Деда.

Поездки к дедушке всегда были праздником. То ли потому, что меня редко туда отпускали, то ли потому что для городской девочки деревня была миром полным чудес.
Сейчас, став взрослой, поняла почему мама не хотела туда ехать. Мой дед пил. Страшно. Запойно.
Отец же просто ленился. И даже сыновья любовь не могла заставить его подняться засветло, загрузиться в гордость нашей семьи - вишнёвые Жигули и три часа уныло плестись по бездорожью.
Только для меня эти поездки были радостью. Из каждой я привозила целое лукошко историй. Правда, в силу своего характера, ни с кем не делилась, предпочитая хранить и перебирать их перед сном.
Часть из этих историй обыденна и проста: первый раз в жизни взять в ладошки маленького утёнка. Убежать от грозного петуха. Пить с дедом чай, празднуя, что меня не сожрала свинья, к которой случайно провалилась ползая на чердаке хлева. Понюхать гриву лошади. Крыжовник с куста и гордость от того, что доверили залезть на вишню для сбора ягод.
Решительно всё в деревенской жизни казалось мне сказочным. Дед смеялся от моего щенячьего восторга и, взлохмачивая космы, говорил:
- Это ещё что! Вот в лес пойдём, там да. В вашем городе и леса-то нормального нет. Не видела ты ещё, что такое настоящий лес.
Я ждала этого загадочного события, а оно всё никак не случалось. То приехали мы не на долго, то у родителей желания нет. А я, уезжая, надувала губы:
- Обманул меня, деда! Опять лес не показал.
Видимо, после этих моих слов, дед решился на преступление. В следующий наш приезд он толкнул меня на рассвете, приложив палец к губам. Вывел, босую, в холодные сени, где уже лежала готовая одежда и жестом велел одеваться. Так два преступника оставили родителей, мирно спавших в доме, и направились в лес.
По улице крались молча и озираясь. Будто боялись, что проснётся мамка и заругает. Недоверчиво косились петухи за заборами соседей, не решаясь: кукарекать или подождать, когда мы уйдём подальше.
За последними домами простиралось небольшое поле, за которым шумели столетней кроной огромные дубы. Аккурат возле них сидел чёрный зверь, глядя на нас не мигающими жёлтыми глазами.
- Там сидит кто-то. Чёрный, - потеребила я деда за рукав.
Дед остановился и подслеповато прищурился:
- Не видать. Мож собака?
Словно услышав его слова, зверь поднялся на лапы и, распушив смоляной хвост трубой, потянулся.
- Вроде кот, только здоровый. У нас такие не водятся. Может это лесной кот? Он кусается? - спросила я.
- Большой, чёрный и пушистый? - уточнил дед.
- Ага! - обрадовалась я. Боязно всё - таки идти прямо навстречу такому зверю.
- Да, это наш, местный, - отмахнулся дед.
- Здоровый больно, - не успокаивалась я.
- У нас тут на свежем воздухе и не такие бывают. Это ваши городские, чахлые, - ответил он, но почему-то не смотрел в сторону огромного кота.
Стоило нам приблизиться к деревьям, зверь развернулся и потрусил в глубь леса.
Дальше я про кота забыла. Минут через десять ходьбы, с перепрыгиванием через корни и попыткой не попасть в лапы злющей крапивы, которая облюбовала края тропики, мы попали в Лес.
Никак кроме с большой буквы описать это место не могу. Огромные исполинские дубы, покрытые у основания мягким мхом, создавали непроницаемый зелёный потолок над головой. Кустарников не было вообще. Под ногами низкая, будто недавно покошенная травка. Прохладная тишина. Даже пение птиц раздавалась как через закрытое окно.
- Сейчас вон туда сядем и отдохнём маленько, - сказал дедушка. Его голос звучал как-то глухо.
Я кивнула. Хотя обычно тараторю без умолку.
- Не боись, малая, - потрепал меня деда по итак растрёпанным волосам, - чего притихла?
- Здесь как-то странно, - шёпотом выдавила я, - а папка тут тоже бывал?
Дед задумался и почесал макушку:
- Тут не нет. Лес-то большой, в других местах бывал.
