Первая глава: Предчувствие чуда или неловкости 1993 год накрыл Столицу плотным, ещё не до конца осознанным предвкушением перемен. И в этот водоворот, словно щепка в бурлящем потоке, окунулся семнадцатилетний Илья. Худой, с ростом, едва дотягивавшим до 161 сантиметра, он выглядел так, будто вот-вот исчезнет в толпе, растает в суете шумного города. Прибыл он из такой глуши, что даже название родного городка звучало для столичных жителей, как заклинание из старой сказки. Но в голове у него был лишь Институт «Физ-мат», факультет ИВМ, и наивная вера в то, что теперь-то всё будет по-другому. Вот только "по-другому" началось совсем не так, как он себе представлял. Мест в общежитии, этих легендарных пристанищ студенческой вольницы, для него не нашлось. Илья, сжав потрёпанный чемодан, оказался перед выбором: спать на вокзале или... искать "угол". С детства Илью воспитывала мать-одиночка. Узнав о его проблеме, она, не задумываясь, сказала: «Не переживай, Илюша, я буду перечислять тебе деньги для твоего жилищного благополучия. Я понимаю, что моя зарплата рядового архитектора не так велика, но думаю, на комнату или хотя бы на койко-место тебе должно хватить...» Илья поинтересовался: «А как же ты, мамочка?» Мать грустно усмехнулась в трубку телефона и ответила: «Не переживай за меня, сынок, я что-нибудь придумаю». Илья с готовностью ответил: «Мама, я очень скоро найду работу, и всё будет хорошо. Я уже начал писать одну ИВМ программу, где при помощи кода можно создавать картинки». Мать тихо произнесла: «Ладно, сынок, не трать деньги на международные разговоры», и в трубке послышались гудки. Вскоре он уже стоял на пороге старой квартиры в «заспальном» районе, где пахло одновременно нафталином и свежими пирожками. Хозяйка, седая старушка, излучала такую доброту, что Илья, доверчивый провинциал, почувствовал себя почти дома. Квартира оказалась типичной "коммуналкой" на новый лад — четыре комнаты, но только одна из них ждала его. Остальные были заняты. И вот тут-то его судьба сделала пируэт. Дверь одной из комнат распахнулась, и на пороге возникла она. Девятнадцатилетняя Дарья. Волейболистка. Успешная спортсменка. Её рост, как у древнегреческой богини, достигал 193 сантиметра, и каждая мышца под спортивным костюмом дышала силой и грацией. Илья рядом с ней почувствовал себя не просто коротышкой, а каким-то недоразумением, ошибкой природы. Её фигура, которую он, наверное, видел только в своих самых смелых (и самых нереальных) мечтах, была идеальной. Он застыл, открыв рот, как рыба, выброшенная на берег. А её взгляд... Он даже не был направлен на него. Она просто скользнула мимо, оставив за собой шлейф едва уловимого, свежего запаха и полный хаос в его семнадцатилетней голове. Мир Ильи только что перевернулся. И неважно, что в его руках был билет в будущее, в мир ИВМ и высоких технологий. Теперь его единственной технологией был пульс, бешено отбивавший ритм где-то в горле, и невозможность отвести взгляд от фигуры, которая только что вошла в его жизнь и, похоже, уже начала сводить его с ума. Утро следующего дня началось для Ильи с привычной, но оттого не менее унизительной борьбы. Он вышел на кухню, где солнце уже разливало по линолеуму свои скупые лучи, и направился к шкафчику над плитой. Потянулся, подпрыгнул, вытянул руку, словно пытаясь дотянуться до звезды, но… тщетно. Тарелки, эти вечно недосягаемые артефакты кухонной жизни, продолжали издевательски поблёскивать на верхней полке. И в этот самый момент, когда Илья, кряхтя, предпринимал очередную безнадежную попытку, кто-то бесшумно возник за его спиной. Лёгкое движение, и фарфор беззвучно опустился прямо перед его носом. Илья резко обернулся, сердце сделало кульбит, и он упёрся взглядом… в Дарью. Она стояла перед ним, словно сошедшая с обложки спортивного журнала. Короткие, обтягивающие шорты волейболистки выгодно подчёркивали её бесконечные, точеные ноги, а белоснежная майка, обтягивая крепкий торс, не оставляла места для воображения. Спортивная, подтянутая, она казалась существом из другого измерения, а рядом с ней Илья чувствовал себя, словно случайно забредший на вечеринку лилипут. Уголки её губ дрогнули в лёгкой, снисходительной усмешке. «Привет, мелочь, – произнесла она голосом, который обволакивал и тут же слегка придавливал. – Это ты, значит, вчера заехал?» Илья мог только кивнуть, не в силах оторвать взгляд от её лица, от её сияющей красоты, от этой невероятной свежести, которая исходила от неё. Она сдула русую чёлку с короткой, модной стрижки – жест такой непринуждённый, что ему стало ещё более неловко. «Я Даша, твоя соседка, – она протянула руку, и Илья машинально её