Шамиль сын аварского узденя кузнеца — Денгав-Магомеда и дочери аварского бека Пир-Будаха — Баху-Меседы. По сообщению М. Н. Чичаговой, предок (прапрадед) Шамиля по отцовской линии был Амирхан — «кумык, известный на Кавказе, имевший славную репутацию». Родился Шамиль в селении Гимры (Генуб) общества Хиндалал Аварии (Аваристан; ныне Унцукульский район, западный Дагестан) 26 июня (7 июля) 1797 года, по мусульманскому календарю первого числа месяца мухаррам, то есть в первый день Нового года. Имя ему дано было в честь деда ― Али. В детстве много болел, и родители согласно поверьям дали ему новое имя ― Шамиль (Шамуил ― «Услышанный богом»), в честь дяди (брата матери). Духовное становление Мальчику в честь деда дали имя Али. Ребёнком он был худ, слаб и часто болел. По народному поверью горцев в подобных случаях предписывалось переименовать ребёнка. Ему решили дать имя «Шамиль» в честь дяди, брата его матери. Маленький Шамиль начал поправляться и впоследствии сделался крепким, здоровым юношей, изумлявшим всех своей силой. В детстве отличался живостью характера и резвостью; был шаловлив, но ни одна шалость его не была направлена кому-нибудь во вред. Гимринские старики рассказывали, что Шамиль в молодости отличался угрюмой наружностью, непреклонной волей, любознательностью, гордостью и властолюбивым нравом. Шамиль страстно любил гимнастику, он был необыкновенно силён и отважен. Никто не мог догнать его на бегу. Пристрастился и к фехтованию, кинжал и шашка не выходили из его рук. Летом и зимой, во всякую погоду, он ходил с босыми ногами и с открытой грудью. Первым учителем Шамиля был друг его детства Адиль-Мухаммад (1795—1832) (Кази-Магомед, Кази-мулла), родом из Гимры. Учитель и ученик были неразлучны. Серьёзным учением Шамиль занялся с двенадцати лет в Унцукуле, со своим наставником Джамалутдином Кази-Кумухским[10]. В двадцать лет он окончил курсы грамматики, логики, риторики, арабского языка и начал курсы высшей философии и законоведения.
«Имам Шамиль перед главнокомандующим князем А. И. Барятинским, 25 августа 1859 года», картина А. Д. Кившенко, 1880 год, Центральный военно-морской музей, Санкт-Петербург. Образ Шамиля у европейских авторов В 1850-е гг. у европейских публицистов сложился сильно романтизированный образ Шамиля. Так, у немецкого автора Фридриха Вагнера он предстаёт как «предводитель и духовный лидер» горцев, имя которого было окружено «загадочным ореолом», являлся «предметом восхищения всех, кто следит за его делами», выступал как «образец восточного красноречия», «вдохновенный оратор» и «мудрый законотворец».
Во французской печати Шамиль так же называли «пророком».и сравнивали его с Абд аль-Кадиром. Во французском стихотворении, посвященном Шамилю, он обращается к силам природы (ветрам, Кубани, Черному морю) и узнаёт от них о плачевном положении края. Тогда он берет свой ятаган и «поднимается против захватчиков», несмотря на «соотношение один к десяти», с такой силой, что «Эльбрус и Казбек сотрясаются от основания до вершин».
Шотландские журналисты поражались, как кавказские события могут сдерживать империю, «равную половине диаметра мира», а Шамиля и его сподвижников именовали «бескорыстными мучениками за свободу в войне с деспотизмом». Опубликованные в том же журнале годом ранее стихи сравнивают Шамиля с царём Саулом и подчёркивают, что «Господь наделил его душу мощью, а сердце научил быть дерзновенным», чтобы сражаться за свободу, когда «пламя Священной войны несется от Анапы до Баку».
Характеризуя имама Шамиля, знаменитый турецкий историк Албай Яшар Иноглю пишет:
В истории человечества не было такого полководца, как Шамиль. Если Наполеон был искрой войны, то имам Шамиль — её огненным столбом. Его глубоко заинтересовал тот факт, что воевать против Шамиля императоры России посылали самых опытных генералов. Так, русскими войсками на Кавказе в войне против Шамиля командовали генерал-адъютант Г. В. Розин (1831—1837), генерал-адъютант Е. А. Головин (1837—1842), генерал-адъютант А. И. Нейтгарт (1842—1844), фельдмаршал М. С. Воронцов (1844—1854), генерал-адъютант Н. Н. Муравьев (1854—1856) и фельдмаршал А. И. Барятинский (1856—1862). ИМАМ ШАМИЛЬ, ЕГО ЖЕНЫ И ДЕТИ В девять часов утра мы были у коменданта. Там уже находился обещанный нам русский офицер: это был человек лет сорока–сорока пяти, прекрасно говоривший по-французски. Взятый в плен около Кубы, он был уведен в горы и доставлен к Шамилю. Сначала за него потребовали выкуп в двенадцать тысяч рублей, но, в конце концов, снизили цену до семи тысяч. Семейство и друзья офицера собрали три с половиной тысячи рублей, а граф Воронцов, в ту пору наместник Кавказа, добавил остальное. На протяжении пяти месяцев, пока длился его плен, офицер видел Шамиля примерно два раза в неделю. Вот что он рассказал нам об имаме.
Шамилю теперь, должно быть, от пятидесяти шести до пятидесяти восьми лет. Поскольку у мусульман не при¬нято вести записи актов гражданского состояния, и они считают свои годы лишь приблизительно, полагаясь на воспоминания о важных событиях своей жизни, Шамиль, как и все другие, сам не знает своего возраста. На вид ему нельзя дать больше сорока.