Мы дошли до места, где кроны деревьев размыкались и, сквозь образовавшиеся бреши, солнечные лучи попадали на землю. Неподалёку лежали поваленные стволы, сильно заросшие мхом. На них мы и сели. Я смотрела, как в столбе солнечного света плывут пылинки. Как по вздыбленным корням дубов скачет белка. Сорока пролетела совсем рядом и села на противоположном крае поляны, разглядывая нас одним глазом.
Дедушка сложил руки особым образом и протяжно засвистел, точнее загудел. То ли как паровоз, то ли как сова. Сорока сорвалась в воздух, белка смешно клацая коготками в одно мгновение скрылась в кроне.
Я поморщилась:
- Чего ты решил всех распугать?
- Не распугать, а рассказать что мы в гости пришли, - хитро подмигнул мне дед.
- Кому? Белкам что ли? - не поняла я.
- А может и белкам. Кому надо все знают теперь, - продолжил говорить загадками дед.
Я привыкла, что он никогда толком ничего не объясняет, поэтому вздохнула и принялась выслеживать белку в кроне дерева.
Дед толкнул меня в плечо, наклонился к самому уху и прошептал:
- Вон, смотри, разведка пришла.
На дальнем краю поляны, там где недавно сидела сорока, вынырнула из-за деревьев рыжая лисица. Она шумно нюхала воздух, глядя на нас немигающими чёрными бусинками глаз. У меня перехватило дыхание. До чего она красивая! Боясь пошевелится, я разглядывала нашу гостью. Дед снова сложил ладони и засвистел уже тоненько и тихо.
Лиса подпрыгнула, крутанулась на месте и, мелко перебирая лапками, скрылась за деревьями.
- Ну вот, деда, напугал лисичку! - надула я губы.
- Не напугал, а рассказал кто пришёл, - в своей манере ответил дед.
Меня уже начали злить эти игры. Я заканючила:
- Пошли домой, мамка схватится, оба получим.
Дед вздохнул и встал с бревна:
- Пошли, пошли.
Мы шли обратно. Я не удержалась и припала щекой к одному из исполинских дубов. Почему-то мне казалось, что он непременно должен быть горячим. На секунду прикрыла глаза и мне почудилось, что где-то глубоко внутри ствола слышу гул.
- Там гудит кто-то. Может пчёлы? - спросила я деда.
- Это сок по дереву течёт, - отмахнулся дед.
- Это ж сколько сока нужно, чтобы так гудеть? - ответила я и моё внимание привлекла странная деревяшка торчащая из земли, аккурат промеж трёх дубов:
- А это что?
- Это чур, - просто ответил дед.
Я обошла кругом странное сооружение. Будто кто-то вкопал в землю бревно, в потом вырезал на нём страшное лицо злого старика. За годы всё покрылось мхом и грязью, так что разглядеть было сложно.
За Чуром сидел чёрный кот. Он так внезапно появился, что я вздрогнула. Хотела обернуться рассказать деду про кота, но моргнула, и он исчез. Я потрясла головой. Ерунда какая-то только что был и вот нет. Почудилось что ли?
Обратную дорогу мы почти бежали. Что-то внутри меня подсказывало, что мамка всыплет по первое число. Так всё и вышло. Родители нас встретили нас у самого края деревни. Дальше было много ругани, мама что - то говорила про безответственность, доверие, ребёнка и что-то ещё на своём взрослом языке. Я пыталась вступиться за деда, но меня выставили за дверь, как только мы пришли к дому и ссора продолжалась уже внутри.
Пожав плечами я решила не портить себе день и устроилась на своём любимом наблюдательном пункте - чердаке хлева. Там через дырку можно посмотреть, как смешно ходит из угла в угол огромная страшная свинья и как дёргает ушами лошадь прогоняя мух.
В тот день мы уехали домой. Наверно мама так и не смогла доказать деду, что надо быть ответственнее. А может потому что как только на деда начинали ругаться он доставал горько пахнущую бутылку и начинал методично опрокидывать стопку за стопкой.
Уже взрослой я узнала, что у него в животе рос рак и ему всегда было больно. Лечиться он не хотел и, вопреки прогнозам врачей, которые пугали его считанными днями, прожил ещё несколько лет.
Следующий мой приезд к деду случился по осени. То ли потому что мама сжалилась над погибающим урожаем, то ли простила дедову безответственность.
