- Филонида Паисьевна... вы помните меня? - повторила Зося шепотом. - И сестёр, и Петьку – помните?
Бабка моргнула, теряя слезинки, и Зося снова пожалела её – одинокую и никому не нужную сейчас. Если Филонида слышит, если реагирует на слова – возможно еще ещё не всё потеряно? Не всё так плохо, как кажется?
- Время, Зоська! – Таня подтолкнула Зосю в плечо. – Не распускай сопли! Сосредоточься!
- Таня, подожди... Мне кажется, она слышит... Слышит нас! И всё понимает!
- Тебя это не должно волновать! Чем быстрее она загнется – тем лучше.
– Как ты можешь так говорить? Она же живая! Это живой человек!
-Это не человек, а оболочка от него! Соберись, Зоська. Не вынуждай меня применить силу!
Зося даже не повернула головы, всё смотрела, как бабка обреченно прикрыла глаза, а из-под век так и продолжали сочиться слезы.
- Филонида Паисьевна, - Зося говорила тихо, будто сама с собой. - В ту ночь была гроза... Помните, Филонида Паисьевна? Вы оставили нас здесь... Меня, девчонок и Петю... не отпустили в лес... накормили... обогрели... дали всем по куколке... маковушке... обернули лоскутками маковые стебельки с коробочками-головками, и внутри каждой шуршали и перекатывались зернышки...
В комнате сделалось вдруг очень тихо. Зося не слышала больше Таниных угроз, она словно перенеслась в прошлое, в то время, о котором говорила.
Почувствовала в руке лёгкость макового стебелька.
Отчётливо прозвучал смех Полины, а затем раздался легкий хруст...
Непослушными пальцами мак по зёрнышку перебирать-собирать.
Всё, что осталось – то в мешочек сложу
Нитью красной вокруг обвяжу,
Маковушкой защитной обряжу...
Солнце заходит
Ночь крадётся на порог.
Спрячу маковушку под подушку -
Пусть укротит зло.
Пусть усмирит тени.
Одурманит-усыпит
Незваную гостью-ночницу
Навсегда, навсегда, навсегда...
Зося говорила медленно, пытаясь подобрать нужные слова, и в паузах робко и несмело ей вторил цвыркун.
С каждым новым куплетом колыбельной лицо Филониды Паисьевны разглаживалось.
Она больше не плакала, дышала ровно и расслабленно.
Цвыркун прыгнул ей на голову и тихо-тихо застрекотал, перебирая лапками выбившиеся из-под косынки пряди.
- Кажется, сработало! Ты всё-таки не так безнадёжна, как кажешься, подруга! - Таня наклонилась над вытянувшейся на полу бабкой, пощупала пульс, приподняла ей веки. – Спит. Интересно... Я не думала, что всё пройдёт настолько тихо...
В соседней комнате рвануло с грохотом, заверещала и сбилась на кашель курнеля, и когда девушки вбежали туда – увидели осколки зеркала на полу и опустевшие углы.
- Вот и завершающий аккорд, - усмехнулась Таня. – А где же наши девицы-сестрицы?..
- Втянуло-о-о... втянуло внутрь... – захлопала крыльями, причитала курнеля. – Как Авигеюшка уснула, так и втянуло девок тенями-ручьями... Запечатало на веки вечныя... Колдовка ты сильная, да... Только готова ли платить?
- В зеркало? Полина с Владиславой внутри зеркала? – Зося подняла неровный кусочек стекла, повернула к себе и вскрикнула, когда из мутной глубины на неё уставился подведенный чёрным глаз. – Полина! Она правда там! Ох...
- Естественно там. Где ей быть-то? И Владислава при сестре. Хватит уже тупить, Зоська! Лучше порадуйся. Ты сегодня героиня дня!
- Чем платить станешь? – снова прошипела курнеля.
- Сейчас приберусь и подробно перед тобой отчитаюсь, - хмыкнула Таня. – Потерпи немного, бабуся.
- Не твоя бабуся... не твоя... – курнеля повертела шеей, пытаясь избавиться от петли.
- А не моя – так и не спрашивай. Не твоего умишки делишки!