Это человек высокого роста, с кротким, спокойным, внушительным лицом, главная особенность которого – застывшая на нем грусть. Тем не менее, понятно, что если мускулы этого лица напрягутся, то оно способно приобрести выражение самой мощной энергии. Бледный цвет лица подчеркивает резко обозначенные брови и темно-серые, почти черные глаза, которые он по обычаю восточных людей или отдыхающего льва держит полузакрытыми; у него рыжая борода, заботливо приглаженная и позволяющая увидеть ярко-красные губы, а между ними – ровный строй зубов, мелких, белых и острых, как у шакала; его руки, о которых он явно очень заботится, – небольшие и белые; походка у него медленная и степенная. С первого взгляда в нем угадывается человек выдающийся, в нем чувствуется вождь, рожденный повелевать.
Его обычный наряд составляет черкеска из зеленого или белого лезгинского сукна. На голове он носит папаху из белой как снег овчины. Папаха обвита тюрбаном из белого муслина, конец которого свисает сзади. Верх папахи покрыт красным сукном с черной кисточкой. На ногах он носит чулки-ноговицы, плотно облегающие икры; мы вынуждены воспользоваться этим русским словом, поскольку слово «гетры» далеко не полностью передало бы нашу мысль; остальная часть его обуви сделана из красного или желтого сафьяна. В очень холодную погоду он надевает поверх этого наряда суконную шубу ярко-малинового цвета, подбитую черной овчиной. По пятницам, то есть в дни, когда все торжественно идут в мечеть, он облачается в длинное белое или зеленое платье; остальная часть его наряда остается прежней.
Он с необычайным изяществом сидит верхом на коне и с беспечностью, способной вызвать головокружение у самых решительных людей, преодолевает труднейшие пути. Отправляясь в поход, он вооружается кинжалом, шашкой, двумя заряженными и взведенными пистолетами, а также заряженным и взведенным ружьем. Двое из мюридов имама следуют по обе стороны от него, и каждый из них имеет при себе два пистолета и ружье, заряженные и взведенные; если одного из этих мюридов убьют, его место занимает новый. Шамиль отличается чрезвычайно высокой нравственностью и не терпит вокруг себя никаких слабостей. Рассказывают историю, подтверждающую сказанное. Одна вдова-татарка, которая не имела детей и, следовательно, вольна была сама распоряжаться собой, жила с лезгином, обещавшим на ней жениться. Она забеременела; Шамиль узнал об этом, удостоверился, что такое на самом деле произошло, и велел отрубить голову обоим. Я видел у князя Барятинского, наместника Кавказа, топор, использовавшийся для этой казни: его захватили во время последнего похода.
Воздержанность Шамиля в еде доходит до невероятности. Всю его пищу составляют пшеничный хлеб, молоко, фрукты, рис, мед и чай. Мясо он ест крайне редко.
У Шамиля три жены. У него была и четвертая жена – мать его старшего сына Джемал-Эддина, но, когда во время осады Ахульго в 1839 году ребенок был захвачен русскими, мать умерла от печали. Звали ее Фатимат. Помимо Джемал-Эддина, у имама остались от нее другие дети: второй сын Гази-Мохаммед, которому теперь может быть от двадцати трех до двадцати четырех лет; пятнадцатилетний Мохаммед-Шефи, четырнадцатилетняя Нафисат и, наконец, младшая дочь, двенадцатилетняя Фатимат, названная по имени матери. Все они стали старше на пять лет, прошедших с того времени, как наш офицер был в Ведене.
Другие его жены — с последней из них он недавно развелся из-за ее бесплодия — это Заидат, Шуанат и Аминат. Заидат – дочь одного старого татарина, который, как говорят, воспитал Шамиля и к которому, во всяком случае, он питает большую привязанность. Этого старого татарина зовут Джемал-Эддин. Шамиль дал его имя своему любимому сыну. Заидат двадцать девять лет. После смерти Фатимат она стала первой женой Шамиля, что дало ей превосходство над остальными его женами. Все дети имама и его слуги повинуются ей, как самому имаму. Она хранит ключи и распределяет съестные припасы и одежду.
У Шамиля от нее есть двенадцатилетняя дочь с безукоризненно красивым лицом и с чрезвычайно развитым умом, однако ноги ее повернуты носками внутрь и по виду совершенно безобразны; зовут ее Наджават. Имам чрезвычайно любит всех своих детей, но, вероятно из-за ее физического недостатка, он питает к Наджават более сострадательную нежность, чем ко всем другим. Хотя она бегает, как мальчик, и с необыкновенной ловкостью скачет на своих кривых ногах, Шамиль обычно носит ее на руках. Рано или поздно Наджават подожжет аул, поскольку ее самое большое удовольствие состоит в том, чтобы вытащить из очага или печки пылающую головешку и, держа ее в руке, бегать по балкону. Когда же Заидат бранит ее, Шамиль удерживает мать, говоря: «Оставь ее в покое; Бог всегда с теми, кого он карает, и если те, кого он карает, безгрешны, с ними не случается несчастий».
