Мне один старый монах, он был инвалид, сказал такие страшные слова, которые были опытом всей его жизни.

«Человек, как жук, – размышлял старец. – Когда теплый день и играет солнце, летит он, гордится собою и жужжит: "Все мои леса, все мои луга! Все мои луга, все мои леса!" А как солнце скроется, дохнет холодом... и загуляет ветер, забудет жук свою удаль, прижмется к листику и только пищит: "Не спихни!"
Этому согбенному, ходящему с палочкой старику на самом деле не было и сорока. Виной всему неизвестная болезнь, начавшая ещё в семинарии на последнем курсе, после которой будущий старец Амвросий дал обет Пресвятой Деве постричься в монахи, если получит исцеление. По выздоровлению от своего слова не отказался. Свое монашеское служение начал в Оптиной под руководством старца Макария. Им же и был пострижен в мантию с именем Амвросий. Но вот что удивительно, что и после своего рукоположения он тоже заболел.
Через три года началась еще большее ухудшение его и так слабого здоровья. В возрасте 33 лет подвижник, ехавший из Оптиной в Калугу для посвящение в иеромонахи внезапно почувствовал сильную боль в желудке. Так постепенно у него стали неметь руки, что он не мог держать потир, причащая верующих. После этого болезнь одна за другой наклоняли.
Молодой подвижник жестоко и терпеливо страдал от крайнего изнеможения, расслабления нервов, болей в груди, кашля, бессонницы, и других, которые были настолько тяжелы и продолжительны, что навсегда приковали преподобного к постели. В 35 старца Амвросия признали полным инвалидом. А уже 29 марта 1848 по его собственному прошению он был исключен от всяких обязанностей. Был исключен из братии, оставаясь лишь на монастырском содержании.
К счастью тяжелая болезнь не забрала старца, а сохранила жизнь еще на многие многие годы. Он выжил и после сложного воспаления слизистой желудка, которая сопровождалась сильной болезнью кишечника, рвотой, кровотечениями и постойной лихорадкой… Уже после этого до конца своих дней он не мог находится на длинных богослужениях, а уже Литургию и вовсе никогда не проводил.
Сама жизнь подвижника была уже чудом. Трудно даже вообразить, как, будучи прикован к такому страдальческому одру и в полном изнеможении сил, мог он ежедневно принимать толпы людей и отвечать на десятки писем. Воистину на преподобном Амвросии сбылись слова: «Сила Божия в немощи совершается».
Но даже не смотря на сильнейшие боли он всегда остался жизнерадостным. Сколько не выпадало на его долю скорбей, трудностей, и напастей, он всегда остался спокойным и веселым. Казалось ничто его больше не могло расстроить. Пребывая в крайнем изнеможении он утешал пришедших, шутил с окружающими его монахами, а люди, которые все шли толпами, даже не догадывались о том, что ему настолько непросто. Своим добрым словом, отечески ласковым взглядом или прикосновением своей ослабевшей рукой он мог утешить пришедших.
Кстати о слабой ручке отца Амвросия. Однажды приехала как-то издалека к старцу одна барыня, у которой дочь жила в монастыре. Это была очень светская особа, ростом большая и очень полная. В первый раз она видела отца Амвросия. На общем благословении, посмотрев на его слабые, маленькие и худенькие ручки, она сказала: «Ну что может сделать эта ручка?» Старец ответил ей на это следующим рассказом: «У моего отца был старый дом, в котором мы жили. Половицы в нем от ветхости качались. В углу зала стояла этажерка. На самой верхней полке ее стоял тоненький, легкий пустой стеклянный графин, а на нижней – толстый глиняный кувшин. Вот мы, будучи детьми, однажды расшалились и неосторожно ступили на половицу, на которой стояла этажерка. Она качнулась, и тоненький графин слетел сверху, сам остался невредим, хотя был на полу, а толстому кувшину отшиб ручку. Мы тогда этому очень удивлялись».
В то время все монахи недавно поступившие в послушники находились в жутком унынии. И еле дышащий старец придавал им сил. Благоволил, одобрял, учил людей жить счастливо. С помощью доброго юмора старец находил ключик к самым разным сердцам.
Метким словом, басней, «юмором», он обращал ко Христу даже самых неверующих людей. Ясный взгляд подвижника, кротость покоряли сердце неверующего Толстого, который приехал просто посмотреть. «Смотрите», — сказал он Льву Толстому, встав с койки, улыбнувшись.
Чада старца вспоминали, что батюшку нельзя было представить без участливой улыбки, от которой вдруг становилось как-то весело, тепло и хорошо на душе, без заботливого взора, который говорил, что вот-вот он для вас придумает и скажет что-нибудь очень хорошее, и без того оживления во всем – в движениях, в горящих глазах, – с которым он вас выслушивал и по которому вы хорошо понимали, что в эту минуту он весь вами жил и что вы ему ближе, чем сами себе.
По словам Евгения Поселянина (Погожева), преподобный Амвросий был не только «великим старцем и прославленным подвижником», но еще и «самым близким, самым ласковым, самым трогательным человеком, какого можно себе вообразить».