Рак обнаружили в марте 2000-го, было уже поздно. Родители в то время жили в небольшом городке на востоке Украины, куда переехали уже в зрелом возрасте с северных югорских широт. Там цвели яблони, как мечтал отец, там была речка. Но там было и одиночество. А когда поставили диагноз, стало страшно. Пришлось срочно забирать отца к себе, я тогда служил в Москве, а жил в Подмосковье. Спасибо моей первой жене Лене. Мы были на грани развода, и потом скоро расстались. Но тогда она всеми силами помогла мне ухаживать за отцом. А мне пришлось занимать деньги и окунуться в командировки, чтобы срочно их зарабатывать и отдавать, зарабатывать и отдавать. Но лечение уже проводилось, увы, только для облегчения страданий, ампулы выдавались, потом сдавались под счёт. Мама осталась на Украине собирать вещи и продавать дом, и не прошло месяца, как я уже приехал за ней. Все пожитки загрузили в старенький отцовский "Москвич" с прицепом. Как мы ехали - это отдельная история. Чуть не сбросили всё наземь на таможне, не желающей выпускать старый советский телевизор и радиолу. На объездной у Белгорода стуканул двигатель. Это был капец. Маму пришлось отправлять автобусом прямо с дороги. На чудесный случай именно в том месте стояло кафе, владельцем которого был Борис, мой давний приятель по автостоповской юности. И вот он оказался настоящим другом - отложил все дела, провёз меня на своей машине по всем окрестным гаражам и мастерским, и в одном только месте уговорил своего знакомого перебрать москвичёвский движок буквально за недорого. И через сутки я ехал дальше. И уже под Москвой на одном колесе перегруженного прицепа разболтался болт, и его срезало. Подходящих не было, и какие бы болты я ни загонял вместо него, их уже резало, резало, резало, я уже совал их пучками, чтобы проехать хоть версту. Была первая майская ночь. Силы кончились, и я остановился на обочине. Когда снова открыл глаза, увидел на лобовом стекле снег. Первая майская ночь! Бросил машину, поймал попутке, и оказалось, что до дома оставалось всего-то чуть-чуть, полсотни км. В общем, "путешествие" закончилось благополучно, через пару дней с севера приехал старший брат, все пожитки отправили контейнером, а мама села с ним в поезд. В середине лета я получил известие, что мама устроена, квартира куплена, можно привозить папу. Просто удивительно, как тех грошей, за которые с большой срочностью был продан дом в рабочем посёлке на Украине, хватило на квартиру в столице Северного Урала. И как решение этих всех неподъёмных проблем могло уместить в какие-то два-три месяца. И мы с отцом двинулись в путь. Труднее всего было занять свои места в купе скорого "Москва - Приобье". Кровать, к которой он уже был прикован - лестница вниз - укладка в машине - тряская дорога - обезболивание - столица - пробки - вокзал - невозможные шаги по перрону. Спасибо Ирене Стефановне Лесневской - она дала для этой перевозки комфортабельный микроавтобус. Но поезд помахал нам хвостом. Из-за чудовищных пробок мы опоздали. Это был ужас. Это помнит Колька Серяков, который забрал нас к себе домой. Это помнит Миша Смирнов, Михаил Яковлевич, который на следующий день привёз нас на вокзал на своей машине к следующему поезду. И мы с папой сели-таки в поезд. И уже в пути отметили мой 30-й день рождения. Папа тоже выпил со мной рюмочку, не раздумывая - можно или не можно. Он знал, что больше меня не увидит. Знал со всей спокойной мудростью смертельно больного человека. Так и оказалось. В день приезда мне пришлось сесть в обратный поезд, а по прибытии домой - снова в командировку, зарабатывать деньги, которые были так нужны, а они таяли, ими надо было за многое платить, и их снова не было. Не помню уже, куда я успел смотаться. Точно - в Чечню, ещё куда-то. И вдруг звонок. Как с неба. Звонит сын давнего друга моего отца. Наши отцы дружили в юности, но полжизни с тех пор не виделись. Давно повзрослевший сын, в Москве, большой начальник. И говорит мне: твой папа умер, мне из Серова об этом сообщили, могу устроить перелёт. Если летишь, то приезжай ко мне за билетами, самолёт через три часа, в Кольцово тебя встретят мои друзья, они во всём тебе помогут. Ночью я был в Кольцово, на рассвете уже в Серове. А через день хоронили. Ему было 72. Честный, прямой, неунывающий. Он родился в 1928 году в Полтавской области, каким-то образом перед войной