— Иди ко мне, мальчик, — хрипела странная женщина, нарезая круги вокруг костра, — не бойся!
Брось отца, ему уже не помочь…
— Иди ко мне, мальчик, — хрипела странная женщина, нарезая круги вокруг костра, — не бойся! Я помогу найти дорогу домой. Брось отца, ему уже не помочь…
— Не нашли бы вас, если бы не Ярый, — говорила мне мама, — я ночью услышала, как он во дворе воет. Всю деревню на уши подняла, всех соседей. Ярый нас сначала к тебе привел. Еще немного, и ты бы замерз, сынок. А потом показал, где папка наш лежит… Ой, сыночка, если бы не он, ты бы погиб…
***
В тысяча девятьсот пятьдесят шестом году мне исполнилось двенадцать. Может, и мальчишка еще, но в те времена мы, деревенские, быстро взрослели. Помню, считался уже довольно большим, да и отец на меня во всем полагался. Жили мы скромно, но дружно. А еще у нас был Ярый — кобель, помесь крупной породы с дворнягой. Рослый, крепкий красавец, года три ему было. Умный очень пес.
Отца он просто обожал. Помню, как-то раз отец принес его домой, совсем крошечного. Говорил, что нашел в лесу — замерзал бедолага. Отогрел его, выкормил, и стал Ярый отцу незаменимым помощником. Отец ведь у меня охотником был, семью только этим и кормил.
Ярый, конечно, тоже охоту любил. Только стоило отцу ружье достать, он уже крутился рядом, хвостом вилял, скулил от нетерпения. И отец его всегда брал с собой, говорил:
— Без Ярого, как без рук.
Однажды, осенью, пошли мы с отцом в лес. Отец — за дичью, я — дрова собирать. Ярый, как обычно, бегал вокруг, вынюхивал, все ему было интересно.
— Смотри, Борька, — сказал отец, — грибов сколько! Собирай, мамка нажарит со сметаной сегодня.
Я снял свитер, завязал рукава, сделав из вещи подобие авоськи. Мы начали собирать грибы, отец мне тоже помогал. Ярый бегал вокруг, но как-то беспокойно — все время оглядывался, поскуливал.
— Что с ним такое? — спросил я у отца.
Отец пожал плечами:
— Может, чего учуял. В лесу всякое бывает.
Вдруг Ярый залаял. Громко, злобно, не так, как обычно на охоте.
— Ярый! — крикнул отец, — тихо!
Но Ярый не унимался. Он бегал вокруг какого-то куста и лаял, лаял, лаял.
— Пойду посмотрю, что там такое, — сказал отец.
Он взял ружье и осторожно подошел к кусту. Я побежал за ним.
— Пап, осторожно! — крикнул я.
Отец раздвинул ветки куста и замер. Я заглянул за его спину и тоже замер от ужаса — там сидел огромный волк. Отец тут же вскинул ружье, но выстрелить не успел — зверь мгновенно оценил обстановку и скрылся в чаще. Мы спокойно дособирали грибы и пошли домой.
***
Октябрь выдался на диво теплый и сухой. Золотая осень раскрасила леса в яркие цвета, а воздух был наполнен ароматом прелых листьев и хвои. Отец тогда решил взять меня с собой на охоту. Мне было лет тринадцать, и это была моя первая серьезная вылазка. Отец обещал, что мы проведем в лесу целые сутки: побродим в поисках дичи, переночуем у костра и только на следующий день вернемся домой. Я никогда раньше не ночевал в лесу, поэтому предвкушал настоящее приключение.
С утра пораньше отец встал, достал свое старое ружье, проверил припасы. Мама собрала нам небольшой рюкзачок с едой: хлеб, сало, вареные яйца и термос с горячим чаем. Перед выходом отец надел свою видавшую виды охотничью куртку и закинул за спину рюкзак. Я тоже не отставал: надел старые ботинки, теплый свитер и шапку.
Мы вышли из дома, и мама пошла нас проводить до околицы. Шли молча, наслаждаясь тишиной и свежим утренним воздухом. Когда мы дошли до конца деревни, мама остановилась.
— Ну, бывайте, — сказала она, обнимая нас по очереди, — смотрите, будьте осторожны там, в лесу. Не лезьте на рожон.
— Не беспокойся, — ответил отец, — все будет хорошо. Завтра утром будем дома.
Мама поцеловала отца и меня на прощание, а затем, стоя у самой околицы, долго крестила нас вслед. Я обернулся, и увидел, что она все еще стоит там.
— Что, жалко маму оставлять? — спросил отец, заметив мой взгляд.
— Да, — честно ответил я, — как-то не по себе.
— Ничего, — сказал отец, похлопав меня по плечу, — она привыкла. Ничего, подрастешь, сам станешь на охоту ходить. Я тебя всему научу.
Мы двинулись дальше, вглубь леса. Чем дальше мы уходили от деревни, тем тише становилось вокруг. Только под ногами шуршали опавшие листья, да изредка слышалось пение птиц. Я с интересом разглядывал деревья, кусты, следы зверей на земле. Все было новым и необычным.
— Ну что, нравится тебе в лесу? — спросил отец.
— Очень! — ответил я.
— Это только начало, — сказал отец, — вот увидишь, сколько всего интересного нас ждет. Главное — быть внимательным и осторожным.
Мы шли дальше, и отец рассказывал мне о разных зверях и птицах, об их повадках и привычках. Он учил меня читать следы на земле, определять направление ветра, различать звуки леса. Я слушал его с восхищением, стараясь запомнить каждое слово.
— Вот смотри, — сказал отец, остановившись у небольшого ручья, — видишь эти следы? Это лось здесь проходил. Совсем недавно.
Я присмотрелся и увидел на влажной земле отпечатки больших копыт.
— А вон там, — продолжал отец, указывая на дерево, — белка живет. Видишь, дупло?
Я заглянул в дупло и увидел, как из него выглядывает маленькая мордочка.
— Ух ты! — воскликнул я, — какая хорошенькая!
