Делимся с вами рецензией Сергея Зюзина на спектакль «Укрощение строптивой».

Всех, кто не успел посмотреть премьеру марта, ждем 30 апреля 18:30.
Афинский акцент Петруччо и Катарины
В Алтайском краевом театре драмы показали свою историю «Укрощения строптивой»
Молодой режиссер Алексей Логачев поставил комедию вечно молодого Уильяма Шекспира. В некотором смысле они ровесники: великий английский драматург написал пьесу о строптивой примерно в том же возрасте, в каком сейчас пребывает режиссер, родившийся и выросший в Нижнем Новгороде. А молодых в любые века волнуют схожие проблемы. К примеру, что делать с женщиной, желанной тебе, запавшей в сердце с первой же встречи, но очень уж непокорной, неуправляемой и, как бы сейчас сказали, безбашенной. Смириться и стать подкабучником? Разменять любовь на деньги богатой вдовушки? Или же вспомнить о том, кто в доме хозяин? Тварь я дрожащая или, в конце-то концов, право имею?!
- Сегодня женщины любят плакаться на тему «Не осталось настоящих мужчин, повывелись мужики! Вот раньше…», - рассуждает Алексей Логачев. - А вы, милые дамы, представляете себе, что было раньше? Вы точно хотите таких, как раньше? Хорошо, мы предъявим и спросим женщин после премьеры: понравился ли им такой «настоящий» мужчина? Всеми качествами, о которых дамы сегодня так тоскуют, он обладает. Но с чем это сопряжено, они, похоже, не задумываются.
«Презлющей невесте», которую играет Елена Адушева, пришлось задуматься и сделать нелегкий выбор.
- Мне кажется, сейчас таких женщин сколько угодно, - считает Елена Адушева. - Это во времена Шекспира они были большой редкостью. А сейчас сплошь да рядом. Другое дело, не все они нашли себе вторую половину, чтобы создать семью. Ведь в отношениях очень сложно идти на компромисс, уступая другому. Моя Катарина предпринимает в этом направлении определенные усилия. Но, на мой взгляд, коренным образом ей себя не изменить. Оставаться самой собой и одновременно быть хорошей женой – целая наука.
Знаменитое поучение Катарины в адрес строптивиц Бьянки и Вдовы в барнаульском спектакле обращен в зал, ко всем представительницам слабого пола. И все посылы в этом монологе нашептывают Кэт наперебой мужские персонажи. Нашептывают как самое доверительное, наболевшее, накипевшее. Пожилые и молодые, женатые и свободные, дворяне и слуги. «Не хмурь сурово брови». «Не пытайся ранить злобным взглядом» и далее по тексту - длинный получается свод пожеланий тем, кто «только слабостью своей силен». Монолог еще не закончен, а мужская половина зала начинает бурно аплодировать. Всё по делу. Автора!
«Быть мужем и женой – это целое искусство», - не раз напоминал на репетициях Алексей Логачев. Искусство – одна из ключевых фигур в этом спектакле, жанр которого определен как «Упражнения в прекрасном». Здесь звучат обворожительные лютня и арфа, волнующая музыка Баха и оперные арии. Здесь оживают не только скульптуры. Оживает знаменитая фреска Рафаэля «Афинская школа».
- Начиная работать с художником Евгением Лемешонком, мы отталкивались от того, что это пьеса эпохи Возрождения, место действия - Италия. А Италия того времени – это праздник искусства, праздник духа. Перелопатили уйму репродукций и материалов в Интернете, искали зацепку. И когда я открыл на экране «Афинскую школу», то как будто увидел всё «Укрощение строптивой». В большой композиции людей я вычленял отдельные группы и представлял ту или иную сцену в спектакле. Аристотель и Платон? Да вот же она, первая сцена, когда Люценчио и Транио появляются в Падуе. Персонажи «Афинской школы» вдруг заговорили текстом Шекспира! Всё совпало – Италия, эпоха Возрождения, небо плывущее на заднем плане, музыка… Правда, когда мы с Женей сделали трехмерное изображение «Афинской школы», то поняли: так просто перенести ее на сцену не получится – уходят воздушность, легкость. Требовалось найти золотую середину: сохранить легкость и не потерять найденные с помощью Рафаэля правила игры.