оказался в Москве, сын репрессированных родителей, потом детдом, потом эвакуация в Баку и работа на заводе боеприпасов, служба в армии. Железнодорожные войска. Так оказался на Урале. Вся жизнь на железной дороге – на строящихся ветках от Свердловска до Нягани. Начинал путейцем, был дизелистом, бригадиром, главным механиком путейской части, директором рельсосварочного поезда. И всегда мечтал жить там, где яблони цветут, и чтобы речка рядом была, как песчаная и прозрачная Ворскла в его Великой Писаревке на родной Полтавщине. Владимир Николаевич Гуреев, мой отец. Я конечно, чувствовал боль утраты, понимал невозвратность, и всё такое. Особенно потом, когда родились дети, которых мой отец уже не увидел. Особенно когда было нестерпимо трудно, и хотелось совета или пинка. Но любая боль проходит, чувства успокаиваются, следующие и следующие потери стирают невозвратность в обыденную горечь, к ней привыкают. Но иногда вдруг словно переходишь на другую ступеньку и видишь всё чуть иначе, чуть глубже, тоньше. И ничего для этого не нужно особенного, чтобы чужое горе вдруг стало как своё. И вот однажды, много лет спустя и как-бы другими глазами я пережил всё заново, и написал стихотворение, как бы не от моего имени. Но каждое слово именно от меня. Если дочитали до сюда, прочтите уж и моё стихотворение. Может быть, я в чём-то виновата. В доме траур, плач и немота. У меня сегодня умер папа. Я наполовину сирота. Он уже не подойдёт, не спросит, Не погладит ласково рукой… Небо снегом плачет и заносит Жизнь, что вдруг становится другой. Это страшно – знать, что нет возврата. Мамочка, братишка, мы одни. У нас всех сегодня умер папа – Старший брат моей большой родни. Я смогу, я сдюжу, я сумею Эту боль в себе перетерпеть! Став сильнее, я не почерствею И не буду ни о чём жалеть. Только сердце жжёт моя утрата. И невыносимо путь тяжёл. Ну скажи, я разве виновата, Что так рано ты от нас ушёл? 17.11.2015г.
Владимир Николаевич Гуреев. Мой отец.
Слева мой отец, Владимир Николаевич Гуреев, справа его друг Харитон Григорьевич Гудема. Кто в центре, я раньше не знал. Теперь знаю - это Александр Кочетков. Фото, думаю, середины 1960-х. Спустя много лет, в августе 2000-го, именно сын Харитона, Геннадий
Где, с кем, когда? Не знаю, увы. И не узнаю уже. Наверно, это в Серове, конец 1960-х. Слева мой будущий отец - Владимир Николаевич Гуреев.
Мама и папа. Первомайская демонстрация 1972 года. Где это? Скорее всего, город Кунгур, Пермская область.
Владимир Гуреев. Живые стихи
15 августа 2000 года умер мой отец.
Рак обнаружили в марте 2000-го, было уже поздно. Родители в то время жили в небольшом городке на востоке Украины, куда переехали уже в зрелом возрасте с северных югорских широт. Там цвели яблони, как мечтал отец, там была речка. Но там было и одиночество. А когда поставили диагноз, стало страшно. Пришлось срочно забирать отца к себе, я тогда служил в Москве, а жил в Подмосковье. Спасибо моей первой жене Лене. Мы были на грани развода, и потом скоро расстались. Но тогда она всеми силами помогла мне ухаживать за отцом. А мне пришлось занимать деньги и окунуться в командировки, чтобы срочно их зарабатывать и отдавать, зарабатывать и отдавать. Но лечение уже проводилось, увы, только для облегчения страданий, ампулы выдавались, потом сдавались под счёт.
Мама осталась на Украине собирать вещи и продавать дом, и не прошло месяца, как я уже приехал за ней. Все пожитки загрузили в старенький отцовский "Москвич" с прицепом.
Как мы ехали - это отдельная история. Чуть не сбросили всё наземь на таможне, не желающей выпускать старый советский телевизор и радиолу. На объездной у Белгорода стуканул двигатель. Это был капец. Маму пришлось отправлять автобусом прямо с дороги. На чудесный случай именно в том месте стояло кафе, владельцем которого был Борис, мой давний приятель по автостоповской юности. И вот он оказался настоящим другом - отложил все дела, провёз меня на своей машине по всем окрестным гаражам и мастерским, и в одном только месте уговорил своего знакомого перебрать москвичёвский движок буквально за недорого.
И через сутки я ехал дальше. И уже под Москвой на одном колесе перегруженного прицепа разболтался болт, и его срезало. Подходящих не было, и какие бы болты я ни загонял вместо него, их уже резало, резало, резало, я уже совал их пучками, чтобы проехать хоть версту.
