До сих пор мороз по коже, когда вспоминаю этот дом. Не понимаю, как родители вообще могли тогда его купить?! Он стоял на самой кромке города, там, где самые последние заборы упирались в глухую стену соснового бора. Это был скорее не дом, а уродливая конструкция из двух старых барачных секций, спаянных в нелепую букву «Г». Ветхий, пропитанный сыростью и старостью, но, черт возьми — он был нереально просторный! С двенадцати лет я начала видеть и слышать внутри него такое, от чего даже самые смелые и прожженные скептики наложат пару ведер кирпичей. Нет, этот дом... он не просто пугал, он словно давил на меня, на самое мое нутро. Он заставлял ужас заползать под кожу, заставляя мурашки не просто бежать, а нестись галопом по спине, оставляя за собой холодный след. Случай номер один: Пустая секция и голоса в стенах Сначала через стенку с нами, в другой секции жили соседи – молодая семья участкового. Они съехали всего спустя полгода после заселения. Без объяснений, спешно, будто бежали от чего-то. И буквально на следующий же вечер, когда пространство за стеной опустело, я проснулась от странного звука. Тонкий, надрывный детский всхлип, едва слышный, но пронзительный: «Уа-а-а…». Никаких младенцев поблизости и в помине не было. Я замерла и прислушалась... Тишина. Подумала, что приснилось и снова уткнулась лицом в подушку. Я даже не успела задремать, как услышала хриплый, шелестящий женский шепот: «Ти-и-ише…». Он был таким ясным, таким близким, будто стена между комнатами истончилась до папиросной бумаги. А ведь это была толстая кирпичная перегородка! С диким криком я рванула в родительскую комнату. Отец мой, человек не склонный к лишним сантиментам и тем более к мистике, не раздумывая взял фонарь. «Идем со мной, – сурово велел он мне, – чтобы потом еще раз чего лишнего не приснилось». Мы прошли через общий, пропахший пылью и голубями чердак и открыв люк в потолке, заглянули в пустые комнаты. Голые стены, следы вывезенной мебели, клубы паутины, холод и запах гнили. И вдруг – из самого темного угла, где сгущалась тень, раздался оглушительный, тяжелый грохот. Фонарь в руке отца дернулся, луч света шарахнулся в сторону, и на долю секунды я увидела его... Силуэт!!! Женщина, прижимающая к себе ребенка. Неясный, дрожащий в пляшущем свете, но настолько реалистичный. Будто осязаемый. Следующий миг – пустота. Тишина, прерываемая лишь нашим сбивчивым дыханием. Только пыль медленно витала в воздухе. Отец попытался отшутиться, что это обвалилась штукатурка или старый хлам упал. Но наутро я видела – у него в висках, буквально за одну ночь, пролегли серебряные пряди. Он больше никогда не вспоминал о том, что мы видели. Случай номер два: Сосна, которой не было За этим домом росла сосна. Не просто дерево, а настоящий исполин, такой древний и огромный, что казалось, он подпирает само небо. Каждую осень его шишки, тяжелые, как камни, падали на нашу крышу. ТУДУХ! – раздавался глухой, сотрясающий дом удар. Отец опасался, что дерево однажды рухнет и раздавит нас. Весной он нанял рабочих, и сосну, не без труда, но спилили. Вечером того же дня мы с мамой сидели на кухне, обсуждая, как хорошо стало без этой вечной угрозы. И тут – ТУДУ-ДУХ! По крыше. Удар был громче, тяжелее, чем когда-либо до этого. Сосны нет. А звук есть! Поздней ночью я не выдержала. Под напором любопытства накинула куртку, взяла фонарь, поднялась на чердак и открыла люк. Холодный воздух, тишина, лишь снег летит хлопьями в свете луча. Ничего особенного. Я сделала шаг назад, собираясь закрыть люк. И прямо над головой, буквально в сантиметрах от меня, раздался треск. Не просто треск – будто кто-то с силой проломил ногой доску. Я отшатнулась, ударилась головой о косяк, выронив фонарь. В наступившей тьме я слышала это отчетливо: тяжелые, медленные шаги по кровле. Будто кто-то в огромных сапогах прошел прямо над моим ухом. Шаги замерли… и исчезли. Утром мы с отцом полезли на