Манси предупреждали: не трогайте пещеру. Мы не послушались.
Служить мне довелось в таком месте, куда даже птицы залетали редко. Глухомань непролазная, тайга стеной стояла, а между деревьев болота чернели, как гнилые зубы. Летом комары тучами вились, зимой мороз до костей пробирал.
Лагерь наш прятался в этой гиблой чаще, как последний грешник перед божьим судом. Зеки здесь были смирные — не потому что совесть проснулась, а потому что бежать было некуда. Кругом на сотни верст — тайга да болота. Кто в лес убежит, того медведи задерут, кто в трясину — того засосет без следа.
Катера наши берегли пуще зеницы ока. Летом только по реке и можно было в мир добраться. Зимой, когда болота замерзали, приходили грузовики — провизию привозили, лес забирали.
И вот как-то на вечерней поверке недосчитались троих. Каждый по двадцать пять лет тянул — срок, после которого человеку уже некуда возвращаться.
Утром начали искать. Долго искать не пришлось...
Первого нашли в десяти километрах вниз по течению. Сидел на скале, весь поседевший, хотя парню не больше тридцати было. Глаза выпученные, руки дрожат, а изо рта песок сыплется.
Когда его в катер грузили, он все бубнил одно и то же:
— Входите... спите... входите... спите...
Голос у него был какой-то чужой, будто не он говорил, а кто-то через него.
В лазарете доктор ему укол вколол, чтобы успокоить. Только когда тот отключился, мы заметили странное — веки у него были в мелких царапинах, будто кто-то пытался их... вырвать.
А на груди — тонкая красная полоска. Как будто кто-то провел острым ногтем от кадыка до самого пупа.
Начальник, бледный как мел, приказал нам найти остальных.
— Искать там, где этого нашли, — сказал он. — И если увидите пещеру или старуху — сразу докладывать.
Мы тогда еще не понимали, что имел в виду старик.
Но очень скоро поняли...
Катер наш шел вниз по течению, борта облепленные комарами. Солнце уже клонилось к закату, когда мы доплыли до того места, где нашли поседевшего зека.
— Смотрите в оба! — крикнул старший. — Искать пещеру или старуху!
Мы переглянулись. Какая еще старуха в этой глухомани?
Берег здесь был скалистый, поросший чахлыми соснами. Собака, которую мы взяли с собой, вдруг заскулила и прижала хвост. Потом резко рванула в кусты — мы еле удержали поводок.
— Чертова тварь, — выругался один из солдат, вытирая пот со лба. — И чего она?
Я первым заметил узкую щель в скале. Даже пещерой это назвать было нельзя — просто трещина в камне, едва заметная среди мха.
— Товарищ сержант, вон там!
Мы подошли ближе. От расщелины тянуло странным запахом — сладковатым и затхлым одновременно, как в подвале, где годами гниет мясо.
Собака выла теперь по-волчьи, упираясь лапами в землю.
— Оставь ее, — приказал старший. — Ты с ним, ты с ним — он показал на нас двоих — за мной. Остальные ждут здесь.
Фонарики выхватили из темноты узкий коридор. Стены были влажные, покрытые какой-то липкой слизью. Я наступил во что-то мягкое — мох.
И тут мой свет выхватил из темноты... их.
Два тела сидели на самодельных лежаках из кедрового стланика. Но это были не просто трупы.
Кожа натянулась на костях, как пергамент, губы растянуты в неестественной ухмылке. Но самое жуткое — их глаза. Открытые, стеклянные, они будто следили за нами.
— Господи... — прошептал кто-то за моей спиной.
Я подошел ближе. На шее у обоих — тонкая красная полоска, точь-в-точь как у того, кого мы нашли на берегу. А рты... рты были зашиты грубыми черными нитками.
Вдруг фонарь мой дрогнул — на стене, прямо за мумиями, проступили какие-то знаки. Круги, перечеркнутые линиями, спирали...
— Товарищ сержант, посмотрите...
Он обернулся, и в этот момент мы услышали шорох. Где-то в глубине пещеры.
Тихий. Шуршащий.
Как будто кто-то старый и сухой медленно проводит костяными пальцами по камню.
Собака снаружи вдруг завыла на все горло.
— Хватайте их и бегом! — скомандовал сержант, и голос его дрожал.
Мы схватили эти иссохшие тела — они были легкие, как пустые мешки — и бросились к выходу.
Когда выскочили на свет, я оглянулся. В глубине расщелины мелькнуло что-то...
Сгорбленная фигура.
Но не старухи.
Потому что у старух не бывает таких длинных, таких неестественно длинных рук...