— Да, — улыбнулся отец, — в лесу много всего интересного. Только надо уметь видеть.
К полудню мы вышли на небольшую поляну. Отец предложил сделать привал.
— Давай поедим, — сказал он, — а то что-то я проголодался.
Мы разложили на траве рюкзак, достали снедь. Перекусили на свежем воздух — еда показалась мне особенно вкусной. После обеда отец достал из рюкзака небольшую фляжку.
— Ну, за удачную охоту, — сказал он, подмигнув мне.
Он сделал несколько глотков, а затем убрал фляжку обратно в рюкзак.
— А мне? — спросил я.
— Тебе еще рано, — ответил отец, — вырастешь — тогда и попробуешь.
Я не стал спорить. Знал, что отец не любит, когда ему перечат. После обеда мы немного отдохнули и снова двинулись в путь. Целью нашей охоты были зайцы и тетерева. Отец надеялся подстрелить хоть что-нибудь, чтобы порадовать маму.
Проплутали мы с отцом по лесу весь день. Честно говоря, я уже и не помню, кого он там подстрелил. Кажется, парочку тетеревов и зайца. Главное было не это, а сам процесс — бродить по лесу, дышать свежим воздухом, слушать щебет птиц.
К вечеру отец решил остановиться на ночлег. Выбрал он огромную, раскидистую ель. Место отличное — и от ветра защитит, и от дождя, если вдруг пойдет. Мы с ним нарубили лапника, настелили его на землю, чтобы не так сыро было спать. Отец говорил, что еловые иголки еще и тепло хорошо держат.
Потом натаскали валежника для костра. Отец у меня знал толк в дровах. Выбирал только сухие, чтобы горели долго и жарко. Развели мы костер, и сразу стало как-то уютнее. Пламя весело потрескивало, отбрасывая причудливые тени на деревья. Покушали мы, сидя у костра, и я почувствовал, как усталость постепенно отступает. После сытного ужина самое время было готовиться ко сну.
Отец, видно, сильно устал за день. После войны он весь израненный вернулся, ноги у него очень болели. Он первым улегся на лапник, подстелив под голову свою куртку. Я укрыл его своим старым тулупом.
А я с Ярым еще у костра посидел. Ярый лежал рядом, положив голову мне на колени, и тихо поскуливал. Вокруг уже совсем стемнело. Дальше света, отбрасываемого костром, ничего не видно. Такая темнота, что хоть глаз выколи. И тишина стояла такая, как будто все вокруг повымерло. Ни сверчка, ни совы — ни звука. Даже ветер стих.
Я сидел у костра и смотрел на огонь. Пламя то разгоралось, то затихало, отбрасывая на деревья причудливые тени. Мне вдруг стало немного не по себе. Какая-то гнетущая тишина, словно что-то недоброе таится в этой темноте.
Я подкинул в костер еще несколько сухих веток. Огонь вспыхнул с новой силой, освещая ближайшие деревья. Стало немного спокойнее.
— Что, страшно, сынок? — вдруг услышал я тихий голос отца.
Я вздрогнул от неожиданности. Мне показалось, что он уже спит.
— Да нет, — ответил я, — просто как-то тихо очень.
— Лес перед бедой всегда молчит, — сказал отец, — так что будь начеку.
— А чего нам бояться? — спросил я, — у нас же Ярый есть.
— Ярый, конечно, молодец, — ответил отец, — но и на него не стоит слишком полагаться. В лесу всякое бывает.
Я замолчал. Слова отца меня немного встревожили. Я стал внимательнее прислушиваться к звукам леса. Но вокруг по-прежнему стояла тишина. Вдруг Ярый встрепенулся и зарычал. Тихо, но злобно. Шерсть у него встала дыбом. Он посмотрел в сторону леса, туда, где была самая густая темнота.
— Что такое, Ярый? — спросил я, испугавшись.
Ярый продолжал рычать, не сводя глаз с темноты. Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки.
— Что там такое? — прошептал я.
Отец, приподнявшись на локте, взял ружье.
— Тихо, — сказал он, — не шуми.
Мы замерли, прислушиваясь. И тут я услышал. Сначала еле слышно, а потом все отчетливее. Какой-то странный звук. Словно кто-то тяжело дышит. Или стонет. Звук доносился из темноты, со стороны леса. Я схватил отца за руку. Мне стало очень страшно.
— Что это? — прошептал я.
Отец молчал. Он напряженно всматривался в темноту, держа ружье наготове. Вдруг в этой звенящей тишине раздался сначала сухой треск, словно кто-то сломал огромную кость, а потом оглушительный шум падающего дерева и глухой удар о землю. Я подскочил на ноги, словно ужаленный, и обернулся назад. То, что я увидел, заставило мое сердце бешено заколотиться в груди.
Огромная ель, под которой лежал отец, переломилась пополам, словно спичка, и всей своей многотонной массой рухнула прямо на него!
— Папка, — закричал я, — папкааааа!
Я, словно безумный, бросился к завалу, перепрыгивая через горящие поленья, не чувствуя боли от обжигающих искр.
— Папка, ты живой?! Ответь мне, папка! — я кричал, захлебываясь слезами, но в ответ была лишь тишина, нарушаемая лишь треском ломающихся веток.
Я с отчаянием пытался вытащить отца из-под толстого ствола, но он был слишком тяжелым для меня, тринадцатилетнего мальчишки. Я ободрал руки, ломал ногти, но не мог сдвинуть с места ни единой ветки. Я звал отца, просил его ответить, умолял, но он молчал.
Ярый, скуля, крутился вокруг меня, пытаясь помочь, но не мог.
— Папка! Очнись, папка! — я кричал, толкая его в плечо.
— Сынок… — прохрипел он, с трудом шевеля губами, — береги маму… Ты один у нее теперь остался… Я…
Он не успел договорить. Его глаза закрылись, голова безвольно упала набок, и он затих. И снова настала тишина. Только слышно было, как сушина в костре потрескивала, да Ярый тихо скулил, облизывая мое лицо.