Шуанат, второй жене Шамиля, тридцать шесть лет; она среднего роста, очень красива, но фигуру имеет заурядную; у нее белая кожа, очаровательный рот и изумительные волосы, однако слишком крупные кисти рук и широкие ступни. Она дочь богатого армянина из Моздока. Двадцать лет тому назад Шамиль захватил Моздок, похитил Шуанат со всем ее семейством и привез ее с отцом, матерью, братьями и сестрами в Дарго, свою тогдашнюю резиденцию. Потом Дарго был взят и разрушен генералом графом Воронцовым, и Шамиль удалился в Ведень. Армянский купец предлагал за себя и свою семью выкуп в сто тысяч рублей. Шамиль влюбился в Шуанат, звавшуюся тогда Анной. Он отказался от пятисот тысяч, но предложил вернуть свободу всему семейству, выставив условием, что он возьмет в жены Анну. Девушка, со своей стороны, вовсе не питала отвращения к имаму и согласилась на эту сделку. Ей было тогда шестнадцать лет. Семейство было отпущено на свободу. В течение двух лет Анна изучала Коран, отреклась от армянской веры и стала женой Шамиля, давшего ей имя Шуанат. Позднее, потеряв отца и мать, она вытребовала свою долю родительского наследства и отдала ее Шамилю. Шуанат служит ангелом-хранителем пленникам Шамиля и особенно его пленницам. Оказавшись в неволе, княгиня Чавчавадзе и княгиня Орбелиани, эти две знаменитые пленницы, обрели в ней покровительницу, которой они были обязаны всем облегчениям, вне¬сти какие в их положение имела возможность Шуанат. Третьей женой Шамиля является, а точнее, являлась, Аминат; ей двадцать пять лет, и она все еще остается бездетной; это поставили в вину бедной женщине, более красивой и, главное, более молодой, чем две другие жены имама; она вызывала у них ревность, особенно у Заидат, без конца упрекавшей Аминат в бесплодии и со злым умыслом приписывавшей его недостатку у нее любви к имаму. У Аминат правильной овальной формы лицо, крупный рот, украшенный, однако, настоящими жемчужинами, и ямочки на щеках и подбородке, причем одна из этих ямочек, которые поэт восемнадцатого столетия не преминул бы сравнить с гнездышками любви, придает ее вздернутому носику еще более лукавое выражение. По происхождению она татарка; ее похитили в пятилетнем возрасте, и ее мать, не имея возможности выкупить девочку, попросила позволения разделить с ней неволю и получила на это милостивое согласие.
Гарем имама включает в себя, помимо трех жен, ста¬руху по имени Баху: это бабушка Джемал-Эддина, которого Шамиль потерял теперь во второй раз, и мать Фатимат. Она имеет свои отдельные покои, свою отдельную провизию – мясо, рис, муку – и ест одна, тогда как другие женщины едят вместе.
Три жены Шамиля не только не имеют никаких преимуществ друг перед другом, но к тому же еще ни в чем по своему положению не отличаются от жен наибов. Однако лишь они имеют право войти к Шамилю, когда он молится или держит совет со своими мюридами. Мюриды приезжают со всех концов Кавказа, чтобы посовещаться с имамом, и гостят у него сколько им заблагорассудится, однако он не ест вместе с ними. Само собой разумеется, что гость, кем бы он ни был, не проявит нескромность и не переступит порога женской половины.
Любовь трех жен Шамиля к своему господину – а это слово повсюду на Востоке куда более подходящее, чем «муж», – необычайна, хотя она и по-разному проявляется в соответствии с их различными характерами. Заидат, ревнивая, как европейка, так и не смогла обрести привычку разделять с кем-либо еще любовь имама; она ненавидит двух своих подруг и сделала бы их несчастными, если бы любовь к ним имама, а вернее, его любовь к справедливости, не оберегала их.
Что же касается Шуанат, то ее любовь в самом деле проистекает из страсти и доходит до беспредельной самоотверженности: когда Шамиль идет мимо нее, ее глаза воспламеняются; когда он говорит, она жадно внимает его словам; когда она произносит его имя, ее лицо сияет.
Большая разница в возрасте, существующая между Шамилем и Аминат, тридцать пять лет, заставляла Аминат любить Шамиля скорее как отца, чем как мужа; главным образом на нее, из-за ее молодости и красоты, и была обращена ревность Заидат. Поскольку у Аминат не было детей, Заидат беспрестанно угрожала ей, говоря, что она добьется ее развода. Аминат смеялась над этой угрозой, которая, тем не менее, все же осуществилась: из опасения, что его любовь к бесплодной женщине могут счесть за распутство, суровый имам, хотя его сердце и страдало от этого, несколько месяцев тому назад удалил ее от себя.
Шамиль неукоснительно следует заповеди Магомета, предписывавшего всякому доброму мусульманину посещать свою жену, по крайней мере, раз в неделю. Утром того дня, когда должен состояться этот визит, имам велит передать той из своих жен, какую ему хочется посетить, что он придет к ней вечером. Людовик XIV, менее нескромный, довольствовался тем, что втыкал булавку в шитую золотом бархатную подушечку, которую клали с этой целью на ночной столик.
После ночи, когда он посетил одну из своих жен, Шамиль целый день и целую ночь проводит в молитвах. Аминат, взятая в плен, как мы уже сказали, в пятилетнем возрасте, воспитывалась вместе с детьми Шамиля; разлученная в возрасте восьми лет с Джемал-Эддином, она перенесла свою привязанность к нему на Гази-Мохаммеда, который к тому же был близок ей по годам.
Два года назад Гази-Мохаммед женился на прелестной девушке Каримат и обожает ее; она дочь Даниял-бека, племянника которого мы встретим в Нухе. Благородное происхождение заметно в манерах, в походке и даже в голосе Каримат; она лезгинка и всегда носит богатый и изящный наряд, богатство и изящество которого вызывает большие упреки со стороны Шамиля: наполовину смеясь, наполовину бранясь, имам каждый раз, как только она приходит к нему с визитом, бросает в огонь какие-нибудь из самых красивых ее украшений. Когда Гази-Мохаммед приезжает в Ведень, он поселяется и спит в комнате отца, а Каримат, со своей стороны, поселяется то у Заидат, то у Шуанат; все это время Шамиль не наносит никаких визитов своим женам, а Гази-Мохаммед – своей: эту жертву отеческой стыдливости и сыновьего почтения каждый из них приносит друг другу.
Гази-Мохаммед слывет самым красивым и искусным наездником на всем Кавказе. Возможно, он не уступает как наездник самому Шамилю, чья слава в этом отношении неоспорима. И в самом деле, как я уже упоминал, все уверяют, что нет никого красивее, чем Шамиль, когда он отправляется в один из своих походов.
Аул окружен тремя стенами, и каждая из них образует оборонительную линию, имеющую только одни ворота, под которыми всадник не может проехать, если он держит голову высоко поднятой. Шамиль пересекает эти три стены галопом, наклоняясь к шее своего коня каждый раз, когда ему нужно преодолеть очередные ворота; но, как только ворота преодолены, он тотчас выпрямляется, чтобы наклониться снова перед очередным препятствием и снова выпрямиться, когда это препятствие остается позади. Таким образом, он в одно мгновение оказывается за пределами Веденя.