Двадцать лет спустя я снова ступил на эту проклятую землю. Теперь уже не солдатом, а майором МВД. Тайгу бурили нефтяники, а вместе с ними шли геологи с их вечными рациями и картами.
Телеграмма пришла на рассвете.
"Пропала группа из трех человек. Последние координаты — 62°34'45"N 69°06'07"E. Просим помощи в поисках."
Меня будто током ударило. Эти цифры я знал наизусть.
Вертолет грохотал, как обезумевший шмель, когда мы подлетали к месту. Внизу мелькали знакомые очертания — та самая скала, извилистая река, будто змея, обвивающая берег.
Начальник экспедиции, бородатый мужик лет пятидесяти, встретил нас у вертолета. Лицо его было серым от бессонницы.
— Они... они вышли на разведку вчера утром, — голос его дрожал. — Должны были вернуться к вечеру.
Он повел нас в избушку, где стояла рация.
— В два часа ночи она... включилась сама.
На столе лежал магнитофон. Я нажал кнопку воспроизведения.
Сначала только шипение. Потом...
"Входите... спите..."
Голос был словно скрип несмазанных петель. Но я его узнал. Тот самый, что двадцать лет назад бубнил поседевший зек.
— Где последние координаты? — спросил я, чувствуя, как холодеют руки.
— Вот... — геолог протянул карту.
Красный кружок аккурат на нашей старой зоне.
Мы плыли на катере вниз по течению. Те же скалы, те же крики чаек. Только теперь берег был пуст — ни поседевшего беглеца, ни следов.
Пещера.
Она выглядела точь-в-точь как тогда. Тот же сладковато-гнилой запах, те же липкие стены.
Фонари выхватили из темноты девять лежанок из мха.
На трех сидели они.
Мумии.
Но теперь их было больше.
Кожа — пергамент. Рты — зашиты. Глаза — открыты.
Я подошел ближе. На шее у каждого — тонкая красная полоска.
Следователь, молодой парень с трясущимися руками, начал осматривать стены.
— Товарищ майор, посмотрите...
Знаки. Те же круги и спирали, что и двадцать лет назад. Только теперь их было больше. Будто кто-то продолжал рисовать...
Вдруг рация у меня на поясе захрипела.
"Спите..."
Шепот шел не из динамика. Он раздавался прямо в голове.
Я обернулся.
В дальнем углу пещеры шевелилась тень.
Не старуха.
Существо.
Слишком длинные руки. Слишком широкий рот.
Оно склонилось над последним геологом, будто нюхая его.
— Выходим! — закричал я, хватая следователя за руку.
Но ноги не слушались. Как будто корни проросли сквозь сапоги и приковали к каменному полу.
"Спите..."
Шепот становился громче.
Существо повернуло голову.
И тогда я увидел его лицо.
Глаз не было. Только гладкая, будто затянутая пленкой кожа.
Рот растянулся в улыбке.
— Товарищ майор! — крик снаружи.
Этот голос будто разбил чары. Мы рванули к выходу, спотыкаясь о камни.
Когда выскочили на свет, я оглянулся.
Оно стояло у входа.
И махало нам.
Тонкими.
Слишком длинными.
Пальцами.
***
Взрыв прогремел на рассвете. Мы стояли в километре от скалы, когда саперы подорвали заряд. Камни взлетели в воздух, как карточный домик, и пещера рухнула, засыпав вход тоннами камня.
— Теперь конец этой чертовщине, — пробормотал следователь, вытирая пот со лба.
Но я заметил, как дрожат его руки.
Через три дня мы вернулись проверить место. То, что мы увидели, заставило похолодеть даже бывалых саперов.
На месте взрыва не было обломков. Ни пыли, ни щебня. Только идеально ровный круг выжженной земли диаметром метров двадцать. Как будто кто-то гигантской ложкой выскоблил грунт до скального основания.
В центре этого круга лежала кукла.
Сделанная из мха и кедрового стланика, точь-в-точь как те лежаки в пещере. Ростом с ребенка.
Я подошел ближе, преодолевая отвращение.
У куклы не было лица. Только грубо вырезанные углубления для глаз и рта.
А рот...
Рот был зашит черными нитками.
— Что за черт... — начал следователь, но тут кукла шевельнулась.
Не от ветра.
Как живая.
Я отпрыгнул назад, хватая за кобуру. Но кукла лишь медленно повернула голову в нашу сторону.
И зашептала.
Голос был точно таким же, как в той записи с рации.
"Спите..."
Мы бежали как угорелые. Даже не оглядываясь.
На следующий день я подал рапорт об увольнении.
Но перед отъездом зашел к местному старику-манси, что жил на окраине поселка.
