1 Утром в понедельник Юнни впервые увидела живого волка. Я точно знаю, что до этого она видела волчьи шкуры и отрезанные волчьи хвосты, видела волчьи зубы и, конечно, видела очень много волков, нарисованных в детских книжках. Но живого, самого настоящего, Большого-Большого Волка она видела впервые. Юнни стояла и смотрела на Волка. Волк тоже стоял. Стоял на задних лапах на самом краю леса и принюхивался. Руби — собака отца, которую Юнни всегда брала с собой, когда шла по утрам пасти овец, — тоже принюхивалась. И рычала. Те самые овцы, кстати, единственные вели себя совершенно спокойно. Они просто ходили, тихо блеяли и иногда пихали Юнни своими пушистыми боками, пока та все еще стояла и в ужасе смотрела на Волка. Когда Волк повел ушами и повернул морду в сторону Юнни, она все еще продолжала стоять. Правда, коленки ее слегка подрагивали, побледневшие губы шевелились, беззвучно произнося какую-то молитву, а из глаз текли обжигающие слезы. Если спросите моего мнения, то в тот момент Юнни и сама была похожа на овечку в своем беленьком платьице и с подрагивающим от страха носиком. Руби зарычала громче. Тогда Волк шагнул из леса и тоже зарычал. Кажется, только после этого глупых овец стало что-то беспокоить. Они настороженно завертели головами, а когда Волк огромными прыжками рванулся в их сторону, бросились врассыпную. Одна налетела прямо на Юнни, заставив ее тихо вскрикнуть и повалиться в траву, свернувшись калачиком на земле, отчаянно вдыхая запах росы и своих недолгих одиннадцати прожитых лет. Собака завизжала и заскулила, а Юнни лишь сильнее вжалась в землю, закрывая уши руками. Юнни подумала, что всего этого бы не случилось, если бы ее кузен, сын тети Эллы, не уехал в город пару месяцев назад и не остался там жить. Раньше они всегда ходили пасти овец вместе. А потом шли обратно и находили на пороге письма от дальних родственников. Родственников было очень много, поэтому письма приходили почти каждый день. Юнни и сын тети Эллы садились на крыльце и вместе читали их, часто болтая при этом с почтальоном. Иногда почтальон приносил и свои собственные рукописи — сказки, которые так нравились Юнни. Если бы сын тети Эллы был тут со своим ружьем, он бы сразу же, не теряя и секунды, застрелил Большого-Большого Волка. На самом деле Юнни всегда очень любила своего кузена. Если бы он только был тут… Но его тут не было. Тут была только сама Юнни и ее овечки. И собака отца. Хотя ее, наверное, тут тоже уже не было. Юнни бы тоже хотела оказаться где-то не здесь, но, безусловно, не там, где сейчас была Руби. И тогда, цепляясь за свою маленькую жизнь, Юнни поползла. Она ползла по сырой земле, вслушиваясь в оглушающее ее блеяние овец и дыхание Волка. Когда среди травы мелькнул окровавленный клочок белой шерсти, Юнни всхлипнула, прикрыла рот ладонью и зажмурилась. К горлу подкатила тошнота. Юнни поймала себя на внезапной мысли, что ее тело тоже могло бы валяться среди этой травы, перепачканное в крови и разорванное на куски. Съедают ли волки внутренности своих жертв? Да, съедают, если вам действительно интересно. И пусть в тот момент Юнни еще этого не знала, ее все равно стошнило. Юнни поперхнулась и закашлялась. Пытаясь подавить кашель, поперхнулась еще сильнее. Хватая ртом воздух и стоя на четвереньках, она подняла глаза, надеясь разглядеть сквозь высокую траву крыши домов. Разглядела только спину Большого-Большого Волка. Разглядела то, как он заносит лапу над очередной овцой, как опускает ее и сносит животному половину черепа одним ударом. «Интересно, а у всех волков такие длинные пальцы или только у этого? Есть ли у волков вообще пальцы?» — подумала Юнни, спешно отползая. Она обязательно еще подумает об этом потом. Почему-то Юнни очень хотелось верить, что это самое «потом» обязательно случится. И оно действительно случилось. Когда Юнни отползла подальше, она неуверенно поднялась на ноги и, спотыкаясь, бросилась в деревню. То и дело в траве мелькала белая шерсть, перемазанная в крови, рядом — розовато-серые ниточки кишок. Юнни подумала о том, как ей жалко этих овечек, но себя ей все равно было жаль чуть больше, поэтому она лишь ускорилась, продолжая держать в поле зрения самый ближний дом. Дыхание сбилось, в горло точно воткнули раскаленный железный прут, но Юнни рискнула обернуться. Она была готова обнаружить, что Большой-Большой Волк бежит за ней, скалясь и роняя слюну, клацая зубами и так и норовя схватить ее своими когтями. Но ничего из этого не случилось. Ничего вообще не случилось, потому что, врезавшись ладонями в деревянную стену дома и обернувшись, Юнни увидела только поле и лес. Поле, лес и никакого Волка. И именно тогда Юнни стало жаль овечек и Руби чуть больше, чем себя. 2 Днем во вторник Юнни сидела на кровати своего лучшего друга Луи и все еще тряслась от страха. Обычно она успокаивалась, когда читала письма от родственников, но что в понедельник, что во вторник она была слишком напугана, чтобы их искать, а на крыльце ничего почему-то не было. Юнни решила, что их просто сдул ветер, но я-то знаю, что их даже не приносили. Откуда я это знаю? Потом поймете. Когда прошлым утром Юнни забарабанила в дверь одного из домов, громко рыдая, ей никто не открыл. Тогда она побежала к другим соседям, а те уже передали ее бабушке Луи, ведь все знали, что, если в лесу объявлялся новый волк, на него сразу же устраивали охоту, на которую уходили все взрослые. — Какой он? — Луи ткнул Юнни пальцем в плечо, но она лишь сильнее вцепилась в одеяло и помотала головой. — Давай, расскажи мне. Очевидно, Луи тоже никогда не видел живого волка, хотя еще несколько дней назад хвастался, что заметил одного в лесу. Сейчас Юнни не было дела до того, что ее лучший друг соврал ей. На месте Юнни я бы ему врезал. Не люблю лжецов, но, надо сказать, Луи действительно был неплохим мальчишкой. Юнни вообще не думала об этом маленьком обмане, она думала о том, как повезло тем нескольким овечкам, которые все же уцелели, разбежавшись по полю. Бабушка Луи просто пошла и загнала их обратно в хлев, перед этим перебинтовав одну, ведь Волк укусил ее прямо за бок. Если бы сын тети Эллы был тут, если бы он не уехал в город, он бы точно