Когда Гази-Мохаммед наносит один из своих визитов отцу в Ведень, там, чтобы оказать ему честь, созывают всех местных наездников. Обычно сбор происходит на ближайшей к аулу поляне, и все изысканные, трудные и невероятные упражнения, какие только способна изобрести восточная фантазия, исполняются там черкесскими, чеченскими и лезгинскими всадниками с таким умением и ловкостью, что это привело бы в изумление самых искусных наездников наших цирков и возбудило бы у них зависть. Эти праздники продолжаются два или три дня; красивое ружье, славный конь или богатое седло служат обычно наградой тому, кто исполняет самые трудные упражнения. Все эти награды доставались бы Гази-Мохаммеду, если бы он с присущим ему великодушием не уступал их своим товарищам, сознавая при этом свое превосходство над ними. Несмотря на крайний недостаток денег и нехватку боевых припасов, порох и пули на такого рода праздниках никогда не жалеют.
Правда, какое-то время тому назад Шамиль устроил в горах пороховую фабрику. Когда какая-нибудь из девушек, относящихся к свите жен имама, выходит замуж, это празднуют не только в гареме, но и во всем ауле. Все домочадцы женского пола получают в связи с этим событием коралловые или янтарные бусы, четки и браслеты, а также полный набор одежды. Что же касается свадебных обрядов, то вот что рассказал нам бывший пленник, присутствовавший на нескольких таких праздниках. На невесту надевают новые шальвары, рубашку, покрывало и красные сафьяновые сапожки, а поверх них — сандалии на высоких каблуках. Потом устраивается трапеза. Однако, вместо того чтобы принимать в ней участие, невеста сидит, спрятавшись за толстым ковром. Ей полагается воздерживаться от пищи, и у нее, как и у ее жениха, это воздержание длится три дня. Угощение подается на ковер, лежащий на полу. Оно состоит из шашлыка – единственного мясного блюда, которое там фигурирует, – плова с изюмом, меда, пресных лепешек и воды: как подслащенной медом, так и чистой. Хлеб – пшеничный, нередко замешиваемый на молоке.
Мы уже говорили в другом месте, что такое шашлык и как приготовляется это блюдо, лучшее из всех, какие мне встретились за все время моего путешествия, и лишь одно достойное того, чтобы быть присоединенным к числу блюд, уже известных во Франции. Шашлык будет ценным нововведением в особенности для охотников. Вернемся, однако, к татарской свадьбе.
Все гости едят руками, ногти на которых выкрашены хной (привычка к ней встречается как в северных, так и в южных странах Востока). Лишь некоторые женщины, проявляя невероятную ловкость, едят рис маленькими палочками, похожими на те, какими пользуются китайцы. Трапеза начинается в шесть часов вечера. В десять часов женщины встают. Подруги невесты выходят вперед, чтобы принять подарки жениха. Они состоят из кувшина, с которым ходят за водой; медной чашки для черпания воды; ковра из овечьей шерсти, служащего одновременно тюфяком; чана для стирки и небольшого сундучка, изготовленного горскими мастерами: он покрашен в красный цвет и грубо разрисован цветами; если же сундучок привезен из Макарьева, то он сделан из листового железа, покрытого желтым и белым лаком, и обтянут жестяными обручами, которые, пока они новые или пока за ними хорошо ухаживают, могут сойти за серебряные. К этим предметам обычно добавляют еще покрывало, зеркало, две или три фаянсовые чашки, головной платок и шелк для шитья и вышивания. Невеста садится на коня; женщины, держа в руках фонари, освещают шествие и провожают новобрачную в ее новую семью, в ее будущее жилище; на пороге ее ожидает и принимает жених. Однако невеста печется о том, чтобы не покидать родительский дом, пока она не получит свое приданое, составляющее ее полную собственность.
Это приданое для девушки составляет двадцать пять рублей, для вдовы после первого брака – двенадцать, а для вдовы после второго брака – шесть рублей. Разумеется, эти цифры никоим образом не являются безусловными и цена зависит от богатства невесты и ее красоты; о приданом торгуются, особенно когда речь идет о вдове. Шамиль обожает детей, и в течение всего времени, пока длился плен княгини Чавчавадзе и княгини Орбелиани, он каждое утро приказывал приносить ему маленьких князей и маленьких княжон. По целому часу он играл с ними и никогда не отпускал их от себя, не сделав им каких-нибудь подарков. Дети, в свою очередь, привыкли к Шамилю и плакали, прощаясь с ним.
Что же касается Джемал-Эддина, то наш офицер не мог сообщить о нем никаких сведений. Джемал-Эддин был в то время пленником русских, и потому офицер не видел его. Но мы, будьте уверены, увидим его, когда придет очередь рассказать о похищении и пленении грузинских княгинь. ДВИЖЕНИЕ ИМАМА ШАМИЛЯ. ЛИКВИДАЦИЯ КАЗИКУМУХСКОГО ХАНСТВА
Аслан-хан был хитрым и властолюбивым правителем. Получив престол и.) рук русских, внешне проявляя верность к России, он не переставал думать о своей выгоде. Так, уже в начале своего правления он заявил русскому командованию, что в Казикумухском ханстве излишков продовольствия нет и о нецелесообразности в связи с этим содержания в Кумухе большого гарнизона. По просьбе Асланхана генерал Паскевич писал в Москву, что „милость будет августейшего, если щедростью августейшего монарха пересечется дань, наложенная на казикумухский народ, которая вообще нам пользует, а им отяготительно".
Опираясь на русские штыки, Аслан-хан установил деспотические порядки в Лакии. Недовольство политикой царизма и местных феодалов росло не только среди лакцев, но и у других народов Дагестана. Все это способствовало широкому развитию во всех слоях общества религиозно-теократического учения о мюридизме.
