Медведь – тотем многих

славянских племен,
воплощение сильного
Духа народа, расы.
Этого медведя
заставляют стоять в
грязи на коленях,
заставляют плясать под
дудку и пугалом водят
по мировой ярмарке уже
тысячу лет.
Христианство сделало из
славянина-воина –
раба. Крестившись из
политической выгоды,
князь Владимир и не
думал тогда, что с того
момента началось
вытравление из славян
гордого варварского
Духа.
Славяне проявили
непростительную
слабость, которой тут же
воспользовались
паразиты, нуждающиеся
в сильном слуге. Тихо и
вкрадчиво открытым
северянам начали
отравлять души чуждой
моралью, сперва,
прикрывая ее
знакомыми образами, а
за тем, убедив медведя,
что он – «заблудшая
овца», и навязав
комплекс врожденной и
трудно искупаемой
вины, «добрые пастыри»
принялись активно жечь
и рубить корни, чтобы
полностью подчинить
себе его силу.
Всевозможные
«интеллигенты-г
уманисты» говорят, что с
приходом христианства
на Руси произошел
расцвет культуры. Да, но
какой культуры?
Русской? Нет,
принесенной из
враждебной страны –
чужая рубаха,
украшенная родным
орнаментом. Мы больше
не славяне, не арийцы.
Ни один христианин не
имеет права называть
себя «русским», а тем
более считать
патриотом.
Национальность
определяется
триединством: культура-
кровь- дух. Дух,
сидящий в нас, пришел
из Палестинской
пустыни, кровь нашу нас
научили не ценить и
презирать, своей
культурой мы называем
культуру Византии.
«Необыкновенная
доверчивость славян,
основанная на
собственной честности и
чистосердечии, на вере в
данное слово,
столкнулась с
изощренным жидо-
христианск им
лукавством и
коварством.
Доверчивость была и
осталась прекрасным, но
вместе с тем
самоубийственны м
качеством русичей…»
Верхом наглости со
стороны крестителей
было принести славянам
свои заповеди. Варваров,
для которых понятие
«Род» было священным,
стали учить «почитать
отца и мать», к чему им
была заповедь «не
укради», если они и так
соблюдали ее не за
страх, а за совесть?
Раннехристианск ие
историки Гельмольд и
Анонимус поражались,
что у славян не
существовало ни лжи, ни
кражи, ни обмана; оттого
жилища их вообще не
имели замков.
«Если Бога нет, то все
дозволено», – эти слова
Достоевского есть
типичный образчик
ветхозаветного
мышления,
рассчитанного на
отсутствие совести у
человека. Грош цена той
«нравственности », на
страже которой
вынужден стоять
карающий бог. Поэтому
вообще все 10 жидо-
христианск их
заповедей-запре тов
есть верх
безнравственнос ти: они
могли возникнуть
только у прирожденно-
пре ступной, нечестивой
и нечистоплотной расы.
Славянина сломали не
дубиной, а пряником. Не
смог научиться медведь
подставлять вторую
щеку внешнему врагу
(хозяевам нужна была
защита) – за открытую
агрессию воздавал
сторицей, но
противостоять яду
слащавой лжи не мог.
Русскими стали
помыкать те, кто еще
недавно трясся за
стенами своих
«цивилизованных »
городов, прячась от
Святослава.
Теперь, лишь когда
вооруженные враги
приходили на его землю,
славянин, пригнутый к
земле тяжестью креста,
разгибался, выпрямлял
спину. Этого
цареградские овцы
вытравить не смогли: «…
И вот смотрите на отца
нашего Ария, по облакам
ходящего,
восхищающегося силою
кованья Перунова. И
видел там Арий, как
Перун ковал мечи на
врагов. И Он говорил ему
во время кования: - Вот
мы имеем стрелы на
воинов тех. И не смейте
их бояться, так как
повергнут они очи долу,
и число их уменьшено до
количества пальцев на
руках, так как к земле
они согнутся, и станут
зверями, как поросята,
измазанные грязью, и
смрад свой понесут по
следам своим. И будут
говорить о них, что они –
смрадные свиньи!».
