Лохматый.

Рассказ
Молодцеватый, несмотря на свои пятьдесят семь лет, Фёдор Дементьевич, или, как его звали в деревне, Лапа, стоял, упёршись сильными ногами в широкие свежестру​ганные доски крыльца, и в который раз оглядывал красивые резные наличники на новень​ком доме зятя.
Распахнулась дверь, и из неё с шумом вывалились, по​хохатывая, плотная, во всём похожая на отца, дочь На​талья и высокий жилистый зять.
- Пап, кончай смолить. Пошли в дом, замёрзнешь, - выпалила она.
- Да, пора мне, Натаха, - сказал Лапа, кивнув на расплющенный между туч, багровый глаз солнца. И, потоптавшись, неторопливо спустился по ступенькам в пока ещё неухоженный, необжитый двор.
- Лохматый! - властно позвал он собаку и направился к переминавшемуся с ноги на ногу от мо​роза и нетерпения Гнедко. Ласково похлопал его литой круп. Расправил упряжь. Взбил в санях сено. Укрылся тулупом и удобно устроился в розвальнях, облокотившись на тугой, прикрытый брезентом, мешок муки.
- Бывайте здоровы! Ждём в гости, - крикнул он, обернувшись.
Крупный, с мощным загривком, лохматый кобель, крутившийся вокруг, рванул вслед заскрипевшим саням и в мгновение ока обогнал затрусившего ровной рысцой мерина. Миновав посёлок и густую сосновую посадку, въехали в берёзовый с осиной пополам лес. Солнце скрылось за ощетинившимся верхушками деревьев холмом. Темнело.
- А всё - таки правильно, что в августе на новоселье не поехал, - подумал Лапа. - Дотянул до срока и сразу двух зайцев убил: у молодых побывал и мясо продал. Однако, башка у меня с толком, - самодовольно улыбнулся он, поглаживая бороду.
Дорога нырнула под гору и завиляла по стиснутой ува​лами долине ручья. Сани на покатых ухабах мерно пока​чивали, точно баюкали. Лапа, не выпуская вожжей, вытя​нулся и с удовольствием прикидывал, как распорядится вы​ручкой.
Он не любил людей, не умеющих зарабатывать. " Лен​тяй или простодыра " - говорил о таких. " Вот и зять тоже хорош! Буровой мастер называется! Цемента не может подкинуть... Тоже мне - порядочный! Тьфу! " - сплюнул он.
Его размышления прервало испуганное фырканье Гнедко.
Конь тревожно прядал ушами и, раздув ноздри, опять фыркнул. Бежавший впереди Лохматый прижался поближе к саням. Лапа обернулся и, шаря глазами по сто​ронам, заметил какое - то движение вдоль увала. Смутные тени скользили по гребню не таясь, открыто! Волки!!!
Противно заныли пальцы, засосало под ложечкой.
- Но! Но! Пошёл! - сдавленно просипел Лапа, наотмашь стегнув мерина, хотя тот и без того уже перешёл на галоп и, вскидывая в такт прыжкам хвост и гриву, нёсся по накатанной дороге так, что ветер свистел в ушах. Деревья, стремительно вылетая из темноты, тут же исчезали за спиной. За упряжкой потянулась вихрастым шлейфом снежная пыль.
Волки растворились во тьме. Лента дороги вместе с ручьём петлей огибала высокий, длинный увал. Хорошо знавший окрестности матёрый вожак неспешно перевалил его и вывел стаю на санный путь к тому месту, куда во весь дух нёсся Гнедко.
Лапа, нахлёстывая коня, лихорадочно соображал, что делать: стая не могла так легко оставить их в покое. Он чуял, что петля таит смертельную опасность, но повернуть обратно не решался - посёлок уже был слишком далеко.
- Авось упрежу, – успокоил себя Лапа. И, придер​живая вожжи одной рукой, другой нашарил в сене топор.
Внезапно мерин дико всхрапнул и, взметая снег, ша​рахнулся в сторону - наперерез упряжке выле​тела стая. Мощный главарь сходу прыгнул на шею Гнедко. Ещё миг - и тот бы пал с разорванным горлом, но оглобля саданула зверя в грудь, и он рухнул на снег. Человек опомнился, схватил и с силой метнул в стаю мешок муки.
Увесистый куль ещё не успел упасть, как волки живой волной накрыли его и растерзали в белое облако. За это время Лапа успел выправить сани на дорогу.
- Давай! Давай! ​​- осатанело заревел он, нещадно лупцуя мерина кнутом. Обезумев от страха и боли, Гнедко нёсся, стреляя ошмётками снега из - под копыт.
Он обошёл умчавшегося было вперёд Лохматого.
" Не уж - то оторвёмся? " - мелькнула надежда.