Я остался один в ночи, один на один со своим горем. Я потерял самого дорогого человека на свете — своего отца.
***
Лес молчал, словно сочувствуя моей потере. А костер продолжал гореть, отбрасывая причудливые тени на сломанную ель, ставшую могилой моего отца. Долго я сидел, прижавшись к телу отца, ревел, захлебываясь слезами, и отчаянно пытался пробиться сквозь переломанные ветви и лапник. Сердце разрывалось от боли и отчаяния. Ярый, верный друг, не отходил от меня ни на шаг. Он рыл лапами землю рядом со мной, пытаясь помочь, и тихо скулил, словно разделяя мое горе.
Казалось, время остановилось. Я был один на один со своим горем, в темном и враждебном лесу. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костра и моим безутешным плачем. Вдруг, сквозь пелену слез и отчаяния, я услышал, как меня кто-то окликнул. Голос был тихий, мягкий, словно шелест осенних листьев.
— Не плачь!
Я вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Мои глаза, привыкшие к темноте, с трудом различали очертания предметов. И вот, у самого круга света, исходившего от костра, я увидел силуэт женщины.
Она была вся в какой-то черной, длиннополой одежде, которая, казалось, поглощала весь свет. На голове у нее был черный платок. Платок был надвинут так низко, что закрывал почти все лицо, оставляя в тени глаза. Лица ее я почти не видел, лишь смутное очертание. Она стояла как бы в темноте, не решаясь выйти к костру, словно боялась света.
В ту минуту я даже не подумал о том, откуда она взялась, кто она такая и почему она здесь. Меня охватила такая сильная радость оттого, что я не один. Мне помогут, меня одного в этом страшном месте не оставят.
— Вы кто? — задал я единственно уместный в этой ситуации вопрос.
— Я пришла к тебе на помощь, — прошелестела женщина, — пойдем со мной?
Я с надеждой посмотрел на нее. Может быть, она сможет помочь мне вытащить отца из-под завала?
— Помогите мне, пожалуйста! — взмолился я, протягивая к ней руки, — отца деревом придавило! Я один не могу его вытащить!
— Ему уже не помочь. Оставь. Пойдем со мной. Я тебя выведу из леса…
И с этими словами она сделала шаг вперед, выходя из темноты в свет костра. В этот момент я увидел ее лицо. Оно было бледным и изможденным, с глубокими морщинами вокруг глаз. Но самое страшное было не это. Вместо глаз у нее были пустые, черные глазницы. Я закричал от ужаса и отшатнулся назад. Ярый, рыча, бросился на женщину, но она отмахнулась от него рукой, и он отлетел в сторону, словно подброшенный мощным порывом ветра.
И тут я понял, что это не простая женщина. Что в принципе это не человек. Стало страшно, меня затрясло.
— Кто ты? — прошептал я, дрожа от страха, — что тебе нужно?
Женщина, или то, что от нее осталось, медленно подошла ко мне и протянула свою руку. Рука была костлявой, с огромными желтыми ногтями.
— Отцу уже ничем не поможешь, — прошептала она своим леденящим душу голосом, — он уже там, в лучшем из миров. Пойдём со мной, мальчик. Что тебе здесь одному делать?
Её слова звучали как приговор, и я, словно завороженный, сделал шаг в её сторону. Горе, отчаяние и страх парализовали мою волю, и я был готов пойти за ней, куда бы она ни позвала. Казалось, я двигался во сне, не осознавая, что делаю.
Но тут, словно очнувшись от морока, я почувствовал резкий толчок в ногу. Это Ярый, наш верный пёс, пришёл в себя и сообразил, что мне грозит опасность. Он подскочил, залаял и зарычал, кидаясь от меня к той женщине, не подпуская её ко мне, а меня — к ней. Он встал между нами, преграждая ей путь, готовый отдать жизнь, чтобы защитить меня.
Я как будто очнулся от глубокого сна. На меня внезапно напал такой сильный страх, что я заревел в голос. Осознание того, что это за существо передо мной, парализовало меня. Инстинктивно я схватил отцовское ружьё, лежавшее рядом, и отполз к костру, дрожа от ужаса.
Женщина остановилась у границы света, не решаясь выйти на освещённое пространство. Она стала медленно ходить по кругу, не выходя на свет, и снова начала звать меня своим гипнотизирующим голосом.
— Не бойся, мальчик, — шептала она, — я не причиню тебе зла. Просто пойдём со мной, и ты забудешь о своей боли.
Ярый продолжал рычать и кидаться на неё, но он тоже не выбегал за круг света. Он словно чувствовал, что за пределами освещённого пространства его сила покинет его. Он кружил вокруг женщины, пытаясь укусить её, но она лишь уклонялась от его атак, не издавая ни звука. Сколько это продолжалось, я не знаю. Может быть, десять минут, может быть, целую полночь. Время словно потеряло свой смысл. Я сидел, как в ступоре, прижавшись спиной к еловым ветвям, и всё сильнее сжимал ружьё в руках. Мои зубы стучали от холода и страха, а пот лился ручьями по лицу.
Женщина продолжала ходить по кругу и звать меня, а Ярый — рычать и кидаться на неё. Я понимал, что нужно что-то делать, что нельзя просто сидеть и ждать своей участи. И вдруг в ушах раздался голос отца:
— В лесу, сынок, самое главное — не паниковать. Нужно сохранять спокойствие и трезво оценивать ситуацию. И тогда ты всегда найдёшь выход.
Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Нужно было взять себя в руки и вспомнить всё, чему учил меня отец. Я огляделся вокруг. Костёр продолжал гореть, отбрасывая пляшущие тени на деревья. Женщины нигде не было видно. Ярый, как ни в чём не бывало, улегся у моих ног и только изредка вскидывал голову и тихо рычал, словно напоминая о недавней опасности.
Я с недоумением огляделся вокруг. Неужели всё это мне привиделось? Неужели это был всего лишь кошмарный сон? Я понимал, что не могу оставаться здесь. Мне нужно было добраться до дома, рассказать всё матери, попросить помощи. Но как это сделать? Я был один в глухом лесу, без еды и воды.