посадил Юнни к себе на колени и рассказывал ей сказки, пока она бы не успокоилась. По скромному мнению Юнни, он вообще был лучшим кузеном на свете. — Взрослые не поймают его, — прошептала она, серьезно посмотрев на Луи. — Это еще почему? — он нахмурился и откинулся на подушку, чтобы сидеть прямо напротив Юнни. — Твой отец уже убивал нескольких. Это все знают. — Все знают, — тихо повторила Юнни. — Но они ищут волка. А это был оборотень. А оборотень — это наполовину человек. Она же обещала самой себе, что обязательно подумает о длинных серых пальцах Большого-Большого Волка. Вот она и подумала. Подумала, сложила их и то, что он передвигался на задних лапах, и пришла к такому довольно простому выводу. К выводу, который Луи, кажется, не разделял. Тем не менее спорить с ней он не стал. — Волк есть волк, — он потрепал Юнни по волосам, — и они его поймают. Вот поэтому Юнни с ним и дружила. Он не спросил, почему она никому не сказала о том, что это был оборотень, а не просто волк. Он просто попытался ее поддержать. Юнни коротко кивнула и отвернулась к окну, обхватив колени руками. Говорить с Луи ей сейчас не очень хотелось. Она просто сидела на его кровати и думала о том, что ей очень жалко взрослых. Себя, Руби, овечек, взрослых и Большого-Большого Волка, ведь если Луи прав, то этого самого Волка убьют. А если права она, то он отчасти человек. А его убьют. 3 В среду, насколько мне известно, произошло сразу несколько вещей. Во-первых, с утра Юнни нашла на крыльце пару писем. Одно из них было чуть испачкано кровью, но это, наверное, было из-за того, что в понедельник, когда она барабанила в дверь дома почтальона, а это ведь именно его дом был ближайшим к лесу, она споткнулась о его сумку. Скорее всего, она сама ее и испачкала, а уже потом он убрал туда новые письма, и на них тоже появились капли. Почтальон каждое утро ходил с этой сумкой в другую деревню, забирал почту, а после разносил ее. Из всего этого важно было лишь то, что она нашла письма и весь день читала их, тем самым приходя в себя. Во-вторых, вечером вернулись взрослые. Отец погладил Юнни по ее светлым волосам, а потом вздохнул и сказал, что Волка они, к сожалению, не нашли. Зато они сделали кое-что другое. Они вырыли яму. Так вот, в-третьих, на краю леса, как раз там, где, по словам Юнни, она впервые увидела Волка, появилась черная продолговатая яма с вкопанными на дне кольями. Взрослые сказали, что, если Волк захочет подойти к деревне, она его остановит. Юнни же казалось, что Волка таких размеров не остановит уже ничто. Надо отдать ей должное, Юнни никогда не была глупой девочкой. Поэтому даже в тот момент она была права. В-четвертых, как оказалось, вскоре об этом догадались и сами взрослые. Точнее, догадались они о том, что с Волком явно было что-то не так. Обычно ведь так и бывает — вы начинаете что-то подозревать, если овечка, укушенная неким животным, ведет себя странно, а после… Загрызает своих выживших собратьев. Я узнал обо всем этом от Юнни, которая, конечно, не видела всего своими глазами, но слышала от Луи, а тот, в свою очередь, слышал это от взрослых. От взрослых, которые этой же ночью, убив взбесившуюся овцу, направились в лес с собаками, с фонарями, факелами и ружьями. Оборотней в этих краях давно не было, и всем хотелось как можно быстрее разобраться с этой проблемой. Если бы сын тети Эллы не уехал в город, то наверняка пошел бы с ними и убил Волка. Или позвал бы Юнни и Луи, и они вместе пошли бы на озеро, чтобы отвлечься от всей этой истории. В конце концов, он тоже, как и Луи, был очень хорошим мальчиком. Вместо этого Юнни и Луи остались сидеть дома. И Юнни вновь было жалко себя, Руби, овечек, взрослых, Большого-Большого Волка и бабушку Луи, ведь она бегала за этими овечками по всему полю, а теперь они все равно мертвы. 4 Утром в четверг взрослые притащили в деревню волчонка. Надо, опять же, отдать Юнни должное — она сразу сказала всем, что это не Большой-Большой Волк. Ведь это логично — Большой-Большой Волк должен быть Большим-Большим, а этот… Был чуть меньше. Если бы вы спросили меня, я бы сказал, что этот волчонок был средних размеров. Все указывало на одно — взрослые поймали не того. Но вы же знаете этих людей. Если уж они поймали свою добычу, то ни за что ее не отпустят. И я не говорю, что волки лучше. Они такие же. Но они хотя бы не ставят себя выше. Но нам стоит вернуться к истории о Юнни. Так вот, утром в четверг Юнни сказала взрослым, что это не Большой-Большой Волк, а они, конечно же, ее не послушали. Они заперли волчонка в одном из пустующих хлевов, в надежде на то, что к вечеру он превратится в человека и тогда они все «потолкуют». Юнни тогда действительно поверила, что они собираются с ним поговорить. Честно говоря, я иногда поражаюсь ее наивности. Поздно вечером, когда никакого обращения так и не случилось, взрослые потащили волчонка на веревке в сторону леса. Отец Юнни взял ее за руку и повел следом за толпой. На Юнни вновь было это ее беленькое платьице, в котором она очень напоминала овечку. Кажется, Юнни просто нравился белый цвет. И я ее в этом поддерживаю. Юнни потом сказала мне, что не помнит, откуда среди взрослых взялся Луи. А вот я помню это очень хорошо. Я ведь был там тогда. Юнни не видела меня, но я прекрасно видел ее. И видел, как Луи, прячась за домами, побежал за ней и ее отцом, а после затерялся в толпе взрослых. Взрослые подвели волчонка прямо к яме на краю леса, а после стали размахивать перед собой горящими факелами, заставляя его пятиться к ней. Отец Юнни положил руки ей на плечи и заставил ее смотреть. — Это поможет тебе избавиться от страха, — сказал он. — Даже если это не тот твой Большой-Большой Волк… Запах крови привлечет его. И через несколько дней мы расправимся и с ним. Благодаря тому, что Юнни стояла совсем близко, она смогла хорошо разглядеть волчонка. У него тоже были вытянутые серые пальцы с длинными когтями. Я уже говорил, что Юнни была очень смышленой девочкой? Так вот, она сразу поняла, что это, конечно же, тоже оборотень. Не поняла Юнни только того, почему он не хочет превратиться обратно в человека. Они пересеклись взглядами, и волчонок бросился прямо на нее. Тогда