Хлопнув в ладоши, Таня призвала из сеней растрепанный веник, и тот быстро завозил прутьями по доскам, сгребая осколки в кучу. От них исходило слабое свечение и едва различимый шёпот:
- Выпусти нас... выпусти... сжалься...
- Прости-и-и... Прости, Зося... - осколок в Зосиной руке задрожал, и она отшвырнула его словно опасное насекомое. Не потому, что была зла на близняшек, а потому, что и правда боялась поддаться на мольбы и пожалеть их.
- Есть в этом доме мешок? Или пакет? Какая-нибудь тара... – пробормотала Таня, озираясь.
- Что ты собираешься делать?
- Собираюсь сложить в нее этот мусор и закопать за домом.
- Закопать! Это обязательно?
- Разумеется, нет. Мы можем склеить зеркало и снова вернуть его в особняк. А потом продолжить кормить энергией живых.
- Тань!!
- Что?? Не надоело нести бред, добрая ты наша. Лучше молчи, героиня дня. Молчи и не мешайся под ногами!
- Ночи... она героиня ночи... – угодливо прострекотала курнеля.
Пока Таня возилась с осколками, ей удалось немного ослабить удавку, но этот манёвр был тут же разгадан. Одним лишь движением пальцев Таня затянула петельку потуже, и Прасковья разочарованно захрипела.
- За что-о-о? За что-о-о?? Отпусти-и-и!
- Может и отпущу, - милостиво кивнула Таня. – Но украшение оставлю. Носить тебе его всегда.
- Как же она будет жить с петлёй на шее? – Зося немедленно пожалела растрепанную, бьющуюся в пыли на полу птицу.
- Как-нибудь. - хмыкнула Таня. – Меньше станет сплетничать-болтать. И прекратит вредить людям. Я права, баба Прасковья? Ты ведь не будешь никому вредить?
- Сними-и-и... тяжко-о-о.. – Прасковья подкатила бусинки-глаза, снова дернув шеей.
- Тань! Ей же больно! Может, снимешь эту веревку?
- Меньше станет вертеться – и всё наладится.
- Но Тань... Старый же человек!
- Хорошо! – неожиданно согласилась Таня. – Сниму с неё веревку, а тебя отправлю в зеркало, вместо сестриц. Им же сейчас очень плохо. И очень страшно. Договорились?
- Меня?? С чего это?? Я не согласна! – вознегодовала Зося. – Близняшки получили по заслугам! За всё зло, которое принесли!
- Ух ты! – восхитилась Таня. – Всепрощальщица внезапно поумнела. Прасковья, кстати, тоже не добро творила. Ничего ей не сделается с этой петлёй. Как летала, так и продолжит летать. А я стану приглядывать за ней. Или Чуру попрошу. На всякий случай. И если забудется – сразу затяну узелок потуже... Слышишь меня, Прасковья?
- Твой внучек в лесу деревья пересчитывает. - рассмеялась Таня. - Надолго там застрял.
- Как же это... Андрюшенька... – захлопала крыльями курнеля.
– Не прикидывайся страдалицей. Сама его туда услала. А ведь знала, что лисун колдуну не товарищ.
- А если и знала, то что? Пускай помыкается, недоробак! (недоделок, бел.) А то взял манеру девок водить да живу из них потягивать. Ни хватки, ни умений, ни черного колдовства... Одни развлекухи в голове!
- Вот, вот, вот! Давай-ка, прищучь внучка! - развеселилась Таня. Она сделала неуловимое движение, и веревка, удерживающая курнелю возле ножки стола, растворилась. - Проваливай в лес. И веди себя хорошо. Не напоминай мне о своём существовании. Иначе...
- Поняла. Всё поняла! Только тебе это так не пройдёт. От черноты одних избавляешь, а в себя её вбираешь! – курнея сделала круг под потолком и унеслась через приоткрытую дверь.
- Не пройдёт-не пройдёт-не пройдёт! - её хриплое стрекотание еще долго раздавалось в тишине ночи.
- Она может привести Андрея? – встревожилась Зося.
- Сомневаюсь. Он еще не отошёл после встречи с лешаком. Лешак наломал бока нашему колдунку.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю и всё. – Таня вдруг помрачнела.