— Что это было? — спросил я, наливая ему стакан водки.
Старик долго молчал, потом перекрестился странным, нехристианским крестом.
— Это древнее. Старше наших лесов. Оно пришло с холода, когда мир был молод. Живет в камнях, спит под землей. А когда просыпается...
Он ткнул пальцем в мою грудь.
— Ищет новые рты. Чтобы шептать.
Я уехал на следующий день. Но иногда, особенно перед рассветом, я просыпаюсь от странного ощущения.
Как будто кто-то сидит на краю кровати.
И шепчет.
Я вскакиваю, включаю свет и первым делом проверяю в зеркале...
Не зашит ли рот.
****
Прошло пять лет с тех пор, как мы взорвали пещеру. Я уволился из органов, переехал в город, завел семью. Но каждую ночь мне снились кошмары.
Вчера мне позвонил тот самый следователь. Голос его дрожал:
"Они нашли её... В пятидесяти километрах от старого места. Та же пещера. Те же знаки на стенах..."
Я бросил трубку, но вечером, когда зашёл в ванную, заметил нечто странное. В углу зеркала, где обычно скапливается пар, кто-то написал пальцем:
"Входите"
Я стёр надпись, но через час она появилась снова. На этот раз к ней добавилось:
"Спите"
В три часа ночи я проснулся от ощущения, что в комнате кто-то есть. На стуле у кровати сидела она — та самая кукла из мха. Её грубые черты теперь казались удивительно живыми.
"Ты думал, убежишь?" — прошелестело в темноте.
Я хотел закричать, но язык прилип к нёбу. Кукла медленно подняла руку и провела костяным пальцем по моему горлу. От прикосновения осталась тонкая красная полоска.
В соседней комнате заплакал мой сын.
Кукла повернула голову в сторону детской.
"Хороший ротик... Маленький... Чистый..."
Я собрал последние силы и рванулся к тумбочке, где лежал охотничий нож. Когда повернулся — кукла уже стояла в дверях детской.
Выстрел разорвал ночную тишину. Пуля прошла навылет, оставив дыру в стене, но кукла лишь покачнулась. Из раны посыпался песок.
"Спите..."
Я бросился к кроватке сына. Ребёнок спал, но его губы... Они были сшиты чёрными нитками.
Аномалии мистика и не только
Манси предупреждали: не трогайте пещеру. Мы не послушались.
Служить мне довелось в таком месте, куда даже птицы залетали редко. Глухомань непролазная, тайга стеной стояла, а между деревьев болота чернели, как гнилые зубы. Летом комары тучами вились, зимой мороз до костей пробирал.
Лагерь наш прятался в этой гиблой чаще, как последний грешник перед божьим судом. Зеки здесь были смирные — не потому что совесть проснулась, а потому что бежать было некуда. Кругом на сотни верст — тайга да болота. Кто в лес убежит, того медведи задерут, кто в трясину — того засосет без следа.
Катера наши берегли пуще зеницы ока. Летом только по реке и можно было в мир добраться. Зимой, когда болота замерзали, приходили грузовики — провизию привозили, лес забирали.
И вот как-то на вечерней поверке недосчитались троих. Каждый по двадцать пять лет тянул — срок, после которого человеку уже некуда возвращаться.
Утром начали искать. Долго искать не пришлось...
Первого нашли в десяти километрах вниз по течению. Сидел на скале, весь поседевший, хотя парню не больше тридцати было. Глаза выпученные, руки дрожат, а изо рта песок сыплется.
Когда его в катер грузили, он все бубнил одно и то же:
— Входите... спите... входите... спите...
Голос у него был какой-то чужой, будто не он говорил, а кто-то через него.
В лазарете доктор ему укол вколол, чтобы успокоить. Только когда тот отключился, мы заметили странное — веки у него были в мелких царапинах, будто кто-то пытался их... вырвать.
А на груди — тонкая красная полоска. Как будто кто-то провел острым ногтем от кадыка до самого пупа.
Начальник, бледный как мел, приказал нам найти остальных.
— Искать там, где этого нашли, — сказал он. — И если увидите пещеру или старуху — сразу докладывать.
Мы тогда еще не понимали, что имел в виду старик.
Но очень скоро поняли...
Катер наш шел вниз по течению, борта облепленные комарами. Солнце уже клонилось к закату, когда мы доплыли до того места, где нашли поседевшего зека.
— Смотрите в оба! — крикнул старший. — Искать пещеру или старуху!
Мы переглянулись. Какая еще старуха в этой глухомани?
