Деревенский дом, скучающий зимой о хозяевах | Сергей Лактионов

Папа с мамой забрали бабушку в город на зиму. Приехали, когда осеннюю распутицу схватило хрустким ледком, и за кружкой чаю с малиной уговорили перебраться к ним – хотя бы до весны. Наконец-то купили многокомнатную квартиру в хорошем, новом доме, места хватит всем, и вообще, что вам, мама, одной в этой глуши? В городе и семья рядом, и врача всегда можно вызвать, если что… Бабушка лишь улыбалась лукаво, грея руки о кружку с чаем. Чёрный кот свернулся на печке калачом и щурил на гостей жёлтый глаз.
Полдня грузили в багажник вещи, а когда закат тронул снежные просторы золотистым румянцем – заперли дом, сели в машину и уехали. К ночи пошёл снег и укрыл следы колёс на просёлке.
…Пашка с Иркой бабушку доселе видели всего раз, и то давно, и почти не помнили. Поэтому, когда на пороге квартиры появилась незнакомая старушка в тулупе, укутанная в платок, за которой ввалились нагруженные вещами папа с мамой, Ирка поначалу боязливо спряталась за брата, а Пашка недоверчиво насупился.
– Дети, встречайте бабушку. Она с нами поживёт! – Папа поставил на стол большую птичью клетку. Ирка пискнула от испуга, когда клубок перьев в клетке завозился и открыл янтарные совиные глаза. И сразу взвизгнула снова – от восторга, когда следом за бабушкой в квартиру вальяжно зашёл громадный, гладкий чёрный кот. Старушка лукаво взглянула на внучку, блеснув светлыми глазами в окружении морщинок...
***
Белая зима укрыла землю, ветер подёрнул снежной рябью поля с торчащими островками камыша. Лес укутался в зимний сон, как в снежную шаль. И замело все дороги к одинокому бабушкиному домику на опушке леса.
В доме тихо, покойно. Тени залегли по углам закрытых комнат, за сундуками с тяжёлыми замками на крышках; тени сгустились в жерле остывшей печки в кухне, где с потолка свисают плетёные косы лука и низанки сушёных грибов, а на полках теснятся крынки и кружки. Окна затянуло кружевами инея и занесло снаружи снегом, погрузив комнаты в синеватый сумрак.
Дом привык к неспешным шагам хозяйки, к её тихим разговорам – то ли с питомцами, то ли с тенями в углах, а может, и с самой собой. И теперь всё равно живёт по привычке своей, тайной и тихой жизнью. То скрипнет в полумраке половица, будто под чьей-то ногой, то прошуршит под полом мышь. А то на чердаке послышится непонятная возня. Как будто без хозяйки, в безмолвии запертых комнат, сны задремавшего дома обрели свои голоса…
Дом ждёт.
***
Дети быстро прикипели к нежданной гостье. Их новая, просторная и светлая квартира в новенькой многоэтажке была непривычной и чуточку чужой; но с бабушкой в неё как будто пришли тепло и уют.
Бабушка быстро освоилась со всем в доме и взяла на себя хозяйство. Мягко, никого ничем не попрекая – но как-то само получилось. С утра и до вечера она то убирает по дому, то готовит на кухне (ах, какой борщ, а пирожки, а оладушки!..), а то вышивает или вяжет что-то. Комнаты очень скоро украсились вязаными салфеточками, а Ирка с гордостью носит новенький, тёплый свитер. И когда только бабушка всё успевает!
– Мама, вы просто волшебница! – растроганно повторяет за ужином зять. Бабушка загадочно улыбается и переглядывается с дочерью.
На кухне шкафчики и вытяжку украсили ожерелья красных перцев и грибов, плетёные косицы лука и чеснока. Магазинные приправы в шкафах потеснили баночки и мешочки с загадочными травами, семенами и порошками. Дочь с зятем их даже не трогают, кухня отныне – бабушкино царство. Когда бабушка возится у плиты, что-то напевая в клубах пара, и в самом деле кажется, будто она колдует.
А может, и не совсем «кажется»… Ирке хочется верить. Однажды у неё разболелся зуб, терпела до последнего, сдерживая слёзы от ужаса – потащат к зубному! Как бабушка угадала, непонятно, но молча заварила какой-то удивительно пахучий отвар, пошептала над ним, дала Ирке прополоскать рот – и боль будто выплюнулась вместе с полосканием.
