Ночь ужасов

Павел Малов-Бойчевский
(Пародия на колдовской триллер)
В мещёрском лесу смеркалось. Почти все участники шабаша были на месте и ждали только повелителя Ада Люцифера. Не было и Пана с Дианой, которых надлежало вызывать особым магическим способом. Приготовления к Белтейну были, в основном, завершены. Полянку несколько расширили, поспиливали мешающие деревья. Всю ее усыпали цветами, зелеными ветками, огромными пучками травы, – в центре вкопали гнилой пень для дьявола и верховный фаллический символ праздника, – так называемый майский шест. Он представлял из себя длинный, искусно вырезанный из дерева мужской половой орган, которому должны были поклоняться в эту священную ночь ведьмы и колдуны. Возле фаллоса молодые чертенята во главе с бывшим маньяком Чертило, расчистив от цветов и травы небольшой прямоугольник земли, умело собирали друидический алтарь.
Посередине поставили треножник для курений, по бокам - две свечи: слева зеленую для богини Дианы, справа красную для бога Пана. Позади зеленой свечи располагались сосуд с водой, медная чаша для жертвенной крови, колдовской жезл и колокол; позади красной свечи – сосуд с солью, фимиам, жертвенный нож с лезвием в виде полумесяца и Болин – кинжал с белой рукояткой, используемый в колдовских ритуалах для срезания маковых головок и разрезания мертвецов. Сразу за треножником для курений горела черная свеча, в отблесках ее пламени сверкал золотой пентакль с пентаграммой – пятиконечной звездой. Далее лежали два венка, сплетенные из вербены, которые предполагалось водрузить на головы Пана и Дианы, – магическая шпага с черной рукоятью и магические вилы, символизирующие орудие наказания грешников в преисподней.
Граф Верамо в длинном, до пят, черном облачении с длинными же рукавами, разрезанными впереди до самых плеч, в черном велюровом берете с павлиньим пером, с рыцарским мечом на поясе нервно вышагивал взад-вперед по поляне, то и дело посматривая на часы – ждал дьявола. Истомились в ожидании и осталь¬ные ведьмы и колдуны. Пора уже было начинать шабаш, а трон Люцифера, большой трухлявый пень, всё еще пустовал.
– И где его только черти носят? – укоризненно покачал костлявой головой Кощей Бессмертный. – Может, Чертилу за ним послать? – предложил неуверенно графу.
– Его только за смертью посылать, – презрительно фыркнул Верамо.
– Только не за моей! – испуганно замахал руками Кощей Бессмертный и отбежал в сторону.
Баба-Яга сплетничала с женой Кощея, молоденькой ведьмой Ритой Стариковой. К ним вскоре присоединились ее старшая сестра Катя и Вика, – тоже, естественно, начинающие колдуньи. Иван Богатырёв общался с Нектарским, затрагивая высокие сферы искусства и литературы.
Гирляндами полевых цветов были украшены ближайшие к поляне деревья. И даже деревянный символический фаллос был весь в белых вишневых цветах, как в снегу, или – в морской пене.
"Красные дьяволята" Гробовникова наигрывали легкий блюз, а сам Боян заигрывал с молодыми ведьмами, окружавшими лесную колдунью Ядвигу. Он шлепал их ладошкой по обнаженным, аппетитным ягодицам и норовил запустить руку поглубже между ног, но те отбрыкивались, как застоялые лошадки, и визгливо смеялись.
– У-у бесстыдницы! – притворно покачивала головой Лоренция Верамо, чтобы польстить супруге Бовы Аглаиде Еремеевне, с которой вела беседу. – Совсем ни куда не годная молодежь пошла: так и норовит голыми задницами перед парнями сверкнуть при первом удобном случае.
– И не говори, Лорочка, в наше время, при покойном Бургомистре-чудотворце, куда как построже было, – жаловалась выжившая из ума старуха. – Наденешь бывало корсет с зашитыми в нем фамильными бриллиантами и идешь на свидание, как в бронежилете: никакой старик Хоттабыч не страшен!