Взяв с меня клятвенные заверения о том, что я не пойду больше в лес, мы погрузили вёдра и бесчисленные сумки в вишнёвые Жигули и двинулись в путь.
За окном калейдоскопом мелькали золотые берёзки, яркие пятна клёнов и бесконечные поля с пожухлой травой. От этого зрелища меня склонило в сон, поэтому дорога к деду пролетела в одно мгновение.
Дом встретил нас прохладой и знакомым запахом сена. Потекли такие короткие и такие ценные дни. Каждый, как маленькая жизнь. Натаскать воды вместе с папой из колонки со двора. Правда моё ведёрко было в разы меньше, зато деда говорил, что у меня вода вкуснее. Пугать ленивых и сонных куриц, пока петух не перекинет гневно гребешок и очень недобро на меня посмотрит. Потом бежать к деду и говорить, что петух хочет меня заклевать. Дед брал большой топор и глухо втыкал его в колоду посреди двора, глядя на защитника куриц. После этого вся пернатая братья срочно разбегалась по двору, прячась в кустах смородины. Дедушкиного топора в колодке опасались вообще все вокруг. Даже цепной пёс Барс начинал лаять шёпотом.
В очередной такой теплый, ласковый и жёлтый день я, облокотившись на широкий деревянный подоконник, рисовала дедушке очередную открытку. Я всегда рисовала и прятала в укромные места. Мне казалось, что, если дедушка наткнётся на неё суровой вьюжной зимой ему станет чуточку теплее. Мне вообще было его очень жалко зимой. Проехать мы в деревню не могли, поэтому готовились к зиме заранее. Набивали полные полки консервов, мешки круп, муки, железные баночки с тушёнкой. Деревню часто заметало по самые крыши и всё, на что хватало сил дедушке, это прокопать тропу до хлева и курятника. Телевизор тоже не показывал. Дед говорил, что всю зиму читает. Мне казалось, это такое страшное наказание. Поэтому я рисовала открытки. Хоть на картинки посмотрит, его-то книжки все скучные. Жёлтые пожухлые страницы, мелкие буквы. Чего там может быть интересного?
Внезапно моё внимание привлекла тень за окном. Я посмотрела в окно и увидела своего давнего знакомца - огромного чёрного кота. Как он только поместился на узком карнизе за окном?
- Мама, папа, смотрите! Смотрите! Кот пришёл! Смотрите какой кот! - закричала я показывая за окно.
Родители, которые возились неподалеку у стола, закатывая очередную партию солёных овощей, обернулись на меня. Их лица вытянулись. По-моему, мама даже сказала что-то не цензурное. Со стола с грохотом упала тяжёлая железная штука для закручивания крышек, но на это никто не обратил внимания. Все взрослые бегом бросились на улицу, оставив дверь нараспашку. Я посмотрела в окно, не понимая. Кот хорош, но чего так кричать?
Никакого кота там не было. Зато были яркие язычки огня на крыше хлева и густой чёрный дым. Двор быстро наполнился людьми. Звон вёдер, крики, удушливый смог, который быстро стелился по двору. Весь оставшийся день мне не разрешали выходить. Взрослые что-то решали, хмурились, переговаривались. В сумерках приехал грузовик. Забрал лошадку и свинку. Навсегда. Дед стоял у калитки и с грустью смотрел на скрывающийся за поворотом автомобиль.
К зиме пропали и курицы. В тот раз мы приехали, чтобы увезти деду в больницу. Ему стало совсем плохо и соседи съездили в город, заказали звонок по межгороду и вот мы в деревне. Хотя зимнюю деревню я любила не меньше чем летнюю, но в ту поездку было очень грустно. Меня оставили под присмотром тех же соседей, пока родители грузили вещи деда в вишнёвые Жигули.
Пока продолжались сборы мы с ним сидели на лавке у калитки. Он кашлял и прислонял платок к губам, на которых алели капельки крови.
- Деда, научишь меня свистеть как ты? – я обратилась к нему с просьбой, которую давно обдумывала.
- Чего ж не научить, научу, смотри, - он хитро сложил ладони домиком и выдохнул воздух в щель между большими пальцами. Получился низкий протяжный звук.
Я захлопали в ладоши и попыталась повторить, но ничего не вышло.