Пашка пришёл домой поздно вечером, с коньками через плечо, прижимая к лицу шарфом горсть снега. Под глазом – синячище, на лбу шишка… Бабушка дала здоровенный медный пятак и велела приложить к больному. Наутро шишка будто растаяла, а синяк пожелтел и спал. После Пашка по секрету признался бабушке, что не упал на катке, а подрался с пацанами, да не просто так, а за девочку из соседнего подъезда. Бабушка выслушала, потрепала по вихрам и дала пару советов. Теперь Пашка с соседкой на каток ходят всё чаще вдвоём…
***
Завьюжила зима, закружила белая метель в ночи хоровод над полями. Деревья качаются под ветром, стряхивают снежные шапки и тревожно колышут ветвями, пробуждённые ото сна.
Ненастная ночь гуляет над бескрайними просторами, ревёт и хохочет на все голоса ветер. Скрипят деревья-мачты на ветру и стонут под ветром бревенчатые кости одинокого дома.
Дом тоже не спит. Он вспоминает мрак былых времён, бесконечных ночей ненастья и страха, уводящих чередой во тьму. Когда земля содрогалась под чудовищной поступью; когда ветер так же выл и хохотал, проносясь стаей ведьм в древесных кронах…
Холодно, вьюжно. Одиноко. И хозяйка так далеко!..
***
Бабушкины питомцы, кот и филин, сделались любимцами всей семьи. Кота Ирка таскает за собой повсюду, как игрушку, и спать без него не ложится – а тот принимает внимание снисходительно и с достоинством. Пашке нравится, как филин, бесшумно слетая со шкафа, садится ему на руку: ни одним коготком не поранит. А когда вечерами он делает уроки, филин садится рядом на стол, а то и на плечо – и Пашка воображает себя средневековым книжником или астрономом, и в руке у него уже гусиное перо, а на столе не горит лампа, а потрескивает свеча…
А вечерами, когда дом засыпает в снежной тиши, бабушка подолгу не спит. Сидит в тёмной кухне у окна, смотрит на огни ночного Города. Ирка любит приходить к ней с котом наперевес и тихонько садиться рядом. И бабушка рассказывает ей сказки. Пашка уже взрослый и в сказки не верит – а всё равно то и дело приходит на кухню, послушать. Уж очень захватывает.
Ирка любит сказки с хорошим концом. Пашка – с плохим, да пострашнее. А бабушкины сказки другие, как будто вообще без конца. Как долгая, вечная песня, плывущая над закатной степью; как бегущая вдаль река в камышах или нескончаемая звёздная дорога через ночной небосвод. Как зимний простор, посеребрённый луной…
***
Завывает вьюга в печной трубе, будто волчья песнь одиночества. Дом один в ночи – на границе чёрного леса и белой степи. За пеленой вьюги не видать далёкого городского зарева. Да и есть ли оно – или не осталось ничего во всём мире, кроме бескрайних снегов и тьмы?
Дрожь пробирает дом, так, что дребезжат на полках кружки, а под полом испуганно затихает возня – и не от ветра. Что-то сверкает в жерле давно остывшей печи, и вспыхивает жаркое пламя, разгорается с гулом. Труба на крыше, фыркнув, откашливается огнём и сажей – и победно выплёвывает дым.
…Кружит метель, стелется позёмка по просёлочной дороге. Заметает следы. Снежная ночь скроет всё.
***
В один из вечеров бабушка, рассказывая у окна одну из своих историй, вдруг замолкает. Приподнявшись, выглядывает в окно – и, охнув, бросается прочь из кухни. Пашки с Иркой приникают к оконному стеклу: что там?.. Миг спустя от Иркиного визга подскакивают в кровати родители.
Ирка вопит от восторга, не от страха – как если бы среди новогодней ночи, прокравшись босиком в гостиную, застала бы у ёлки Деда Мороза. А в тёмной прихожей бабушка уже наверчивает на себя тулуп.
…Когда одетые наспех родители с детьми выбегают из подъезда в круг света от фонаря на снегу, бабушка уже стоит посреди заснеженного двора. А перед ней возвышается её деревенский дом. Окна мерцают отсветами печки, из трубы к звёздам тянется дымок.
– Вот не дождался-таки, непоседа… – бормочет бабушка и поглаживает Дом сухой ладошкой по потемневшей, заиндевелой бревенчатой стене: тот радостно вздрагивает в ответ на ласку. – Ну кто тебя просил, а? И куда ж мне тебя пристроить тут?..
А Дом смущённо переминается на месте, переступая громадными куриными лапами по снегу.