Неожиданно на поляне повеяло ветром, все голоса, как по команде, враз смолкли, на небе потухла луна, как будто вырубили электричество, в трухлявый пень ударила молния, прогремел гром. Когда вновь запылала луна, все увидели на пне огромное рогатое существо с козлиными копытами на руках и ногах.
Существо было в черном плаще, испещренном красными египетскими иероглифами, с посохом в правой руке в виде всё того же фаллоса, светящегося зеленым, фосфорическим светом. Двое дюжих чертей, заросших густой, медвежьей шерстью до самых глаз, поддерживали его под локти.
В центр поляны на полусогнутых ногах выкатился демон Чертило и, хлопнув три раза в ладоши, провозгласил:
– Царь Ада, хозяин лесов, болот и рек, владыка душ и тел, демон зла, демиург пороков, ангел нечистой красоты, король тьмы и князь мира сего – Люцифер!
Нечисть при последних словах Чертило, как скошенная трава, рядами повалилась на землю. Сатана встал со своего импровизированного трона, повернулся к лесу и лежащей на земле нечисти задом, а к символическому фаллосу передом, старчески кряхтя, нагнулся. Придворные черти задрали черный плащ повелителя, спустили до колен его штаны. На смену Чертило вышел граф Верамо и предложил всем приступить к основному обряду поклонения Люциферу, – к таинству лобзания дьявольского зада.
Иван Богатырёв отнесся к услышанному спокойно и с пониманием. Вику же слова Верамо повергли в глубокий шок и смятение. А когда двое придворных чертей приволокли ее к трону Люцифера и грубо бросили перед ним на колени, Вика вскрикнула и принялась вырываться. Граф Верамо поманил пальцем безучастно взирающего на Викино упрямство Ивана Богатырёва. Вручив ему тонкий, кожаный хлыст с кисточкой на конце, граф молча кивнул на распростёртую у пня обнаженную Вику и, зайдя за алтарь, скрестил на груди руки. Приготовились лицезреть захватывающую сцену наказания строптивой ведьмы и остальные участники шабаша.
Иван понял, что отступать нельзя: Вику не спасешь, а себя погубишь, – решительно взмахнул хлыстом и обрушил его на белую, беззащитную спину своей невесты. Вика вскрикнула, на спине у нее мгновенно загорелся кровавый рубец, – его крест-накрест пересек второй. Третий скользнул ниже, к животу и Вика с воем задергалась, как будто в предсмертных конвульсиях.
Богатырёв поднял хлыст для очередного удара, но сатана подал знак и истязание прекратилось. Черти подняли размякшее, безвольное тело Вики, подвели к трону повелителя тьмы, поставили на колени. Один черт нагнул волосатой лапой Викину голову вниз и ткнул лицом в сатанинский пах... Люцифер закатил от удовольствия заискрившиеся, как у блудливого кота, глаза и несколько минут боялся пошевелиться. Потом задергался, как перед тем дергалась под ударами хлыста Вика, взревел, словно дикое лесное животное, страшно заскрежетал вставными, металлическими зубами, как железный дровосек в Изумрудном городе, и – обмяк половой тряпкой, вывалив синий, искусанный язык и роняя пену...
Вику от трона увели и оргия на поляне продолжилась. Когда все самым непристойным образом поприветствовали сатану, Чертило, взявши на себя в эту страшную ночь роль маэстро, снова хлопнул в ладоши, подал условленный знак Гробовникову и объявил танцы. Пары составились быстро: ведьмы и колдуны избрали себе партнерами либо чертей, превратившихся в лягушек, крыс и черных кошек, либо бывших людей, обращенных в свиней, козлов, пуделей и других животных. Оркестр Гробовникова весело взыграл польскую мазурку и пары – спиной к спине – веером сыпанули по кругу и понеслись по поляне, как подхваченные ветром осенние листья. Кавалеры старались больнее наступать дамам на любимые мозоли и – боднуть соседа рогами, если таковые имелись.