крышу. Ни следов на снегу. Ни единой поломанной доски. Кровля была цела. Случай номер три: Ночные пироги и чужая ладонь Мама подрабатывала, пекла выпечку на заказ. Приготовление теста требовало кучу времени, поэтому часто она возилась с ним поздно по ночам, когда домочадцы затихали, мирно посапывая в своих постелях. Около двух часов ночи она услышала на крыше беготню. Легкие, быстрые шаги, будто ребенок носится туда-сюда. Она подумала, что это снова белки или куницы. Уже привыкла к подобным звукам. Но в один из таких вечеров топот вдруг прекратился и перешел в жуткий, скрежещущий грохот. Словно что-то огромное и тяжелое, вроде бревна, прокатилось по шиферу – ШР-Р-РХ! – и тишина. Мама выглянула в кухонное окно. Вокруг непроглядная темень. Снег блестит под луной. И тут же, прямо по стеклу, из темноты, раздался ХЛОПОК! Мама закричала. Я ворвалась на кухню и увидела ее — испуганную, бледную словно смерть, стоящую посреди комнаты, прикрывающуюся противенем, словно щитом. На окне – на внешней стороне стекла, хотя там не было ни балкона, ни карниза, только глухая стена – виднелся отпечаток. Отпечаток ладони. Детской ладошки. Но пальцы… ее пальцы были неестественно длинные, тонкие, как будто сделанные из спичек или сухих веток. Выглядело до ужаса жутко! Утром стекло было идеально чистым. Ни следа. Случай номер четыре: Няня и «другая Галя» Моей младшей сестре Машке, тогда было пять лет. Мы иногда оставляли ее с няней Галиной – душевной, полноватой женщиной, которая любила рассказывать сказки и утверждала, что дружит с домовым. Однажды вечером мы с братом сидели в своей комнате, слышали, как Машка смеется играя с няней в коридоре. Потом ее смех резко оборвался. Пауза. И следом – дикий, нечеловеческий крик. Машка летела по коридору, ревя в голос. Влетела к нам в комнату. Стоит в оцепенении, всем телом дрожит. – Ты чего так орешь? – спросил ошарашеный брат. – Тетя Галя! Там тетя Галя! У нее лицо… лицо… – она не могла подобрать слов, а потом провела пальцем снизу вверх по своему лицу, будто сдирая кожу от подбородка до лба. Мы бросились искать Галю. А та на кухне спокойно мыла пол шваброй, как ни в чем не бывало. Мы спросили, зачем она так ребенка напугала. Галина широко раскрыла глаза от удивления: «Я? Я вообще от плиты не отходила! Клянусь, пирог из духовки вытаскивала!» Маша боялась целую неделю, спала с фонариком и все твердила: «У той Гали глаза наоборот были. Черные круги вместо белков, а зрачки – белые». История номер пять: Эхо А потом мы переехали. В обычную панельную многоэтажку, в квартиру на девятом этаже. Я росла, а дом-монстр остался стоять на краю леса, пустой и заброшенный. Его хотели переделать, то ли под музей, то ли под что-то еще, но руки так и не дошли. Сначала ураган сорвал с него крышу, потом стены совсем перекосило, он так и остался гнить – не дом, а остов, смотрящий глазницами окон на лес. Но звуки… эти жуткие звуки в нем таки остались. Иногда я гуляю с собакой по окрестностям, подхожу близко к кромке бора. И слышу. Из-за деревьев, из пустоты, где когда-то стоял дом – тот самый детский плач. Головой понимаю: там нет ничего, только фундамент, заросший бурьяном. Но в лесу, пронизывающем холодом, будто сквозит шепот: «Ти-и-ише…» Иногда я пытаюсь убедить себя, что все это – эхо моей детской фантазии, игры больного воображения. Но потом ловлю себя на том, что снова и снова проверяю, заперта ли на все замки входная дверь. А ночами, когда за окном шуршит ветер или просто раздается какой-то неясный шум, мне слышится тот самый тяжелый, глухой ТУДУ-ДУХ! по крыше… А потом я вспоминаю, что живу на девятом этаже. Над головой только небо. #страшилки
Аномалии мистика и не только
Старый барак на краю леса
До сих пор мороз по коже, когда вспоминаю этот дом. Не понимаю, как родители вообще могли тогда его купить?! Он стоял на самой кромке города, там, где самые последние заборы упирались в глухую стену соснового бора.
