Нико Пиросмани был примитивистом.

Из тех художников, про которых люди, далекие от искусства и его понимания, говорят "Да мой ребёнок не хуже нарисовал бы". Но только слепой может не увидеть всю пронзительность живописи грузинского художника.
За кажущейся наивностью нарисованных на клеенке животных и праздничных застолий скрыты глубокие чувства, боль сквозь радость и крайне редкая радость сквозь боль...
..."На окраине Тифлиса были расположены прекрасные Верийские сады.
К вечеру, когда начинала спадать жара, жители города тянулись в эти сады, где их ждали прохлада, легкий чад баранины, пение, танцы, азартная игра в лото и красивые женщины.
Среди певиц, выступавших в Верийских садах, была одна француженка, ленивая, тонкая в талии и широкая в плечах, с бронзового цвета волосами, нежной и сильной шеей и розовым телом. Звали ее Маргаритой.
Её приезжали слушать артисты оперы и музыканты, у которых от пения Маргариты оставалось ощущение, будто оно всегда сопровождается подголоском, похожим на слабое эхо. Как будто главный голос был золотой, а второй серебряный.
Как-то раз после очередного пения Маргарита спустилась в зал поболтать с поклонниками и попить красного вина. Почувствовав чей-то взгляд... она оглянулась. Прислонившись к дверному косяку, стоял высокий, очень худой грузин с тонким лицом и печальными глазами, в старом пиджаке и, не шевелясь, смотрел на Маргариту.
Конечно же, это был бродячий художник Нико Пиросмани... пришедший... как всегда... послушать её пение. Маргарита знала, что никто серьёзно не воспринимал ни его самого, ни его картины...
...Тот день, когда Нико не слышал её голоса, был для него самым глухим днем на земле.
Чрезмерная любовь вызывает желания, недоступные трезвому человеку. Кому из людей в их будничном состоянии может прийти в голову дикая мысль поцеловать человеческий голос, или осторожно погладить по голове поющую иволгу, или, наконец, похохотать вместе с воробьями, когда они поднимают вокруг вас неистовый гам, пыль и базар?
У Пиросмани появлялось иногда удивительное желание осторожно дотронуться до дрожащего горла Маргариты, когда она пела, желание одним только дыханием прикоснуться к этому таинственному голосу, к этой теплой струе воздуха, что издает такой великолепнейший взволнованный звон.
Но где она - и где он?.. Она - Богиня! И он, кое-как перебивающийся на свой нищенский доход. Покупать холсты Пиросмани мог только изредка, чаще всего писал на обычных клеёнках, которые стелились в местных трактирчиках. А ещё он разрисовывал вывески питейных заведений... - за ничтожные гроши. Расписал и свой дом - сверху донизу, к великому восхищению сородичей и соседей.
А ещё... Пиросмани голодал. Иногда он присаживался у стены какого-нибудь дома или у ствола старого, как мир, пыльного дерева и сидел тихо, пока у него не переставала кружиться голова.
А что было делать? Пиросмани не мог заниматься тем, чем занималось в то время большинство бедняков в Тифлисе, – ничтожными темными делами, удачным и неудачным обманом. Для этого он был слишком чистосердечен и горд. Он не был бездельником и тифлисским кинто – полунищим, веселым и наглым. Он не умел, как кинто, делать деньги "из воздуха", из анекдота, из неприличной шутки, из "ишачьего крика"...
...Посетителям нравились вывески Пиросмани – прозрачный виноград, тыквы, оранжевая хурма, кудрявые мандариновые сады и богатые натюрморты из разных травок, баклажанов, шашлыков, сыра и жареной
рыбы. Позже на вывесках появились люди, пейзаж и животные, главным образом многотерпеливые ишаки.
Пиросмани оставил огромное живописное богатство. Его картины много лет собирал коллекционер Кирилл Зданевич, собирал буквально по крохам. Он разыскал почти всего Пиросмани, а затем подарил государству, иными словами – народу.
Я уже не застал Пиросмани: он умер до моего приезда в Грузию.
И тем не менее... мое знакомство с ним началось с первого же дня моей жизни в Тифлисе - стены моей комнаты были завешаны от верхнего карниза до плинтуса клеёнками художника...
В день приезда я только мельком взглянул на них и сразу уснул, вымученный дорогой.
Проснулся я, должно быть, очень рано. Резкое и сухое солнце косо лежало на противоположной стене.
Я взглянул на эту стену и вскочил. Сердце у меня начало биться тяжело и быстро.
Со стены смотрел мне прямо в глаза – тревожно, вопросительно и явно страдая, но не в силах рассказать об этом страдании – какой-то странный зверь – напряженный, как струна.
Это был жираф. Простой жираф, которого Пиросмани, очевидно, видел в старом тифлисском зверинце.
Я отвернулся. Но я чувствовал, я знал, что жираф пристально смотрит на меня и знает все, что творится у меня на душе.
Во всем доме было мертвенно тихо. Все еще спали. Я отвел глаза от жирафа, и мне тотчас же показалось, что он вышел из простой деревянной рамы, стоит рядом и ждет, чтобы я сказал что-то очень простое и важное, что должно расколдовать его, оживить и освободить от многолетней прикрепленности к этой сухой, пыльной клеенке.
...Вскоре я знал уже почти все картины Пиросмани. Они помогли мне понять и полюбить Кавказ – сложную и мозаически прекрасную страну.
Пиросмани стал для меня живописной и свободной в своем выражении энциклопедией Грузии, ее людей, ее истории и природы.
Панорамы Кавказа, начиная от магической лунной ночи над Тифлисским арсеналом и кончая выжженной панорамой гор у ног Шамиля, запомнились мне на всю жизнь.