Деда увели под руки и я осталась на лавке одна. Дула в ладони и так и эдак, но свистеть как дед не выходило. Пришла соседка. Я немного её побаивалась. Она была на столько старая и сгорбленная, что ей точно было не меньше ста лет. Годы шли, а она всё оставалось такой же.
Как-то я спросила деда, почему баба Ксюша не умирает, она же совсем старая. На что дед, отсмеявшись, ответил, что у неё адреса нет, поэтому смерть не знает куда за ней идти.
- А какой у вас адрес? - спросила я подошедшую соседку вспомнив разговор с дедом.
Она очень удивилась, и даже немного выпрямилась, подбоечнив руки о старый сальный тулуп, ворчливо ответила:
- Такой же как у твоего деда. Он тебе что ли наплёл что? Старый сказочник!
Я обернулась на дом деда. Из него странной пристройкой отходил дом бабы Ксюши. Будто сначала вырос один дом, а потом из него вырос ещё один. Он торчал вперёд, нелепо выползая на дорогу, из-за чего улица становилась на столько узкой, что еле протискивалась машина.
- Пошли в дом, вон, руки застудила уже, - продолжила баба Ксюша и я не стала возражать.
Пока она возилась на кухне я сидела на дедовой кровати и снова старалась сложить руки как дед. На дворе уже смеркалось, когда я решила бросить попытки. Меня клонило в сон и я, свернувшись калачиком на подушке деда, противно пахнущей лекарствами, закрыла глаза. Последний раз сложила ладошки домиком и подула. У меня вышло! Но сил открыть глаза не было. Я засыпала под мерное мурлыканье кота. Уже совсем проваливаясь в сон успела подумать: "интересно, откуда тут кот, у деда же нет котов. Наверное, это кот бабы Ксюши. Если она не умирает, значит ведьма, у ведьм всегда есть кот".
***
В следующий раз я увидела деда в самом конце лета. Родители упорно не хотели брать к нему, утверждая, что он болеет и ему не до меня. Потом вообще отправили в летний лагерь. После того, как я выдержала всю эту летне - развлекательную тюрьму, у родителей не было шансов отвертеться от моей поездки в деревню.
По плану мы сначала должны были заехать в другую деревню, где когда - то жила какая-то родственница. Она с семьёй эмигрировала много десятилетий назад, но оставила в глухом уголке нашей родины необъятный яблоневый сад. Туда смело можно было подгонять КамАЗ и грузить яблоки лопатой, но вместо этого родители садились и кропотливо перебирали фрукты прямо там, в саду. После чего паковали в картофельные мешки и папа, кряхтя, забивал багажник вишнёвых Жигулей добычей.
Это деревня была крайне скучная. Всего три дома. Два из них, включая наш, были заброшенными. А в одном жил бомж. По крайней мере так сказал папа. Настоящих бомжей я ещё не видела, поэтому моей целью было улизнуть и добраться до соседнего участка.
Отработав двух мешковую яблочную повинность, я тихонько перелезла через низенький заборчик, прямо за которым начинался дремучий непролазные лес и расположилась в траве так, чтобы видеть соседний дом. Во дворе какой-то мужик косил траву, но бомжей не наблюдалось. Я ожидала увидеть кого-то седого, всклокоченного и немного заросшего мхом. Так, на мой взгляд, должен был выглядеть приличный бомж. Но во дворе был только мужик.
От скуки начала свистеть так, как учил меня дед. На самом деле это был не совсем свист. Скорее похоже на уханье совы или гудок поезда. Я подумала, что мужик удивится, потому что ни сов, ни поезда рядом быть не могло.
Но он не обращал на звук никакого внимания, продолжая махать косой. Спустя целую вечность я окончательно заскучала и собиралась идти обратно, смотреть как родители перебирают яблоки.
Моё внимание привлекла собака, которая сидела в нескольких метрах и неотрывно смотрела.
- Собачка! - воскликнула я и встала во весь рост.
Мужик перестал махать косой.
Из кустов показались серые морды. Штук пять или шесть. Большие, крепкие, здоровые собаки. Они обступили меня вокруг и молча разглядывали. Даже хвосты не виляли, а висели.
Я пошарила по карманам, но не нашла даже завалявшегося кусочка хлебушка.