Из литературных источников известно, что колыбелью мюридизма являлись Казикумухское и Кюринское ханства. Именно здесь проросли первые его корни. Основателем и носителем мюридизма был мулла Магомед Ярагский, взявший на себя роль проповедника нового учения и организатора „священной войны" - газават. Он призывал жителей соседних аулов подняться на газават против неверных, в том числе против наместника русского царя.
В марте 1824 года главнокомандующий русских войск на Кавказе прибыл в Кубу, где получил сведения о беспорядках в Кюре. Асланхану было предложено положить им конец и отправиться в Касумкент арестовать муллу Магомеда Ярагского. Аслан-хан встретился с муллой, долго выпытывал у него, в чем сущность нового учения. В результате хан не стал его арестовывать. Расстались они дружески.
Спустя некоторое время, в аул Яраг собрались видные представители Дагестанского духовенства: Кази-малла из Гимри, Джамал-Эддин из Кумуха, Шейх- Шабан из Бохнода, Юсуп из Губдена и др. На этом сходе мулла Магомед изложил программу своего учения. Узнав об этом, генерал Ермолов приказал князю Мадатову схватить зачинщика-муллу.
Аслан-хан же, получив это известие, послал в Яраг своего человека и посоветовал мулле Магомеду бежать. А чтобы развеять подозрения князя Мадатова, отправил к нему своих нукеров, которые сообщили о бегстве муллы. В 1826 году мулла Магомед вновь из Табасарана вернулся в Яраг. Когда генерал Ермолов вновь, решил его арестовать, Аслан-хан помог мулле бежать в Аварию. Помогал Аслан-хан в дальнейшем и Кази-Магомеду, ученику Магомеда Ярагского.
Вскоре дагестанским духовенством был провозглашен имамом Кази-Магомед, который с успехом начал распространять новое учение в Аварии, „... где духовенство было сильно и в ряде обществ фактически держало власть в своих руках, где население особенно было религиозно настроено, где отсутствовало русское войско". Ближайшими друзьями и сподвижниками первого имама были Шамиль и Гамзат-бек.
Кази-Магомед в своей деятельности опирался на Шамиля и Гамзат-бека. Когда позже Гамзат-бек был арестован русскими и отправлен в Тифлис, Аслан-хан, питавший вражду к аварской ханше Паху-Бике, которая нарушила обещание выдать свою дочь за его сына, решил воспользоваться случаем, чтобы использовать Гамзат- бека в борьбе против ханши. С этой целью он обратился к генералу Паскевичу с просьбой отпустить Гамзат-бека на родину, взяв в аманаты его сына Кайхосро.
С возвращением в Дагестан, Гамзат-бек стал часто посещать Аслан-хана, который... „систематически вливал в его душу жажду мщения, честолюбия, надежду на обладание ханской властью в Аварии". Ожидая удобного случая для этой цели, Гамзат-бек вместе с Кази-Магомедом и Шамилем предприняли ряд удачных походов на Кумыкскую равнину. Воодушевленный народной поддержкой в этой борьбе, Гамзат-бек, со временем став имамом, решается приступить к реализации давно задуманного с Аслан-ханом плана - уничтожения аварского ханского дома.
В августе 1834 года имам Гамзат-бек с 10-тысячной армией окружил столицу Аварского ханства - Хунзах. В это время Аслан-хан находился со своими войсками на Турчидагских высотах, откуда тайно рассылал письма как Гамзат-беку, так и аварской ханше. Первому советовал истребить всех членов аварского ханского дома, а Паху-Бике - „...не покоряться Гамзат-беку и не принимать от него никаких предложений".
Поэтому можно сказать, что не без наущения Аслан-хана имам Гамзат-бек расправился после взятия Хунзаха со всеми членами аварского ханского рода.
В 1834 г. после убийства имама Гамзат-бека в хунзахской мечети, Аслан-хан не замедлил предъявить свои претензии на аварский престол. Для назначения временного хана Аварии русское командование созвало совещание в Гоцатле, на котором участвовали шамхал Тарковский с братом, казикумухский Аслан-хан с сыновьями Нуцал-ханом и Мухамед-Мурзой, мехтулинский Ахмед-хан, аварские и другие дагестанские представители знати. Все владетели Дагестана претендовали на ханский престол в Аварии.
Однако только коварный и тщеславный Аслан-хан получил на совещании поддержку русского начальства и стал аварским ханом. Номинальным же правителем Аварии был утвержден его племянник Гаджи-Яхья, „...отличившийся своей приверженностью к мюридизму". Это было время, когда освободительное движение горцев возглавил имам Шамиль, „... соединивший в себе редкие дарования воина и администратора".
Имам Шамиль постоянно поддерживал связи с влиятельными лицами Казикумуха и всячески настраивал жителей против кумухского царского гарнизона. Учителем и ближайшим советником имама Шамиля после лишившегося зрения Магомеда Ярагского становится шейх Джамалуддин Казикумухский, популярность которого тогда была в Дагестане очень большой.
В предисловии к рукописному сочинению шейха Джамалуддина о тарикате его сын Абдурахман пишет, что отец служил у Аслан-хана в качестве письмоводителя. Но когда Джамалуддин посетил муллу Магомеда Ярагского, он начал проповедовать тарикат. Слава Джамалуддина, как проповедника, быстро распространилась по всему Дагестану. Джамалуддин особенно стал известным, когда написал книгу об учении тарикат и адабиль-марзия, которую перевел на русский язык его сын Абдурахман.
Слухи о распространении Джамалуддином тариката и мюридизма в Лакии привели к тому, что Аслан-хан начал его преследовать. Опасаясь за свою жизнь, Джамалуддин удалился в Цудахар, где оставался до смерти Аслан-хана. Потом возвратился в Кумух и находился там, пока Шамиль не стал имамом. „Тогда отец мой, - пишет Абдурахман, - переселился на жительство к нему".