После танцев слуги зажгли смоляные факелы и закрепили их на деревьях. На поляне расстелили чертову дюжину скатертей-самобранок, выделенных по такому случаю ведомством Кощея Бессмертного. Всех пригласили отужинать "чем черт послал", а послал он многое: на скатертях громоздились непроходимые горы всевозможных овощей и экзотических фруктов, дымились обложенные кольцами репчатого лука шашлыки и истекали уксусом люля-кебабы, кровянели полусырые бифштексы и сочились желтым восковым жиром свинные отбивные. Рыба всевозможных сортов и приготовлений, как побитые на поле брани солдаты, штабелями покоилась на блюдах, закручивались в кольца цыганских серег колбасы, воняющие дымом костров, чесноком и душистым перцем. Целые зенитные батареи бутылок нацелили стволы в звездное, ночное небо, как будто ожидали налета вражеских бомбардировщиков. Ударяла в нос хулиганка-горчица и ласково размягчал душу теплый, заправленный в пироги и кремовые пирожные, ванилин.
Перед ужином сатана облачился в монашескую сутану, стал перед деревянным символическим фаллосом и, потрясая своим фаллическим посохом, провыл песню благодарения богу лесов Пану, которому и поклонялась на сегодняшнем шабаше вся нечисть:
О, сила Приапа,
зачинателя всякой твари,
всех гадов земных
и венца творения –
человека.
Богиня и госпожа,
Покровительница Селены,
Диана
и Бог Пан,
Рогатый Пастух,
играющий на свирели,
Сила бога Ра
и сила духов земли:
драгоценных камней
и металлов,
элементалов и магнетизма,
сила звезд и квазаров,
благословите и освятите сей
саббат, жратву вечернюю,
место и время и меня
пребывающего вовеки с вами!
Колдуны и ведьмы слушали Люцифера с раскрытыми ртами, а Нектарский выхватил блокнот и ручку, сорвал с нее колпачок, как ножны у шпаги, и пустился записывать.
Ужин протекал шумно и весело; нежить накинулась на жратву вечернюю, как будто три дня ничего не ела. В мгновение ока были разметены шашлыки и колбасы, проглочены не пережевывая бифштексы и отбивные, опустошены рыбные блюда, селедочницы и гусятницы. С утробным бульканьем наполнялись стаканы синей, как слеза, водкой и красным, как кровь, вином, летели в кусты обглоданные кости и пустые бутылки, и стояло отвратительное сопение и чавканье, как будто стадо свиней, в которое еще не вселились бесы, набивало свои безразмерные желудки.
Утолив первые приступы голода, нечисть сентиментально размякла, подобрела, захмелела, – ей захотелось не только хлеба насущного, но и зрелищ. Снова нарисовался лукавый демон Чертило, словно бесшабашный массовик-затейник, энергия которого брызжет через край нескончаемо, а идеи рождаются одна за другой, как сумасшедшие грезы в затуманенном мозгу курильщика марихуаны. Чертило предложил совершить обряд крещения... болотной жабы и нежить бешеными рукоплесканиями выказала свое одобрение.
Тут же принесена была купель, представлявшая из себя ночной горшок, в который помочились участники шабаша. Чертило, как и Люцифер, напялил на себя сутану, подпоясался веревочной петлей, в которой, по преданию, удавился Иуда, вместо креста взял ведьмину кочергу из избушки на курьих ножках, вместо Библии – срамной журнал «Плейбой» с голыми девками на обложке. Принесли жабу, завернутую в конверт одеяла, как новорожденный младенец. Крестные, – Иван Богатырев и Вика, оправившаяся от хлыста, с багровыми, крестообразными рубцами через всю спину, униженно кланялись и совали мнимому священнику деньги.
– Грех, грех, братия, за святое крещение меня, преподобного отца церкви господней, корыстью искушать, – утробным басом, копируя голос попов, говорил демон Чертило. – К тому же, знаете, чай, что я мзды не беру, – потому как за державу обидно, а посему быть по вашему...