пожал, ощутив крепость её ладони. – Живу тут второй месяц, тут ещё один провинциал пригрелся, но он в ночную работает, а днём спит, его почти не видно. Тётя Нюра неплохая женщина, но я думаю, что скоро перееду. Как только в сборную попаду и начну выступать за страну, перееду ближе к центру… Мы с моим парнем уже присмотрели неплохое гнёздышко». Последние слова словно ледяной душ окатили Илью, но он всё ещё не мог оторвать взгляд от её ног. Они казались скульптурным совершенством, созданным для скорости и побед. Даша это заметила. Она щёлкнула пальцами прямо у его лица, и Илья вздрогнул, вынырнув из оцепенения. «Ало, мелочь, ты куда уставился?» – её голос прозвучал чуть громче, игриво-пренебрежительно. Затем она громко, заливисто рассмеялась, и этот смех, словно колокольчик, пронзил воздух. «Забудь!» – бросила она спокойно, будто между делом, и повернулась к холодильнику, оставляя Илью в абсолютном ступоре и с тарелкой в руках. Илья, словно только что очнувшись от заклятия, с трудом выдавил из себя: «Я… я Илья. Абитуриент… поступаю в физико-математический институт». Он поправил сползшие очки на носу, и, глядя на её совершенные ноги, заикаясь, с каким-то почти болезненным вожделением добавил: «Ты… ты такая красивая…» Вместо ожидаемой (или нет?) реакции, Даша скорчила рожу, показала язык, словно школьница, а затем, с игривым щелчком, ударила его по очкам. «Закати губу обратно, ботаник!» — бросила она, не переставая улыбаться, и прошла мимо, оставляя Илью стоять посреди кухни с красными ушами и в полной растерянности. Вечером того же дня в квартире запахло дорогим одеколоном и успехом. К Даше пришёл он – Паша. Высокий, почти два метра, широкоплечий, одетый так, словно сошёл с обложки модного журнала. Он был воплощением всего, что Илья, скромный провинциал, видел лишь по телевизору. Спортивная машина, припаркованная у подъезда, визжала шинами, когда Даша и Паша с демонстративным шиком уносились навстречу неоновым огням большого города. Паша забирал Дашу по пятницам. Всю ночь они пропадали на дискотеках, окунаясь в мир, о котором Илья даже не смел мечтать. Возвращались под утро, чуть помятые, но довольные. Быстро терялись в ванной, затем на кухне, и, наконец, закрывались в своей комнате, откуда появлялись лишь в воскресенье утром. По утрам в воскресенье Паша, кичась своим чёрным пистолетом, который ему подарил его старший брат, возглавлявший одну из местных группировок, забирал Дашу «выпустить пар» (как он сам это называл), а по сути они выезжали за город и стреляли по бутылкам. Возвращались ближе к вечеру. Паша обычно пил пиво на кухне, а Даша, потягивая чай, неизменно отказывалась от его предложений присоединиться. «С понедельника у меня тренировки, два раза в день по два с половиной часа, а потом бассейн», – объясняла она, и в её словах звучала непоколебимая стальная воля. Паша иногда пытался забрать её на кутёж и среди недели, но Даша была непреклонна. Их конфликты доходили до криков в прихожей, но она, верная своему спорту, никогда не позволяла себе ни весёлых выходов, ни тем более алкоголя среди недели. В её комнате, словно алтарь дисциплины, стоял небольшой гребной тренажёр. Вечерами она "гребла", глядя в маленький японский телевизор, который подарил ей Паша. А Илья… Илья не мог с собой ничего поделать. Это был его маленький грех, его тайное наваждение. Он подкрадывался к приоткрытой двери её комнаты и подглядывал. За её могучими ногами, за открытым торсом, когда короткие шорты и спортивный топ только подчёркивали идеальные, выточенные тренировками изгибы её тела. Каждый раз он испытывал жгучий стыд, но ничего не мог с собой поделать. Это было сильнее его. Месяцы, последовавшие за поступлением Ильи в институт, пролетели для него в немом восторге от новой жизни и бесконечных формул. Семнадцатилетний абитуриент, в своей провинциальной глуши считавшийся настоящим гением, без какой-либо поддержки, без единого влиятельного звонка, был принят на первый курс Института Физ-мата, вольным слушателем. Илья не просто учился — он жил учёбой, с головой погружаясь в мир чисел и уравнений. Для однокурсников он быстро превратился в ходячий справочник и личного спасителя: с невозмутимой лёгкостью давал списывать самые сложные контрольные, объяснял то, что другие не могли понять за недели. Ведь он и правда был уникален: пошёл в школу в пять лет, побеждал соперников на всех олимпиадах по точным наукам, и уже в пятнадцать лет, когда его сверстники только-только начинали думать о выпускном, Илья держал в руках золотую медаль. Его мозг работал, как отлаженный механизм, виртуозно решая задачи, которые для других были непроходимым лабиринтом.