Берег здесь был скалистый, поросший чахлыми соснами. Собака, которую мы взяли с собой, вдруг заскулила и прижала хвост. Потом резко рванула в кусты — мы еле удержали поводок.
— Чертова тварь, — выругался один из солдат, вытирая пот со лба. — И чего она?
Я первым заметил узкую щель в скале. Даже пещерой это назвать было нельзя — просто трещина в камне, едва заметная среди мха.
— Товарищ сержант, вон там!
Мы подошли ближе. От расщелины тянуло странным запахом — сладковатым и затхлым одновременно, как в подвале, где годами гниет мясо.
Собака выла теперь по-волчьи, упираясь лапами в землю.
— Оставь ее, — приказал старший. — Ты с ним, ты с ним — он показал на нас двоих — за мной. Остальные ждут здесь.
Фонарики выхватили из темноты узкий коридор. Стены были влажные, покрытые какой-то липкой слизью. Я наступил во что-то мягкое — мох.
И тут мой свет выхватил из темноты... их.
Два тела сидели на самодельных лежаках из кедрового стланика. Но это были не просто трупы.
Кожа натянулась на костях, как пергамент, губы растянуты в неестественной ухмылке. Но самое жуткое — их глаза. Открытые, стеклянные, они будто следили за нами.
— Господи... — прошептал кто-то за моей спиной.
Я подошел ближе. На шее у обоих — тонкая красная полоска, точь-в-точь как у того, кого мы нашли на берегу. А рты... рты были зашиты грубыми черными нитками.
Вдруг фонарь мой дрогнул — на стене, прямо за мумиями, проступили какие-то знаки. Круги, перечеркнутые линиями, спирали...
— Товарищ сержант, посмотрите...
Он обернулся, и в этот момент мы услышали шорох. Где-то в глубине пещеры.
Тихий. Шуршащий.
Как будто кто-то старый и сухой медленно проводит костяными пальцами по камню.
Собака снаружи вдруг завыла на все горло.
— Хватайте их и бегом! — скомандовал сержант, и голос его дрожал.
Мы схватили эти иссохшие тела — они были легкие, как пустые мешки — и бросились к выходу.
Когда выскочили на свет, я оглянулся. В глубине расщелины мелькнуло что-то...
Сгорбленная фигура.
Но не старухи.
Потому что у старух не бывает таких длинных, таких неестественно длинных рук...
Двадцать лет спустя я снова ступил на эту проклятую землю. Теперь уже не солдатом, а майором МВД. Тайгу бурили нефтяники, а вместе с ними шли геологи с их вечными рациями и картами.
Телеграмма пришла на рассвете.
"Пропала группа из трех человек. Последние координаты — 62°34'45"N 69°06'07"E. Просим помощи в поисках."
Меня будто током ударило. Эти цифры я знал наизусть.
Вертолет грохотал, как обезумевший шмель, когда мы подлетали к месту. Внизу мелькали знакомые очертания — та самая скала, извилистая река, будто змея, обвивающая берег.
Начальник экспедиции, бородатый мужик лет пятидесяти, встретил нас у вертолета. Лицо его было серым от бессонницы.
— Они... они вышли на разведку вчера утром, — голос его дрожал. — Должны были вернуться к вечеру.
Он повел нас в избушку, где стояла рация.
— В два часа ночи она... включилась сама.
На столе лежал магнитофон. Я нажал кнопку воспроизведения.
Сначала только шипение. Потом...
"Входите... спите..."
Голос был словно скрип несмазанных петель. Но я его узнал. Тот самый, что двадцать лет назад бубнил поседевший зек.
— Где последние координаты? — спросил я, чувствуя, как холодеют руки.
— Вот... — геолог протянул карту.
Красный кружок аккурат на нашей старой зоне.
Мы плыли на катере вниз по течению. Те же скалы, те же крики чаек. Только теперь берег был пуст — ни поседевшего беглеца, ни следов.
Пещера.
Она выглядела точь-в-точь как тогда. Тот же сладковато-гнилой запах, те же липкие стены.
Фонари выхватили из темноты девять лежанок из мха.
На трех сидели они.
Мумии.
Но теперь их было больше.
Кожа — пергамент. Рты — зашиты. Глаза — открыты.
Я подошел ближе. На шее у каждого — тонкая красная полоска.
Следователь, молодой парень с трясущимися руками, начал осматривать стены.
— Товарищ майор, посмотрите...
Знаки. Те же круги и спирали, что и двадцать лет назад. Только теперь их было больше. Будто кто-то продолжал рисовать...
Вдруг рация у меня на поясе захрипела.
"Спите..."
Шепот шел не из динамика. Он раздавался прямо в голове.
Я обернулся.
В дальнем углу пещеры шевелилась тень.