Чертило театрально схватил и спрятал под сутану деньги, развернул жабу, брезгливо ваял ее за длинную заднюю лапу и сунул головой в горшок. При этом он истово размахивал кочергой, потрясал в воздухе срамным журналом и восклицал:
– Я крещу тебя, раб дивий Борис, – охальник, смутьян и греховодник, – во имя нечистой силы, духов и бесов Ада; и нарекаю сыном погибели, отцом лжи и внуком разврата. Да будь ты проклят во веки веков, и да разверзнется под твоими мерзостными ногами геенна огненная!..
С этими словами Чертило вытащил из горшка полузахлебнувшуюся мочой жабу, стукнул ее кочергой по голове и отшвырнул в сторону. На этом обряд крещения закончился.
Нечистые еще попили и поели, осоловели от ленивой сытости и потребовали новых зрелищ. Фантазия Чертило истощилась и на помощь ему пришел неугомонный шуточник и выдумщик граф Верамо. Он придумал по всем правилам обвенчать городского жида с лягушкою. Сейчас же послали дежурных чертей в недалекий отсюда Лугачёвск за жидом, а сами принялись искать лягушку. Поиски проводились как в старину, с соблюдением всех тонкостей колдовского ритуала. Выехал верхом на свинье добрый молодец, а попросту леший Афоня, натянул лук так, что чуть тетиву не порвал, пустил стрелу и кинулся вслед за ней серым волком по земле, а после сизым орлом под облаками. Долго ли, коротко скакал, видит: болото непроходимое, заколдованное, – в том болоте кикиморы живут и товаристые русалки с рыбьими хвостами в водяных окнах плещутся. Без слеги в то болото гиблое – ни ногой, там, по слухам, беглый монах Легонт с попом-расстригой Ермошкой жил-поживал да добра наживал с кистенем на большой муромской дороге, пока оба в том болоте с будуна не потопли. Зори там тихие, а зимы холодные; летом комары донимают, а осенью туманы-растуманы по берегу тащатся, как удавы, и сами про себя песни поют. В общем, – жуть!
Но нашел-таки леший Афоня в том болоте лягушку-невесту. Она на кочке смирнехонько сидит, а в спине у нее стрела торчит и покачивается из стороны в сторону как живая. Выдернул Афоня стрелу, схватил драгоценную лягушку и в банку с техническим спиртом бросил: авось не даст ей спирт совсем окочуриться. Средство проверенное, – генералы канистрами жрут и даже рукавом кителя не занюхивают, а тут какая-то лягушка-квакушка!
Привез Афоня невесту под Кособоково, на лесную полянку, а тут и жид из города прикатил. Худющий – одни ребра торчат, в чем только душа в воробьином теле держится! Спросили: оказывается – корм на улице не клевал, до прихода весны экономил. Покрошили мацы из синагоги, – чуть язык собственный не проглотил, клювом, как отбойным молотком работал.
Вытащили тут лягушку из банки, думали конец ей приснился незаметно, а у квакушки от спирта рана, как будто от живой воды, зарубцевалась, во – чудо! Нарядили лягушку в свадебную фату, жиду узкий костюмчик справили и ну венчать... Венчали их на околице Кособокова под забором: вначале всех брехливых деревенских собак на них спустили, после кошку черную принесли и лично на жида натравили, ну а под конец уж и обвенчали их, жида с лягушкой... всей деревней. Кто поленом березовым венчал, кто кодом осиновым, а кто и оглоблей.