В эти первые месяцы, когда Илья осваивался в новом мире, случайные встречи с Дашей на кухне стали для него почти ритуалом. Она, сияющая и полная энергии, по вечерам неизменно предлагала ему орешки. «Будешь орешки, мелочь?» — смех её звенел, словно колокольчик, и в нём слышалось что-то такое, что одновременно и манило, и заставляло Илью чувствовать себя ещё более крохотным. Угощая его, она подтрунивала: «Говорят, для роста помогает…» Илья, конечно, краснел до самых кончиков ушей, чувствуя себя неуклюжим и невидимым, но орешки брал. Ведь это были редкие минуты, когда они могли хоть немного нормально поговорить, когда её взгляд, хоть и шутливый, был направлен на него. Но идиллии, даже такой хрупкой, как эта, не суждено было продлиться долго. В середине октября, когда осенняя хандра уже плотно обволакивала Столицу, в их квартире произошло нечто, что разрушило привычный уклад и перевернуло жизнь Даши с ног на голову. Илья, вышедший из своей комнаты, услышал грохот в прихожей. Даша вернулась с тренировки. В её обычно лёгкой, пружинистой походке не было и следа былой грации. Она швырнула спортивную сумку на пол, словно та была набита булыжниками, а кроссовки, прилипшие к ногам, полетели в угол, как ненужные тряпки. Лицо её, обычно такое свежее и сияющее, исказила гримаса отчаяния, такая глубокая и горькая, что Илья, застывший в дверном проёме своей комнаты, едва её узнал. Она повернулась к ним – к хозяйке квартиры, тёте Нюре, и к Илье, который чувствовал себя совершенно лишним и незаметным в этой чужой драме. Её голос дрожал, почти срываясь на крик, и в нём слышалась неподдельная боль, граничащая с яростью: «Меня зарубили на сборах! Зарубили, понимаете?! Теперь я не попаду в сборную страны! Все… все мои планы катятся к чёртовой матери!» В этот момент она была не недоступной, сияющей королевой, а просто очень расстроенной девятнадцатилетней девушкой, чья мечта, огромная и важная, только что разбилась вдребезги о жестокую реальность. Её плечи опустились, и она выглядела такой маленькой и потерянной, несмотря на свой внушительный рост, что Илья впервые увидел в ней не только объект своего тайного желания, но и живого человека, переживающего настоящую трагедию. Воздух в квартире, казалось, сгустился от её отчаяния, и даже обычно невозмутимая тётя Нюра выглядела растерянной. После того злополучного вечера, когда мечта Даши разбилась о суровую реальность спортивных сборов, в квартире словно что-то надломилось. Паша, её парень, превратился из редкого гостя в почти постоянного жителя. Его присутствие ощущалось повсюду: от громкой музыки, доносившейся из комнаты Даши, до бесконечных пустых бутылок из-под пива, которые иногда оставлялись на кухне. Вечерние застолья стали почти ежедневными. Тётя Нюра, хозяйка квартиры, была, мягко говоря, недовольна. Её тихая обитель превратилась в проходной двор. А Даша… Даша, казалось, пыталась заглушить свою боль в этом хаосе. Она и многочисленные друзья Паши всё чаще засиживались на кухне до самого утра. Среди шумных хоровых песен под гитару, среди смеха и перешёптываний парней и девушек, часто слышался срывающийся голос Даши. Она снова и снова, с какой-то надрывной откровенностью, объявляла всем и каждому о своём крушении: «Моё участие на чемпионате Европы и на Олимпиаде накрылось медным тазом!» Эти слова, произнесённые вновь и вновь, словно были попыткой убедить саму себя в реальности своей трагедии. Илья, этот тихий наблюдатель, чувствовал себя ещё более чужим и незаметным в этом балагане. Он старался не попадаться им на глаза, уходя в свой мир формул и кода. Но жизнь, порой, умеет подбрасывать сюрпризы. Несколько месяцев спустя, после того как он написал сложнейший код для вычислительного проекта, Илье сделали предложение. Его талант был слишком очевиден, чтобы оставаться незамеченным. Его пригласили на стажировку за границу, в крупную иностранную компанию в сфере программирования. Это было предложение, от которого невозможно отказаться. Возможность вырваться, расти, развиваться. Илья, не раздумывая, принял его. Его чемодан, с которым он недавно приехал из провинции, теперь собирался в гораздо более дальнее путешествие. Так, тихо и незаметно, пути Ильи и Даши разошлись. На долгие пять лет. Одна осталась в руинах своей несбывшейся мечты, утопая в суете ночных кутежей, а невзрачный "ботаник" отправился строить свою собственную, совсем другую, судьбу.
Глава вторая: Неожиданная встреча. Пять лет пролетели, словно кто-то перелистнул календарь с дьявольской скоростью. 1998 год встречал Илью не просто 22-летним парнем, а самой что ни на есть живой иллюстрацией к сказке про гадкого утёнка. Тот заикающийся юнец, что когда-то едва дотягивался до верхней полки с тарелками, вернулся на родину в обличье этакого принца цифровой эпохи. Теперь он был представителем компании “геймдев студии”, что внедряла и продавала компьютерные игры – да-да, те самые, что с головой поглощают души подростков – и, что куда важнее, инновационные программные разработки. Компания, похоже, не только верила в его гений, но и щедро оплачивала его. Дорогой офис с видом на центр, квартира с непонятным количеством комнат – всё это было теперь его повседневностью. Илья вытянулся аж на пару сантиметров, возмужал, а в его глазах, ещё недавно прятавшихся за стёклами очков, теперь плясал уверенный блеск. Он был воплощением "выдумал себя сам", только без лопаты и кайла, а с помощью клавиатуры и кода. Однажды, заключая договора с точками продаж по реализации лицензионного продукта в спальном районе, Илья внезапно ощутил укол ностальгии. Знакомые улочки, те же облупившиеся фасады… Поддавшись этому странному порыву, он, словно запрограммированный на ошибку, свернул к местному супермаркету. Набросал в блестящую корзину что-то привычное: пару