Голос земли, голос
арийской крови
заглушали колокольный
звон и заунывные
молитвы, ветер уносил
вонь ладана. На своих
хоругвях рисовали они
лицо иудея и писали его
имя, но на врагов со
знамен этих грозно
смотрел Перун, не
оставивший свой народ.
Татары и германские
крестоносцы узнали
ярость медведя.
Во время войны из
глубин, сквозь все
наносное, навязанное и
приобретенное на
поверхность выходило
исконное, архетип
проявлялся, питаемый
силой земли:
«Народу нашему
присуща особая
уверенность в
живительной,
оберегающей силе
родной земли – той
земли, что была на
протяжении
неисчислимых веков
колыбелью и могилой
всех его поколений;
почвы, пропитанной их
кровью, потом и слезами
в самом прямом, а не в
переносном смысле
слова. Только у нас до
недавних пор еще
сохранялся древнейший
обычай – брать на
чужбину в узелке горсть
родной, «родительской»
земли. Известно, что
особо чувствительные
люди умирали в тоске по
Родине. В былине
русский витязь, даже
насмерть поверженный
жидовином-хазар ином,
оживает, прикоснувшись
к Родной Земле.
Набрался от Нее силы и
скинул с себя
жидовина!»
В русских нет тщеславия
и злопамятства, и
поэтому яд легко проник
в кровь. И вскоре,
медведя, который еще
недавно топтал и рвал
врагов, вновь бесцельно
и бессмысленно истязали
собственные безвольные
монархи, посаженные на
трон хитрыми
проповедниками стыда.
Когда им было выгодно,
они сдерживали
могучего зверя, не давая
ему уничтожить врага-
иноземца:
«…Столь поспешно
кинулась она в
холуйское услужение к
захватчикам (речь идет о
сотрудничестве церкви с
татаро-монголам и), что
была не только
освобождена от дани, не
только получила такие
права и преимущества,
каких не знала ни одна
церковь даже в
христианской Европе, но
и была взята татарами
под особую защиту «от
всяческих хулений».
Во всех ханских
грамотах-ярлыка х
особо подчеркивалось,
что они даны церкви в
оплату за освящение
ханской власти как
данной от бога. Эти-то
ярлыки духовенство и
использовало для
подавления народных
возмущений: «нет власти
не от бога», и
посылается она за грехи
наши – за
приверженность к
«богомерзкому
язычеству». А главное –
дружно и безропотно
каяться. Церковный яд
вливался в славян
медленно, но постоянно,
чтобы медведь не смог
обрести полной силы и
осознать свое рабское
положение. Народ
продолжали кормить
медовым суррогатом,
сваренным
дрессировщиками из
чужеродных ценностей в
течение тысячи лет.
В революции опять он не
почувствовал чуждого
привкуса, за сладким
воспеванием исконной
формы правления
народа – вече («Советы»)
. Опять русский убивал
русского. Церковь
создала огромный
дисбаланс между
классами – в руках
единиц (далеко не
всегда достойных)
сосредоточилась власть
над массами, учение
Маркса раскололо
арийскую нацию
классовой борьбой.
В отчаянном,
самоубийственно м
рывке Германия
попыталась остановить
распад народного и
расового организма,
подняв оружие против
всех. Но у русских не
было выбора.
Иноземный враг опять
пришел на их землю с
оружием. И могучий
русский медведь
схлестнулся со стальным
германским орлом.
Искренней была вера
русских в то, что «…за
свет и мир мы боремся,
за царство тьмы они».
Искренне верили немцы,
что бьются с носителями
заразы марксизма. Но
русские бились не за
страх, не за Сталина, не
за интернационал – они
вновь бились за Родину,
за Отечество.
И в своих дневниках
немецкие солдаты,
штурмовавшие
Сталинград, с
удивленным
непониманием писали,
что те, о ком им
говорили, как о
бездушных рабах, на
самом деле железные
люди, способные
противостоять самому
неистовому натиску,
стальные солдаты,
неизвестно откуда
черпающие силы.