И, наконец, ровно в двенадцать часов ночи, приступили к самому главному ритуалу шабаша: вызыванию бога лесов Пана и богини Луны Дианы. Посередине поляны перед алтарем демон Чертило с подручными чертенятами расчистили место и начертили белой краской большой магический круг, внутри нарисовали треугольник, в один из углов которого поставили треножник для курений, такой же как на алтаре. Напротив треножника начертили маленький крут для антихриста, которому предстояло вызывать богов, а позади – два таких же круга для ассистентов: демона Чертило и Ивана Богатырева. После прочертили еще один маленький кружок, в котором изобразили монограмму Люцифера. Затем двое чертей, телохранителей сатаны, подтащили к алтарю огромного кабана, в которого граф Верамо превратил Толстого Критика. Его тут же окрестили вепрем и решили принести в жертву богу и богине, но убивать не стали, так как для магического ритуала вызывания нужна была только шкура. Кабанью шкуру с Толстого Критика искусно сняли, нисколько не повредив его самого и, голого, со складками сала, свисающими до самой земли, подтолкнули к трону сатаны, где Критик и подвергся экстравагантной инициации приобщения к потустороннему миру.
Шкуру быстро разрезали на полосы и выложили ими внутренний круг, рядом с нарисованным белой краской. В кабаньи полосы с четырех сторон в виде креста забили гвозди из гроба казненного. Снаружи магического круга между гвоздями, так же в виде креста, поместили отрубленную голову черного кота, которого поймали здесь же, в Кособоково, череп убийцы, срочно доставленный курьером из Чудова, голову козла с рогами и летучую мышь, утопленную в собственной крови. Все эти предметы окропили жертвенной кровью, – за неимением замененной церковным «Кагором», – под треножником разожгли костер из угольев, заранее приготовленных из ольхового и кипарисового деревьев. В треножнике сейчас же задымилось курение, состоявшее из ладана, камфары, алоэ, серой амбры и стиракса, смешанных с кровью козла, крота и летучей мыши. На этом все приготовления к вызыванию богов были завершены.
Граф Верамо, обнажив рыцарский меч, встал на свое место в центре магического круга, по бокам со шпагами, как гвардейцы в почетном карауле, застыли Чертило и Иван Богатырев. Рок-группа Гробовникова разразилась какой-то дьявольской музыкальной вакханалией в подражание популярным хитам известных западных рок-звезд. При этом «красные дьяволята» срывали с себя одежду и, потрясая мужскими достопримечательностями, с шипением мочились на электроаппаратуру, которая работала от небольшой передвижной станции. Аппаратура искрила и замыкала, грохот на поляне стоял невообразимый, черти радовались и говорили: «Ад!»
В круг к графу Верамо привели большую жирную свинью – Музу Перту. Граф вскинул вверх рыцарский меч и начал торжественно декламировать ритуальное заклинание:
О, мать богиня, Королева ночи и Луны,
О, отец бог, Король дня и леса!
Я славлю ваш союз вместе с природой,
которая радуется
в буйном кипении жизни и красок.
Примите мой дар в честь вашего союза,
мать богиня и отец бог!
Сказав это, Верамо плашмя ударил мечом жертвенную свинью по крупу три раза и она вновь превратилась в поэтессу Музу Перту. На теле бедной Музы не было ничего из одежды. Она стояла на четвереньках спиной к Верамо и, склонив голову, покорно ждала решения своей участи. Музе Перту казалось, что ее убьют и она уже мысленно прощалась с литературой, с альманахом «Молодой гений», который она редактировала, и со всеми своими стихами. Но Музу убивать не собирались. Верамо дал
знак демону Чертило и тот притащил откуда-то огромный искусственный фаллос, мастерски сделанный из черной блестящей резины. Фаллос вибрировал в руках демона, как настоящий, только что ампутированный у негра, и все ведьмы, наблюдавшие за действиями Чертило, плотоядно вздохнули и облизнулись. Чертило приблизился сзади к Музе Перту, нагнулся и с силой воткнул в нее резиновое орудие, как меч в сердце противника. Муза вскрикнула и потеряла сознание, и это был знак, что боги приняли жертву графа.
Поляну колыхнул бурный, ледяной ветер, в лесу послышались треск веток, стук костей и скрежет зубов; замелькали фосфорические огоньки, похожие на горящие глаза диких животных, и всех обуял беспричинный панический страх.