Я решил дождаться утра. Ночь в лесу — не лучшее время для путешествий. А с рассветом, возможно, я смогу найти дорогу домой. Когда посветлело, я встал и подошёл к месту, где лежал мой отец. С трудом, я смог немного расчистить завал и увидеть его лицо. Оно было спокойным и безмятежным, словно он просто спал. Я с горечью понял, что ничего не могу сделать. Я не смогу похоронить его по-человечески, не смогу проститься с ним, как полагается.
Как мог, я закрыл ветками ели тело отца, чтобы звери не растерзали его. Это было всё, что я мог сделать для него в тот момент. Затем я собрал остатки еды и воды, попрощался с отцом и отправился в обратный путь. Я шёл, ориентируясь по солнцу и по тем приметам, которые отец показывал мне в лесу. Я старался не думать о случившемся, чтобы не сойти с ума от горя.
Но лес словно издевался надо мной. Целый день я плутал по лесу, вроде бы шёл по знакомым местам, но постоянно возвращался к одному и тому же месту. Когда в четвёртый уже раз я вышел к одной и той же сосенке с обломанной верхушкой, я понял, что окончательно заблудился. Отчаяние снова охватило меня. Я был голоден и напуган. Я не знал, что делать дальше, куда идти. Казалось, лес не хочет отпускать меня, словно держит в своих объятиях.
***
Темнело рано, и с каждым сумеречным мгновением страх возвращался с новой силой. Собрав последние силы, я кое-как разжег небольшой костерок, чтобы хоть немного согреться и отогнать ночных зверей. Затем, обессиленный, упал под сосну. Ярый, словно чувствуя мое состояние, прижался ко мне, делясь своим теплом. Я немного согрелся и уснул.
Очнулся от леденящего холода. Вокруг все было белым-бело: ночью пошел снег. Пушистые хлопья укрыли землю толстым одеялом, заметая следы и стирая ориентиры. Я с трудом приподнялся, ощущая слабость во всем теле. Ярого рядом не было, и от этого мне стало еще страшнее. Снова отключился, погружаясь в забытье.
Сквозь пелену сна почувствовал, как кто-то холодным мне в лицо тычет. С трудом разлепил слипшиеся веки и увидел перед собой мокрую морду Ярого. Он своим носом настойчиво толкал меня, словно пытаясь разбудить. Вдалеке, сквозь снежную завесу, мелькнула знакомая фигура. Это бежала мама, а за ней спешивались с лошадей мужики из деревни.
— Сынок! - закричала мама, бросаясь ко мне.
После сумбурных объяснений, что да как произошло, мужики быстро нашли место, где погиб отец. Оказалось, я от того места недалеко и ушел, всего на какой-то километр, и целый день вокруг плутал, словно заколдованный. Лес словно играл со мной, не давая выбраться.
Похоронили отца на деревенском кладбище. На похоронах было много народу — все пришли попрощаться с уважаемым человеком. Мама держалась стойко, но я видел, как она украдкой смахивает слезы. После похорон, когда немного утихла суета, мама села рядом со мной и рассказала:
— Когда вас провожала, целый день и всю ночь такая тоска на душе была, что хоть волком вой. Все спрашивала себя, чего провожать пошла? Никогда ведь не ходила. Сердце словно предчувствовало беду. А когда на следующий день вы и к ночи не вернулись, я места себе не находила. Побежала к председателю просить, чтобы народ собирал вас искать. Он меня уговорил до утра подождать, говорил, что может, просто задержались. А под утро услышала, что Ярый во дворе воет и в дверь скребется, поняла, что беда приключилась. Он всегда так делает, когда что-то неладное. Вот так, благодаря псу, и нашли вас.
Я посмотрел на Ярого, который лежал у моих ног, преданно глядя мне в глаза. Он спас мне жизнь, вывел из леса, привел помощь. Он был не просто собакой, он был моим верным другом, моим ангелом-хранителем. Я обнял его, прижавшись к его теплой шерсти.
— Спасибо тебе, Ярый, — прошептал я, — от нас с папкой тебе большое спасибо...
Когда я рассказал про женщину с черными глазницами, ходившую вокруг костра, то мне вроде как и не поверили. В глазах людей читалось недоверие и сомнение. Кто говорил, мол, привиделось мальцу в бреду от горя и холода, кто предполагал, что, может быть, кто-то из староверов, отшельнически живущих в глуши, случайно набрёл на наш костёр. Хотя у нас про староверов давно никто не слыхал, да и зачем им появляться ночью в лесу?
Я пытался объяснить, как всё было на самом деле, описывал её одежду, её пустые глаза, её тихий, леденящий душу голос. Но чем больше я рассказывал, тем меньше мне верили. Люди предпочитали верить в более рациональные объяснения, нежели в мистические видения.
Так я до сих пор и не знаю, кто или что это было. Может быть, это был призрак леса, дух, пришедший за моим отцом. А может быть, это было всего лишь плодом моего воображения, порождённым горем и страхом. Но одно я знал точно: я никогда не забуду эту женщину. Её образ навсегда остался в моей памяти.
А Ярый у нас еще долго жил. Он стал настоящим членом нашей семьи, преданным другом и защитником. Когда я уже в армии служил, мама написала в письме, что Ярый ушел в лес и не вернулся. Сердце моё сжалось от тоски. Я знал, что это значит. Видать, почувствовал приближение конца и ушел, чтобы мы не видели его слабым и беспомощным. Он хотел уйти в одиночестве, в том лесу, где когда-то спас мне жизнь.
С тех пор вернее собаки я в жизни не встречал. Я много видел разных собак, разных пород и характеров. Но никто из них не сравнится с Ярым. Он был особенным, он был больше, чем просто собакой. Он был моим другом, моим братом. И я всегда буду помнить его с благодарностью и любовью. Он навсегда останется в моём сердце, как символ верности, преданности и самоотверженности.
Аномалии мистика и не только
— Иди ко мне, мальчик, — хрипела странная женщина, нарезая круги вокруг костра, — не бойся!