один из взрослых ткнул его острой палкой в брюхо. Волчонок заскулил, на траву закапала кровь. Юнни попыталась отшатнуться и уйти, но отец слишком крепко держал ее. Мне это не нравилось, но ничего сделать я не мог. Я стоял среди людей и держал факел подрагивающей рукой. Я точно знаю, в тот момент Юнни подумала о том, что, если бы только сын тети Эллы не уехал в город, он бы не позволил ее отцу так с ней обращаться. Я просто стоял и наблюдал за тем, как люди продолжали теснить волчонка к яме. И тогда он вновь бросился вперед. Прямо на людей с факелами. Несколько человек упали, Луи, стоящий среди них, громко вскрикнул, а в воздухе запахло паленой шерстью. Тогда-то в дело и вмешался отец Юнни. Он тоже взял в руки острую палку, двумя быстрыми шагами приблизился к волчонку и воткнул ее прямо ему поперек хребта. А после потащил к яме. Люди воодушевленно закричали и захлопали, а я бросился оттуда прочь. Я бежал, прикрывая уши, и старался не слышать ничего. Но я думал. Я много думал, и мне было очень жалко. Мне было жалко себя, глупую Руби, бесстрашно бросающуюся на волков, милых мягких овечек, бездушных взрослых, бабушку Луи, волчонка и Юнни с ее красивеньким, но уже не таким белым платьицем. Не таким белым, потому что, когда отец Юнни вонзил свою острую палку волчонку в спину, пара капель угодила на белую ткань. 5 Ночью с четверга на пятницу Юнни впервые за эти дни спала не в комнате Луи, а у себя дома. Сон у нее был один — большая и длинная черная яма с кольями на дне. И Большой-Большой Волк, вылезающий из нее. Утром в пятницу Юнни, надев новое белое платьице и переступив через письма, так привычно появившиеся на рассвете у порога, сама постучала Луи в окно. Он сначала долго отнекивался. Говорил, что плохо себя чувствует, ведь вчера вечером он умудрился поцарапаться о корень, но в конце концов согласился пойти с ней к яме. Почему? Наверное, потому, что Юнни сказала ему, что ее кузен, сын тети Эллы, точно бы согласился, а еще не стал бы спорить с ней. А Луи всегда очень хотел походить на сына тети Эллы, во многом потому, что Юнни была от него в восторге. А Луи, может, тоже хотелось, чтобы такая девочка, как Юнни, им восхищалась. Поэтому он и пошел. Просто потому, что ему очень захотелось быть хоть немного похожим на сына тети Эллы. Правда, когда Луи заглянул на дно черной ямы, быть похожим на сына тети Эллы ему резко перехотелось. Ладно, на самом деле я не могу точно знать, что там подумал Луи в тот момент. Но могу предположить, ведь, знаете, когда тебе одиннадцать и ты смотришь на проткнутое кольями и залитое кровью тело на дне ямы, когда ты видишь, как один из этих кольев прошел прямо сквозь череп, расколов его… Полагаю, ты немного в шоке и, мягко говоря, испытываешь определенные негативные эмоции. Луи было закричал, но Юнни быстро зажала ему рот рукой. В тот момент рушился ее маленький детский мирок, ведь, если ее братик, сын тети Эллы, сейчас лежит на дне ямы, получается, он тоже был оборотнем. И не уехал ни в какой город. О том, что было дальше в этот день, Юнни не рассказала мне. Но я подозреваю, что она подхватила Луи под руку и потащила в сторону дома тети Эллы. И, должно быть, мальчишка всю дорогу вырывался, жалуясь Юнни, как у него болит поцарапанная днем ранее нога и как ему нужно домой. Я не могу вам точно рассказать, о чем Юнни и Луи говорили со старой Эллой Смит. Возможно, о том, что они знают правду. Такой умненькой девочке, как Юнни, нетрудно было догадаться, что тетя Элла, конечно же, знала, кем стал ее сын. Оборотнем. Знала ли она наверняка, что волчонок, убитый вчера, был им? Понятия не имею. Наверное, нет, иначе бы она точно попыталась остановить других взрослых. В сущности, я вообще ничего не знаю об этом разговоре, кроме нескольких вещей. Во-первых, сын Эллы Смит увидел в лесу Большого-Большого Волка и попытался его убить. Во-вторых, сын Эллы Смит был укушен этим волком. В-третьих, сын Эллы Смит отказался принимать помощь матери и просто сбежал в лес, боясь навредить ей и своей обожаемой маленькой кузине Юнни. В-четвертых… В тот день, после того самого разговора, малышка Юнни поклялась отомстить всем волкам в округе. А в особенности Большому-Большому Волку. — Я убью его, — сказала Юнни, когда за ними захлопнулась дверь, — поймаю и убью. — Ты сама говорила, что он оборотень… — прошептал Луи, чуть припадая на ногу. — А оборотень — это наполовину человек. А ты хочешь его… — Волк есть волк, — отчеканила Юнни. — И я его поймаю. Отходя от дома тети Эллы, Юнни было жалко себя, Руби, овечек, взрослых, бабушку Луи, сына тети Эллы... А вот кого ей больше не было жалко — так это Большого-Большого Волка. 6 В субботу… Стойте, вам, наверное, интересно было бы услышать, откуда взялся Большой-Большой Волк, правда? Это ведь как раз та история, которую вы не услышите даже от Юнни, если когда-нибудь ее встретите. Просто потому, что она и сама не знает. А я знаю. Я знаю, что Большой-Большой Волк пришел из соседнего леса, того, что за тем, рядом с которым жила Юнни. А до этого он жил еще в одном лесу, а до этого… Что ж, до этого он и сам жил в какой-то деревне, и у него были две дочки, так похожие чем-то на Юнни, которым он любил рассказывать сказки. Но это было слишком давно и больно, так что даже Большой-Большой Волк не любил об этом вспоминать. А теперь Большой-Большой Волк жил самой обычной жизнью в самой обычной деревне, а Большим-Большим Волком вообще становился раз в три месяца. Так с оборотнями и бывает. Они не превращаются в убийц каждое полнолуние. Это ведь всего лишь слухи, придуманные людьми. А вот теперь, когда вы все это знаете, мы можем наконец вернуться к истории Юнни, которая тем субботним вечером сидела дома у Луи и ела вместе с ним пирожки, испеченные его бабушкой. Я уже говорил, что ненавижу лжецов. Но несмотря на это я все еще считаю, что Луи был очень хорошим мальчишкой. Несмотря на то, что в тот вечер, когда бабушка ушла с кухни, он взглянул на свою подругу, только сейчас взявшуюся прочесть утреннюю почту и крошечный рассказ, оставленный почтальоном специально для нее, и решил сделать самую страшную, самую пугающую его вещь. Луи решил солгать Юнни. Когда позже Юнни