Сотни худых пиросмановских крестьян, веселых виноградарей, бедных и робких женщин, рыбаков, спесивых богачей с толстыми усами, тифлисских дворников с такими же косматыми бородами, как и их растрепанные метлы, равнодушных музыкантов толпились в квартире Зданевичей на слегка пыльных клеенках. Время от времени кто-нибудь вспоминал то об одной, то о другой картине и рассказывал о ней что-нибудь интересное.
Искусство всегда берет человека за сердце и чуть сжимает его. И человек никогда не забудет этого явного прикосновения прекрасного.
Человек не забудет того состояния душевной полноты и крылатости, которое иногда дает ему одна – только одна! – строчка великолепных стихов или картина, пережившая несколько столетий для того, чтобы донести до нас свою красоту.
Если бы я не знал Пиросмани, я бы видел Кавказ недопроявленным, как слабый снимок, без красок и теней, без деталей и контуров и без синеющей мглы его полувосточных и полуевропейских пространств.
Пиросмани наполнил для меня Кавказ соком плодов и резкостью сухих красок. Он приобщил меня к этой стране, где одновременно с радостью ощущаешь легкую и непонятную грусть. Так блестят весельем и сдержанной грустью глаза грузинских красавиц...
Да, но я отвлекся. Ведь в самом начале моего рассказа речь шла о Любви.
То утро было бы самым обыкновенным, если не знать, что это было утро дня рождения Нико Пиросмани и если бы именно в это утро на улице, где жила Маргарита... не появились арбы, доверху нагруженные срезанными... обрызганными водой... цветами. От этого казалось, что цветы покрыты сотнями крошечных радуг.
Арбы остановились около дома Маргариты. Аробщики, вполголоса переговариваясь, начали снимать охапки цветов и сваливать их на тротуар и мостовую у порога.
Когда первые арбы отъехали и вся мостовая была усыпана цветами, на смену первым арбам появились вторые. Казалось, арбы свозили сюда цветы не только со всего Тифлиса, но и со всей Грузии.
...Возгласы жителей разбудили Маргариту. Она села на постели и вздохнула. Целые озера запахов – освежающих, ласковых, ярких и нежных, радостных и печальных – наполнили воздух.
Маргарита выглянула в окно... и обомлела, увидев расстилавшийся внизу цветущий ковер, доходивший людям до самых колен.
Каких цветов тут только не было! Бессмысленно их перечислять!
Поздняя иранская сирень. Там в каждой чашечке скрывалась маленькая, как песчинка, капля холодной влаги, пряной на вкус.
Густая акация с отливающими серебром лепестками.
Дикий боярышник – его запах был тем крепче, чем каменистее была почва, на которой он рос.
Нежная синяя вероника, бегония и множество разноцветных анемон. Изящная красавица жимолость в розовом дыму, лилии, мак, всегда вырастающий на скалах именно там, где упала хотя бы самая маленькая капля птичьей крови, настурция, пионы и розы, розы, розы всех размеров, всех запахов, всех цветов – от черной до белой и от золотой до бледно-розовой, как ранняя заря.
И тысячи других цветов!..
Взволнованная Маргарита, еще ничего не понимая, быстро оделась. Она надела свое самое лучшее, самое богатое платье и тяжелые браслеты, прибрала свои бронзовые волосы и, одеваясь, улыбалась, сама не зная чему. Потом она засмеялась, потом слезы появились у нее на глазах, но она не вытирала их, а только стряхивала быстрым движением головы. Слезинки разлетались от этого в разные стороны и долго еще горели на ее платье.
Она догадывалась, что этот праздник устроен для нее. Но кем? И по какому случаю?
В это время единственный человек, худой и бледный, решился переступить границу цветов и медленно пошел по цветам к дому Маргариты.
Толпа узнала его и замолчала. Это был нищий художник Нико Пиросмани. Где он только взял столько денег, чтобы купить эти сугробы цветов? Столько денег!!!!!
Он шел к дому француженки, прикасаясь рукой к стенам.
...Тут из дома выбежала Маргарита - ещё никогда никто не видел ее в таком блеске красоты – увидела Пиросмани, остановилась, посмотрела внимательно - подошла, обняла художника за худые, больные плечи ...
– Почему? Почему ты подарил мне эти горы цветов? Я ничего не понимаю!
Пиросмани не ответил. Но Маргарита всем существом, всеми нервами, всей кровью, бившейся в ее теле, поняла и без его ответа силу его любви и впервые крепко поцеловала Нико в губы. Поцеловала перед лицом солнца, неба и простых людей – жителей тифлисского квартала Сололаки.
Некоторые люди отворачивались, чтобы скрыть слезы. Люди думали, что большая любовь всегда найдет дорогу к любимому, хотя бы и холодному сердцу. Потому что все знали, что Пиросмани любил Маргариту, но она совсем не любила его, а только жалела за его горькую и неудачную жизнь...
..Вскоре Маргарита нашла себе богатого возлюбленного и сбежала с ним из Тифлиса".
(По мотивам повести Константина Паустовского "Простая клеёнка")
Эта правдивая история любви вдохновила Андрея Вознесенского на написание известного стихотворения про миллион алых роз...Затем вышла песня, спетая Аллой Пугачёвой и побившая всевозможные "хит-парады" в Советском Союзе.
Ну а Пиросмани умер от голода и холода в полнейшей нищете в мае 1918 года.
Местонахождение его могилы неизвестно...
...Кто бы мог подумать тогда, что бродячий художник всего через несколько лет после смерти будет признан гениальным, и о нем заговорит весь мир!..