йогуртов, элитный сыр. И встал в очередь, рассеянно наблюдая за серым потоком обывателей. И тут раздалось оно – знакомое, почти родное рычание кассирши. «Так, женщина! Если у вас денег нет, не задерживайте очередь!» Илья поднял глаза. Перед ним, у самой кассы, стояла высокая женщина. Её фигура, которую он когда-то знал наизусть по тайным подглядываниям, теперь была скрыта под потёртым пальто, явно видевшим лучшие дни, и бесформенной тёмной косынкой, что плотно обтягивала голову, пряча волосы и часть лица. Женщина, словно желая стать невидимой, отступила к краю очереди, и в этот момент… Бах! В его голове словно сработал взрывной чип узнавания. Он уловил что-то знакомое в её силуэте. Этот взгляд, потухший, но всё ещё хранящий отголоски былой гордости, словно телепортировал его обратно в старую квартиру на окраине. Неужели? Его сердце, этот верный предатель, заколотилось где-то в районе горла. Когда до него, наконец, дошло, что это та самая Даша, некогда сияющая богиня волейбола, теперь же – бледная тень прошлого, мир вокруг пошатнулся. Он, словно в трансе, дождался своей очереди, машинально расплатился за свои продукты, а затем, почти выкрикивая, спросил у кассирши: «Скажите, а на какие продукты у той женщины не хватило денег?» Кассирша, равнодушно махнув рукой, указала на пару дешёвых консервов и неказистую буханку хлеба. Илья, не раздумывая, купил всё это, забыв про свои собственные "элитные" покупки, и бросился за ней. Даша шла не спеша, прихрамывая, сгорбившись, словно каждый шаг давался ей с трудом. Он быстро настиг её. «Девушка, постойте!» — голос Ильи прозвучал резко, и он сам удивился его громкости. Даша испуганно обернулась, ещё плотнее кутая своё теперь почти невзрачное лицо в косынку. Увидев перед собой хорошо одетого, уверенного парня, она недоумённо и с какой-то почти животной опаской спросила: «Это Вы мне?» Илья развёл руками, и его голос, на этот раз, прозвучал тихо, почти шёпотом, словно он боялся разрушить это хрупкое мгновение: «Даша… ты не узнаешь меня?» Дарья сдвинула брови, прищурилась, пытаясь рассмотреть его сквозь сумрак раннего вечера и пелену усталости, отпечатавшуюся на её лице. Она медленно мотала головой, её некогда гордая осанка теперь выглядела просто усталой: «Нет, простите…» Илья улыбнулся — горько, почти иронично, и с ноткой вселенской грусти. «Ну как же? Девяносто третий год? Я приехал поступать… Общаги не было… Комната у тёти Нюры…» Глаза Даши, до этого тусклые, внезапно расширились. Она не дала ему закончить предложение. Её рука, некогда такая сильная, поднялась, и она медленно, почти дрожащим пальцем, указала на него. В её голосе звучало непередаваемое смешение грустного удивления, неверия и какого-то почти физического шока: «Мелочь… мелкая… это ты, что ли?» Эти слова, когда-то произнесённые с надменной насмешкой, теперь звучали как эхо потерянного мира, как признание, что жизнь обошлась с ней гораздо суровее, чем с тем "ботаником", которого она когда-то дразнила. Услышав это, Илья, вместо того чтобы обидеться, расплылся в широкой, почти мальчишеской улыбке. «Точно! Мелочь!» — весело кивнул он, и не успела Даша опомниться, как он распахнул руки и, совершенно бесцеремонно, обнял её. Даша хихикнула – звук этот был каким-то неловким, почти забытым, словно она разучилась это делать. Её ответные объятия были такими же неловкими, словно она обнимала чучело, а не живого человека. Отстранившись, она окинула его взглядом, полным смеси удивления и какой-то нездоровой иронии. «Смотрю, приоделся хорошо… Институт, что ли, окончил? Работаешь, наверное?» В её голосе проскользнула едва уловимая нотка зависти, что делала этот момент ещё более горько-сладким. Они присели на ближайшую лавочку, что одиноко стояла у супермаркета, словно свидетель их неожиданной встречи. Илья, у которого теперь язык был хорошо подвешен, в общих чертах рассказал о своей жизни: о работе в сфере игровых разработок, о зарубежной стажировке, о том, как из скромного ботаника превратился в представителя солидной компании. Для Даши это был тёмный лес, полный непонятных терминов и головокружительных перспектив. Она слушала его, глядя куда-то в пустоту, и её молчание говорило о многом. Затем настала её очередь. И Даша, словно сбросив невидимый груз, начала свой рассказ. Голос её был глухим, лишённым прежней звонкости. Буквально пару недель после того, как Илья съехал из квартиры тёти Нюры, жизнь Даши стремительно покатилась под откос. После очередной, особенно шумной попойки, они с Пашей, уже изрядно "навеселе", рванули на машине куда-то навстречу очередному "приключению на заднюю часть тела". Но приключение оказалось трагическим. Произошла авария. Паша, как ни странно, отделался лёгкими ушибами и испугом – судьба порой играет злые шутки. А вот Даша, сидевшая на пассажирском сиденье рядом с водителем, приняла на себя весь удар. Она получила тяжелейшие травмы – разрыв связок колена, и, что гораздо страшнее, сильное повреждение лица. В её голосе проскальзывали нотки обречённости, когда она рассказывала о долгих месяцах реабилитации, о том, как спорт, который был её жизнью, в одночасье стал недостижимой мечтой. Закончив свой рассказ, Даша, словно делая над собой усилие, медленно сняла косынку. Илья замер. Перед ним предстал рваный, уродливый шрам, словно молния, пересекавший всю правую часть некогда прекрасного Дашиного лица; часть глаза не открывалась полностью, а рваный шрам у края губы превращал её в чудовище. Этот рубец был не просто физическим изъяном – он был видимым воплощением её трагедии, жуткой меткой, навсегда отпечатавшей на её лице все те годы боли, разочарования и несбывшихся надежд. Это было не просто "некрасиво" – это было душераздирающе. Илья почувствовал, как к горлу подступил ком. «продолжение следует»
Комната Историй...