Брось отца, ему уже не помочь…
— Иди ко мне, мальчик, — хрипела странная женщина, нарезая круги вокруг костра, — не бойся! Я помогу найти дорогу домой. Брось отца, ему уже не помочь…
— Не нашли бы вас, если бы не Ярый, — говорила мне мама, — я ночью услышала, как он во дворе воет. Всю деревню на уши подняла, всех соседей. Ярый нас сначала к тебе привел. Еще немного, и ты бы замерз, сынок. А потом показал, где папка наш лежит… Ой, сыночка, если бы не он, ты бы погиб…
***
В тысяча девятьсот пятьдесят шестом году мне исполнилось двенадцать. Может, и мальчишка еще, но в те времена мы, деревенские, быстро взрослели. Помню, считался уже довольно большим, да и отец на меня во всем полагался. Жили мы скромно, но дружно. А еще у нас был Ярый — кобель, помесь крупной породы с дворнягой. Рослый, крепкий красавец, года три ему было. Умный очень пес.
Отца он просто обожал. Помню, как-то раз отец принес его домой, совсем крошечного. Говорил, что нашел в лесу — замерзал бедолага. Отогрел его, выкормил, и стал Ярый отцу незаменимым помощником. Отец ведь у меня охотником был, семью только этим и кормил.
Ярый, конечно, тоже охоту любил. Только стоило отцу ружье достать, он уже крутился рядом, хвостом вилял, скулил от нетерпения. И отец его всегда брал с собой, говорил:
— Без Ярого, как без рук.
Однажды, осенью, пошли мы с отцом в лес. Отец — за дичью, я — дрова собирать. Ярый, как обычно, бегал вокруг, вынюхивал, все ему было интересно.
— Смотри, Борька, — сказал отец, — грибов сколько! Собирай, мамка нажарит со сметаной сегодня.
Я снял свитер, завязал рукава, сделав из вещи подобие авоськи. Мы начали собирать грибы, отец мне тоже помогал. Ярый бегал вокруг, но как-то беспокойно — все время оглядывался, поскуливал.
— Что с ним такое? — спросил я у отца.
Отец пожал плечами:
— Может, чего учуял. В лесу всякое бывает.
Вдруг Ярый залаял. Громко, злобно, не так, как обычно на охоте.
— Ярый! — крикнул отец, — тихо!
Но Ярый не унимался. Он бегал вокруг какого-то куста и лаял, лаял, лаял.
— Пойду посмотрю, что там такое, — сказал отец.
Он взял ружье и осторожно подошел к кусту. Я побежал за ним.
— Пап, осторожно! — крикнул я.
Отец раздвинул ветки куста и замер. Я заглянул за его спину и тоже замер от ужаса — там сидел огромный волк. Отец тут же вскинул ружье, но выстрелить не успел — зверь мгновенно оценил обстановку и скрылся в чаще. Мы спокойно дособирали грибы и пошли домой.
***
Октябрь выдался на диво теплый и сухой. Золотая осень раскрасила леса в яркие цвета, а воздух был наполнен ароматом прелых листьев и хвои. Отец тогда решил взять меня с собой на охоту. Мне было лет тринадцать, и это была моя первая серьезная вылазка. Отец обещал, что мы проведем в лесу целые сутки: побродим в поисках дичи, переночуем у костра и только на следующий день вернемся домой. Я никогда раньше не ночевал в лесу, поэтому предвкушал настоящее приключение.
С утра пораньше отец встал, достал свое старое ружье, проверил припасы. Мама собрала нам небольшой рюкзачок с едой: хлеб, сало, вареные яйца и термос с горячим чаем. Перед выходом отец надел свою видавшую виды охотничью куртку и закинул за спину рюкзак. Я тоже не отставал: надел старые ботинки, теплый свитер и шапку.
— Ну, готовы, охотники? — спросила мама, улыбаясь.
— Готовы! — хором ответили мы с отцом.
Мы вышли из дома, и мама пошла нас проводить до околицы. Шли молча, наслаждаясь тишиной и свежим утренним воздухом. Когда мы дошли до конца деревни, мама остановилась.
— Ну, бывайте, — сказала она, обнимая нас по очереди, — смотрите, будьте осторожны там, в лесу. Не лезьте на рожон.
— Не беспокойся, — ответил отец, — все будет хорошо. Завтра утром будем дома.
Мама поцеловала отца и меня на прощание, а затем, стоя у самой околицы, долго крестила нас вслед. Я обернулся, и увидел, что она все еще стоит там.
— Что, жалко маму оставлять? — спросил отец, заметив мой взгляд.
— Да, — честно ответил я, — как-то не по себе.
— Ничего, — сказал отец, похлопав меня по плечу, — она привыкла. Ничего, подрастешь, сам станешь на охоту ходить. Я тебя всему научу.
Мы двинулись дальше, вглубь леса. Чем дальше мы уходили от деревни, тем тише становилось вокруг. Только под ногами шуршали опавшие листья, да изредка слышалось пение птиц. Я с интересом разглядывал деревья, кусты, следы зверей на земле. Все было новым и необычным.
— Ну что, нравится тебе в лесу? — спросил отец.
— Очень! — ответил я.
— Это только начало, — сказал отец, — вот увидишь, сколько всего интересного нас ждет. Главное — быть внимательным и осторожным.
Мы шли дальше, и отец рассказывал мне о разных зверях и птицах, об их повадках и привычках. Он учил меня читать следы на земле, определять направление ветра, различать звуки леса. Я слушал его с восхищением, стараясь запомнить каждое слово.
— Вот смотри, — сказал отец, остановившись у небольшого ручья, — видишь эти следы? Это лось здесь проходил. Совсем недавно.
Я присмотрелся и увидел на влажной земле отпечатки больших копыт.
— А вон там, — продолжал отец, указывая на дерево, — белка живет. Видишь, дупло?
Я заглянул в дупло и увидел, как из него выглядывает маленькая мордочка.