Была первая майская ночь. Силы кончились, и я остановился на обочине. Когда снова открыл глаза, увидел на лобовом стекле снег. Первая майская ночь! Бросил машину, поймал попутке, и оказалось, что до дома оставалось всего-то чуть-чуть, полсотни км. В общем, "путешествие" закончилось благополучно, через пару дней с севера приехал старший брат, все пожитки отправили контейнером, а мама села с ним в поезд. В середине лета я получил известие, что мама устроена, квартира куплена, можно привозить папу. Просто удивительно, как тех грошей, за которые с большой срочностью был продан дом в рабочем посёлке на Украине, хватило на квартиру в столице Северного Урала. И как решение этих всех неподъёмных проблем могло уместить в какие-то два-три месяца.
И мы с отцом двинулись в путь. Труднее всего было занять свои места в купе скорого "Москва - Приобье". Кровать, к которой он уже был прикован - лестница вниз - укладка в машине - тряская дорога - обезболивание - столица - пробки - вокзал - невозможные шаги по перрону. Спасибо Ирене Стефановне Лесневской - она дала для этой перевозки комфортабельный микроавтобус.
Но поезд помахал нам хвостом. Из-за чудовищных пробок мы опоздали. Это был ужас. Это помнит Колька Серяков, который забрал нас к себе домой. Это помнит Миша Смирнов, Михаил Яковлевич, который на следующий день привёз нас на вокзал на своей машине к следующему поезду. И мы с папой сели-таки в поезд. И уже в пути отметили мой 30-й день рождения. Папа тоже выпил со мной рюмочку, не раздумывая - можно или не можно. Он знал, что больше меня не увидит. Знал со всей спокойной мудростью смертельно больного человека.
Так и оказалось. В день приезда мне пришлось сесть в обратный поезд, а по прибытии домой - снова в командировку, зарабатывать деньги, которые были так нужны, а они таяли, ими надо было за многое платить, и их снова не было.
Не помню уже, куда я успел смотаться. Точно - в Чечню, ещё куда-то. И вдруг звонок. Как с неба. Звонит сын давнего друга моего отца. Наши отцы дружили в юности, но полжизни с тех пор не виделись. Давно повзрослевший сын, в Москве, большой начальник. И говорит мне: твой папа умер, мне из Серова об этом сообщили, могу устроить перелёт. Если летишь, то приезжай ко мне за билетами, самолёт через три часа, в Кольцово тебя встретят мои друзья, они во всём тебе помогут.
Ночью я был в Кольцово, на рассвете уже в Серове. А через день хоронили.
Ему было 72. Честный, прямой, неунывающий.
Он родился в 1928 году в Полтавской области, каким-то образом перед войной оказался в Москве, сын репрессированных родителей, потом детдом, потом эвакуация в Баку и работа на заводе боеприпасов, служба в армии. Железнодорожные войска. Так оказался на Урале.
Вся жизнь на железной дороге – на строящихся ветках от Свердловска до Нягани. Начинал путейцем, был дизелистом, бригадиром, главным механиком путейской части, директором рельсосварочного поезда. И всегда мечтал жить там, где яблони цветут, и чтобы речка рядом была, как песчаная и прозрачная Ворскла в его Великой Писаревке на родной Полтавщине.
Владимир Николаевич Гуреев, мой отец.
Я конечно, чувствовал боль утраты, понимал невозвратность, и всё такое. Особенно потом, когда родились дети, которых мой отец уже не увидел. Особенно когда было нестерпимо трудно, и хотелось совета или пинка. Но любая боль проходит, чувства успокаиваются, следующие и следующие потери стирают невозвратность в обыденную горечь, к ней привыкают.
Но иногда вдруг словно переходишь на другую ступеньку и видишь всё чуть иначе, чуть глубже, тоньше. И ничего для этого не нужно особенного, чтобы чужое горе вдруг стало как своё. И вот однажды, много лет спустя и как-бы другими глазами я пережил всё заново, и написал стихотворение, как бы не от моего имени. Но каждое слово именно от меня.
Если дочитали до сюда, прочтите уж и моё стихотворение.
Может быть, я в чём-то виновата.
В доме траур, плач и немота.
У меня сегодня умер папа.
Я наполовину сирота.
Он уже не подойдёт, не спросит,
Не погладит ласково рукой…
Небо снегом плачет и заносит
Жизнь, что вдруг становится другой.
Это страшно – знать, что нет возврата.
Мамочка, братишка, мы одни.
У нас всех сегодня умер папа –
Старший брат моей большой родни.
Я смогу, я сдюжу, я сумею
Эту боль в себе перетерпеть!
Став сильнее, я не почерствею
И не буду ни о чём жалеть.
Только сердце жжёт моя утрата.
И невыносимо путь тяжёл.
Ну скажи, я разве виновата,
Что так рано ты от нас ушёл?
17.11.2015г.