Концентрат любви.
Первая глава: Предчувствие чуда или неловкости
1993 год накрыл Столицу плотным, ещё не до конца осознанным предвкушением перемен. И в этот водоворот, словно щепка в бурлящем потоке, окунулся семнадцатилетний Илья. Худой, с ростом, едва дотягивавшим до 161 сантиметра, он выглядел так, будто вот-вот исчезнет в толпе, растает в суете шумного города. Прибыл он из такой глуши, что даже название родного городка звучало для столичных жителей, как заклинание из старой сказки. Но в голове у него был лишь Институт «Физ-мат», факультет ИВМ, и наивная вера в то, что теперь-то всё будет по-другому.
Вот только "по-другому" началось совсем не так, как он себе представлял. Мест в общежитии, этих легендарных пристанищ студенческой вольницы, для него не нашлось. Илья, сжав потрёпанный чемодан, оказался перед выбором: спать на вокзале или... искать "угол".
С детства Илью воспитывала мать-одиночка. Узнав о его проблеме, она, не задумываясь, сказала: «Не переживай, Илюша, я буду перечислять тебе деньги для твоего жилищного благополучия. Я понимаю, что моя зарплата рядового архитектора не так велика, но думаю, на комнату или хотя бы на койко-место тебе должно хватить...» Илья поинтересовался: «А как же ты, мамочка?» Мать грустно усмехнулась в трубку телефона и ответила: «Не переживай за меня, сынок, я что-нибудь придумаю». Илья с готовностью ответил: «Мама, я очень скоро найду работу, и всё будет хорошо. Я уже начал писать одну ИВМ программу, где при помощи кода можно создавать картинки». Мать тихо произнесла: «Ладно, сынок, не трать деньги на международные разговоры», и в трубке послышались гудки.
Вскоре он уже стоял на пороге старой квартиры в «заспальном» районе, где пахло одновременно нафталином и свежими пирожками. Хозяйка, седая старушка, излучала такую доброту, что Илья, доверчивый провинциал, почувствовал себя почти дома.
Квартира оказалась типичной "коммуналкой" на новый лад — четыре комнаты, но только одна из них ждала его. Остальные были заняты. И вот тут-то его судьба сделала пируэт.
Дверь одной из комнат распахнулась, и на пороге возникла она. Девятнадцатилетняя Дарья. Волейболистка. Успешная спортсменка. Её рост, как у древнегреческой богини, достигал 193 сантиметра, и каждая мышца под спортивным костюмом дышала силой и грацией. Илья рядом с ней почувствовал себя не просто коротышкой, а каким-то недоразумением, ошибкой природы. Её фигура, которую он, наверное, видел только в своих самых смелых (и самых нереальных) мечтах, была идеальной. Он застыл, открыв рот, как рыба, выброшенная на берег. А её взгляд... Он даже не был направлен на него. Она просто скользнула мимо, оставив за собой шлейф едва уловимого, свежего запаха и полный хаос в его семнадцатилетней голове.
Мир Ильи только что перевернулся. И неважно, что в его руках был билет в будущее, в мир ИВМ и высоких технологий. Теперь его единственной технологией был пульс, бешено отбивавший ритм где-то в горле, и невозможность отвести взгляд от фигуры, которая только что вошла в его жизнь и, похоже, уже начала сводить его с ума.
Утро следующего дня началось для Ильи с привычной, но оттого не менее унизительной борьбы. Он вышел на кухню, где солнце уже разливало по линолеуму свои скупые лучи, и направился к шкафчику над плитой. Потянулся, подпрыгнул, вытянул руку, словно пытаясь дотянуться до звезды, но… тщетно. Тарелки, эти вечно недосягаемые артефакты кухонной жизни, продолжали издевательски поблёскивать на верхней полке.
И в этот самый момент, когда Илья, кряхтя, предпринимал очередную безнадежную попытку, кто-то бесшумно возник за его спиной. Лёгкое движение, и фарфор беззвучно опустился прямо перед его носом. Илья резко обернулся, сердце сделало кульбит, и он упёрся взглядом… в Дарью.
Она стояла перед ним, словно сошедшая с обложки спортивного журнала. Короткие, обтягивающие шорты волейболистки выгодно подчёркивали её бесконечные, точеные ноги, а белоснежная майка, обтягивая крепкий торс, не оставляла места для воображения. Спортивная, подтянутая, она казалась существом из другого измерения, а рядом с ней Илья чувствовал себя, словно случайно забредший на вечеринку лилипут.
Уголки её губ дрогнули в лёгкой, снисходительной усмешке. «Привет, мелочь, – произнесла она голосом, который обволакивал и тут же слегка придавливал. – Это ты, значит, вчера заехал?»
Илья мог только кивнуть, не в силах оторвать взгляд от её лица, от её сияющей красоты, от этой невероятной свежести, которая исходила от неё. Она сдула русую чёлку с короткой, модной стрижки – жест такой непринуждённый, что ему стало ещё более неловко.