— Ух ты! — воскликнул я, — какая хорошенькая!
— Да, — улыбнулся отец, — в лесу много всего интересного. Только надо уметь видеть.
К полудню мы вышли на небольшую поляну. Отец предложил сделать привал.
— Давай поедим, — сказал он, — а то что-то я проголодался.
Мы разложили на траве рюкзак, достали снедь. Перекусили на свежем воздух — еда показалась мне особенно вкусной. После обеда отец достал из рюкзака небольшую фляжку.
— Ну, за удачную охоту, — сказал он, подмигнув мне.
Он сделал несколько глотков, а затем убрал фляжку обратно в рюкзак.
— А мне? — спросил я.
— Тебе еще рано, — ответил отец, — вырастешь — тогда и попробуешь.
Я не стал спорить. Знал, что отец не любит, когда ему перечат. После обеда мы немного отдохнули и снова двинулись в путь. Целью нашей охоты были зайцы и тетерева. Отец надеялся подстрелить хоть что-нибудь, чтобы порадовать маму.
Проплутали мы с отцом по лесу весь день. Честно говоря, я уже и не помню, кого он там подстрелил. Кажется, парочку тетеревов и зайца. Главное было не это, а сам процесс — бродить по лесу, дышать свежим воздухом, слушать щебет птиц.
К вечеру отец решил остановиться на ночлег. Выбрал он огромную, раскидистую ель. Место отличное — и от ветра защитит, и от дождя, если вдруг пойдет. Мы с ним нарубили лапника, настелили его на землю, чтобы не так сыро было спать. Отец говорил, что еловые иголки еще и тепло хорошо держат.
Потом натаскали валежника для костра. Отец у меня знал толк в дровах. Выбирал только сухие, чтобы горели долго и жарко. Развели мы костер, и сразу стало как-то уютнее. Пламя весело потрескивало, отбрасывая причудливые тени на деревья. Покушали мы, сидя у костра, и я почувствовал, как усталость постепенно отступает. После сытного ужина самое время было готовиться ко сну.
Отец, видно, сильно устал за день. После войны он весь израненный вернулся, ноги у него очень болели. Он первым улегся на лапник, подстелив под голову свою куртку. Я укрыл его своим старым тулупом.
А я с Ярым еще у костра посидел. Ярый лежал рядом, положив голову мне на колени, и тихо поскуливал. Вокруг уже совсем стемнело. Дальше света, отбрасываемого костром, ничего не видно. Такая темнота, что хоть глаз выколи. И тишина стояла такая, как будто все вокруг повымерло. Ни сверчка, ни совы — ни звука. Даже ветер стих.
Я сидел у костра и смотрел на огонь. Пламя то разгоралось, то затихало, отбрасывая на деревья причудливые тени. Мне вдруг стало немного не по себе. Какая-то гнетущая тишина, словно что-то недоброе таится в этой темноте.
Я подкинул в костер еще несколько сухих веток. Огонь вспыхнул с новой силой, освещая ближайшие деревья. Стало немного спокойнее.
— Что, страшно, сынок? — вдруг услышал я тихий голос отца.
Я вздрогнул от неожиданности. Мне показалось, что он уже спит.
— Да нет, — ответил я, — просто как-то тихо очень.
— Лес перед бедой всегда молчит, — сказал отец, — так что будь начеку.
— А чего нам бояться? — спросил я, — у нас же Ярый есть.
— Ярый, конечно, молодец, — ответил отец, — но и на него не стоит слишком полагаться. В лесу всякое бывает.
Я замолчал. Слова отца меня немного встревожили. Я стал внимательнее прислушиваться к звукам леса. Но вокруг по-прежнему стояла тишина. Вдруг Ярый встрепенулся и зарычал. Тихо, но злобно. Шерсть у него встала дыбом. Он посмотрел в сторону леса, туда, где была самая густая темнота.
— Что такое, Ярый? — спросил я, испугавшись.
Ярый продолжал рычать, не сводя глаз с темноты. Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки.
— Что там такое? — прошептал я.
Отец, приподнявшись на локте, взял ружье.
— Тихо, — сказал он, — не шуми.
Мы замерли, прислушиваясь. И тут я услышал. Сначала еле слышно, а потом все отчетливее. Какой-то странный звук. Словно кто-то тяжело дышит. Или стонет. Звук доносился из темноты, со стороны леса. Я схватил отца за руку. Мне стало очень страшно.
— Что это? — прошептал я.
Отец молчал. Он напряженно всматривался в темноту, держа ружье наготове. Вдруг в этой звенящей тишине раздался сначала сухой треск, словно кто-то сломал огромную кость, а потом оглушительный шум падающего дерева и глухой удар о землю. Я подскочил на ноги, словно ужаленный, и обернулся назад. То, что я увидел, заставило мое сердце бешено заколотиться в груди.
Огромная ель, под которой лежал отец, переломилась пополам, словно спичка, и всей своей многотонной массой рухнула прямо на него!
— Папка, — закричал я, — папкааааа!
Я, словно безумный, бросился к завалу, перепрыгивая через горящие поленья, не чувствуя боли от обжигающих искр.
— Папка, ты живой?! Ответь мне, папка! — я кричал, захлебываясь слезами, но в ответ была лишь тишина, нарушаемая лишь треском ломающихся веток.
Я с отчаянием пытался вытащить отца из-под толстого ствола, но он был слишком тяжелым для меня, тринадцатилетнего мальчишки. Я ободрал руки, ломал ногти, но не мог сдвинуть с места ни единой ветки. Я звал отца, просил его ответить, умолял, но он молчал.
Ярый, скуля, крутился вокруг меня, пытаясь помочь, но не мог.
— Папка! Очнись, папка! — я кричал, толкая его в плечо.
— Сынок… — прохрипел он, с трудом шевеля губами, — береги маму… Ты один у нее теперь остался… Я…
Он не успел договорить. Его глаза закрылись, голова безвольно упала набок, и он затих. И снова настала тишина. Только слышно было, как сушина в костре потрескивала, да Ярый тихо скулил, облизывая мое лицо.