Сани неслись по ухабам то возносясь, то падая. На поворотах наездника бросало из стороны в сторону. А сзади неумолимо накатывалась голодная стая. Фёдор Дементьевич ощущал это каждой клеткой тела. Вот вожак, клацая зубами, попытался достать не поспевавшего за упряжкой Лохматого, но пёс в смертельном ужасе прибавил ходу и, изнемогая, запрыгнул в розвальни.
Вытянувшись вдоль узкой колеи, стая бежала свободно, легко, как бы скользя по снегу, молча и неотвратимо нас​тигая выдыхавшегося коня.
Лапа уже слышал их прерывистое дыхание. Ещё немного, и волки, пьянея от горячей крови, разорвут, рас​терзают долгожданную добычу на куски. Он выдернул из - под себя овчинный тулуп и швырнул на дорогу. Звери на се​кунду задержались, но, обнаружив обман, возобновили погоню с ещё большей яростью.
Человек снимал и кидал в сторону стаи то шап​ку - ушанку, то рукавицы, но однажды одураченные серые не обращали на них внимания. Разгорячённая прес​ледованием стая, жаждала крови и мчалась, неумолимо сокращая расстояние. Бешеная, изматывающая гон​ка близилась к финалу.
Охваченный страхом, Фёдор Дементьевич, не умолкая, иступлёно вопил, брызгая слюной, то на коня: " Быстрей, Гнедко, быстрей! ", то, обернувшись назад, устрашающе тряся топором на стаю: " Порублю! Всех порублю! ".
Казалось ещё несколько секунд - и матёрый повиснет на руке, а остальные трое станут рвать его, ещё живого на куски...
Мужик лихорадочно огляделся. В ногах жался Лох​матый.
Глаза Лапы вспыхнули сатанинским огнём - собака? Живая тварь, кровь - вот, что нужно стае! Он ногой спихнул пса навстречу смерти, но бедняга, широко раскинув лапы, удер​жался. Всё его существо выражало недоумение и обиду.
- Пошёл, паскуда, - срываясь на петушиный фальцет, завизжал разъярившийся Лапа и нанёс сапогом увесистый удар.
Лохматый скособочился и, сомкнув челюсти, мёртвой хваткой, вцепился в борт саней.
Волки были совсем близко. Человек упёрся спиной в передок, поджал ноги и с такой силой ударил по лобастой голове, что пёс, оставив на гладко отполированном дере​ве светлые борозды от клыков, косо слетел с саней и, перевернувшись в воздухе, рухнул на дорогу. Слух полос​нули истошный визг, глухой рык.
" Всё, конец ", - подумал Лапа передёргиваясь. В бес​пощадной памяти остался немигающий, укорительный взгляд собаки.
Упряжка промчалась сквозь ольшаник и вывернула из ложбины на заснеженный холм, откуда уже видны редкие огоньки деревни. Загнанный Гнедко замедлил бег.
Только тут полураздетый Лапа почувствовал, как сотрясается от пережитого ужаса и холода всё его тело. Закопавшись в сено, он натянул поверх кусок брезента и настороженно вгля​дывался в удаляющийся непроницаемо - чёрный лес. Страх постепенно отпускал, уходил как бы внутрь. Но, раз за разом, прокручивая в памяти происшедшее, Лапа то и дело невольно ёжился.
Въехав на окраину деревни, он попридержал запалён​ного коня: " Добрый, однако ж, у меня мерин. Другой не сдюжил бы такой гонки ".
Подъезжая по унылой, пустынной улице к своей красавице - избе за сплошным крашенным забором, расчувство​вался: " мог ведь и не увидеть боле ".
Ставни были плотно закрыты. Свет не горел.
- Спит чертовка. Ей - то что, - злился Фёдор Дементьевич, вы​лезая из саней. Открыл ворота, загремел сапогом по двери.
В доме глухо завозились. Торопливо засеменили. Лязг​нул засов. Дверь приоткрылась. Лапа, не взглянув, про​шёл мимо тощей фигуры в сени. Щёлкнул выключателем - темно.
- Лампочка перегорела, Федя, - тихо пояснила жена. Лапа чертыхнулся и скрылся за ситцевым занавесом в жарко натопленной горнице.
- Не думала, что так скоро. Назавтра ждала, - оправ​дывалась хозяйка.
- Мечи на стол, замёрз, - скомандовал муж, опускаясь на табуретку. - Эх, чёрт, Гнедко - то на улице, - и, нахлобучив старую ушанку, поспешно выскочил.
Распряг и завёл мерина в тёплое стойло. Накрыл под​рагивающие, взмыленные бока попоной. Подложил в кор​мушку охапку сухого душистого сена.