«Я Даша, твоя соседка, – она протянула руку, и Илья машинально её пожал, ощутив крепость её ладони. – Живу тут второй месяц, тут ещё один провинциал пригрелся, но он в ночную работает, а днём спит, его почти не видно. Тётя Нюра неплохая женщина, но я думаю, что скоро перееду. Как только в сборную попаду и начну выступать за страну, перееду ближе к центру… Мы с моим парнем уже присмотрели неплохое гнёздышко».
Последние слова словно ледяной душ окатили Илью, но он всё ещё не мог оторвать взгляд от её ног. Они казались скульптурным совершенством, созданным для скорости и побед. Даша это заметила. Она щёлкнула пальцами прямо у его лица, и Илья вздрогнул, вынырнув из оцепенения.
«Ало, мелочь, ты куда уставился?» – её голос прозвучал чуть громче, игриво-пренебрежительно. Затем она громко, заливисто рассмеялась, и этот смех, словно колокольчик, пронзил воздух. «Забудь!» – бросила она спокойно, будто между делом, и повернулась к холодильнику, оставляя Илью в абсолютном ступоре и с тарелкой в руках.
Илья, словно только что очнувшись от заклятия, с трудом выдавил из себя: «Я… я Илья. Абитуриент… поступаю в физико-математический институт». Он поправил сползшие очки на носу, и, глядя на её совершенные ноги, заикаясь, с каким-то почти болезненным вожделением добавил: «Ты… ты такая красивая…»
Вместо ожидаемой (или нет?) реакции, Даша скорчила рожу, показала язык, словно школьница, а затем, с игривым щелчком, ударила его по очкам. «Закати губу обратно, ботаник!» — бросила она, не переставая улыбаться, и прошла мимо, оставляя Илью стоять посреди кухни с красными ушами и в полной растерянности.
Вечером того же дня в квартире запахло дорогим одеколоном и успехом. К Даше пришёл он – Паша. Высокий, почти два метра, широкоплечий, одетый так, словно сошёл с обложки модного журнала. Он был воплощением всего, что Илья, скромный провинциал, видел лишь по телевизору. Спортивная машина, припаркованная у подъезда, визжала шинами, когда Даша и Паша с демонстративным шиком уносились навстречу неоновым огням большого города.
Паша забирал Дашу по пятницам. Всю ночь они пропадали на дискотеках, окунаясь в мир, о котором Илья даже не смел мечтать. Возвращались под утро, чуть помятые, но довольные. Быстро терялись в ванной, затем на кухне, и, наконец, закрывались в своей комнате, откуда появлялись лишь в воскресенье утром. По утрам в воскресенье Паша, кичась своим чёрным пистолетом, который ему подарил его старший брат, возглавлявший одну из местных группировок, забирал Дашу «выпустить пар» (как он сам это называл), а по сути они выезжали за город и стреляли по бутылкам. Возвращались ближе к вечеру. Паша обычно пил пиво на кухне, а Даша, потягивая чай, неизменно отказывалась от его предложений присоединиться. «С понедельника у меня тренировки, два раза в день по два с половиной часа, а потом бассейн», – объясняла она, и в её словах звучала непоколебимая стальная воля.
Паша иногда пытался забрать её на кутёж и среди недели, но Даша была непреклонна. Их конфликты доходили до криков в прихожей, но она, верная своему спорту, никогда не позволяла себе ни весёлых выходов, ни тем более алкоголя среди недели. В её комнате, словно алтарь дисциплины, стоял небольшой гребной тренажёр. Вечерами она "гребла", глядя в маленький японский телевизор, который подарил ей Паша.
А Илья… Илья не мог с собой ничего поделать. Это был его маленький грех, его тайное наваждение. Он подкрадывался к приоткрытой двери её комнаты и подглядывал. За её могучими ногами, за открытым торсом, когда короткие шорты и спортивный топ только подчёркивали идеальные, выточенные тренировками изгибы её тела. Каждый раз он испытывал жгучий стыд, но ничего не мог с собой поделать. Это было сильнее его.
Месяцы, последовавшие за поступлением Ильи в институт, пролетели для него в немом восторге от новой жизни и бесконечных формул. Семнадцатилетний абитуриент, в своей провинциальной глуши считавшийся настоящим гением, без какой-либо поддержки, без единого влиятельного звонка, был принят на первый курс Института Физ-мата, вольным слушателем. Илья не просто учился — он жил учёбой, с головой погружаясь в мир чисел и уравнений. Для однокурсников он быстро превратился в ходячий справочник и личного спасителя: с невозмутимой лёгкостью давал списывать самые сложные контрольные, объяснял то, что другие не могли понять за недели. Ведь он и правда был уникален: пошёл в школу в пять лет, побеждал соперников на всех олимпиадах по точным наукам, и уже в пятнадцать лет, когда его сверстники только-только начинали думать о выпускном, Илья держал в руках золотую медаль. Его мозг работал, как отлаженный механизм, виртуозно решая задачи, которые для других были непроходимым лабиринтом.
Но идиллии, даже такой хрупкой, как эта, не суждено было продлиться долго. В середине октября, когда осенняя хандра уже плотно обволакивала Столицу, в их квартире произошло нечто, что разрушило привычный уклад и перевернуло жизнь Даши с ног на голову.
Илья, вышедший из своей комнаты, услышал грохот в прихожей. Даша вернулась с тренировки. В её обычно лёгкой, пружинистой походке не было и следа былой грации. Она швырнула спортивную сумку на пол, словно та была набита булыжниками, а кроссовки, прилипшие к ногам, полетели в угол, как ненужные тряпки. Лицо её, обычно такое свежее и сияющее, исказила гримаса отчаяния, такая глубокая и горькая, что Илья, застывший в дверном проёме своей комнаты, едва её узнал.
