно улыбнулась.
- Но… Почему? Почему ты передумала, Женечка?
- Потому, что я нашла свой зеленый карандаш. И вы свой, похоже, тоже. А остальное я расскажу вам позже, хорошо? Вы меня простите, но я очень устала и хочу спать. Я теперь все время хочу спать. Вот! – Женя положила на стол связку запасных ключей. – Отдайте, пожалуйста, Максиму. И скажите, что я его жду.
Женя почти не помнила, как дошла до дивана в гостиной и упала, уткнувшись носом в маленькую подушку. Гамлет, который пристроился рядом, недовольно заворчал, когда час спустя Максим турнул его на пол и устроился рядом с Женей.
- Ты пришел… - она обняла мужа, устраиваясь поудобнее на таком знакомом плече.
- А куда я от тебя денусь?
А четыре года спустя Анна Алексеевна пристроится за маленьким столиком рядом с внучкой и спросит:
- Что рисовать будем?
- Птичку!
- Какую?
- Большую!
- А зачем тебе зеленый карандаш тогда?
- Для травки! Чтобы птичка могла бегать и лапки у нее не болели!
- Ох, чувствую, что в нашей семье появится еще один доктор! Маме твоей эта идея понравится. Да и папе тоже. Что ж! Давай будем рисовать птичку! – Анна Алексеевна поцелует рыжую макушку и улыбнется.
Л. Лаврова