Это был скорее не дом, а уродливая конструкция из двух старых барачных секций, спаянных в нелепую букву «Г». Ветхий, пропитанный сыростью и старостью, но, черт возьми — он был нереально просторный!
С двенадцати лет я начала видеть и слышать внутри него такое, от чего даже самые смелые и прожженные скептики наложат пару ведер кирпичей.
Нет, этот дом... он не просто пугал, он словно давил на меня, на самое мое нутро. Он заставлял ужас заползать под кожу, заставляя мурашки не просто бежать, а нестись галопом по спине, оставляя за собой холодный след.
Случай номер один: Пустая секция и голоса в стенах
Сначала через стенку с нами, в другой секции жили соседи – молодая семья участкового. Они съехали всего спустя полгода после заселения. Без объяснений, спешно, будто бежали от чего-то.
И буквально на следующий же вечер, когда пространство за стеной опустело, я проснулась от странного звука. Тонкий, надрывный детский всхлип, едва слышный, но пронзительный: «Уа-а-а…».
Никаких младенцев поблизости и в помине не было.
Я замерла и прислушалась... Тишина. Подумала, что приснилось и снова уткнулась лицом в подушку.
Я даже не успела задремать, как услышала хриплый, шелестящий женский шепот: «Ти-и-ише…». Он был таким ясным, таким близким, будто стена между комнатами истончилась до папиросной бумаги. А ведь это была толстая кирпичная перегородка!
С диким криком я рванула в родительскую комнату.
Отец мой, человек не склонный к лишним сантиментам и тем более к мистике, не раздумывая взял фонарь. «Идем со мной, – сурово велел он мне, – чтобы потом еще раз чего лишнего не приснилось».
Мы прошли через общий, пропахший пылью и голубями чердак и открыв люк в потолке, заглянули в пустые комнаты. Голые стены, следы вывезенной мебели, клубы паутины, холод и запах гнили.
И вдруг – из самого темного угла, где сгущалась тень, раздался оглушительный, тяжелый грохот. Фонарь в руке отца дернулся, луч света шарахнулся в сторону, и на долю секунды я увидела его...
Силуэт!!!
Женщина, прижимающая к себе ребенка. Неясный, дрожащий в пляшущем свете, но настолько реалистичный. Будто осязаемый.
Следующий миг – пустота. Тишина, прерываемая лишь нашим сбивчивым дыханием. Только пыль медленно витала в воздухе.
Отец попытался отшутиться, что это обвалилась штукатурка или старый хлам упал.
Но наутро я видела – у него в висках, буквально за одну ночь, пролегли серебряные пряди.
Он больше никогда не вспоминал о том, что мы видели.
Случай номер два: Сосна, которой не было
За этим домом росла сосна. Не просто дерево, а настоящий исполин, такой древний и огромный, что казалось, он подпирает само небо.
Каждую осень его шишки, тяжелые, как камни, падали на нашу крышу. ТУДУХ! – раздавался глухой, сотрясающий дом удар. Отец опасался, что дерево однажды рухнет и раздавит нас. Весной он нанял рабочих, и сосну, не без труда, но спилили.
Вечером того же дня мы с мамой сидели на кухне, обсуждая, как хорошо стало без этой вечной угрозы. И тут – ТУДУ-ДУХ! По крыше. Удар был громче, тяжелее, чем когда-либо до этого. Сосны нет. А звук есть!
Поздней ночью я не выдержала. Под напором любопытства накинула куртку, взяла фонарь, поднялась на чердак и открыла люк.
Холодный воздух, тишина, лишь снег летит хлопьями в свете луча. Ничего особенного. Я сделала шаг назад, собираясь закрыть люк. И прямо над головой, буквально в сантиметрах от меня, раздался треск. Не просто треск – будто кто-то с силой проломил ногой доску.
Я отшатнулась, ударилась головой о косяк, выронив фонарь. В наступившей тьме я слышала это отчетливо: тяжелые, медленные шаги по кровле. Будто кто-то в огромных сапогах прошел прямо над моим ухом. Шаги замерли… и исчезли.
