Он просто жил мою жизнь, но лучше. И моя жена его полюбила.
Я всегда всё откладывал на завтра. Починить забор, извиниться перед женой, бросить пить. Завтра. Всегда было спасительное, бездонное «завтра». А потом моё «завтра» пришло. И у него было моё лицо.
Меня зовут Фёдор. Я — простой деревенский мужик, не злой и не глупый. Просто… уставший. Я работал на местной пилораме, получал немного, но на жизнь хватало. А вечером приходил домой, выпивал стакан-другой самогона и садился смотреть в окно. Жена, Нина, пилила меня за поваленный забор, за скрипучую дверь, за мою вечную апатию. Я отмахивался: «Завтра, Нин, всё сделаю завтра».
Я увидел его в сумерках. Я шёл домой, чуть пошатываясь, и заметил у своего двора тёмную фигуру. Кто-то чинил мой забор. Тот самый, что я собирался починить уже полгода. Я подошёл ближе, хотел крикнуть, мол, какого чёрта. Фигура выпрямилась и обернулась.
Это был я.
Только неправильный. Он был выше меня на голову, тощий, как жердь. Руки — длинные, почти до колен. И он улыбался. Улыбка его была растянута до ушей, широкая, жуткая, неестественная. Он молча кивнул мне, на идеально починенный пролёт забора, и шагнул в тень, растворившись в ней.
Я стоял, как громом поражённый. Пьяный бред. Точно. Я зашёл в дом, выпил ещё стакан для храбрости и лёг спать.
Утром я вышел во двор. Забор был починен. Идеально. Каждая доска пригнана, всё покрашено. — Ух ты, Федя! — ахнула Нина, выглянув из-за занавески. — Наконец-то сделал! Я уж и не верила! Я что-то пробормотал в ответ.
Я пытался убедить себя, что это я сам всё сделал по пьяни и забыл. Но через неделю я поссорился с соседом, дядей Колей, из-за межи. Наговорил ему гадостей. Вечером, сидя у окна, я увидел, как из-за сарая вышел он. Мой кривой двойник. Он подошёл к дому соседа. Я видел, как они долго говорили на крыльце. Утром дядя Коля пришёл ко мне с бутылкой и извинениями. «Ты уж прости, Фёдор, — говорил он. — Погорячился я. А ты — мудрый мужик, всё по-правильному вчера растолковал».
Я стоял и молча смотрел на него.
Он начал жить мою жизнь. Но лучше.
Я перестал пить. Не потому, что захотел. А потому, что он, мой двойник, бросил. Вечером я, как обычно, тянулся к бутылке, а Нина смотрела на меня с укоризной: «Федь, ты же обещал. Ты же уже неделю держишься». Я понял, что это не я держался. Это он. Он приходил, пока я был на работе, говорил с моей женой, давал ей обещания. И она верила.
Я начал за ним следить. Он появлялся в сумерках. Никогда не говорил со мной. Он просто делал. Делал всё то, что я откладывал на завтра. Он перекрыл крышу на сарае. Он вскопал огород. Он починил скрипучую калитку.
И чем лучше он становился, тем хуже становился я.
Я превращался в свою собственную тень. Раздражительную, злую, никому не нужную. Я видел, как меняется взгляд моей жены. Раньше она смотрела на меня с упрёком. Теперь — с недоумением. Она видела перед собой двух Фёдоров. Одного, дневного — угрюмого, ленивого, меня. И другого, вечернего, деятельного и заботливого, которого она принимала за мою «лучшую сторону». И она всё больше влюблялась в него.
Ужас был не в том, что меня хотят заменить. А в том, что меня заменяли на улучшенную версию. Я становился не нужен. Я был черновиком, который вот-вот выбросят, потому что чистовик уже готов.
Отчаяние толкнуло меня на крайность. Я решил подкараулить его и покончить с этим. Я взял из сарая топор и засел в кустах у дома.
Он появился, как всегда, с наступлением темноты. Высокий, тощий, кривой. Он шёл к дому. Я выскочил, замахнувшись топором. — Убирайся, тварь!
Он остановился. Он не испугался. Он просто смотрел на меня. И в его глазах не было ничего, кроме глубокой, вселенской печали. Он смотрел на меня, как на больного, неразумного ребёнка.
— Я — это ты, — сказал он, и голос его был моим, но чище, глубже. — Тот, кем ты мог бы быть. Если бы не ждал до завтра.