Я остался один в ночи, один на один со своим горем. Я потерял самого дорогого человека на свете — своего отца.
***
Лес молчал, словно сочувствуя моей потере. А костер продолжал гореть, отбрасывая причудливые тени на сломанную ель, ставшую могилой моего отца. Долго я сидел, прижавшись к телу отца, ревел, захлебываясь слезами, и отчаянно пытался пробиться сквозь переломанные ветви и лапник. Сердце разрывалось от боли и отчаяния. Ярый, верный друг, не отходил от меня ни на шаг. Он рыл лапами землю рядом со мной, пытаясь помочь, и тихо скулил, словно разделяя мое горе.
Казалось, время остановилось. Я был один на один со своим горем, в темном и враждебном лесу. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костра и моим безутешным плачем. Вдруг, сквозь пелену слез и отчаяния, я услышал, как меня кто-то окликнул. Голос был тихий, мягкий, словно шелест осенних листьев.
— Не плачь!
Я вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Мои глаза, привыкшие к темноте, с трудом различали очертания предметов. И вот, у самого круга света, исходившего от костра, я увидел силуэт женщины.
Она была вся в какой-то черной, длиннополой одежде, которая, казалось, поглощала весь свет. На голове у нее был черный платок. Платок был надвинут так низко, что закрывал почти все лицо, оставляя в тени глаза. Лица ее я почти не видел, лишь смутное очертание. Она стояла как бы в темноте, не решаясь выйти к костру, словно боялась света.
В ту минуту я даже не подумал о том, откуда она взялась, кто она такая и почему она здесь. Меня охватила такая сильная радость оттого, что я не один. Мне помогут, меня одного в этом страшном месте не оставят.
— Вы кто? — задал я единственно уместный в этой ситуации вопрос.
— Я пришла к тебе на помощь, — прошелестела женщина, — пойдем со мной?
Я с надеждой посмотрел на нее. Может быть, она сможет помочь мне вытащить отца из-под завала?
— Помогите мне, пожалуйста! — взмолился я, протягивая к ней руки, — отца деревом придавило! Я один не могу его вытащить!
— Ему уже не помочь. Оставь. Пойдем со мной. Я тебя выведу из леса…
И с этими словами она сделала шаг вперед, выходя из темноты в свет костра. В этот момент я увидел ее лицо. Оно было бледным и изможденным, с глубокими морщинами вокруг глаз. Но самое страшное было не это. Вместо глаз у нее были пустые, черные глазницы. Я закричал от ужаса и отшатнулся назад. Ярый, рыча, бросился на женщину, но она отмахнулась от него рукой, и он отлетел в сторону, словно подброшенный мощным порывом ветра.
И тут я понял, что это не простая женщина. Что в принципе это не человек. Стало страшно, меня затрясло.
— Кто ты? — прошептал я, дрожа от страха, — что тебе нужно?
Женщина, или то, что от нее осталось, медленно подошла ко мне и протянула свою руку. Рука была костлявой, с огромными желтыми ногтями.
— Отцу уже ничем не поможешь, — прошептала она своим леденящим душу голосом, — он уже там, в лучшем из миров. Пойдём со мной, мальчик. Что тебе здесь одному делать?
Её слова звучали как приговор, и я, словно завороженный, сделал шаг в её сторону. Горе, отчаяние и страх парализовали мою волю, и я был готов пойти за ней, куда бы она ни позвала. Казалось, я двигался во сне, не осознавая, что делаю.
Но тут, словно очнувшись от морока, я почувствовал резкий толчок в ногу. Это Ярый, наш верный пёс, пришёл в себя и сообразил, что мне грозит опасность. Он подскочил, залаял и зарычал, кидаясь от меня к той женщине, не подпуская её ко мне, а меня — к ней. Он встал между нами, преграждая ей путь, готовый отдать жизнь, чтобы защитить меня.
Я как будто очнулся от глубокого сна. На меня внезапно напал такой сильный страх, что я заревел в голос. Осознание того, что это за существо передо мной, парализовало меня. Инстинктивно я схватил отцовское ружьё, лежавшее рядом, и отполз к костру, дрожа от ужаса.
Женщина остановилась у границы света, не решаясь выйти на освещённое пространство. Она стала медленно ходить по кругу, не выходя на свет, и снова начала звать меня своим гипнотизирующим голосом.
— Не бойся, мальчик, — шептала она, — я не причиню тебе зла. Просто пойдём со мной, и ты забудешь о своей боли.
Ярый продолжал рычать и кидаться на неё, но он тоже не выбегал за круг света. Он словно чувствовал, что за пределами освещённого пространства его сила покинет его. Он кружил вокруг женщины, пытаясь укусить её, но она лишь уклонялась от его атак, не издавая ни звука. Сколько это продолжалось, я не знаю. Может быть, десять минут, может быть, целую полночь. Время словно потеряло свой смысл. Я сидел, как в ступоре, прижавшись спиной к еловым ветвям, и всё сильнее сжимал ружьё в руках. Мои зубы стучали от холода и страха, а пот лился ручьями по лицу.
Женщина продолжала ходить по кругу и звать меня, а Ярый — рычать и кидаться на неё. Я понимал, что нужно что-то делать, что нельзя просто сидеть и ждать своей участи. И вдруг в ушах раздался голос отца:
— В лесу, сынок, самое главное — не паниковать. Нужно сохранять спокойствие и трезво оценивать ситуацию. И тогда ты всегда найдёшь выход.
Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Нужно было взять себя в руки и вспомнить всё, чему учил меня отец. Я огляделся вокруг. Костёр продолжал гореть, отбрасывая пляшущие тени на деревья. Женщины нигде не было видно. Ярый, как ни в чём не бывало, улегся у моих ног и только изредка вскидывал голову и тихо рычал, словно напоминая о недавней опасности.
Я с недоумением огляделся вокруг. Неужели всё это мне привиделось? Неужели это был всего лишь кошмарный сон? Я понимал, что не могу оставаться здесь. Мне нужно было добраться до дома, рассказать всё матери, попросить помощи. Но как это сделать? Я был один в глухом лесу, без еды и воды.