Эх, теперь даже команды им не попробуешь сказать. Самая большая собака с коричневым припалком на шее подошла и тыкнула меня носом в щёку. Я засмеялись и обняла её в ответ. Мне кажется, она немного обалдел от ласки, потому что тут же уселась на землю, высунув длинный розовый язык.
За спиной раздался воинственный клич. Что-то похожее на:
- Эй-йей, гой-гой!
Я обернулась. Мужик с косой широко размахивая руками шёл на нас устрашающе нахмурив брови. Я завизжала. Через секунду появилась мама. Меня всегда поражало, как быстро она умеет телепортироваться, когда я кричу. Вдогонку, пыхтя, бежал папа:
- Ты чего орёшь, чего случилось?!
Собачки успели удрать в подлесок и картина была крайне странной. Я и мужик с косой.
- Испугалась, - только и смогла я выдавить.
- Ой, ну чего ты, маленькая что ли? Косу никогда не видела? Ей травку косят, это совсем не страшно, - запричитала мама, уводя меня в сторону нашего участка. В такие моменты она всегда разговаривала со мной как будто я ещё не успела окончить детский сад.
Спустя пару дней я сидела с дедом на лавке возле калитки. Он стал таким худым за этот год, что его вечно клетчатая рубашка держалась только за счёт плеч. Скарлетт О'Хара умерла б от зависти к его талии.
- Мамка пожаловалась, что ты решила закошмарить животин на бабкиной даче?
- А! Там целая семья собачек живёт! Такие красивые! - я принялась с воодушевлением рассказывать про охоту на бомжа и про то, что я теперь умею свистеть.
- А хвостиком собачки махали? - спросил дед.
- Нет. Не махали, - задумалась я, - думаешь я им не понравилась?
- Боюсь, что очень понравилась, - так же задумчиво ответил дед.
- Кстати, тот чёрный кот, он ещё прибегал? - через пару минут молчания продолжил он.
- Дед, ты чего? Да вот же он! - удивлённо показала я пальцем в кота, который вылизывался в паре метров от лавки.
Дед туда даже не посмотрел:
- Давай с тобой договоримся. С этого дня тебе нужно будет выполнять моё задание. Оно очень важное.
- Игра! Давай! - захлопала я в ладоши.
- Не говори о том, что ты видишь, пока другой не скажет, что он тоже это видит, - медленно, мягко и вкрадчиво произнес он.
- Это какая-то дурацкая игра. Мне она не нравится, - нахмурила я брови.
В этот момент мимо прошла мама с ведром.
- Слуш, - обратился к ней дед, - вы ей давно глаза проверяли?
- Не проверяли, а что? Она ж не жалуется вроде, - пожала плечами мама.
- Скажи, чего там на окошке стоит? - обратился ко мне дед.
- Ваза вроде... Или кувшин, - пожала плечами я.
На окне стояла кукла. Это я потом подошла поближе и посмотрела.
Мама сразу поприезду потащила меня к врачу.
Так у меня появились первые очки. С каждым годом зрение становилось всё хуже, а стёклышки всё толще. Забегая вперёд скажу, что просьбу деда я стала исполнять, стесняясь того, что зрение меня подводит.
***
Следующим летом дед был на столько слаб, что взяли меня в деревню только один раз. Видимо мама решила попробовать уговорить его переехать к нам через меня.
Я сидела у постели деда и слёзно просила уехать с нами.
Он только махнул рукой:
- Пустое, не поеду я никуда. Как я в городе? Задохнусь я там.
Я сидела с ним долго, пока он не закрыл глаза и не начал бормотать в бреду. Что-то про чёрный колодец и про то, что нельзя опускать туда руки. Внезапно он пришёл в себя и посмотрел на меня своими пронзительно голубыми глазами.
- Дед, а что это за колодец и почему нельзя руки туда опускать? - спросила я, чтобы как-то заглушить звенящую тишину.
- Откуда ты? - слабо произнёс дед, но махнул рукой. Сил было совсем мало.
- Если туда руки опустишь, будешь видеть то, чего видеть не надо. А с этим жить ой как тяжело. Не надо. Глупости..., - последние слова потерялись в стоне.