- Тань... про черноту это правда? – решилась спросить Зося.
- Возможно. Не бери в голову, Зоська. Я умею балансировать. И от силы не откажусь ни за что! Это такой кайф - знать, что ты всё можешь!
Обнаружив, наконец, за печкой старый мешок, Таня собрала в него осколки и смело вышла в ночь. Поколебавшись, Зося последовала за ней, но перед этим заглянула в комнату, где спала Филонида. Цвыркун уже умолк, но так и сидел у бабки на голове. Та лежала расслаблено и даже негромко похрапывала.
Интересно, как долго продлится её сон? И что станет с ней дальше?
Зося хотела укрыть бабку одеялом, но цвыркун предостерегающе всхрипнул, и девушка решила не рисковать. Помахав сверчку-старичку, на цыпочках покинула комнату.
Ночь стояла чёрная, глухая. Звезды едва различимыми точками проглядывали из-за туч. Луна не показывалась вовсе.
- Тань... ты где? – тихо позвала Зося.
- За домом. – раздраженно отозвалось из темноты. - Иди осторожно, тут крапива.
- Я ничего не вижу...
- Значит, оставайся на месте. – пропыхтела Таня.
- Что ты делаешь? Копаешь?
- Лопата копает. Я направляю.
- Тань... я всё думаю... они навсегда там останутся? Ну, в зеркале? – Зося осторожно двинулась вдоль дома на Танин голос.
- Навсегда. Оно же разбилось. Заметь – само разбилось. Без моей помощи.
- Это какой-то знак?
- Можно и так сказать. Это реакция на их... ммм... проделки.
- Тань... я же была там, в зеркале... Это ужасно, Тань! Может не надо – навсегда? Может дать им что-то вроде исправительного срока?
- Могу только сделать обмен, жалостливая ты наша. Их сюда, а тебя – туда. Решай, пока я не засыпала мешок.
- Нет! Нет... На такой обмен я не соглашусь. – по руке Зоси мазнул лист крапивы, и кожа немедленно засаднила. – А Петя... Ему можно будет помочь?
- Ещё не знаю. Буду разбираться на месте. В особняке. Сейчас закончим здесь и оправимся назад.
Таня вынырнула из крапивы неожиданно, и Зося сдавленно охнула.
- Ты уже??
- Не я. Лопата. Пошли в дом.
Настроение у Тани было не слишком хорошее, и Зося не стала её дергать расспросами. Уже внутри, когда они снова подошли взглянуть на спящую Филониду Паисьевну, спросила коротко – что теперь с ней будет?
- Тоже не знаю. Проспит где-то дней семь. А когда проснётся... может ничего не вспомнить, понимаешь? – Таня обращалась не к Зосе – к цвыркуну. – Ночницу Зоська усмирила... Авигея продолжит спать, не станет портить жизнь сестре. Но сама Фила может не перенести ритуала, не обрести себя, не восстановить связь с прошлым.
Цвыркун печально и тоненько прострекотал, что понимает.
- И что тогда, Тань? – Зося готова была расплакаться – она не ожидала подобного исхода для бабки.
- Ничего. – Таню будто бы совсем не тронула такая грустная перспектива. - Будет спокойно доживать. Может и без памяти, зато без давления сестрицы. Без чужого губительного присутствия в голове.
- Как же она выживет? Одна, в заброшенной деревне! – начала было Зося, но цвыркун перебил, возбужденно застрекотав.
- Сможет. Цвыркун станет помогать. А Чура присмотрит и поддержит. Вы согласны, Чура?
Вопрос Таня задала в пустоту, и на полу шевельнулась половинка разорванного платка.
- Пригляжу за ней. – голос Чуры сбивался на помехи, но в интонации сквозила радость. - Ну, дзеўкі, ну малайцы! Справилися! Смогли! Давайте теперь до меня. Счас пособлю с переходом. продолжение следует #ПроСтрашное источник
Аномалии мистика и не только
Тени прячутся в углах (18)
- Филонида Паисьевна... вы помните меня? - повторила Зося шепотом. - И сестёр, и Петьку – помните?