рассказывала мне об этом, она ни слова не проронила о том, что на самом деле испытала в тот момент. — Я не поцарапался об корень, — произнес Луи. — Тот волчонок укусил меня. Я никогда не понимал смысла лжи, но Луи, очевидно, очень нравилась Юнни, даже со всей ее нездоровой одержимостью волками. Если бы я только был там, я бы обязательно попытался убедить малышку Юнни в том, что сам видел, как Луи, отшатнувшись от волчонка, просто споткнулся и упал, оцарапав ногу. — Но это и отлично! — продолжил Луи. — Я же… Я… Кажется, он не придумал, какую пользу мог бы принести своей лучшей подруге в качестве оборотня. Это было не важно. Юнни придумала все за него. — Ты чувствуешь какие-то изменения? — Ее глаза загорелись огнем. — Может, лучше видишь? Или твое обоняние вышло на новый уровень? Луи задумался. Зная, что примерно испытывает организм человека при обращении, могу поклясться, что в тот момент ничего подобного он не ощущал. Думаю, ему просто очень хотелось понравиться Юнни, произвести на нее хорошее впечатление. Поэтому он вновь сделал то, чего я никогда не одобрял, — он снова солгал ей. — Да, думаю, да. Я лучше чувствую запахи и… И все такое, — Луи кивнул, а Юнни улыбнулась еще шире. — В таком случае завтра ты по запаху поможешь мне выследить Большого-Большого Волка. Эта фраза поставила жирную точку в прошедшем дне. Хотя, стоя на крыльце дома и провожая Юнни, Луи задал ей еще один вопрос. — Ты же не ненавидишь меня из-за этого? Если я стану волком… Оборотнем… — Ты не волк, — с мягкой улыбкой произнесла Юнни. — Ты мой друг. И если мы научимся применять твои способности ради блага людей, никто и заикнуться не посмеет о том, что ты опасен. И Луи ей поверил. В конце концов, Юнни была его лучшей подругой. Подругой, не отвернувшейся от него даже сейчас. Подругой детства. И очень красивой девочкой. Когда Юнни возвращалась домой, ей больше не было жалко себя. Ей не было жалко себя, Руби, овечек, взрослых, бабушку Луи и его самого, сына тети Эллы… Но ей совсем немного было жалко Большого-Большого Волка, ведь он еще не знал, что Юнни объявила на него собственную охоту. 7 Утром в воскресенье Юнни не надела свое красивое белое платьице. Уж не знаю, где она взяла красное, но этот цвет мне нравился намного меньше. — Я буду яркой и сразу привлеку к себе внимание Волка, — радостно сообщила она Луи, забирая у него из рук корзинку. В корзинке лежали вчерашние пирожки. Юнни и Луи решили, что раз уж они идут в лес, то это надолго, а ведь по дороге они наверняка проголодаются. В другой руке Юнни держала ту самую острую деревянную палку, которой ее отец проткнул сына тети Эллы. Юнни сказала, что, если они найдут Большого-Большого Волка, а они обязательно его найдут, ей потом будет легче отстирать платье. — Зачем мы идем к яме? — Луи посмотрел на Юнни, но та как ни в чем не бывало шагала вперед. — Ну, тебе же надо понюхать, как пахнет оборотень, чтобы выслеживать его. Я вот не понимаю, почему люди из деревни не убрали тело сына Эллы Смит, даже когда увидели, кто это был. Наверное, решили, что, раз кровь пролита, пусть в яме и остается. Кровь есть кровь, не важно, человеческая или волчья. И она, по мнению взрослых, должна была привлечь Большого-Большого Волка. Я надеюсь, они хотя бы пошли к бедной Элле Смит и выразили ей свои соболезнования. Наверное, для Луи это все звучало логично. Логично для него прозвучала и просьба Юнни встать на четвереньки и наклониться ниже над ямой, чтобы лучше различить запах. Возможно, когда Юнни пронзила его палкой прямо посередине спины, для него это тоже было логично. Но я все же хотел бы верить, что Луи просто не успел ничего понять. Мне также хотелось бы верить, что он уже ничего не чувствовал, когда Юнни сбросила его в яму, предварительно измазав его кровью себя и деревянный кол. В то воскресное утро, подхватив с земли корзинку, Юнни направилась в лес. Ей не было жалко Луи. Он правильно когда-то сказал ей — волк есть волк. Ей не было жалко его бабушку и не было жалко Большого-Большого Волка. Ей вообще в тот момент никого не было жалко. 8 Сегодня понедельник. С того воскресенья прошло уже около пяти лет. Все эти годы Юнни искала Большого-Большого Волка. Искала его долго и очень внимательно, ведь Большим-Большим Волком он становился лишь раз в три месяца. А еще часто переезжал. Наверное, это и привлекло к нему внимание Юнни. Два с половиной месяца назад она нашла его, и, я точно знаю, скоро она его убьет. Наверное, теперь вам интересно, зачем Юнни рассказала мне всю эту историю? Она не знает. И я тоже не знаю. Наверное, тот понедельник пятилетней давности создал между нами какую-то связь. Связь нерушимую и неправильную. Связь идеи и одержимости. Сегодня вечером она сказала мне об этом, когда привязывала железной цепью к дереву. Из веревки, державшей меня все это время, мне вчера удалось выпутаться. Все эти два с половиной месяца, каждый вечер, она приходила ко мне и по частям рассказывала эту историю. Она сказала, что больше никогда не убьет человека, пока не убедится, что он оборотень. Хотя, как мне кажется, в отношении меня она уверена. Она уверена, просто мучает меня и ждет, когда я запишу ее слова красиво, как я умею и как ей всегда нравилось, когда она была маленькой девочкой. Я напишу это как еще одну из своих сказок, а потом буду переписывать ее и переписывать, создам множество копий, а Юнни сложит их в мою почтальонскую сумку и понесет раздавать всем в деревне. Чтобы доказать, что она не просто так убила Луи, что это была огромная ошибка. А потом, в ночь обращения, Юнни вернется и занесет надо мной кол. И тогда лес пронзит отчаянный вой. И тогда Юнни, возможно, впервые за столько лет вновь станет жалко, что уже нет той девочки в белом платьице, пасущей своих овечек. И нет больше Волка, Большого-Большого Волка. #ТинаБерр
Аномалии мистика и не только
Волки, овцы и снова волки
1
Утром в понедельник Юнни впервые увидела живого волка. Я точно знаю, что до этого она видела волчьи шкуры и отрезанные волчьи хвосты, видела волчьи зубы и, конечно, видела очень много волков, нарисованных в детских книжках. Но живого, самого настоящего, Большого-Большого Волка она видела впервые.