Забежала мама и меня выгнали из комнаты. Папа сидел за столом на маленькой кухоньке и теребил в руках пустую стопку.
- Пап, а чего это за чёрный колодец? - спросила я его тихонько.
- Дедова байка. Как напьётся, так давай рассказывать, как чёрный колодец нашёл.
- А мож и правда нашёл? - округлила глаза я.
- Если б он его нашёл, вся деревня знала б где он, - отрезал отец и отвернулся.
Я встала и пошла на улицу. Глаза жутко болели на солнце, поэтому, поправив очки, пошла в старый хлев. Там всё ещё тонко пахло гарью. На стенах висели всякие верёвочки, инструменты, вёдра и прочая утварь.
- Мяу! - раздалось сверху.
Я подняла голову и помахала рукой старому знакомому.
- Деда умрёт сегодня? - спросила я вслух то, что сидело очень глубоко внутри и жалило как оса. Хотя, откуда коту знать? Но не задать этот вопрос я не могла.
Кот спрыгнул, подошёл и боднул меня лобастой головой в ногу, тиранулся, закрутил хвостом и неспешно двинулся на выход.
Я пошла за ним. Делать-то всё равно было нечего. Хотелось уехать домой, приехать, и чтобы деда снова встречал меня у калитки с полными карманами невкусных карамелек. Я их очень не любила, но любила дедушку, поэтому делала вид, что очень рада.
Кот, тем временем, пересёк задний двор и вышел сквозь разломанный заборчик на картофельное поле. У каждой семьи тут была узкая полоса, конец которой уходил в горизонт. На нашей уже давно росла трава. Кот, быстро перепрыгивая через гряды, бросился к лесу. Я осталась у калитки и смотрела до тех пор, пока он не превратился в крохотную точку.
Домой мы ехали сквозь моросящий дождь. Настроение было прескверное. Я всё думала про чёрный колодец и почему плохо видеть то, что не видят другие.
Вспоминала, как я обнимала деда на прощание и всхлипывала. Он слабой рукой взъерошил мне волосы и обратился к родителям:
- Хватит сырость разводить, до весны доживу.
Мы оставили его на поруки родственников, которые жили в этой деревне и уехали.
Больше я деда не видела.
***
Он не обманул.
Минула осень, зима и в первых числах весны нам позвонили. Приезжайте. Мы не успели. Когда приехали каталка уже увезла деду. Я сидела на его кровати и болтала ногами, глядя невидящим взглядом на отрывной календарь. 1 марта. Видимо это последний день, когда ему хватило сил оторвать лист.
***
С тех пор я не появлялась там до своего семнадцатилетние. Дом, за который первое время грызлись родственники, оказался никому не нужен. Хлев рухнул, порожек покосился, огород зарос травой и мелкими деревцами. Даже не знаю зачем я вообще приехала туда. Может потому что врачи, как ни бились за мои глаза, с каждым годом проигрывали. Мне пророчили темноту. Я так жутко не хотела перестать видеть даже те крохи, которые могла видеть сейчас. На нос давили тяжеленые очки, похожие на бинокли. Знала бы я тогда, что люди изобретут линзы и лазерную коррекцию зрения возможно была бы более оптимистична. Но в тот год, сидя на чудом уцелевшей лавке, я вспомнила деда: "Будешь видеть то, чего видеть не надо."
- Смешно деда! Видеть бы что-нибудь, а надо - не надо это уже такая ерунда, - ответила я ему вслух. Хотя понимала, что он уже много лет как не может меня услышать.
- Сказки старого алкоголика, - горько усмехнулась про себя. Затем сложила руки домиком и подула. Раздалось то ли уханье совы, то ли гудок паровоза.
- Вот и всё, что мне осталось от тебя, деда. Умение складывать ладошки домиком, - пробормотала я и разревелась. Наверное, я и ехала сюда, просто чтобы наконец-то вылить всю боль.
Об ногу потёрлась лобастая голова.
- Мой старый знакомый! - удивилась я, - Жив ещё, бродяга!
Большой чёрный кот пристально посмотрел мне в глаза и отошёл. Затем обернулся и снова посмотрел.
- Ну, что ж. Пойдём погуляем. Всё равно мне больше нечего делать. До электрички ещё три часа, - сказала я ему вслух, будто он мог понять.