Бабка моргнула, теряя слезинки, и Зося снова пожалела её – одинокую и никому не нужную сейчас. Если Филонида слышит, если реагирует на слова – возможно еще ещё не всё потеряно? Не всё так плохо, как кажется?
- Время, Зоська! – Таня подтолкнула Зосю в плечо. – Не распускай сопли! Сосредоточься!
- Таня, подожди... Мне кажется, она слышит... Слышит нас! И всё понимает!
- Тебя это не должно волновать! Чем быстрее она загнется – тем лучше.
– Как ты можешь так говорить? Она же живая! Это живой человек!
-Это не человек, а оболочка от него! Соберись, Зоська. Не вынуждай меня применить силу!
Зося даже не повернула головы, всё смотрела, как бабка обреченно прикрыла глаза, а из-под век так и продолжали сочиться слезы.
- Филонида Паисьевна, - Зося говорила тихо, будто сама с собой. - В ту ночь была гроза... Помните, Филонида Паисьевна? Вы оставили нас здесь... Меня, девчонок и Петю... не отпустили в лес... накормили... обогрели... дали всем по куколке... маковушке... обернули лоскутками маковые стебельки с коробочками-головками, и внутри каждой шуршали и перекатывались зернышки...
В комнате сделалось вдруг очень тихо. Зося не слышала больше Таниных угроз, она словно перенеслась в прошлое, в то время, о котором говорила.
Почувствовала в руке лёгкость макового стебелька.
Отчётливо прозвучал смех Полины, а затем раздался легкий хруст...
Хрупкая коробочка треснула, роняя чёрные точечки-семена...
- Просыпались годы маковыми зёрнами
Не остановить, не повернуть вспять.
Только вспоминать о них, лишь вспоминать
Непослушными пальцами мак по зёрнышку перебирать-собирать.
Всё, что осталось – то в мешочек сложу
Нитью красной вокруг обвяжу,
Маковушкой защитной обряжу...
Солнце заходит
Ночь крадётся на порог.
Спрячу маковушку под подушку -
Пусть укротит зло.
Пусть усмирит тени.
Одурманит-усыпит
Незваную гостью-ночницу
Навсегда, навсегда, навсегда...
Зося говорила медленно, пытаясь подобрать нужные слова, и в паузах робко и несмело ей вторил цвыркун.
С каждым новым куплетом колыбельной лицо Филониды Паисьевны разглаживалось.
Она больше не плакала, дышала ровно и расслабленно.
Цвыркун прыгнул ей на голову и тихо-тихо застрекотал, перебирая лапками выбившиеся из-под косынки пряди.
- Кажется, сработало! Ты всё-таки не так безнадёжна, как кажешься, подруга! - Таня наклонилась над вытянувшейся на полу бабкой, пощупала пульс, приподняла ей веки. – Спит. Интересно... Я не думала, что всё пройдёт настолько тихо...
В соседней комнате рвануло с грохотом, заверещала и сбилась на кашель курнеля, и когда девушки вбежали туда – увидели осколки зеркала на полу и опустевшие углы.
- Вот и завершающий аккорд, - усмехнулась Таня. – А где же наши девицы-сестрицы?..
- Втянуло-о-о... втянуло внутрь... – захлопала крыльями, причитала курнеля. – Как Авигеюшка уснула, так и втянуло девок тенями-ручьями... Запечатало на веки вечныя... Колдовка ты сильная, да... Только готова ли платить?
- В зеркало? Полина с Владиславой внутри зеркала? – Зося подняла неровный кусочек стекла, повернула к себе и вскрикнула, когда из мутной глубины на неё уставился подведенный чёрным глаз. – Полина! Она правда там! Ох...
- Естественно там. Где ей быть-то? И Владислава при сестре. Хватит уже тупить, Зоська! Лучше порадуйся. Ты сегодня героиня дня!
- Чем платить станешь? – снова прошипела курнеля.
- Сейчас приберусь и подробно перед тобой отчитаюсь, - хмыкнула Таня. – Потерпи немного, бабуся.
- Не твоя бабуся... не твоя... – курнеля повертела шеей, пытаясь избавиться от петли.