И в этот миг перед магическим кругом внезапно явились они: бог и богиня! Они были обнажены и прекрасны телами, как могут быть прекрасны одни только боги. Пан, как и Люцифер, был с козлиными рогами на голове, с копытами на руках и ногах, но это его нисколько не уродовало, а наоборот придавало внешности этакий парижский салонный шарм. Длинная козлиная борода и усы не старили бога, потому что и без очков было видно, что Пан молод, краснощек и здоров, как только что народившееся животное. Под кожей у божества играли крепкие, литые мышцы, длинные и стройные, как у женщины, ноги не стояли на месте, живот лоснился от пота, а пах был аккуратен и чист, как у целомудренного ребенка. Богиня была прекрасна лицом, как изваянная из белого мрамора греческая скульптура, я стройна телом, как дикая горная серна. Шея ее напоминала плавный изгиб амфоры, средней величины груди с аккуратными розовыми вишнями сосков упруго пружинили при всяком движении тела, живот был гладок, как створка жемчужной раковины, а длинные ноги изящны и возбуждающе сексуальны. Грубая волосяная поросль совершенно отсутствовала в нижней части тела Дианы, что придавало ей вид несовершеннолетней школьницы, а маленькие, овальные, с ямочками посередине, ягодицы притягивали мужской взгляд и навевали мысли о поцелуе.
– Пан! Пан!.. Явился Великий Пан! – разом, в десятки глоток взревела поляна и нечисть, как и во время появления Люцифера, в поклоне повалилась на землю. Поклонился даже граф Верамо, правда, не до земли, а, по-рыцарски, став на одно колено. И даже сам Люцифер на трухлявом пне склонил перед божеством рогатую голову.
Выскочившие из леса черти тотчас наворотили позади богини целую копну из цветов, луговых трав и зеленых побегов, Чертило с Богатыревым, поминутно кланяясь, приблизились к Пану и Диане и подобострастно увенчали их головы венками, сплетенными из вербены. Бог крепко пожал руку демону Чертило, а богиня, ласково улыбаясь Ивану, поцеловала его в губы. Голова у Богатырева закружилась, душа, легкая, как перышко, подпрыгнула к темечку и он чуть не упал. Во рту было так сладко, будто он выпил нектара. Иван со страшной силой захотел Диану и понял, что умрет, если желание его не осуществится. Он во все глаза смотрел как богиня медленно опустилась на ложе из трав и цветов, грациозно развела ноги и как сверху на нее навалился Пан, и как вошел в нее со стоном до самого основания... Богиня вскрикнула и забилась под Паном, как прихлопнутая силком птица. И это стало сигналом к началу всеобщей оргии!
Иван, не владея уже собой, схватил за руку Вику и, подтащив чуть ли не вплотную к брачному ложу богов, повалил на землю. Отсюда ему хорошо было видно лицо Дианы, искаженное страстью и любовной мукой, как гипсовая маска вакханки. Он впился в ее глаза диким, наэлектризованным жаждой обладания взглядом и, представляя в своих объятиях ее, сказочную Диану, – слился в долгом и мучительно сладостном поцелуе с Викой.
Катя Старикова соединилась с Мастурбалиевым, который так и оставался в козлином обличии во все время проведения шабаша. Но это было даже к лучшему – она никогда еще не пробовала козла. К тому же, Катькин партнер несколько напоминал Пана и Люцифера, что доставляло ей острое удовольствие. Музой Перту, вновь ставшей женщиной, воспользовался поэт Нектарский, который так м не успел протолкаться к своей любовнице Лоренции Верамо: ее уже обхаживал черный нахальный пудель. Касьян Ипполитович разозлился так, что будь у него охотничье ружье или, в крайнем случае, кельтский лук, он бы не задумываясь пристрелил проклятую, сексуально озабоченную собаку! Ведьма Ядвига, то есть Баба-Яга меняла одного партнера за другим, так как была женщина весьма темпераментная и худосочные, изнервничавшиеся на вредной работе колдуны ее не удовлетворяли. Остановила свой выбор она только на Дементии Мошкаре – Толстом Критике, который вполне отвечал всем ее духовным и физическим запросам. Любитель парижской любовной экзотики Кощей Бессмертный, согнав со столетнего дуба занудливого ученого кота и отобрав золотую цепь, приковал сам себя к дубу и приказал своей молоденькой жене Маргарите и двум другим ведьмам сечь себя, как Сидорову козу, ременными плетьми и посыпать раны поваренной солью. Вавила Патрикеевич Самодуров наоборот предпочитал все чудовское, посконное... Он велел хлопцам истопить в Кособоково баньку, согнал в нее деревенских баб и молодых, ядреных девок, пригласил Бову; с Соловьем Разбойником и устроил разврат по полной программе. Горилка и холодное, со льдом, пиво лилось рекой, пар валил изо всех окон бани, как дым во время пожара, неугомонные кособоковские девки и бабы, пышные, как ватрушки, и скользкие, словно угри, просто вынимали душу из тела березовыми вениками и сексуальным деревенским массажом полового члена...
