Портрет одного из московских беглецов октября 1941-го, управдома по фамилии «не то Плюшкин, не то Кружкин», нарисовал все тот же Константин Симонов в «Живых и мертвых»:

«- Уехала ваша жена!
- Куда?
- Да разве всех запомнишь! - Управдом полез на грузовик. - А списки пожгли, все сегодня пожгли, телефонные книги и те пожгли. Все пожгли! уже с грузовика повторил он даже с каким-то азартом. - Жена ваша еще в июле уехала - в военной форме была.
- А где она? - крикнул Синцов, шагнув за уже трогавшимся грузовиком.
- Эй, эй, постойте! - вдруг закричал управдом и замолотил ладонью по кабине. - Эй! - позвал он Синцова, когда машина притормозила. - У меня же ваш ключ, дубликат есть.
Он рывком расстегнул портфель, вытащил оттуда согнутое из толстой проволоки большое кольцо, на котором болталось десятка два ключей.
- Какой тут ваш? Берите, только скорее.
Синцов подошел и стал неуверенно перебирать ключи.
- Ну, ну! - торопил его управдом, озираясь на нетерпеливо высунувшегося шофера. - А, да хоть все берите! - крикнул он и отпустил всю связку.
Синцов не удержал ее, и она со звоном упала на мостовую.
- А куда же вы? - спросил Синцов, когда борт грузовика проехал перед его глазами.
- Куда все, туда и я! - крикнул управдом. - Я член партии. Что же мне, немцев тут дожидаться, чтобы повесили?
"Эх ты, член партии!" Синцов поднял ключи и со злостью вспомнил только что сжимавшую их, свесившуюся с грузовика, крепкую, волосатую руку».