НЕ ЦАРЕВНА...

Накормленный и напоенный согласно обычаю, добрый молодец вольготно растянулся на перине, заботливо взбитой Бабой-Ягой, и теперь жалился на судьбу-злодейку под сочувственные вздохи хозяйки.
- Пустили мы, значит, стрелы. Федька, старшой наш, на хоромы боярина Горазда нацелился. В самый ставень попал, что на окошке горенки, где дочка бояринова спать-почивать изволит. Васькина стрела к купцу Михею на подворье упала. А мне купчихи да боярыни без надобности, я о царевне сказочной сызмальства мечтаю. Вот и пустил стрелу в лес нехоженый. Да хорошо так пустил, насилу отыскать смог. У самого края болота нашлась, а рядом – лягушка маленька. Как увидал, так сразу и понял – не иначе царевна заколдованная. На наших лягух-то ничуть не походит: сама зелененька, как трава вешняя, а вокруг тела-то черна полоса, как видно, где кожу лягушачью сшивали. А сама-то скромнехонька: ни словечка ни проронила, а как я ее поцеловать попытался, так и потемнела вся. Смутилась, не иначе. Посадил я невесту свою зачарованную за пазуху, да домой и направился. Только вот солнышко-то уже на покой собралось, пришлось в лесу ночевать. А проснулся – моей зазнобы и след простыл. Где ее искать, как найти – не ведаю. Не поможешь ли чем, бабушка?
Яга развела руками:
- Дело-то непростое. Ты отдыхай, силушки набирайся, утро вечера мудренее. А я с сестрами посоветуюсь. Глядишь, чем и помогут.
И получасу не прошло, как окрестный лес вздрогнул от богатырского храпа, а Яга потихоньку вышла из избы, держа в руке небольшой сверток. Кряхтя да потирая поясницу, подошла она к стоявшей чуть поодаль баньке. На пороге оглянулась, прислушалась к храпу – и с неожиданным проворством шмыгнула внутрь, захлопнув за собою двери.
Положив сверток на лавку, Яга подошла к стоявшей рядом кадушке с водой да постучала по той пальцем, и тут же блеснули из воды два золотистых глаза. Старуха протянула ладонь:
- Выходи-ка, гостья дорогая. Побеседовать бы нам. «Жених»-то у тебя настырный попался, так просто не отделаешься.
На подставленную Ягой ладонь из кадки прыгнула ярко-зеленая лягушка, которая тут же зашлась в негромком, но донельзя возмущенном кваканье.
- Погодь, погодь, милая. – Старуха устало опустилась на лавку. – Понимаю, что просватана ты. И что свадьба скоро, и что лист кувшинки у вас с суженым самый лучший, и что вы уж три десятка имен для будущих икринок подобрали. А что с дурнем этим делать прикажешь? Правда, есть у меня задумка одна. Ладно, попытка – не пытка, а ты пока нишкни.
Яга ссадила лягушку на лавку рядом с собою и развернула сверток, достав оттуда серебряное блюдечко да наливное яблочко. Привычным жестом катнула яблоко, и блюдце отозвалось нежным звоном, нараставшим, покуда не появилось на гладкой поверхности лицо недоброе.
- Не серчай, владыко Кощей, что потревожила о сю пору, - начала Яга напевно, и тут же перебила себя саму, - да не ворчи ты, старый! Стала бы я тебя будить, кабы не дело срочное, неотложное. Сколько у тебя дочерей незамужних осталось? Трое? Вот и славно. Пришлю я к тебе вскоре мóлодца, Иваном звать, пусть девицы на него посмотрят, полюбуются. Ты уж там займи парня службою. Какой, какой… Нешто у тебя поля невспаханного или табуна невыпасенного не отыщется? А ежели какой из дочерей тот молодец по сердцу придется, то пусть его и выручит, как издревле заведено. А нет – не мне тебя учить, сам спровадишь. И передай дочерям-то, что, мол, осерчал ты на одну их них, превратил в лягушку, да сослал на болото, покуда гнев отчий не пройдет. И жила там девица зачарованная без малого год, покуда Иванова стрела ее не нашла. И еще скажи, что прошлой-то ночью сроку конец вышел, оттого ты дочь непокорную в свой терем вернул. А уж из-за чего осерчал, то вы сами придумайте. Семеро дочек у тебя, получше меня знаешь, чем они батюшку разгневать могли.
Мóлодец-то? Ну, не старшой в роду, не наследник. Так и править-то ему рановато, не созрел еще. Дурак? Отчего ж дурак-то? Ну, молод, ну, зелен, так с бессмертным-то тестем мигом ума наберется. Сам посуди, сплошна выгода: Ивану – подвиг, дочери твоей – любовь сказочная. Еще внукам-правнукам рассказывать будет, как жених ради нее ни службы непосильной, ни смерти лютой не побоялся. А ты приданое прибережешь: много ль они с собой заберут, когда наутек кинутся? Слово для такого случая есть, иноземное да мудреное – «э-ко-но-ми-я»!
И последнее, яхонтовый мой. Ты по свету много странствуешь, со многими славными людьми знакомство водишь. Попроси господ сказочников, чтоб поменьше небылиц-то сочиняли. Замаялась я. То жаб прискачет да потребует, чтоб достала ему в невесты «деву ликом прекрасну, да ростом в палец». Еле избавилась от окаянного! То царевич повадился невест обратно домой отправлять, дескать, не настоящие то королевны, потому как горошину под перинами почувствовать не способны. А сам-то, бестолочь, зелену горошину кладет! Та и сплющивается. Как такую почувствуешь? Потом кот ученый цепь золоту потребовал, чтоб той цепью дуб обмотать, а самому по ней взад-вперед ходить, да сказки-песни орать. Он еще и сапоги хотел, еле отговорила. Теперь вот лягушки путешествовать повадились. Нам-то рек да болот не жалко, всем места хватит, да гостьи к нашим местам непривычные: троих уже с попутным клином восвояси отправила. А последняя только-только счастье свое нашла, так дураку на пути и попалась. Ну да невелика печаль.
Так о чем баю – жди гостя, Кощеюшка. Пусть дочери готовятся, да про меня не забывают – в гости заглядывают. Покойной вам ночи.
Яга отложила в сторону блюдце, осторожно провела пальцем по лягушачьей спинке:
- Не боись, милая. Как Ивана завтра спровадим, я тебя на болото отнесу, и жениху твоему мы непременно все объясним. А ежели ревновать зазря вздумает, так скажем, что заезжий хранцуз тебя на завтрак прихватил. Они, хранцузы, жуть непутевые: то улиткой, то лягушкой закусить норовят. Глядишь, все у тебя с суженым и сладится. И появятся у нас в реках да болотах лягушки маленьки, как вешняя трава зелененьки, а чуть что не по ним – так сразу потемнеют, как окиян-море перед бурею. Спи, сердешная. Утро вечера мудренее...
Автор: ЛераШелест@
#сказки