Юнни стояла и смотрела на Волка. Волк тоже стоял. Стоял на задних лапах на самом краю леса и принюхивался. Руби — собака отца, которую Юнни всегда брала с собой, когда шла по утрам пасти овец, — тоже принюхивалась. И рычала.
Те самые овцы, кстати, единственные вели себя совершенно спокойно. Они просто ходили, тихо блеяли и иногда пихали Юнни своими пушистыми боками, пока та все еще стояла и в ужасе смотрела на Волка.
Когда Волк повел ушами и повернул морду в сторону Юнни, она все еще продолжала стоять. Правда, коленки ее слегка подрагивали, побледневшие губы шевелились, беззвучно произнося какую-то молитву, а из глаз текли обжигающие слезы. Если спросите моего мнения, то в тот момент Юнни и сама была похожа на овечку в своем беленьком платьице и с подрагивающим от страха носиком.
Руби зарычала громче. Тогда Волк шагнул из леса и тоже зарычал. Кажется, только после этого глупых овец стало что-то беспокоить. Они настороженно завертели головами, а когда Волк огромными прыжками рванулся в их сторону, бросились врассыпную. Одна налетела прямо на Юнни, заставив ее тихо вскрикнуть и повалиться в траву, свернувшись калачиком на земле, отчаянно вдыхая запах росы и своих недолгих одиннадцати прожитых лет.
Собака завизжала и заскулила, а Юнни лишь сильнее вжалась в землю, закрывая уши руками. Юнни подумала, что всего этого бы не случилось, если бы ее кузен, сын тети Эллы, не уехал в город пару месяцев назад и не остался там жить. Раньше они всегда ходили пасти овец вместе. А потом шли обратно и находили на пороге письма от дальних родственников. Родственников было очень много, поэтому письма приходили почти каждый день. Юнни и сын тети Эллы садились на крыльце и вместе читали их, часто болтая при этом с почтальоном. Иногда почтальон приносил и свои собственные рукописи — сказки, которые так нравились Юнни.
Если бы сын тети Эллы был тут со своим ружьем, он бы сразу же, не теряя и секунды, застрелил Большого-Большого Волка. На самом деле Юнни всегда очень любила своего кузена. Если бы он только был тут… Но его тут не было. Тут была только сама Юнни и ее овечки. И собака отца. Хотя ее, наверное, тут тоже уже не было. Юнни бы тоже хотела оказаться где-то не здесь, но, безусловно, не там, где сейчас была Руби.
И тогда, цепляясь за свою маленькую жизнь, Юнни поползла.
Она ползла по сырой земле, вслушиваясь в оглушающее ее блеяние овец и дыхание Волка. Когда среди травы мелькнул окровавленный клочок белой шерсти, Юнни всхлипнула, прикрыла рот ладонью и зажмурилась. К горлу подкатила тошнота. Юнни поймала себя на внезапной мысли, что ее тело тоже могло бы валяться среди этой травы, перепачканное в крови и разорванное на куски. Съедают ли волки внутренности своих жертв?
Да, съедают, если вам действительно интересно.
И пусть в тот момент Юнни еще этого не знала, ее все равно стошнило.
Юнни поперхнулась и закашлялась. Пытаясь подавить кашель, поперхнулась еще сильнее. Хватая ртом воздух и стоя на четвереньках, она подняла глаза, надеясь разглядеть сквозь высокую траву крыши домов.
Разглядела только спину Большого-Большого Волка. Разглядела то, как он заносит лапу над очередной овцой, как опускает ее и сносит животному половину черепа одним ударом.
«Интересно, а у всех волков такие длинные пальцы или только у этого? Есть ли у волков вообще пальцы?» — подумала Юнни, спешно отползая. Она обязательно еще подумает об этом потом. Почему-то Юнни очень хотелось верить, что это самое «потом» обязательно случится.
И оно действительно случилось. Когда Юнни отползла подальше, она неуверенно поднялась на ноги и, спотыкаясь, бросилась в деревню. То и дело в траве мелькала белая шерсть, перемазанная в крови, рядом — розовато-серые ниточки кишок. Юнни подумала о том, как ей жалко этих овечек, но себя ей все равно было жаль чуть больше, поэтому она лишь ускорилась, продолжая держать в поле зрения самый ближний дом.
Дыхание сбилось, в горло точно воткнули раскаленный железный прут, но Юнни рискнула обернуться. Она была готова обнаружить, что Большой-Большой Волк бежит за ней, скалясь и роняя слюну, клацая зубами и так и норовя схватить ее своими когтями.
Но ничего из этого не случилось. Ничего вообще не случилось, потому что, врезавшись ладонями в деревянную стену дома и обернувшись, Юнни увидела только поле и лес.
Поле, лес и никакого Волка. И именно тогда Юнни стало жаль овечек и Руби чуть больше, чем себя.
2
Днем во вторник Юнни сидела на кровати своего лучшего друга Луи и все еще тряслась от страха. Обычно она успокаивалась, когда читала письма от родственников, но что в понедельник, что во вторник она была слишком напугана, чтобы их искать, а на крыльце ничего почему-то не было. Юнни решила, что их просто сдул ветер, но я-то знаю, что их даже не приносили. Откуда я это знаю? Потом поймете.
Когда прошлым утром Юнни забарабанила в дверь одного из домов, громко рыдая, ей никто не открыл. Тогда она побежала к другим соседям, а те уже передали ее бабушке Луи, ведь все знали, что, если в лесу объявлялся новый волк, на него сразу же устраивали охоту, на которую уходили все взрослые.
— Какой он? — Луи ткнул Юнни пальцем в плечо, но она лишь сильнее вцепилась в одеяло и помотала головой. — Давай, расскажи мне.
Очевидно, Луи тоже никогда не видел живого волка, хотя еще несколько дней назад хвастался, что заметил одного в лесу. Сейчас Юнни не было дела до того, что ее лучший друг соврал ей. На месте Юнни я бы ему врезал. Не люблю лжецов, но, надо сказать, Луи действительно был неплохим мальчишкой.
Юнни вообще не думала об этом маленьком обмане, она думала о том, как повезло тем нескольким овечкам, которые все же уцелели, разбежавшись по полю. Бабушка Луи просто пошла и загнала их обратно в хлев, перед этим перебинтовав одну, ведь Волк укусил ее прямо за бок.