А силы русские черпали
от Матери Родины. За
нее русские бились и
будут биться до смерти
(естественно, речь не
идет о тех, кто живя
здесь, и называя себя
русскими, при первой же
возможности или
опасности свалят на
Гаваи). И в этом тоже
трагедия расы и нации.
Шли в бой почти
безоружные, с песней.
Гибли, сражаясь за
достижение Асгарда,
германцы, до последнего
сопротивлялась в уже
проигранных боях
гвардия СС. Были,
конечно, и трусы, и
заградотряды, и
мародеры, но речь здесь
идет о проявлениях
чистого духа.
Небесным серебром
молний испепеляли друг
друга Тор и Перун – жег
сам себя Великий Арий,
ослепленный мертвым
свечением Сиона. Жег
сам себя беспощадно,
ибо думал, что убивает
врага. Это была
священная война за
расширение жизненного
пространства и борьба с
чуждым духом с одной
стороны. Это была
священная война за
освобождение Родины
от врагов с другой
стороны. Это было
самоуничтожение расы,
пораженной заразой. В
выигрыше остался
отравивший и
стравивший.
Герб города Ярославля –
черный или красный
медведь с золотой
секирой на сером или
серебряном фоне –
отражает два состояния
(нынешнее и возможное)
русского человека
(данное толкование не
претендует на
«научность» и не имеет
отношения к
официальной
геральдике). Черный
цвет в алхимии
обозначает первую
стадию Великого
Делания – Nigredo –
первосостояние материи.
Черный медведь
окружен серым
вакуумом – это
Гиперборейский гигант,
утративший связь с
предками, Делание
пошло по ложному пути.
Скованный титан иногда
еще напоминает о своей
былой мощи,
вспышками бешенной
слепой ярости, которых
так боятся те, кто по
ложному пути тащит его
(недаром в жидо-
христианск ой
символике черный
медведь – это
воплощение дьявола).
Его развитие
заморожено, медведь-
шатун кидается в
разные стороны, в
ярости сокрушая все
вокруг и раня себя. Он
утратил собственное
цельное мировоззрение,
к чужому так до конца и
не привык:
«Именно христианизация
породила знаменитую
«загадочность» русской
души, ее столь
непонятную
иностранцам
«непредсказуемо сть».
Разгадка этой вечно
мятущейся души – в ее
двойственности, во
внутреннем
противоборстве своего,
врожденного, кровного с
навязанным, внушенным
со стороны злым
наваждением.
Столкнулись два
взаимоисключающ их
миропонимания:
солнечное
жизнеутверждени е и
тлетворное мракобесие».
Но у медведя есть
Наследие Предков,
которое не смогли
вырвать у него учителя с
бегающими хитрыми
глазками – золотая
секира Перуна, артефакт
небесной сферы, оружие
из Валгаллы, чье лезвие
отражает свет Асгарда,
преобразуя его в
губительные молнии для
изменников и врагов
Духа. Свет ее рассеет
мглу чуждых учений и
озарит единственный,
свой Путь.
Русский несет это
сокровище, уже забыв о
нем. Он удивляется,
когда, вдруг, в миг
опасности,
обнаруживает его и уже
инстинктом и чутьем
варвара осознает, что
нужно делать, и это
спасает его от рокового
шага в пропасть.
Эта секира – сила Духа и
сила физическая,
стойкость и тесная связь
со своей полной силы
землей, напоминание о
Цели. Этим оружием
должен Славянин
сражаться с внутренним
врагом, с тем паразитом,
что живет в его
варварской крови и
отравляет ее.
Этим оружием должен
Славянин отвоевать
Наследие Предков. С его
помощью он
преобразуется в
красного медведя на
серебряном поле –
Rubedo, последняя
стадия Делания – в
сильного и достойного
потомка, воспринявшего
кровь и мудрость,
осиянного светом
Предков-Богов,
живущего их законом.
/ Света Евсеева-
Фёдорова/