- А не моя – так и не спрашивай. Не твоего умишки делишки!
Хлопнув в ладоши, Таня призвала из сеней растрепанный веник, и тот быстро завозил прутьями по доскам, сгребая осколки в кучу. От них исходило слабое свечение и едва различимый шёпот:
- Выпусти нас... выпусти... сжалься...
- Прости-и-и... Прости, Зося... - осколок в Зосиной руке задрожал, и она отшвырнула его словно опасное насекомое. Не потому, что была зла на близняшек, а потому, что и правда боялась поддаться на мольбы и пожалеть их.
- Есть в этом доме мешок? Или пакет? Какая-нибудь тара... – пробормотала Таня, озираясь.
- Что ты собираешься делать?
- Собираюсь сложить в нее этот мусор и закопать за домом.
- Закопать! Это обязательно?
- Разумеется, нет. Мы можем склеить зеркало и снова вернуть его в особняк. А потом продолжить кормить энергией живых.
- Тань!!
- Что?? Не надоело нести бред, добрая ты наша. Лучше молчи, героиня дня. Молчи и не мешайся под ногами!
- Ночи... она героиня ночи... – угодливо прострекотала курнеля.
Пока Таня возилась с осколками, ей удалось немного ослабить удавку, но этот манёвр был тут же разгадан. Одним лишь движением пальцев Таня затянула петельку потуже, и Прасковья разочарованно захрипела.
- За что-о-о? За что-о-о?? Отпусти-и-и!
- Может и отпущу, - милостиво кивнула Таня. – Но украшение оставлю. Носить тебе его всегда.
- Как же она будет жить с петлёй на шее? – Зося немедленно пожалела растрепанную, бьющуюся в пыли на полу птицу.
- Как-нибудь. - хмыкнула Таня. – Меньше станет сплетничать-болтать. И прекратит вредить людям. Я права, баба Прасковья? Ты ведь не будешь никому вредить?
- Сними-и-и... тяжко-о-о.. – Прасковья подкатила бусинки-глаза, снова дернув шеей.
- Тань! Ей же больно! Может, снимешь эту веревку?
- Меньше станет вертеться – и всё наладится.
- Но Тань... Старый же человек!
- Хорошо! – неожиданно согласилась Таня. – Сниму с неё веревку, а тебя отправлю в зеркало, вместо сестриц. Им же сейчас очень плохо. И очень страшно. Договорились?
- Меня?? С чего это?? Я не согласна! – вознегодовала Зося. – Близняшки получили по заслугам! За всё зло, которое принесли!
- Ух ты! – восхитилась Таня. – Всепрощальщица внезапно поумнела. Прасковья, кстати, тоже не добро творила. Ничего ей не сделается с этой петлёй. Как летала, так и продолжит летать. А я стану приглядывать за ней. Или Чуру попрошу. На всякий случай. И если забудется – сразу затяну узелок потуже... Слышишь меня, Прасковья?
- Слышу-у-у... – в бусинках-глазах промелькнула ненависть. – Андрюша, внучек... бабушке плохоо-о-о...
- Твой внучек в лесу деревья пересчитывает. - рассмеялась Таня. - Надолго там застрял.
- Как же это... Андрюшенька... – захлопала крыльями курнеля.
– Не прикидывайся страдалицей. Сама его туда услала. А ведь знала, что лисун колдуну не товарищ.
- А если и знала, то что? Пускай помыкается, недоробак! (недоделок, бел.) А то взял манеру девок водить да живу из них потягивать. Ни хватки, ни умений, ни черного колдовства... Одни развлекухи в голове!
- Вот, вот, вот! Давай-ка, прищучь внучка! - развеселилась Таня. Она сделала неуловимое движение, и веревка, удерживающая курнелю возле ножки стола, растворилась. - Проваливай в лес. И веди себя хорошо. Не напоминай мне о своём существовании. Иначе...
- Поняла. Всё поняла! Только тебе это так не пройдёт. От черноты одних избавляешь, а в себя её вбираешь! – курнея сделала круг под потолком и унеслась через приоткрытую дверь.
- Не пройдёт-не пройдёт-не пройдёт! - её хриплое стрекотание еще долго раздавалось в тишине ночи.