Если бы сын тети Эллы был тут, если бы он не уехал в город, он бы точно посадил Юнни к себе на колени и рассказывал ей сказки, пока она бы не успокоилась. По скромному мнению Юнни, он вообще был лучшим кузеном на свете.
— Взрослые не поймают его, — прошептала она, серьезно посмотрев на Луи.
— Это еще почему? — он нахмурился и откинулся на подушку, чтобы сидеть прямо напротив Юнни. — Твой отец уже убивал нескольких. Это все знают.
— Все знают, — тихо повторила Юнни. — Но они ищут волка. А это был оборотень. А оборотень — это наполовину человек.
Она же обещала самой себе, что обязательно подумает о длинных серых пальцах Большого-Большого Волка. Вот она и подумала. Подумала, сложила их и то, что он передвигался на задних лапах, и пришла к такому довольно простому выводу.
К выводу, который Луи, кажется, не разделял. Тем не менее спорить с ней он не стал.
— Волк есть волк, — он потрепал Юнни по волосам, — и они его поймают.
Вот поэтому Юнни с ним и дружила. Он не спросил, почему она никому не сказала о том, что это был оборотень, а не просто волк. Он просто попытался ее поддержать.
Юнни коротко кивнула и отвернулась к окну, обхватив колени руками. Говорить с Луи ей сейчас не очень хотелось. Она просто сидела на его кровати и думала о том, что ей очень жалко взрослых. Себя, Руби, овечек, взрослых и Большого-Большого Волка, ведь если Луи прав, то этого самого Волка убьют.
А если права она, то он отчасти человек. А его убьют.
3
В среду, насколько мне известно, произошло сразу несколько вещей.
Во-первых, с утра Юнни нашла на крыльце пару писем. Одно из них было чуть испачкано кровью, но это, наверное, было из-за того, что в понедельник, когда она барабанила в дверь дома почтальона, а это ведь именно его дом был ближайшим к лесу, она споткнулась о его сумку. Скорее всего, она сама ее и испачкала, а уже потом он убрал туда новые письма, и на них тоже появились капли. Почтальон каждое утро ходил с этой сумкой в другую деревню, забирал почту, а после разносил ее.
Из всего этого важно было лишь то, что она нашла письма и весь день читала их, тем самым приходя в себя.
Во-вторых, вечером вернулись взрослые. Отец погладил Юнни по ее светлым волосам, а потом вздохнул и сказал, что Волка они, к сожалению, не нашли. Зато они сделали кое-что другое. Они вырыли яму.
Так вот, в-третьих, на краю леса, как раз там, где, по словам Юнни, она впервые увидела Волка, появилась черная продолговатая яма с вкопанными на дне кольями. Взрослые сказали, что, если Волк захочет подойти к деревне, она его остановит. Юнни же казалось, что Волка таких размеров не остановит уже ничто. Надо отдать ей должное, Юнни никогда не была глупой девочкой. Поэтому даже в тот момент она была права.
В-четвертых, как оказалось, вскоре об этом догадались и сами взрослые. Точнее, догадались они о том, что с Волком явно было что-то не так. Обычно ведь так и бывает — вы начинаете что-то подозревать, если овечка, укушенная неким животным, ведет себя странно, а после… Загрызает своих выживших собратьев.
Я узнал обо всем этом от Юнни, которая, конечно, не видела всего своими глазами, но слышала от Луи, а тот, в свою очередь, слышал это от взрослых. От взрослых, которые этой же ночью, убив взбесившуюся овцу, направились в лес с собаками, с фонарями, факелами и ружьями. Оборотней в этих краях давно не было, и всем хотелось как можно быстрее разобраться с этой проблемой. Если бы сын тети Эллы не уехал в город, то наверняка пошел бы с ними и убил Волка. Или позвал бы Юнни и Луи, и они вместе пошли бы на озеро, чтобы отвлечься от всей этой истории. В конце концов, он тоже, как и Луи, был очень хорошим мальчиком.
Вместо этого Юнни и Луи остались сидеть дома. И Юнни вновь было жалко себя, Руби, овечек, взрослых, Большого-Большого Волка и бабушку Луи, ведь она бегала за этими овечками по всему полю, а теперь они все равно мертвы.
4
Утром в четверг взрослые притащили в деревню волчонка.
Надо, опять же, отдать Юнни должное — она сразу сказала всем, что это не Большой-Большой Волк. Ведь это логично — Большой-Большой Волк должен быть Большим-Большим, а этот… Был чуть меньше. Если бы вы спросили меня, я бы сказал, что этот волчонок был средних размеров. Все указывало на одно — взрослые поймали не того.
Но вы же знаете этих людей. Если уж они поймали свою добычу, то ни за что ее не отпустят. И я не говорю, что волки лучше. Они такие же. Но они хотя бы не ставят себя выше.
Но нам стоит вернуться к истории о Юнни.
Так вот, утром в четверг Юнни сказала взрослым, что это не Большой-Большой Волк, а они, конечно же, ее не послушали. Они заперли волчонка в одном из пустующих хлевов, в надежде на то, что к вечеру он превратится в человека и тогда они все «потолкуют». Юнни тогда действительно поверила, что они собираются с ним поговорить.
Честно говоря, я иногда поражаюсь ее наивности.
Поздно вечером, когда никакого обращения так и не случилось, взрослые потащили волчонка на веревке в сторону леса. Отец Юнни взял ее за руку и повел следом за толпой. На Юнни вновь было это ее беленькое платьице, в котором она очень напоминала овечку. Кажется, Юнни просто нравился белый цвет. И я ее в этом поддерживаю.
Юнни потом сказала мне, что не помнит, откуда среди взрослых взялся Луи. А вот я помню это очень хорошо. Я ведь был там тогда. Юнни не видела меня, но я прекрасно видел ее. И видел, как Луи, прячась за домами, побежал за ней и ее отцом, а после затерялся в толпе взрослых.
Взрослые подвели волчонка прямо к яме на краю леса, а после стали размахивать перед собой горящими факелами, заставляя его пятиться к ней.
Отец Юнни положил руки ей на плечи и заставил ее смотреть.
— Это поможет тебе избавиться от страха, — сказал он. — Даже если это не тот твой Большой-Большой Волк… Запах крови привлечет его. И через несколько дней мы расправимся и с ним.
Благодаря тому, что Юнни стояла совсем близко, она смогла хорошо разглядеть волчонка. У него тоже были вытянутые серые пальцы с длинными когтями. Я уже говорил, что Юнни была очень смышленой девочкой? Так вот, она сразу поняла, что это, конечно же, тоже оборотень. Не поняла Юнни только того, почему он не хочет превратиться обратно в человека.