Кот нырнул в щель калитки. Мне пришлось повозиться с проволокой прежде чем она поддалась. Затем сквозь заросший участок. Каждый метр здесь был пронзительно родным и близким. До второй калитки сзади дома. Её я открывать не стала, а полезла через забор, хорошо, что он был мне чуть выше колена. Картофельного поля уже не было. Там высились новые дачные дома. Кот уверенно шёл между ними, а я бежала следом, боясь потерять его из виду. Местами мне казалось, что он просто идёт по своим делам, а я его преследую. Хотя, может оно так и было. Мы дошли до леса и кот уверенно зашагал по тропе. С двух сторон нависала злая крапива. Странно. Мне казалось это место смутно знакомым. Хотя через картофельное поле мы с дедом ни разу в лес не ходили. Привычные местным тропы были с противоположной стороны деревни.
Когда я начала уставать и уже хотела бросить эту затею - преследовать кота, он вдруг нырнул резко влево и пропал в кустах. Потоптавшись, полезла за ним. Прошла с десяток метров и ничего не увидела. Густой бурелом. Вздохнув, пошла назад. Десяток метров и ничего. Никакой тропинки. Запаниковала. Побежала вперёд. Ни намёка на тропу. Не знаю сколько кружила на одном месте, пока не устала и бессильно привалилась к дубу, сев прямо на землю. Внезапно я поняла, что слышу гул. Будто внутри дерева живёт улей. Встала и огляделась. Кроны сомкнуты так плотно, что через них не проходит свет. Оказалось, что стою на краю поляны. Мелкая травка будто покошена. Удивительно, я точно помню, как бегала тут кругами, царапая руки об кусты. Выйдя в центр, я заприметила бревно. Сняла очки, протёрла и снова одела. Нет. Мне не кажется. Я точно тут была. Вот стоит вкопанное бревно с высеченным суровым лицом. Чур. Так назвал его деда. Эта поляна должна быть с другой стороны деревни. Ничего не понимая, села на бревно и уставилась перед собой. Сбоку что-то зашуршало. Это белка спустилась по стволу дуба и застыла. Я улыбнулась, сложила руки домиком и протяжно засвистела. На секунду мне показалось что дедушка сидит рядом. Пусть это всего лишь сказка. Но такая тёплая, родная, уютная, успокаивающая. В те годы я могла разглядеть лису на другом краю поляны. А сейчас с трудом поняла что в трёх метрах от меня белка.
- Деда, почему я так мало тебя спрашивала? Почему ты так мало мне рассказывал? - обратилась я к густой зелёной кроне над головой. Где-то там, в небесной синеве, мой дедушка. Он меня слышит, только ответить не может.
На том краю поляны заметила движение. Конечно, я не могла разглядеть кто там, но мне было приятно думать, что это лиса. Встав, пошла в сторону движения, дойдя до противоположного края с удивлением заметила вымощенную камнями тропинку. Вот это да! Сюда мы с дедом не подходили. Пройдя дальше наткнулась на большой камень с дыркой посередине. В такую дырку пролезет если только голова. Наклонилась ниже и тут же отпрянула. До самого верха отверстие было наполненной черной жидкостью. Настолько непроглядной, что даже солнце в ней не бликовало. Поэтому я приняла это за дырку. Принюхалась. Вроде ничем не пахнет. Я села на каменную тропинку и задумалась. Это и есть чёрный колодец? Конечно, деда сказал не трогать. Но если? Вдруг я хоть что-то буду видеть? И вообще, причём тут глаза? Может оно ядовитое? Тогда бы дед так и сказал. Глупости это все, конечно. Если не попробую до конца жизни буду мучиться вопросом стоило ли. А если ослепну, точно больше никогда не найду сюда дорогу. Так что же я теряю? Получается ничего.
Я встала и решительно опустила в тягучую, холодную жижу кончики пальцев. Ничего не произошло. Я вытащила руки и снова села. Да уж. Вот тебе и волшебный колодец. Руки теперь грязные и электричка скоро, а я заплутала.
Вздохнув я собиралась вставать, как внезапно почувствовала будто кто-то мягко взял меня за локти и сложил вместе мои кисти. Словно во сне я поднесла руки к лицу и подула. Раздался свистит и после этого мир померк.