- Она может привести Андрея? – встревожилась Зося.
- Сомневаюсь. Он еще не отошёл после встречи с лешаком. Лешак наломал бока нашему колдунку.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю и всё. – Таня вдруг помрачнела.
- Тань... про черноту это правда? – решилась спросить Зося.
- Возможно. Не бери в голову, Зоська. Я умею балансировать. И от силы не откажусь ни за что! Это такой кайф - знать, что ты всё можешь!
Обнаружив, наконец, за печкой старый мешок, Таня собрала в него осколки и смело вышла в ночь. Поколебавшись, Зося последовала за ней, но перед этим заглянула в комнату, где спала Филонида. Цвыркун уже умолк, но так и сидел у бабки на голове. Та лежала расслаблено и даже негромко похрапывала.
Интересно, как долго продлится её сон? И что станет с ней дальше?
Зося хотела укрыть бабку одеялом, но цвыркун предостерегающе всхрипнул, и девушка решила не рисковать. Помахав сверчку-старичку, на цыпочках покинула комнату.
Ночь стояла чёрная, глухая. Звезды едва различимыми точками проглядывали из-за туч. Луна не показывалась вовсе.
- Тань... ты где? – тихо позвала Зося.
- За домом. – раздраженно отозвалось из темноты. - Иди осторожно, тут крапива.
- Я ничего не вижу...
- Значит, оставайся на месте. – пропыхтела Таня.
- Что ты делаешь? Копаешь?
- Лопата копает. Я направляю.
- Тань... я всё думаю... они навсегда там останутся? Ну, в зеркале? – Зося осторожно двинулась вдоль дома на Танин голос.
- Навсегда. Оно же разбилось. Заметь – само разбилось. Без моей помощи.
- Это какой-то знак?
- Можно и так сказать. Это реакция на их... ммм... проделки.
- Тань... я же была там, в зеркале... Это ужасно, Тань! Может не надо – навсегда? Может дать им что-то вроде исправительного срока?
- Могу только сделать обмен, жалостливая ты наша. Их сюда, а тебя – туда. Решай, пока я не засыпала мешок.
- Нет! Нет... На такой обмен я не соглашусь. – по руке Зоси мазнул лист крапивы, и кожа немедленно засаднила. – А Петя... Ему можно будет помочь?
- Ещё не знаю. Буду разбираться на месте. В особняке. Сейчас закончим здесь и оправимся назад.
Таня вынырнула из крапивы неожиданно, и Зося сдавленно охнула.
- Ты уже??
- Не я. Лопата. Пошли в дом.
Настроение у Тани было не слишком хорошее, и Зося не стала её дергать расспросами. Уже внутри, когда они снова подошли взглянуть на спящую Филониду Паисьевну, спросила коротко – что теперь с ней будет?
- Тоже не знаю. Проспит где-то дней семь. А когда проснётся... может ничего не вспомнить, понимаешь? – Таня обращалась не к Зосе – к цвыркуну. – Ночницу Зоська усмирила... Авигея продолжит спать, не станет портить жизнь сестре. Но сама Фила может не перенести ритуала, не обрести себя, не восстановить связь с прошлым.
Цвыркун печально и тоненько прострекотал, что понимает.
- И что тогда, Тань? – Зося готова была расплакаться – она не ожидала подобного исхода для бабки.
- Ничего. – Таню будто бы совсем не тронула такая грустная перспектива. - Будет спокойно доживать. Может и без памяти, зато без давления сестрицы. Без чужого губительного присутствия в голове.
- Как же она выживет? Одна, в заброшенной деревне! – начала было Зося, но цвыркун перебил, возбужденно застрекотав.
- Сможет. Цвыркун станет помогать. А Чура присмотрит и поддержит. Вы согласны, Чура?
Вопрос Таня задала в пустоту, и на полу шевельнулась половинка разорванного платка.
- Пригляжу за ней. – голос Чуры сбивался на помехи, но в интонации сквозила радость. - Ну, дзеўкі, ну малайцы! Справилися! Смогли! Давайте теперь до меня. Счас пособлю с переходом.
продолжение следует
#ПроСтрашное
источник