Внимательный зритель заметит: мизансцены в «Строптивой» так или иначе связаны с картиной великого художника. На протяжении всего спектакля на заднике присутствует небо. Оно созвучно страстям и переживаниям шекспировских персонажей. Ярко-голубое с красивыми барашками облаков. Наполненное свинцовыми, клубящимися тучами. Волнующее тревожным закатом. Небесное зеркало того, что происходит внизу. И лишь в финале спектакля мы обнаруживаем, что это небо – один из фрагментов рафаэлевской фрески. Из других важных атрибутов сцены – несколько античных колонн, ступени, ведущие на площадь или в дом, да камин во втором акте. Для того, чтобы в камине разгорелся огонь и он превратился в семейный очаг, главным героям приходится потратить немало душевных усилий. Тигриный рык Катарины, разломавшей лютню о голову Гортензио и расцарапавшей физиономию Петруччо, впоследствии превращается то в жалкое мяуканье оголодавшей подзаборной кошки, то в уютное умиротворенное мурлыканье милой домашней Кэт.
Еще одна ключевая фигура этой постановки – Знаток. Всезнающего персонажа в комедии Шекспира вообще-то нет. Фигура Знатока, на взгляд поверхностный, не очевидна, но если ее не будет, многое рискует поплыть и посыпаться.
- Меня в шекспировских текстах и спектаклях всегда напрягало, что персонажи часто говорят о людях, событиях или мифологических фигурах, которых ныне почти никто – даже люди с гуманитарным образованием - не знает. Все эти Минервы, Дидоны, Лукреции, Гекубы… Для современников Шекспира своеобразными сериалами были древнегреческие мифы, поэмы Гомера. И все были в курсе, кто такие Троил, Зоил, Тесей или Персей. Для шекспировских современников они были как родные. Мы же их изрядно подзабыли, - говорит Алексей Логачев.
Второй момент связан с тем, что пьеса густо населена и в ней много действия. Есть такой миф. В шекспировском театре, чтобы народ понимал, где происходит действие, специальные люди показывали таблички: «Лес», «Дворец», «Замок». Но вряд ли так было на самом деле – подавляющая часть населения читать не умела. Поэтому высказывалось мнение, что у Шекспира были персонажи, которые объяснили зрителям ориентироваться. Для сохранения стиля и атмосферы шекспировского театра – каким он мог быть в те времена – фигура Знатока стала более чем уместной. На сцене более двух десятков человек, и поди разберись, кто там Люченцио и Винченцио, кто Камбио, а кто Транио. Они же, плуты, еще и притворяются, чужие имена берут. А с занудливым очкариком Знайкой-Знатоком (актриса Ольга Любицкая) вы точно всех запомните. Есть и еще одно объяснение.
- Знаток не только помогает зрителю разобраться, кто именно выходит на сцену, но и задает определенный камертон, темп. Постоянно напоминаю актерам: «Слушайте внимательно интонации Знатока». Как он объявит, так сцена и начнется. Быстрая или медленная. Интимная или громкая. Как он объявит, так и зритель настроится. В какой-то степени, Знаток – режиссер, постоянно присутствующий на сцене. Под его маской я сам поселился в этом спектакле, - улыбается Логачев.
Режиссерские манеры и вкусы хорошо видны и в геометрически безупречных мизансценах. Что в общем-то неудивительно – по своему первому образованию Логачев математик. Обыватели шарахаются от этой строгой науки, но ведь она невероятно красива. Впрочем, сам Алексей Александрович, объясняя композиционные решения и находки, больше говорит о своей любви к изобразительному искусству, которая особенно развилась в период учебы в ГИТИСе.
Логачев дебютировал в краевом театре драмы в прошлом году спектаклем по пьесе братьев Пресняковых «Пленные духи». Еще тогда многие зрители подметили, насколько точно он подбирает актеров. В «Духах» настоящим откровением стала игра Ивана Дорохова, которому досталась роль Саши Блока. В «Строптивой» во всей красе раскрылось разностороннее дарование Елены Адушевой, десять лет назад начинавшей в театре драмы с роли нежной Офелии.