Я решил дождаться утра. Ночь в лесу — не лучшее время для путешествий. А с рассветом, возможно, я смогу найти дорогу домой. Когда посветлело, я встал и подошёл к месту, где лежал мой отец. С трудом, я смог немного расчистить завал и увидеть его лицо. Оно было спокойным и безмятежным, словно он просто спал. Я с горечью понял, что ничего не могу сделать. Я не смогу похоронить его по-человечески, не смогу проститься с ним, как полагается.
Как мог, я закрыл ветками ели тело отца, чтобы звери не растерзали его. Это было всё, что я мог сделать для него в тот момент. Затем я собрал остатки еды и воды, попрощался с отцом и отправился в обратный путь. Я шёл, ориентируясь по солнцу и по тем приметам, которые отец показывал мне в лесу. Я старался не думать о случившемся, чтобы не сойти с ума от горя.
Но лес словно издевался надо мной. Целый день я плутал по лесу, вроде бы шёл по знакомым местам, но постоянно возвращался к одному и тому же месту. Когда в четвёртый уже раз я вышел к одной и той же сосенке с обломанной верхушкой, я понял, что окончательно заблудился. Отчаяние снова охватило меня. Я был голоден и напуган. Я не знал, что делать дальше, куда идти. Казалось, лес не хочет отпускать меня, словно держит в своих объятиях.
***
Темнело рано, и с каждым сумеречным мгновением страх возвращался с новой силой. Собрав последние силы, я кое-как разжег небольшой костерок, чтобы хоть немного согреться и отогнать ночных зверей. Затем, обессиленный, упал под сосну. Ярый, словно чувствуя мое состояние, прижался ко мне, делясь своим теплом. Я немного согрелся и уснул.
Очнулся от леденящего холода. Вокруг все было белым-бело: ночью пошел снег. Пушистые хлопья укрыли землю толстым одеялом, заметая следы и стирая ориентиры. Я с трудом приподнялся, ощущая слабость во всем теле. Ярого рядом не было, и от этого мне стало еще страшнее. Снова отключился, погружаясь в забытье.
Сквозь пелену сна почувствовал, как кто-то холодным мне в лицо тычет. С трудом разлепил слипшиеся веки и увидел перед собой мокрую морду Ярого. Он своим носом настойчиво толкал меня, словно пытаясь разбудить. Вдалеке, сквозь снежную завесу, мелькнула знакомая фигура. Это бежала мама, а за ней спешивались с лошадей мужики из деревни.
— Сынок! - закричала мама, бросаясь ко мне.
После сумбурных объяснений, что да как произошло, мужики быстро нашли место, где погиб отец. Оказалось, я от того места недалеко и ушел, всего на какой-то километр, и целый день вокруг плутал, словно заколдованный. Лес словно играл со мной, не давая выбраться.
Похоронили отца на деревенском кладбище. На похоронах было много народу — все пришли попрощаться с уважаемым человеком. Мама держалась стойко, но я видел, как она украдкой смахивает слезы. После похорон, когда немного утихла суета, мама села рядом со мной и рассказала:
— Когда вас провожала, целый день и всю ночь такая тоска на душе была, что хоть волком вой. Все спрашивала себя, чего провожать пошла? Никогда ведь не ходила. Сердце словно предчувствовало беду. А когда на следующий день вы и к ночи не вернулись, я места себе не находила. Побежала к председателю просить, чтобы народ собирал вас искать. Он меня уговорил до утра подождать, говорил, что может, просто задержались. А под утро услышала, что Ярый во дворе воет и в дверь скребется, поняла, что беда приключилась. Он всегда так делает, когда что-то неладное. Вот так, благодаря псу, и нашли вас.
Я посмотрел на Ярого, который лежал у моих ног, преданно глядя мне в глаза. Он спас мне жизнь, вывел из леса, привел помощь. Он был не просто собакой, он был моим верным другом, моим ангелом-хранителем. Я обнял его, прижавшись к его теплой шерсти.
— Спасибо тебе, Ярый, — прошептал я, — от нас с папкой тебе большое спасибо...
Когда я рассказал про женщину с черными глазницами, ходившую вокруг костра, то мне вроде как и не поверили. В глазах людей читалось недоверие и сомнение. Кто говорил, мол, привиделось мальцу в бреду от горя и холода, кто предполагал, что, может быть, кто-то из староверов, отшельнически живущих в глуши, случайно набрёл на наш костёр. Хотя у нас про староверов давно никто не слыхал, да и зачем им появляться ночью в лесу?
Я пытался объяснить, как всё было на самом деле, описывал её одежду, её пустые глаза, её тихий, леденящий душу голос. Но чем больше я рассказывал, тем меньше мне верили. Люди предпочитали верить в более рациональные объяснения, нежели в мистические видения.
Так я до сих пор и не знаю, кто или что это было. Может быть, это был призрак леса, дух, пришедший за моим отцом. А может быть, это было всего лишь плодом моего воображения, порождённым горем и страхом. Но одно я знал точно: я никогда не забуду эту женщину. Её образ навсегда остался в моей памяти.
А Ярый у нас еще долго жил. Он стал настоящим членом нашей семьи, преданным другом и защитником. Когда я уже в армии служил, мама написала в письме, что Ярый ушел в лес и не вернулся. Сердце моё сжалось от тоски. Я знал, что это значит. Видать, почувствовал приближение конца и ушел, чтобы мы не видели его слабым и беспомощным. Он хотел уйти в одиночестве, в том лесу, где когда-то спас мне жизнь.
С тех пор вернее собаки я в жизни не встречал. Я много видел разных собак, разных пород и характеров. Но никто из них не сравнится с Ярым. Он был особенным, он был больше, чем просто собакой. Он был моим другом, моим братом. И я всегда буду помнить его с благодарностью и любовью. Он навсегда останется в моём сердце, как символ верности, преданности и самоотверженности.
#житейскиеистории
источник