После смерти Аслан-хана в 1836 г. его старший сын Нуцал-хан, будучи ревностным сторонником России, на место Гаджи-Яхьи назначил правителем Аварии своего брата Магомед-Мирзу. Когда же вскоре Нуцал-хан умер и Магомед-Мирза стал ханом казикумухским, по настоятельным просьбам аварцев их правителем был вновь назначен Гаджи-Яхья, сторонник имама Шамиля. В 1838 году умирает и Магомед- Мирза-хан. Правителем Казикумух,а была назначена жена Аслан-хана Умму - Гульсум- бика. С этого времени между представителями лакской ханской фамилии начались ожесточенные раздоры за Казикумухский престол. На это место одновременно претендовали Гарун бек, Абдурахман-бек, племянник Аслан-хана Гаджи-Яхья.
Имам Шамиль понимал сложившуюся обстановку в Кумухе и стремился увеличить там своих сторонников. В русском документе того времени говорится, что „... суеверный фанатизм и внутренняя ненависть к России ханской фамилии и многих жителей Казикумуха и Кюринского ханства, подстрекаемых Гаджи-Яхьею, и чистолюбие управляющих временно этим ханством - Махмуд-бека и Гарун-бека, домогавшихся быть настоящими владетелями, вовлекли всех постепенно в теснейшие связи с Шамилем, в особенности с осени прошлого года (1841). Кибит-Магома Тилитлинский, сосед Казикумуха, принял сторону Шамиля и занял лежащую близ этого ханства гору Гуниб, которая вместе с селом Тилитли служила с того времени сборным пунктом приверженцев Шамиля в Дагестане. Тогда казикумухцы скрытно стали помогать Шамилю, а при занятии Кибит-Магомою Гергебиля в войске его находились до 300 казикумухцев.
Следует отметить, что сотни лакцев были не только мюридами Шамиля. В разное время наибами в армии имама служили Бук Багомед и одноглазый Магомед- Эфенди Эфендиев из аула Гуйми.
Обстановка в Кумухе благоприятствовала Шамилю и тем, что ханша Умму- Гюльсум-бика, поручив управление ханством племяннику Махмуд-беку, смотрела сквозь пальцы на усиливающееся влияние на лакцев событий в Аварии. Характеризуя состояние Казикумухского ханства в это время, Прушановский пишет: „... Несмотря на многократное запрещение наше, казикумухцы постоянно производили торг по всем покорным Шамилю землям; из них до 80 торговцев имели охранные листы от имама. Махмуд-бек, помощник ханши-правительницы, знал это и не запрещал. Напротив того, он сам был в сношениях с Шамилем, а последний, как известно, всегда удовлетворял его просьбы, и если кто-то был ограблен мюридами, то достаточно было обратиться к Махмуд-беку, и потерянное было всегда возвращаемо. Кюринцы также были в частых сношениях с мюридами: свинец, хлеб, тулупы, одежда и часто деньги доставались им без ведома их правителя, который показывал, что делает это будто бы из одного желания помочь брату своему Гаджи-Яхье, постоянному мюриду Шамиля, впрочем, тут более всего участвовал и руководил поступками Гарун-бек с целью вовлечь правителя кюринского в дело дагестанских мусульман: этого требовала политика шейха Джамалу-Эддина", этого, можно сказать, невидимого советника и руководителя Шамиля".
В этой обстановке имам Шамиль в марте 1843 года двинулся в Казикумух и занял беспрепятственно аул. Бухти. Дальше послал Гаджи-Яхью для овладения соседними казикумухскими аулами и „... все селения, находившиеся к северу от Кумуха. Охотно приняли Гаджи-Яхью, а жители присоединились к отрядам Шамиля".
Командир русского гарнизона в Кумухе полковник Снаксаров не смог оказать особого сопротивления, и 24 марта Шамиль, при активной поддержке жителей, овладел Кумухом. Пребывание в Лакии Шамиль использовал, чтобы освободить от райятской зависимости крестьян аулов Арчи, Кучур, Шали, Мукар, Ури, Камахи, Бухти. Наибом Кумуха был назначен Гаджи-Яхья. Однако вскоре в Казикумух была направлена русская армия под командованием князя Аргутинского. 12 мая Кумух был оставлен мюридами. Узнав о поражении отрядов Гаджи-Яхьи, Шамиль лично двинулся на Кумух.
25 мая имам Шамиль с 5000 отрядом занял аул Унчукатль. Чтобы воспрепятствовать продвижению царских войск через Рича и Хосрех на Кумух, Шамиль захватил и Кули „... куда стали вскоре собираться и казикумухцы".
Однако, вскоре к Кули подошла основная часть русских войск под командованием Аргутинского. В начавшемся сражении мюриды потерпели поражение и вынуждены были отступить в Аварию „... через Дучи, Вильтащинское ущелье, Убра, жители которых беспрепятственно пропустили мюридов". Аргутинский оккупировал Кумух и лакским ханом назначил племянника Аслан-хана Абдурахман-бека, поручив регенство ханше Умме-Гюльсум-бике.
В 1844 г. Шамиль попытался освободить Кумух из-под власти русских. Его мюриды заняли аулы Убра, Нивцавкра, Дучи, Тулизма, Кулушац и Чуртах. Но вскоре вынуждены были отступить. Однако появление шамилевских мюридов привело к росту сторонников имама Шамиля в Казикумухском ханстве. 21 июня 1844 г. генерал Нейдгард доносил князю Чернышеву, что „... войска ему вверенные поразили... горцев, пробиравшихся до 8 тысяч человек и состоящих из сюргинцев, усиленных жителями деревень Казикумухского ханства".
В сентябре 1847 г. управление Казикумухским ханством перешло к ротмистру царской армии Агалар-беку, одному из представителей ханской фамилии. Одновременно русская администрация стремилась все больше ограничить власть лакских ханов, ликвидировать их политическую и экономическую самостоятельность. Вместе с тем наместники царя стремились подарками и чинами привлечь на свою сторону беков и сельских старшин. Так, в письме князя Аргутинского царю говорится: „... Я всегда, конечно, был того мнения, что гораздо полезнее отдавать деревни бекам, этим влиятельным лицам в мусульманском народонаселении края, потому что, связывая таким образом их собственные выгоды с выгодами правительства, мы приобретем в них таких приверженцев которые сохранят нам тишину и покорность в своих деревнях".