Не старуха.
Существо.
Слишком длинные руки. Слишком широкий рот.
Оно склонилось над последним геологом, будто нюхая его.
— Выходим! — закричал я, хватая следователя за руку.
Но ноги не слушались. Как будто корни проросли сквозь сапоги и приковали к каменному полу.
"Спите..."
Шепот становился громче.
Существо повернуло голову.
И тогда я увидел его лицо.
Глаз не было. Только гладкая, будто затянутая пленкой кожа.
Рот растянулся в улыбке.
— Товарищ майор! — крик снаружи.
Этот голос будто разбил чары. Мы рванули к выходу, спотыкаясь о камни.
Когда выскочили на свет, я оглянулся.
Оно стояло у входа.
И махало нам.
Тонкими.
Слишком длинными.
Пальцами.
***
Взрыв прогремел на рассвете. Мы стояли в километре от скалы, когда саперы подорвали заряд. Камни взлетели в воздух, как карточный домик, и пещера рухнула, засыпав вход тоннами камня.
— Теперь конец этой чертовщине, — пробормотал следователь, вытирая пот со лба.
Но я заметил, как дрожат его руки.
Через три дня мы вернулись проверить место. То, что мы увидели, заставило похолодеть даже бывалых саперов.
На месте взрыва не было обломков. Ни пыли, ни щебня. Только идеально ровный круг выжженной земли диаметром метров двадцать. Как будто кто-то гигантской ложкой выскоблил грунт до скального основания.
В центре этого круга лежала кукла.
Сделанная из мха и кедрового стланика, точь-в-точь как те лежаки в пещере. Ростом с ребенка.
Я подошел ближе, преодолевая отвращение.
У куклы не было лица. Только грубо вырезанные углубления для глаз и рта.
А рот...
Рот был зашит черными нитками.
— Что за черт... — начал следователь, но тут кукла шевельнулась.
Не от ветра.
Как живая.
Я отпрыгнул назад, хватая за кобуру. Но кукла лишь медленно повернула голову в нашу сторону.
И зашептала.
Голос был точно таким же, как в той записи с рации.
"Спите..."
Мы бежали как угорелые. Даже не оглядываясь.
На следующий день я подал рапорт об увольнении.
Но перед отъездом зашел к местному старику-манси, что жил на окраине поселка.
— Что это было? — спросил я, наливая ему стакан водки.
Старик долго молчал, потом перекрестился странным, нехристианским крестом.
— Это древнее. Старше наших лесов. Оно пришло с холода, когда мир был молод. Живет в камнях, спит под землей. А когда просыпается...
Он ткнул пальцем в мою грудь.
— Ищет новые рты. Чтобы шептать.
Я уехал на следующий день. Но иногда, особенно перед рассветом, я просыпаюсь от странного ощущения.
Как будто кто-то сидит на краю кровати.
И шепчет.
Я вскакиваю, включаю свет и первым делом проверяю в зеркале...
Не зашит ли рот.
****
Прошло пять лет с тех пор, как мы взорвали пещеру. Я уволился из органов, переехал в город, завел семью. Но каждую ночь мне снились кошмары.
Вчера мне позвонил тот самый следователь. Голос его дрожал:
"Они нашли её... В пятидесяти километрах от старого места. Та же пещера. Те же знаки на стенах..."
Я бросил трубку, но вечером, когда зашёл в ванную, заметил нечто странное. В углу зеркала, где обычно скапливается пар, кто-то написал пальцем:
"Входите"
Я стёр надпись, но через час она появилась снова. На этот раз к ней добавилось:
"Спите"
В три часа ночи я проснулся от ощущения, что в комнате кто-то есть. На стуле у кровати сидела она — та самая кукла из мха. Её грубые черты теперь казались удивительно живыми.
"Ты думал, убежишь?" — прошелестело в темноте.
Я хотел закричать, но язык прилип к нёбу. Кукла медленно подняла руку и провела костяным пальцем по моему горлу. От прикосновения осталась тонкая красная полоска.
В соседней комнате заплакал мой сын.
Кукла повернула голову в сторону детской.
"Хороший ротик... Маленький... Чистый..."
Я собрал последние силы и рванулся к тумбочке, где лежал охотничий нож. Когда повернулся — кукла уже стояла в дверях детской.
Выстрел разорвал ночную тишину. Пуля прошла навылет, оставив дыру в стене, но кукла лишь покачнулась. Из раны посыпался песок.
"Спите..."
Я бросился к кроватке сына. Ребёнок спал, но его губы... Они были сшиты чёрными нитками.
За гранью реальности. Мистические истории.
#страшныеистории