Она повернулась к ним – к хозяйке квартиры, тёте Нюре, и к Илье, который чувствовал себя совершенно лишним и незаметным в этой чужой драме. Её голос дрожал, почти срываясь на крик, и в нём слышалась неподдельная боль, граничащая с яростью: «Меня зарубили на сборах! Зарубили, понимаете?! Теперь я не попаду в сборную страны! Все… все мои планы катятся к чёртовой матери!» В этот момент она была не недоступной, сияющей королевой, а просто очень расстроенной девятнадцатилетней девушкой, чья мечта, огромная и важная, только что разбилась вдребезги о жестокую реальность. Её плечи опустились, и она выглядела такой маленькой и потерянной, несмотря на свой внушительный рост, что Илья впервые увидел в ней не только объект своего тайного желания, но и живого человека, переживающего настоящую трагедию. Воздух в квартире, казалось, сгустился от её отчаяния, и даже обычно невозмутимая тётя Нюра выглядела растерянной.
После того злополучного вечера, когда мечта Даши разбилась о суровую реальность спортивных сборов, в квартире словно что-то надломилось. Паша, её парень, превратился из редкого гостя в почти постоянного жителя. Его присутствие ощущалось повсюду: от громкой музыки, доносившейся из комнаты Даши, до бесконечных пустых бутылок из-под пива, которые иногда оставлялись на кухне.
Вечерние застолья стали почти ежедневными. Тётя Нюра, хозяйка квартиры, была, мягко говоря, недовольна. Её тихая обитель превратилась в проходной двор. А Даша… Даша, казалось, пыталась заглушить свою боль в этом хаосе. Она и многочисленные друзья Паши всё чаще засиживались на кухне до самого утра. Среди шумных хоровых песен под гитару, среди смеха и перешёптываний парней и девушек, часто слышался срывающийся голос Даши. Она снова и снова, с какой-то надрывной откровенностью, объявляла всем и каждому о своём крушении: «Моё участие на чемпионате Европы и на Олимпиаде накрылось медным тазом!» Эти слова, произнесённые вновь и вновь, словно были попыткой убедить саму себя в реальности своей трагедии.
Илья, этот тихий наблюдатель, чувствовал себя ещё более чужим и незаметным в этом балагане. Он старался не попадаться им на глаза, уходя в свой мир формул и кода. Но жизнь, порой, умеет подбрасывать сюрпризы. Несколько месяцев спустя, после того как он написал сложнейший код для вычислительного проекта, Илье сделали предложение. Его талант был слишком очевиден, чтобы оставаться незамеченным. Его пригласили на стажировку за границу, в крупную иностранную компанию в сфере программирования.
Это было предложение, от которого невозможно отказаться. Возможность вырваться, расти, развиваться. Илья, не раздумывая, принял его. Его чемодан, с которым он недавно приехал из провинции, теперь собирался в гораздо более дальнее путешествие.
Так, тихо и незаметно, пути Ильи и Даши разошлись. На долгие пять лет. Одна осталась в руинах своей несбывшейся мечты, утопая в суете ночных кутежей, а невзрачный "ботаник" отправился строить свою собственную, совсем другую, судьбу.
Глава вторая: Неожиданная встреча.
Пять лет пролетели, словно кто-то перелистнул календарь с дьявольской скоростью. 1998 год встречал Илью не просто 22-летним парнем, а самой что ни на есть живой иллюстрацией к сказке про гадкого утёнка. Тот заикающийся юнец, что когда-то едва дотягивался до верхней полки с тарелками, вернулся на родину в обличье этакого принца цифровой эпохи. Теперь он был представителем компании “геймдев студии”, что внедряла и продавала компьютерные игры – да-да, те самые, что с головой поглощают души подростков – и, что куда важнее, инновационные программные разработки. Компания, похоже, не только верила в его гений, но и щедро оплачивала его. Дорогой офис с видом на центр, квартира с непонятным количеством комнат – всё это было теперь его повседневностью. Илья вытянулся аж на пару сантиметров, возмужал, а в его глазах, ещё недавно прятавшихся за стёклами очков, теперь плясал уверенный блеск. Он был воплощением "выдумал себя сам", только без лопаты и кайла, а с помощью клавиатуры и кода.
Однажды, заключая договора с точками продаж по реализации лицензионного продукта в спальном районе, Илья внезапно ощутил укол ностальгии. Знакомые улочки, те же облупившиеся фасады… Поддавшись этому странному порыву, он, словно запрограммированный на ошибку, свернул к местному супермаркету. Набросал в блестящую корзину что-то привычное: пару йогуртов, элитный сыр. И встал в очередь, рассеянно наблюдая за серым потоком обывателей.
И тут раздалось оно – знакомое, почти родное рычание кассирши. «Так, женщина! Если у вас денег нет, не задерживайте очередь!»
Илья поднял глаза. Перед ним, у самой кассы, стояла высокая женщина. Её фигура, которую он когда-то знал наизусть по тайным подглядываниям, теперь была скрыта под потёртым пальто, явно видевшим лучшие дни, и бесформенной тёмной косынкой, что плотно обтягивала голову, пряча волосы и часть лица. Женщина, словно желая стать невидимой, отступила к краю очереди, и в этот момент… Бах! В его голове словно сработал взрывной чип узнавания. Он уловил что-то знакомое в её силуэте. Этот взгляд, потухший, но всё ещё хранящий отголоски былой гордости, словно телепортировал его обратно в старую квартиру на окраине.