- Ешь. Это тебе за справную службу, - Лапа протянул руку погладить ухоженную гриву, но мерин почему - то отвернул морду.
- Ты чего?... Чего ты?... Эт ты зря! Да если б не Лохматый - нам бы конец! Понимаешь - всем конец! Я спас тебя... Спас! - горячо зашептал, оправдываясь, хозяин. Гнедко, тяжело дыша, упорно смотрел в сторону.
" А может и не погибли б? " - неожиданно уличил Лапу кто - то изнутри. " Топором саданул одного, глядишь, другим ост​растка, а то и на порубленного собрата позарились бы ".
От этой простой мысли Фёдор Дементьевич сник. " Совсем я расклеился. Чего голову себе морочу... Что сделано, то сдела​но... сделано правильно ".
Проходя мимо конуры, зацепил цепь. Она си​ротливо звякнула и обожгла сердце тупой болью. Пере​силивая внезапно навалившуюся слабость, он воротился в избу.
Жена ждала у накрытого стола. Умывшись в прихожей, муж сел, прижался спиной к тёплой печке и замер.
- Как съездил Федя? Видал молодых - то?
- Видал... Живы - здоровы. Хоромы здоровущие, со всеми удобствами. Топят газом. Обещают на недельку прие​хать... Помочь по хозяйству.
- Да у них, поди, у себя в дому работы хватает, - робко возразила супруга.
- Ничего, у себя всегда успеется.
- Мясо - то продал?
- А то! Мясо - не редька, только свистни, - Лапа нащупал завораживающе толстую пачку купюр и, вспом​нив про подарок, вынул из другого кармана свёрток.
- Держи, - развернул он цветастый платок.
- Ой, спасибо, Федя! Ой, спасибо!... А красавит - то как!
- Будя трепаться, - грубовато оборвал муж, шумно хлебая щи.
Примерив обнову у зеркала, жена ещё более оживилась. На губах заиграла несмелая улыбка. Прибирая со стола, обронила:
-​ Пойду Лохматому костей снесу.
Лапа чуть не поперхнулся.
- Ложись - ка лучше, сам покормлю. Посмолю заодно перед сном, - торопливо возразил он, - да и Гнедко пора поить.
Взяв миску, он вышел на свежий воздух. Покурил. Напоил коня. Опять покурил. Сколько не старался Фёдор Дементьевич заставить себя думать о происшедшем, как неизбежном и оправданном, гибель Лохматого занозой сидела в мозгу, палила огнём.
В постели Лапа без конца ворочался с боку на бок. Пе​ред воспалённым взором вновь и вновь возникала одна и та же картина: сквозь вихри снежной пыли взлетает тём​ный силуэт, плавно переворачивается в воздухе и скрывается в гуще голодной, разъярённой стаи. Взлетает, пе​реворачивается и...
За окном время от времени раздавались странные, непонятные вздохи. Он, напряжённо вслушиваясь в них, незаметно забыл​ся. И опять стая догоняла, окружала его, неумолимо за​тягивая живую петлю всё туже и туже. В голове возник нарастающий гул. А... а... а...! - заметался Лапа.
- Федя, ты чего? Что с тобой? Заболел? - трясла за плечо жена.
Лапа затравленно уставился на неё - не мог взять в толк, где находится - всё ещё жил привидевшимся. Оглядевшись, наконец, узнал дом и жену.
- Фу ты, - облегчённо выдохнул он.
- Чего кричал так, Федя? - допытыва​лась встревоженная супруга.
- Мяса видать переел. Мутит. Не доварила верно... Спи...
Жена принялась участливо гладить сивые, непокорные куд​ри мужа. Так и заснула, оставив маленькую жёсткую ла​донь на его голове. Лапа осторожно убрал её на подушку. Сон не шёл. Чем старательнее пытался он отвлечься, думать о чём - нибудь приятном, тем назойли​вей лезли в голову мысли о Лохматом.
С щемящей тоской вспомнилось, как принёс его, ещё безымянного щенка, домой. Как радовался тому, что растёт сильный, не признающий чужих, страж усадьбы. Как пре​данно сияли его глаза, как ликовал, суматошно прыгал, захлёбывался счастливым лаем, встречая с работы, с какой готовностью он исполнял все желания хозяина.
Промаявшись почти до утра, Лапа осторожно встал, оделся и вышел в сени. Отпер дверь.
У крыльца из предрассветной мглы проступило косматое чудище: морда в рваных лоскутах кожи, ухо, болтающееся на полоске хряща, слипшаяся в клочья шерсть, злобно ощерившаяся пасть...
- Лохматый?! Ты?! Не может быть...
Растерявшийся Лапа, невольно попятился, запнулся за порог и упал...
В голове вновь возник и стал нарастать гул... смерти...
Зиганшин Камиль