Популярность имама Шамиля в Дагестане была огромна. Поэтому многие правители горцев на случай положительного исхода войны имама с русскими составляли для себя лазейки, поддерживая тайные связи с Шамилем. „... Воспитанный в духе того времени, - пишет С. Габиев, Аглар-хан был необуздан своих поступках и не подчинялся обычаям своей родины... Но в чем он оставался верным себе, так это в последовательном и постоянном содействии Шамилю".
Неудовлетворенное честолюбие, требовавшее неограниченной власти, не переставало волновать Аглар-хана. Просить русского царя об этом он не решался. Но сам всячески старался оказать свою власть к другим. И все сходило ему безнаказанно. Царский наместник боялся перехода Аглар-хана на сторону Шамиля. Хотя Аглар-хан оказывал помощь русским по первому их требованию, он не забывал и о тайной поддержке движения мама. Известно, что Аслан-хан часто выручал Шамиля при трудных обстоятельствах. Под Закаталами, не зная об установленной русскими засаде, имам рано утром решил спуститься в долину со своими мюридами, чтобы дать там бой. Предчувствуя катастрофу, Аглар-хан ночью предупредил Шамиля о засаде, а своим сотням приказал стрелять по мюридам только холостыми патронами.
Зная об отношениях Аглар-хана, Шамиль не упускал возможности подчеркнуть, что Казикумух входит в состав имамата, поэтому в 1847 г. имам обратился к лакцам с воззванием, где говорилось: „... От властелина правоверных Шамиля повеление казикумухцам: Клянусь всем вам, я предваряю, что настало время, в которое вы должны чувства души вашей обратить к богу, жертвовать жизнью и восстать против врагов божьих, если ы веруете в Аллаха и его пророка; иначе оставьте край ислама перейдите в земли неверных, ибо земной шар обширен. Знайте что я не буду щадить кровь и состояние ваше и направлю на вас своих наибов, потому что вы есть помощники, путеводители и крылья неверных, и охранители путей, и врага правоверных, открывая вам сие, представляю на волю каждого быть правоверным или неверным. Да оповестит ведающий о сем не ведающему".
В 1850 г. имам Шамиль вновь попытался овладеть Кумухом с этой целью из Чоха был послан небольшой отряд мюридов в Камаша для разведки сил русских. Однако русский гарнизон в Кумухе был усилен. Мюриды не решились захватить его.
В 1856 г. русское командование подтянуло к границам Казикумухского ханства и Аварии огромную армию. После покорения Чечни в 1858 году началось наступление на последнее пристанище Шамиля - Гуниб. Под давлением превосходящих сил 27 августа 1859 года имам Шамиль вынужден был сдаться в плен князю А. И. Баратинскому.
Закончив с покорением Дагестана, царское правительство после смерти Аглар- хана официально ликвидировало Казикумухское ханство, все ханские земли были распределены между 23 семействами ханского дома, а управление Казикумухским округом было поручено русскому штабс-офицеру.
В 1860 г. царское правительство издало „Положение об управлении Дагестанской областью и Закатальским округом", в котором подтверждалась ликвидация Казикумухского ханства и образование Казикумухского округа. Начальник округа теперь стал решать все вопросы гражданских и уголовных дел в Лакии.
Исходя из этого положения, 15 сентября 1860 г. Казикумухский округ был разделен на 4 наибства: Кумухское, Вицхинское, Мукарское, Аштикулинское. При этом в Кумухское наибство входили: Бухцанах, Туванихалу (отселки), Ханаджи, Табахлу, Вильтах, Хури, Хурукра, Шара, Тоьхчар, Хуржи, Хунхъ, Цушар, Гамиях, Кацран, Джафар-Махи, Бурши, Чаравалу, Хулисма, Халаки, Чуртах, Тулизма, Шовкра, Говкра, Чуши, Читур, Кулушац.
В июле 1860 г. царская администрация разослала инструкции для начальников округов Дагестана, в которых были разработаны права и обязанности военных и окружных начальников и наибов; временные правила о порядке разбора дел в судах о порядке выбора депутатов и кадиев в эти суды; инструкции об отношениях военных начальников, отделов к Окружным управлениям.
Наибства возглавляли наибы, назначенные из числа местной знати, известной своей преданностью русской администрации и знанием языка, нравов и обычаев лакского населения.
26 апреля 1868 года было утверждено Положение о сельских обществах Дагестанской области, которое утвердило состав сельского управления: сельский сход, старшина, кадий, сельский суд. К участию в сходе допускалось только по одному старшему члену от каждого семейства. Сельский сход созывался старшиною, наибом и другими начальствующими лицами. Согласно этому Положению в ведении сельского схода находились выборы сельских должностных лиц, решение о приеме и "удалений членов общества, должностных лиц, наблюдение за правильным расходованием заката и всех пожертвований в пользу мечети, распределение общественных земель, назначение казенных податей и повинностей, призрение круглых сирот, бедных, престарелых, дряхлых, увечных членов общества и нетрудоспособных.
В последующие годы беки и другие лакские владетели назначались наибами, занимали другие руководящие посты в окружном управлении. Фактически в их руках по-прежнему оставалось сельское управление. Что касается мусульманского духовенства, то с окончанием войны с Шамилем царизм стремился всячески ограничить его политическую и экономическую власть на местах, оставив им выполнение чисто религиозных функций.
В Казикумухе число представителей бекского сословия и старшин, причисленных к сословию дворянства, во второй половине XIX века составляло более 820 человек. Царское правительство возводило людей этого сословия в чины потомственного русского дворянства, сохраняло в их руках земли и пастбища. Таким образом, русская администрация в своей так называемой военно-народной системе управления Казикумухским ханством опиралась на бекско-старшинское сословие.