Об этой ночи я мало что помню. Меня рвало, знобило, снова рвало. Пыталась сесть, но руки и ноги были ватными, и я снова падала в короткую траву у подножья дуба. Тогда попробовала ползти. Но провалилась в темноту. С рассветом мне удалось встать на ноги.
Оглядевшись вокруг и убедившись, что чуда не случилось. Моё зрение лучше не стало я решительно, на сколько позволяли дрожащие ноги, двинулась на выход. Дошла до тропы с крапивой, пересекла пролесок, вышла на центральную улицу и села на автобусной остановке. Хорошо хоть деньги из кармана не выпали. Дорога домой прошла как в тумане. Я приехала, сказала, что видимо отравилась вокзальным пирожком и снова провалилась в небытие. Поднялась температура. И больше недели мне пришлось провести в постели.
Как только немного пришла в себя, то попыталась вспомнить что со мной приключилось.
И тут меня как водой окатило: а как я из леса вышла? Я будто точно видела куда мне надо идти. У меня даже не возникло сомнений. И вышла на центральной улице, как тогда с дедом, а не со стороны картофельного поля. Может я правда пирожком отравилась? Такого же быть не может. Или может? Со мной вообще происходило что - то странное, почти неуловимое, но что это я разобрать пока не могла. Я видела тонкие, незримые тропы, видела куда они ведут. Задыхалась от какофонии чужих мыслей и чаяний. Видела мир в той большой полноте, о которой даже не подозревает обычный человек.
Болезнь отступила и мама тут же потащила меня в столицу проверять глаза.
Под названием клиники был нарисован чёрный кот с яркими жёлтыми глазами. Конечно, я сама приложила руку к тому, чтобы мы приехали именно туда.
Там нам предложили операцию. Долго говорили о рисках, но я слушала в пол уха, глядя в жёлтые глаза на визитке, лежащей передо мной. Спустя годы я узнала, что это была единственная клиника, где проводили подобные операции.
- Спасибо, деда, - прошептала я, когда мне сняли повязку. Я впервые знакомилась с миром, таким, как его видят все остальные, но мне больше не страшно остаться без зрения. Потому что внутри меня живёт что-то иное. То, что не расскажешь первому встречному, а говорить, что я что-то вижу только после того, как мне другой скажет, что он видит я прекрасно научилась уже давно.
Я поняла тебя, деда. Поняла, как рвалась твоя душа на части, когда ты отпускал жену с сыновьями работать и учиться в город. Ты знал. Ты видел тот злополучный день, когда в её сердце трижды войдёт холодная сталь. Просто потому, что выпивохи решат, что за её часики можно сторговать ещё бутылку. Но знал, что это должно произойти, ведь тогда появлюсь я. Ты закрылся в своём доме и шёл в лес с первыми лучами солнца, потому что только там, за зелёной стеной, можно спрятаться от этого глупого и смердящего мира. Лес зовёт меня. Скоро я тоже исчезну в зелёных его объятьях. Но сначала нужно сделать кое-что очень важное.
***
Спустя годы я гуляла в парке со своим трёх летним сыном.
- Смотри, киса! - звонко крикнул сын.
Прохожие обернулись, пытаясь разглядеть в стриженном газоне кота. Ничего не увидели, пожали плечами и поспешили дальше по своим делам.
- Да, киса, - погладила я сына по кудрям и заглянула в его пронзительно голубые, как у дедушки, глаза.
Конечно, никакого кота я не видела. Это просто линия вероятности ярко проявилась в нашем мире, предотвратив столкновение девочки на розовом самокате с моим сыном. Вот она проехала мимо нас не зацепив. Потому что сын был увлечён разглядыванием животного. Как только вероятность миновала кот ловко ускакало вдаль. Сын проследил взглядом за чем-то невидимым, и мы пошли дальше. Дети способны видеть до пяти-шести лет, некоторые до десяти. Невидимые друзья, домовые, призраки, явления. Всё это часть детского мира. Мира, которой взрослому суждено забыть.
Однажды я научу его говорить что он что-то видит, только после того, как это скажет другой.
Я знаю, что это пропадёт, как только закончится детство, если, конечно, не найти чёрный колодец. Нужен он ему или нет, он решит сам.
#АннаГорбачева