- Самое сложное в работе с Леной – заставить ее поверить в свой талант, в то, что она все может. Лена скромный и где-то даже застенчивый человек. С уверенностью могу сказать: Адушева - артистка высокого, всероссийского уровня. Я изначально не сомневался в том, что у нее все получится во втором действии. Проблем больше было с первым, но их становится все меньше. Она доведет свою роль до совершенства, - убежден Логачев.
В шекспировской комедии наконец-то прорвало Константина Кольцова, о большом потенциале которого говорили давно. Но, по большому счету, дальше щедрых авансов и трепетных ожиданий дело не двигалось. И вот время актера с ярко выраженным мужским началом наконец-то пришло. Кольцовский Петруччо – тот самый мужчина, который хозяин своему слову. Мужик сказал – мужик сделал. Перечить такому или пытаться вить из него веревки себе дороже. Рыкнет так, что все вокруг уши прижмут. Но не жлоб с замашками братка, не мужлан неотесанный, не плакатный супермен. Он дворянин из Вероны. Дворянин, который может даже позволить себе минутную слабость в процессе укрощения строптивой. Нет, не минутную - всего на несколько мгновений. Непохожесть Петруччо на остальных мужчин подчеркивает и его костюм, выдержанный в строгих черно-серых тонах. Причем, если другие персонажи носят яркие одежды, пошитые в стилистике эпохи Возрождения, то плащ Петруччо сразу навевает воспоминания о пушкинских и гоголевских героях. А его жилетка, брюки, сапоги – об удалых сибирских купцах, слово которых было крепче любого договора на бумаге.
Еще одна актерская удача – Александр Хряков, сыгравший слугу Грумио. Талант его знает вся театральная Россия. В 2008 году Александр удостоился специальной премии жюри XV Российского фестиваля «Золотая Маска» за роль «рядового четвертой роты второго батальона второго пехотного полка Фридриха Иоганна Франца Войцека в драме «Войцек». Однако в последние годы Хряков попал в типажный плен – один за другим режиссеры давали Хрякову в основном роли комедийные, второго плана. Когда Хрякову вновь досталась роль слуги-шута, многие его поклонники развели руки: «Доколе?». Но актер не взбрыкнул и не впал в древнерусскую тоску. Рассказывают, что Александр раньше всех приходил на репетицию, позже всех уходил и в поисках оправданий каждой реплике своего персонажа измучил не только себя самого. Зато какой Грумио получился! В нем все органично: каждый жест, каждый взгляд, каждое движение. Александр тщательно, бережно, чуть ли не по молекулам собрал и вылепил образ слуги-самурая. Грумио у него – посланник небес, служащий любви. Самурай любви не просто поддерживает своего господина в достижении поставленной цели. Грумио помогает Петруччо и Катарине освободиться от разного негатива, артистично ведет их навстречу друг другу. Так вроде бы второстепенная фигура в шекспировской комедии превратилась в одну из ключевых.
Еще одной удачной находкой оказался «семейный подряд» отца и сына Кирковых в образах женихов Бьянки – Гремио и Гортензио. Фамильная схожесть подчеркнула родство, одинаковость их персонажей. И их преемственность. Режиссер-постановщик честно признается, что до этого дуэта он додумался не сразу:
- Антон должен был другую роль играть. Но я очень рад, как в итоге вышло. Актеры здесь должны презирать друг друга и оскорблять. Когда это делают обычные коллеги, все равно происходит определенный зажим, стоп-кран. Анатолий же Александрович и Антон Анатольевич играют без внутренних блоков, они знают, что все это не всерьез. И зритель понимает, что это игра. Кто-то из критиков написал: «История не прожита». Ну, правильно, ее и не требовалось проживать! Историю укрощения строптивой надо было разыграть. Так, как это делали в шекспировском театре.
Преемственность персонажей во времени… Вдова, охомутавшая Гортензио, когда-нибудь помрет, и новоиспеченный вдовец, который к тому времени станет таким же как старым как Гремио, станет ухлестывать за молоденькой. У которой окажется сестра с независимым характером и «женской тоской по сильному плечу». И вечно молодая история любви начнет под голубыми небесами свой новый отсчет.
Сергей Зюзин.

Комментарии

Комментариев нет.