Они пересеклись взглядами, и волчонок бросился прямо на нее. Тогда один из взрослых ткнул его острой палкой в брюхо. Волчонок заскулил, на траву закапала кровь. Юнни попыталась отшатнуться и уйти, но отец слишком крепко держал ее. Мне это не нравилось, но ничего сделать я не мог. Я стоял среди людей и держал факел подрагивающей рукой.
Я точно знаю, в тот момент Юнни подумала о том, что, если бы только сын тети Эллы не уехал в город, он бы не позволил ее отцу так с ней обращаться.
Я просто стоял и наблюдал за тем, как люди продолжали теснить волчонка к яме. И тогда он вновь бросился вперед. Прямо на людей с факелами. Несколько человек упали, Луи, стоящий среди них, громко вскрикнул, а в воздухе запахло паленой шерстью.
Тогда-то в дело и вмешался отец Юнни. Он тоже взял в руки острую палку, двумя быстрыми шагами приблизился к волчонку и воткнул ее прямо ему поперек хребта. А после потащил к яме. Люди воодушевленно закричали и захлопали, а я бросился оттуда прочь.
Я бежал, прикрывая уши, и старался не слышать ничего. Но я думал. Я много думал, и мне было очень жалко. Мне было жалко себя, глупую Руби, бесстрашно бросающуюся на волков, милых мягких овечек, бездушных взрослых, бабушку Луи, волчонка и Юнни с ее красивеньким, но уже не таким белым платьицем. Не таким белым, потому что, когда отец Юнни вонзил свою острую палку волчонку в спину, пара капель угодила на белую ткань.
5
Ночью с четверга на пятницу Юнни впервые за эти дни спала не в комнате Луи, а у себя дома. Сон у нее был один — большая и длинная черная яма с кольями на дне. И Большой-Большой Волк, вылезающий из нее.
Утром в пятницу Юнни, надев новое белое платьице и переступив через письма, так привычно появившиеся на рассвете у порога, сама постучала Луи в окно. Он сначала долго отнекивался. Говорил, что плохо себя чувствует, ведь вчера вечером он умудрился поцарапаться о корень, но в конце концов согласился пойти с ней к яме. Почему? Наверное, потому, что Юнни сказала ему, что ее кузен, сын тети Эллы, точно бы согласился, а еще не стал бы спорить с ней. А Луи всегда очень хотел походить на сына тети Эллы, во многом потому, что Юнни была от него в восторге. А Луи, может, тоже хотелось, чтобы такая девочка, как Юнни, им восхищалась. Поэтому он и пошел. Просто потому, что ему очень захотелось быть хоть немного похожим на сына тети Эллы.
Правда, когда Луи заглянул на дно черной ямы, быть похожим на сына тети Эллы ему резко перехотелось.
Ладно, на самом деле я не могу точно знать, что там подумал Луи в тот момент. Но могу предположить, ведь, знаете, когда тебе одиннадцать и ты смотришь на проткнутое кольями и залитое кровью тело на дне ямы, когда ты видишь, как один из этих кольев прошел прямо сквозь череп, расколов его… Полагаю, ты немного в шоке и, мягко говоря, испытываешь определенные негативные эмоции.
Луи было закричал, но Юнни быстро зажала ему рот рукой. В тот момент рушился ее маленький детский мирок, ведь, если ее братик, сын тети Эллы, сейчас лежит на дне ямы, получается, он тоже был оборотнем. И не уехал ни в какой город.
О том, что было дальше в этот день, Юнни не рассказала мне. Но я подозреваю, что она подхватила Луи под руку и потащила в сторону дома тети Эллы. И, должно быть, мальчишка всю дорогу вырывался, жалуясь Юнни, как у него болит поцарапанная днем ранее нога и как ему нужно домой.
Я не могу вам точно рассказать, о чем Юнни и Луи говорили со старой Эллой Смит. Возможно, о том, что они знают правду.
Такой умненькой девочке, как Юнни, нетрудно было догадаться, что тетя Элла, конечно же, знала, кем стал ее сын. Оборотнем.
Знала ли она наверняка, что волчонок, убитый вчера, был им? Понятия не имею. Наверное, нет, иначе бы она точно попыталась остановить других взрослых. В сущности, я вообще ничего не знаю об этом разговоре, кроме нескольких вещей.
Во-первых, сын Эллы Смит увидел в лесу Большого-Большого Волка и попытался его убить. Во-вторых, сын Эллы Смит был укушен этим волком. В-третьих, сын Эллы Смит отказался принимать помощь матери и просто сбежал в лес, боясь навредить ей и своей обожаемой маленькой кузине Юнни.
В-четвертых… В тот день, после того самого разговора, малышка Юнни поклялась отомстить всем волкам в округе. А в особенности Большому-Большому Волку.
— Я убью его, — сказала Юнни, когда за ними захлопнулась дверь, — поймаю и убью.
— Ты сама говорила, что он оборотень… — прошептал Луи, чуть припадая на ногу. — А оборотень — это наполовину человек. А ты хочешь его…
— Волк есть волк, — отчеканила Юнни. — И я его поймаю.
Отходя от дома тети Эллы, Юнни было жалко себя, Руби, овечек, взрослых, бабушку Луи, сына тети Эллы... А вот кого ей больше не было жалко — так это Большого-Большого Волка.
6
В субботу…
Стойте, вам, наверное, интересно было бы услышать, откуда взялся Большой-Большой Волк, правда? Это ведь как раз та история, которую вы не услышите даже от Юнни, если когда-нибудь ее встретите. Просто потому, что она и сама не знает.
А я знаю. Я знаю, что Большой-Большой Волк пришел из соседнего леса, того, что за тем, рядом с которым жила Юнни. А до этого он жил еще в одном лесу, а до этого… Что ж, до этого он и сам жил в какой-то деревне, и у него были две дочки, так похожие чем-то на Юнни, которым он любил рассказывать сказки. Но это было слишком давно и больно, так что даже Большой-Большой Волк не любил об этом вспоминать. А теперь Большой-Большой Волк жил самой обычной жизнью в самой обычной деревне, а Большим-Большим Волком вообще становился раз в три месяца. Так с оборотнями и бывает. Они не превращаются в убийц каждое полнолуние. Это ведь всего лишь слухи, придуманные людьми.
А вот теперь, когда вы все это знаете, мы можем наконец вернуться к истории Юнни, которая тем субботним вечером сидела дома у Луи и ела вместе с ним пирожки, испеченные его бабушкой.