Утром мы с отцом полезли на крышу. Ни следов на снегу. Ни единой поломанной доски. Кровля была цела.
Случай номер три: Ночные пироги и чужая ладонь
Мама подрабатывала, пекла выпечку на заказ. Приготовление теста требовало кучу времени, поэтому часто она возилась с ним поздно по ночам, когда домочадцы затихали, мирно посапывая в своих постелях.
Около двух часов ночи она услышала на крыше беготню. Легкие, быстрые шаги, будто ребенок носится туда-сюда. Она подумала, что это снова белки или куницы. Уже привыкла к подобным звукам.
Но в один из таких вечеров топот вдруг прекратился и перешел в жуткий, скрежещущий грохот. Словно что-то огромное и тяжелое, вроде бревна, прокатилось по шиферу – ШР-Р-РХ! – и тишина.
Мама выглянула в кухонное окно. Вокруг непроглядная темень. Снег блестит под луной.
И тут же, прямо по стеклу, из темноты, раздался ХЛОПОК!
Мама закричала. Я ворвалась на кухню и увидела ее — испуганную, бледную словно смерть, стоящую посреди комнаты, прикрывающуюся противенем, словно щитом.
На окне – на внешней стороне стекла, хотя там не было ни балкона, ни карниза, только глухая стена – виднелся отпечаток. Отпечаток ладони. Детской ладошки. Но пальцы… ее пальцы были неестественно длинные, тонкие, как будто сделанные из спичек или сухих веток.
Выглядело до ужаса жутко!
Утром стекло было идеально чистым. Ни следа.
Случай номер четыре: Няня и «другая Галя»
Моей младшей сестре Машке, тогда было пять лет. Мы иногда оставляли ее с няней Галиной – душевной, полноватой женщиной, которая любила рассказывать сказки и утверждала, что дружит с домовым.
Однажды вечером мы с братом сидели в своей комнате, слышали, как Машка смеется играя с няней в коридоре. Потом ее смех резко оборвался. Пауза. И следом – дикий, нечеловеческий крик.
Машка летела по коридору, ревя в голос. Влетела к нам в комнату. Стоит в оцепенении, всем телом дрожит.
– Ты чего так орешь? – спросил ошарашеный брат.
– Тетя Галя! Там тетя Галя! У нее лицо… лицо… – она не могла подобрать слов, а потом провела пальцем снизу вверх по своему лицу, будто сдирая кожу от подбородка до лба.
Мы бросились искать Галю. А та на кухне спокойно мыла пол шваброй, как ни в чем не бывало. Мы спросили, зачем она так ребенка напугала.
Галина широко раскрыла глаза от удивления: «Я? Я вообще от плиты не отходила! Клянусь, пирог из духовки вытаскивала!»
Маша боялась целую неделю, спала с фонариком и все твердила: «У той Гали глаза наоборот были. Черные круги вместо белков, а зрачки – белые».
История номер пять: Эхо
А потом мы переехали. В обычную панельную многоэтажку, в квартиру на девятом этаже.
Я росла, а дом-монстр остался стоять на краю леса, пустой и заброшенный. Его хотели переделать, то ли под музей, то ли под что-то еще, но руки так и не дошли.
Сначала ураган сорвал с него крышу, потом стены совсем перекосило, он так и остался гнить – не дом, а остов, смотрящий глазницами окон на лес.
Но звуки… эти жуткие звуки в нем таки остались. Иногда я гуляю с собакой по окрестностям, подхожу близко к кромке бора. И слышу. Из-за деревьев, из пустоты, где когда-то стоял дом – тот самый детский плач. Головой понимаю: там нет ничего, только фундамент, заросший бурьяном. Но в лесу, пронизывающем холодом, будто сквозит шепот: «Ти-и-ише…»
Иногда я пытаюсь убедить себя, что все это – эхо моей детской фантазии, игры больного воображения. Но потом ловлю себя на том, что снова и снова проверяю, заперта ли на все замки входная дверь.
А ночами, когда за окном шуршит ветер или просто раздается какой-то неясный шум, мне слышится тот самый тяжелый, глухой ТУДУ-ДУХ! по крыше… А потом я вспоминаю, что живу на девятом этаже.
Над головой только небо.
#страшилки