Дьявол, по своему обыкновению, не ограничивался чем-то одним, а разнообразил удовольствия, как завзятый гурман и тонкий ценитель изысканных вин. Пол, возраст и внешний вид существа для него не имели ровным счетом никакого значения. Он и сам выступал сразу в нескольких ипостасях: то в виде мужчины, то в виде женщины. Причем, в последнем случае у него отрастали огромные, чуть ли не до пояса, шары женских грудей, которые он стыдливо прикрывал руками, словно кокетливая уличная проститутка, желающая набить себе цену.
Над живой, шевелящейся в свете горящих факелов поляной, как шевелятся белые черви в гнилом куске мяса, стоял сплошной животный стон, оханье, хрюканье, сопение и мычание. Из членораздельной человеческой речи можно было разобрать только: «о, ес!», «еще», «да, да!», «вау, вау», «трахни меня», «дай, дай», «на, на», «фак ми» и так далее. Словно клубки змей, переплетались в немыслимые комбинации чьи-то руки и ноги; головы вдруг выныривали из-под ягодиц, а ягодицы в свою очередь неожиданно появлялись там, где по всем законам природы должны были находиться лица. Хлюпанье, шлепанье и причмокивание завершали сложную гамму оргических звуков, разносившихся над заколдованной лесной поляной, а к божественным запахам курившихся на алтаре благовоний примешивались другие... как пахнет живой человек во всех своих физических отправлениях.
Ближе к утру Пан, насладившись божественным телом Дианы, сыграл на волшебной свирели и сплясал с ведьмами пастушеский танец. Пользуясь временным отсутствием бога, Иван робко приблизился к возлежавшей на ложе примятых полевых цветов, несколько утомленной любовью богине.
– Что тебе надо, о, прекрасный юноша? – благосклонно взглянула на него богиня, не шевельнув даже пальцем, чтобы прикрыть свою очаровательную наготу.
– Ты прекрасна, о, божественная Диана – я твой раб! – шепнул враз пересохшими от волнения губами Иван и в порыве неизъяснимой нежности припал ртом к лодыжке ее ноги.
Диана вспыхнула и зарделась стыдливым румянцем, но ногу не убрала.
– Что ты делаешь, безумный? Ты разве не знаешь, что простым людям запрещено прикасаться к бессмертным богам?
– Но я люблю тебя, Диана! Я полюбил тебя сразу же как только увидел сегодня на поляне. Скажи, что мне делать? – в отчаянье вскричал Богатырёв и принялся лобзать голую коленку богини.
– Уйди, смертный, не нарушай запрета! – рассердилась наконец Диана и слегка оттолкнула от себя Ивана. – Как ты смеешь приближаться к богине в брачную ночь?
– Но когда, Диана?.. – взмолился Богатырёв, скрестив на груди руки.
– Жди своего часа, – сухо посоветовала богиня, – а пробьет он тогда, когда прокричат глашатаи на всех перекрестках: «Умер Великий Пан!» Тогда и придет твоё время.
12 марта 2004 г.
© Copyright: Павел Малов-Бойчевский, 2010
Свидетельство о публикации №210091600395