И в этот момент я всё понял. Он не был призраком. Не был демоном. Он был моей собственной совестью, моей нереализованной силой, моим вечным «завтра», которое устало ждать и пришло само. Вся моя лень, вся моя апатия, вся моя слабость — всё это отделило лучшую часть меня и создало его.
Я опустил топор. — Что мне делать? — прошептал я. — Перестань ждать, — ответил он. — Начни.
Он развернулся и растаял в темноте.
Я простоял на том месте до полуночи. А потом пошёл в сарай. Там, в углу, уже год лежали доски для новой полки на кухне, которую просила Нина.
Я зажёг свет. Взял рубанок. И начал работать.
Я строгал всю ночь. Я не думал ни о чём. Только о запахе стружки, о гладкости дерева, о точности движений. Я просто делал.
Он появился на пороге сарая. Он не мешал. Он просто стоял и молча смотрел.
Под утро полка была готова. Идеальная. Я провёл по ней рукой, чувствуя невероятную, забытую усталость и гордость. Я поднял глаза. Он всё ещё стоял там.
Я посмотрел на него. Не со страхом, не с ненавистью. С пониманием. И шагнул ему навстречу. Я не знал, что произойдёт. Я просто шёл к нему, к своей лучшей, деятельной, «правильной» половине.
Я подошёл вплотную. И обнял его.
Я не почувствовал ничего, кроме холодного дуновения. Будто я обнял тень. Он растаял в моих руках. И я почувствовал, как что-то возвращается в меня. Не сила. А… целостность.
Я вернулся в дом. Нина уже была на кухне. Она посмотрела на меня, и её взгляд изменился. — Федя? — тихо спросила она. Я молча взял её за руку. — Пойдём, — сказал я. — Поможешь мне полку повесить.
Я не стал другим человеком за одну ночь. Я всё тот же Фёдор. Но что-то изменилось. Вечером мне больше не хочется пить. Я смотрю на поваленный забор соседа, и руки сами чешутся взяться за топор.
Иногда, в сумерках, я смотрю на своё отражение в тёмном окне. И мне кажется, что оно чуть выше, чуть тоньше, чем я. И оно мне улыбается. Широко, до ушей. Но я больше не боюсь. Я знаю, что это не монстр. Это просто моё «завтра», которое теперь всегда со мной. #ДмитрийRAY. Страшные истории источник
Аномалии мистика и не только
Мой двойник не пытался меня убить.
Он просто жил мою жизнь, но лучше. И моя жена его полюбила.
Я всегда всё откладывал на завтра. Починить забор, извиниться перед женой, бросить пить. Завтра. Всегда было спасительное, бездонное «завтра». А потом моё «завтра» пришло. И у него было моё лицо.
Меня зовут Фёдор. Я — простой деревенский мужик, не злой и не глупый. Просто… уставший. Я работал на местной пилораме, получал немного, но на жизнь хватало. А вечером приходил домой, выпивал стакан-другой самогона и садился смотреть в окно. Жена, Нина, пилила меня за поваленный забор, за скрипучую дверь, за мою вечную апатию. Я отмахивался: «Завтра, Нин, всё сделаю завтра».
Я увидел его в сумерках. Я шёл домой, чуть пошатываясь, и заметил у своего двора тёмную фигуру. Кто-то чинил мой забор. Тот самый, что я собирался починить уже полгода. Я подошёл ближе, хотел крикнуть, мол, какого чёрта. Фигура выпрямилась и обернулась.
Это был я.
Только неправильный. Он был выше меня на голову, тощий, как жердь. Руки — длинные, почти до колен. И он улыбался. Улыбка его была растянута до ушей, широкая, жуткая, неестественная. Он молча кивнул мне, на идеально починенный пролёт забора, и шагнул в тень, растворившись в ней.
Я стоял, как громом поражённый. Пьяный бред. Точно. Я зашёл в дом, выпил ещё стакан для храбрости и лёг спать.
Утром я вышел во двор. Забор был починен. Идеально. Каждая доска пригнана, всё покрашено.
— Ух ты, Федя! — ахнула Нина, выглянув из-за занавески. — Наконец-то сделал! Я уж и не верила!
Я что-то пробормотал в ответ.
Я пытался убедить себя, что это я сам всё сделал по пьяни и забыл. Но через неделю я поссорился с соседом, дядей Колей, из-за межи. Наговорил ему гадостей. Вечером, сидя у окна, я увидел, как из-за сарая вышел он. Мой кривой двойник. Он подошёл к дому соседа. Я видел, как они долго говорили на крыльце. Утром дядя Коля пришёл ко мне с бутылкой и извинениями. «Ты уж прости, Фёдор, — говорил он. — Погорячился я. А ты — мудрый мужик, всё по-правильному вчера растолковал».