Неужели? Его сердце, этот верный предатель, заколотилось где-то в районе горла. Когда до него, наконец, дошло, что это та самая Даша, некогда сияющая богиня волейбола, теперь же – бледная тень прошлого, мир вокруг пошатнулся. Он, словно в трансе, дождался своей очереди, машинально расплатился за свои продукты, а затем, почти выкрикивая, спросил у кассирши: «Скажите, а на какие продукты у той женщины не хватило денег?» Кассирша, равнодушно махнув рукой, указала на пару дешёвых консервов и неказистую буханку хлеба. Илья, не раздумывая, купил всё это, забыв про свои собственные "элитные" покупки, и бросился за ней.
Даша шла не спеша, прихрамывая, сгорбившись, словно каждый шаг давался ей с трудом. Он быстро настиг её. «Девушка, постойте!» — голос Ильи прозвучал резко, и он сам удивился его громкости.
Даша испуганно обернулась, ещё плотнее кутая своё теперь почти невзрачное лицо в косынку. Увидев перед собой хорошо одетого, уверенного парня, она недоумённо и с какой-то почти животной опаской спросила: «Это Вы мне?»
Илья развёл руками, и его голос, на этот раз, прозвучал тихо, почти шёпотом, словно он боялся разрушить это хрупкое мгновение: «Даша… ты не узнаешь меня?»
Дарья сдвинула брови, прищурилась, пытаясь рассмотреть его сквозь сумрак раннего вечера и пелену усталости, отпечатавшуюся на её лице. Она медленно мотала головой, её некогда гордая осанка теперь выглядела просто усталой: «Нет, простите…»
Илья улыбнулся — горько, почти иронично, и с ноткой вселенской грусти. «Ну как же? Девяносто третий год? Я приехал поступать… Общаги не было… Комната у тёти Нюры…»
Глаза Даши, до этого тусклые, внезапно расширились. Она не дала ему закончить предложение. Её рука, некогда такая сильная, поднялась, и она медленно, почти дрожащим пальцем, указала на него. В её голосе звучало непередаваемое смешение грустного удивления, неверия и какого-то почти физического шока: «Мелочь… мелкая… это ты, что ли?» Эти слова, когда-то произнесённые с надменной насмешкой, теперь звучали как эхо потерянного мира, как признание, что жизнь обошлась с ней гораздо суровее, чем с тем "ботаником", которого она когда-то дразнила.
Услышав это, Илья, вместо того чтобы обидеться, расплылся в широкой, почти мальчишеской улыбке. «Точно! Мелочь!» — весело кивнул он, и не успела Даша опомниться, как он распахнул руки и, совершенно бесцеремонно, обнял её.
Даша хихикнула – звук этот был каким-то неловким, почти забытым, словно она разучилась это делать. Её ответные объятия были такими же неловкими, словно она обнимала чучело, а не живого человека. Отстранившись, она окинула его взглядом, полным смеси удивления и какой-то нездоровой иронии. «Смотрю, приоделся хорошо… Институт, что ли, окончил? Работаешь, наверное?» В её голосе проскользнула едва уловимая нотка зависти, что делала этот момент ещё более горько-сладким.
Они присели на ближайшую лавочку, что одиноко стояла у супермаркета, словно свидетель их неожиданной встречи. Илья, у которого теперь язык был хорошо подвешен, в общих чертах рассказал о своей жизни: о работе в сфере игровых разработок, о зарубежной стажировке, о том, как из скромного ботаника превратился в представителя солидной компании. Для Даши это был тёмный лес, полный непонятных терминов и головокружительных перспектив. Она слушала его, глядя куда-то в пустоту, и её молчание говорило о многом.
Затем настала её очередь. И Даша, словно сбросив невидимый груз, начала свой рассказ. Голос её был глухим, лишённым прежней звонкости. Буквально пару недель после того, как Илья съехал из квартиры тёти Нюры, жизнь Даши стремительно покатилась под откос. После очередной, особенно шумной попойки, они с Пашей, уже изрядно "навеселе", рванули на машине куда-то навстречу очередному "приключению на заднюю часть тела". Но приключение оказалось трагическим. Произошла авария.
Паша, как ни странно, отделался лёгкими ушибами и испугом – судьба порой играет злые шутки. А вот Даша, сидевшая на пассажирском сиденье рядом с водителем, приняла на себя весь удар. Она получила тяжелейшие травмы – разрыв связок колена, и, что гораздо страшнее, сильное повреждение лица. В её голосе проскальзывали нотки обречённости, когда она рассказывала о долгих месяцах реабилитации, о том, как спорт, который был её жизнью, в одночасье стал недостижимой мечтой.
Закончив свой рассказ, Даша, словно делая над собой усилие, медленно сняла косынку. Илья замер. Перед ним предстал рваный, уродливый шрам, словно молния, пересекавший всю правую часть некогда прекрасного Дашиного лица; часть глаза не открывалась полностью, а рваный шрам у края губы превращал её в чудовище. Этот рубец был не просто физическим изъяном – он был видимым воплощением её трагедии, жуткой меткой, навсегда отпечатавшей на её лице все те годы боли, разочарования и несбывшихся надежд. Это было не просто "некрасиво" – это было душераздирающе. Илья почувствовал, как к горлу подступил ком.
«продолжение следует»
М.Оразов.
17.07.2025.г.