Я уже говорил, что ненавижу лжецов. Но несмотря на это я все еще считаю, что Луи был очень хорошим мальчишкой. Несмотря на то, что в тот вечер, когда бабушка ушла с кухни, он взглянул на свою подругу, только сейчас взявшуюся прочесть утреннюю почту и крошечный рассказ, оставленный почтальоном специально для нее, и решил сделать самую страшную, самую пугающую его вещь.
Луи решил солгать Юнни. Когда позже Юнни рассказывала мне об этом, она ни слова не проронила о том, что на самом деле испытала в тот момент.
— Я не поцарапался об корень, — произнес Луи. — Тот волчонок укусил меня.
Я никогда не понимал смысла лжи, но Луи, очевидно, очень нравилась Юнни, даже со всей ее нездоровой одержимостью волками. Если бы я только был там, я бы обязательно попытался убедить малышку Юнни в том, что сам видел, как Луи, отшатнувшись от волчонка, просто споткнулся и упал, оцарапав ногу.
— Но это и отлично! — продолжил Луи. — Я же… Я…
Кажется, он не придумал, какую пользу мог бы принести своей лучшей подруге в качестве оборотня. Это было не важно. Юнни придумала все за него.
— Ты чувствуешь какие-то изменения? — Ее глаза загорелись огнем. — Может, лучше видишь? Или твое обоняние вышло на новый уровень?
Луи задумался. Зная, что примерно испытывает организм человека при обращении, могу поклясться, что в тот момент ничего подобного он не ощущал. Думаю, ему просто очень хотелось понравиться Юнни, произвести на нее хорошее впечатление. Поэтому он вновь сделал то, чего я никогда не одобрял, — он снова солгал ей.
— Да, думаю, да. Я лучше чувствую запахи и… И все такое, — Луи кивнул, а Юнни улыбнулась еще шире.
— В таком случае завтра ты по запаху поможешь мне выследить Большого-Большого Волка.
Эта фраза поставила жирную точку в прошедшем дне.
Хотя, стоя на крыльце дома и провожая Юнни, Луи задал ей еще один вопрос.
— Ты же не ненавидишь меня из-за этого? Если я стану волком… Оборотнем…
— Ты не волк, — с мягкой улыбкой произнесла Юнни. — Ты мой друг. И если мы научимся применять твои способности ради блага людей, никто и заикнуться не посмеет о том, что ты опасен.
И Луи ей поверил. В конце концов, Юнни была его лучшей подругой. Подругой, не отвернувшейся от него даже сейчас. Подругой детства. И очень красивой девочкой.
Когда Юнни возвращалась домой, ей больше не было жалко себя. Ей не было жалко себя, Руби, овечек, взрослых, бабушку Луи и его самого, сына тети Эллы… Но ей совсем немного было жалко Большого-Большого Волка, ведь он еще не знал, что Юнни объявила на него собственную охоту.
7
Утром в воскресенье Юнни не надела свое красивое белое платьице. Уж не знаю, где она взяла красное, но этот цвет мне нравился намного меньше.
— Я буду яркой и сразу привлеку к себе внимание Волка, — радостно сообщила она Луи, забирая у него из рук корзинку.
В корзинке лежали вчерашние пирожки. Юнни и Луи решили, что раз уж они идут в лес, то это надолго, а ведь по дороге они наверняка проголодаются. В другой руке Юнни держала ту самую острую деревянную палку, которой ее отец проткнул сына тети Эллы. Юнни сказала, что, если они найдут Большого-Большого Волка, а они обязательно его найдут, ей потом будет легче отстирать платье.
— Зачем мы идем к яме? — Луи посмотрел на Юнни, но та как ни в чем не бывало шагала вперед.
— Ну, тебе же надо понюхать, как пахнет оборотень, чтобы выслеживать его.
Я вот не понимаю, почему люди из деревни не убрали тело сына Эллы Смит, даже когда увидели, кто это был. Наверное, решили, что, раз кровь пролита, пусть в яме и остается. Кровь есть кровь, не важно, человеческая или волчья. И она, по мнению взрослых, должна была привлечь Большого-Большого Волка. Я надеюсь, они хотя бы пошли к бедной Элле Смит и выразили ей свои соболезнования.
Наверное, для Луи это все звучало логично.
Логично для него прозвучала и просьба Юнни встать на четвереньки и наклониться ниже над ямой, чтобы лучше различить запах. Возможно, когда Юнни пронзила его палкой прямо посередине спины, для него это тоже было логично. Но я все же хотел бы верить, что Луи просто не успел ничего понять. Мне также хотелось бы верить, что он уже ничего не чувствовал, когда Юнни сбросила его в яму, предварительно измазав его кровью себя и деревянный кол.
В то воскресное утро, подхватив с земли корзинку, Юнни направилась в лес.
Ей не было жалко Луи. Он правильно когда-то сказал ей — волк есть волк. Ей не было жалко его бабушку и не было жалко Большого-Большого Волка. Ей вообще в тот момент никого не было жалко.
8
Сегодня понедельник. С того воскресенья прошло уже около пяти лет. Все эти годы Юнни искала Большого-Большого Волка. Искала его долго и очень внимательно, ведь Большим-Большим Волком он становился лишь раз в три месяца. А еще часто переезжал. Наверное, это и привлекло к нему внимание Юнни.
Два с половиной месяца назад она нашла его, и, я точно знаю, скоро она его убьет. Наверное, теперь вам интересно, зачем Юнни рассказала мне всю эту историю? Она не знает. И я тоже не знаю. Наверное, тот понедельник пятилетней давности создал между нами какую-то связь. Связь нерушимую и неправильную. Связь идеи и одержимости.
Сегодня вечером она сказала мне об этом, когда привязывала железной цепью к дереву. Из веревки, державшей меня все это время, мне вчера удалось выпутаться. Все эти два с половиной месяца, каждый вечер, она приходила ко мне и по частям рассказывала эту историю. Она сказала, что больше никогда не убьет человека, пока не убедится, что он оборотень. Хотя, как мне кажется, в отношении меня она уверена. Она уверена, просто мучает меня и ждет, когда я запишу ее слова красиво, как я умею и как ей всегда нравилось, когда она была маленькой девочкой. Я напишу это как еще одну из своих сказок, а потом буду переписывать ее и переписывать, создам множество копий, а Юнни сложит их в мою почтальонскую сумку и понесет раздавать всем в деревне. Чтобы доказать, что она не просто так убила Луи, что это была огромная ошибка.
А потом, в ночь обращения, Юнни вернется и занесет надо мной кол. И тогда лес пронзит отчаянный вой. И тогда Юнни, возможно, впервые за столько лет вновь станет жалко, что уже нет той девочки в белом платьице, пасущей своих овечек. И нет больше Волка, Большого-Большого Волка.
#ТинаБерр