Я стоял и молча смотрел на него.
Он начал жить мою жизнь. Но лучше.
Я перестал пить. Не потому, что захотел. А потому, что он, мой двойник, бросил. Вечером я, как обычно, тянулся к бутылке, а Нина смотрела на меня с укоризной: «Федь, ты же обещал. Ты же уже неделю держишься». Я понял, что это не я держался. Это он. Он приходил, пока я был на работе, говорил с моей женой, давал ей обещания. И она верила.
Я начал за ним следить. Он появлялся в сумерках. Никогда не говорил со мной. Он просто делал. Делал всё то, что я откладывал на завтра. Он перекрыл крышу на сарае. Он вскопал огород. Он починил скрипучую калитку.
И чем лучше он становился, тем хуже становился я.
Я превращался в свою собственную тень. Раздражительную, злую, никому не нужную. Я видел, как меняется взгляд моей жены. Раньше она смотрела на меня с упрёком. Теперь — с недоумением. Она видела перед собой двух Фёдоров. Одного, дневного — угрюмого, ленивого, меня. И другого, вечернего, деятельного и заботливого, которого она принимала за мою «лучшую сторону». И она всё больше влюблялась в него.
Ужас был не в том, что меня хотят заменить. А в том, что меня заменяли на улучшенную версию. Я становился не нужен. Я был черновиком, который вот-вот выбросят, потому что чистовик уже готов.
Отчаяние толкнуло меня на крайность. Я решил подкараулить его и покончить с этим. Я взял из сарая топор и засел в кустах у дома.
Он появился, как всегда, с наступлением темноты. Высокий, тощий, кривой. Он шёл к дому. Я выскочил, замахнувшись топором.
— Убирайся, тварь!
Он остановился. Он не испугался. Он просто смотрел на меня. И в его глазах не было ничего, кроме глубокой, вселенской печали. Он смотрел на меня, как на больного, неразумного ребёнка.
— Я — это ты, — сказал он, и голос его был моим, но чище, глубже. — Тот, кем ты мог бы быть. Если бы не ждал до завтра.
И в этот момент я всё понял. Он не был призраком. Не был демоном. Он был моей собственной совестью, моей нереализованной силой, моим вечным «завтра», которое устало ждать и пришло само. Вся моя лень, вся моя апатия, вся моя слабость — всё это отделило лучшую часть меня и создало его.
Я опустил топор.
— Что мне делать? — прошептал я.
— Перестань ждать, — ответил он. — Начни.
Он развернулся и растаял в темноте.
Я простоял на том месте до полуночи. А потом пошёл в сарай. Там, в углу, уже год лежали доски для новой полки на кухне, которую просила Нина.
Я зажёг свет. Взял рубанок. И начал работать.
Я строгал всю ночь. Я не думал ни о чём. Только о запахе стружки, о гладкости дерева, о точности движений. Я просто делал.
Он появился на пороге сарая. Он не мешал. Он просто стоял и молча смотрел.
Под утро полка была готова. Идеальная. Я провёл по ней рукой, чувствуя невероятную, забытую усталость и гордость. Я поднял глаза. Он всё ещё стоял там.
Я посмотрел на него. Не со страхом, не с ненавистью. С пониманием. И шагнул ему навстречу. Я не знал, что произойдёт. Я просто шёл к нему, к своей лучшей, деятельной, «правильной» половине.
Я подошёл вплотную. И обнял его.
Я не почувствовал ничего, кроме холодного дуновения. Будто я обнял тень. Он растаял в моих руках. И я почувствовал, как что-то возвращается в меня. Не сила. А… целостность.
Я вернулся в дом. Нина уже была на кухне. Она посмотрела на меня, и её взгляд изменился.
— Федя? — тихо спросила она.
Я молча взял её за руку.
— Пойдём, — сказал я. — Поможешь мне полку повесить.
Я не стал другим человеком за одну ночь. Я всё тот же Фёдор. Но что-то изменилось. Вечером мне больше не хочется пить. Я смотрю на поваленный забор соседа, и руки сами чешутся взяться за топор.
Иногда, в сумерках, я смотрю на своё отражение в тёмном окне. И мне кажется, что оно чуть выше, чуть тоньше, чем я. И оно мне улыбается. Широко, до ушей. Но я больше не боюсь. Я знаю, что это не монстр. Это просто моё «завтра», которое теперь всегда со мной.
#ДмитрийRAY. Страшные истории
источник