Одним из прогрессивных мероприятий в Лакии стала отмена работорговли. Русская администрация освободила ряд лакских селений от рабской зависимости и запретила работорговлю. В связи с этим число рабов в Казикумухском округе резко сократилось. А в 1865 году царское правительство приступило к окончательной ликвидации рабства в Дагестане. Специальным распоряжением была запрещена торговля рабами на всех местных торговых рынках.
В 1867 году в Казикумухском округе было, в основном, закончено освобождение рабов путем выкупа на основании „полюбовного" соглашения владельцев с рабами. Выкупная стоимость рабов определялась следующим образом: для взрослого раба -от 100 до 180 руб.; для рабыни - 100 рублей; для несовершеннолетних обоего пола - от 50 до 100 рублей. Кто не мог платить выкупную сумму, должен был отработать ее стоимость рабовладельцу. Русская администрация приписывала рабов к сельским обществам по месту жительства, снабдив их специальными свидетельствами об освобождении. В целях оказания им помощи в течение 8 лет бывшие рабы освобождались от государственных налогов, а также им выделялась определенная денежная сумма.
Следующим положительным актом царского правительства в Лакии была отмена райятской зависимости. Процесс этот не являлся единовременным актом. Часть райятских селений была освобождена еще в период правления Аглар-хана. Однако все же подавляющее большинство лакских райятских селений продолжало оставаться в зависимом положении от потомков кумухского ханского дома. С развитием в Дагестане товарно-денежных отношений местные феодалы, заинтересованные в увеличении своих доходов, усиливают эксплуатацию райятского сословия. Так, кумухские беки, используя свои права и привилегии, широко применяли методы самовольного захвата общинных земель в райятских селах. Все это вызывало аппеляции крестьян к органам царской администрации.
Еще в 1864 году жители райятских селений: Хорсех, Чарах, Ашты, Кумки, Олюк, Худуц, Аплук, Цырха, Санджи, Пара, Тюхчар, Гамиях, Коцран, Хурхи, Тулезма, Хулесма, Арчи, Шали, Халаки обратились с прошением об освобождении их от податей и повинностей в пользу беков. В 1885 году жители селений Шали, Лал, Куцри, Хулисма, Куми, Куркли, Ханар, Цуки вновь просили русскую администрацию освободить их от непомерных податей и повинностей. Видя растущее недовольство среди лакского крестьянства, царская администрация решила пойти на их освобождение. С этой целью была учреждена сословно-поземельная комиссия для определения прав зависимых сословий. Одновременно решение этого вопроса было предоставлено представителям бекскоханских фамилий, которые умышленно затягивали это дело под любым предлогом. В результате лакское крестьянство, как и жители Дагестана, испытывало двойной гнет - как со стороны местной знати, так и от царской администрации. В первом случае жители должны были отрабатывать многие повинности и нести натуральную дань, а во втором - платить царю непомерные налоги
Весь Мир Принятие Ислама!!!
:Мага Джамалов
1)Имам Шамиль
Духовное становление
Мальчику в честь деда дали имя Али. Ребёнком он был худ, слаб и часто болел. По народному поверью горцев в подобных случаях предписывалось переименовать ребёнка. Ему решили дать имя «Шамиль» в честь дяди, брата его матери. Маленький Шамиль начал поправляться и впоследствии сделался крепким, здоровым юношей, изумлявшим всех своей силой. В детстве отличался живостью характера и резвостью; был шаловлив, но ни одна шалость его не была направлена кому-нибудь во вред. Гимринские старики рассказывали, что Шамиль в молодости отличался угрюмой наружностью, непреклонной волей, любознательностью, гордостью и властолюбивым нравом. Шамиль страстно любил гимнастику, он был необыкновенно силён и отважен. Никто не мог догнать его на бегу. Пристрастился и к фехтованию, кинжал и шашка не выходили из его рук. Летом и зимой, во всякую погоду, он ходил с босыми ногами и с открытой грудью. Первым учителем Шамиля был друг его детства Адиль-Мухаммад (1795—1832) (Кази-Магомед, Кази-мулла), родом из Гимры. Учитель и ученик были неразлучны. Серьёзным учением Шамиль занялся с двенадцати лет в Унцукуле, со своим наставником Джамалутдином Кази-Кумухским[10]. В двадцать лет он окончил курсы грамматики, логики, риторики, арабского языка и начал курсы высшей философии и законоведения.
Образ Шамиля у европейских авторов
В 1850-е гг. у европейских публицистов сложился сильно романтизированный образ Шамиля. Так, у немецкого автора Фридриха Вагнера он предстаёт как «предводитель и духовный лидер» горцев, имя которого было окружено «загадочным ореолом», являлся «предметом восхищения всех, кто следит за его делами», выступал как «образец восточного красноречия», «вдохновенный оратор» и «мудрый законотворец».
Во французской печати Шамиль так же называли «пророком».и сравнивали его с Абд аль-Кадиром. Во французском стихотворении, посвященном Шамилю, он обращается к силам природы (ветрам, Кубани, Черному морю) и узнаёт от них о плачевном положении края. Тогда он берет свой ятаган и «поднимается против захватчиков», несмотря на «соотношение один к десяти», с такой силой, что «Эльбрус и Казбек сотрясаются от основания до вершин».
Шотландские журналисты поражались, как кавказские события могут сдерживать империю, «равную половине диаметра мира», а Шамиля и его сподвижников именовали «бескорыстными мучениками за свободу в войне с деспотизмом». Опубликованные в том же журнале годом ранее стихи сравнивают Шамиля с царём Саулом и подчёркивают, что «Господь наделил его душу мощью, а сердце научил быть дерзновенным», чтобы сражаться за свободу, когда «пламя Священной войны несется от Анапы до Баку».
Характеризуя имама Шамиля, знаменитый турецкий историк Албай Яшар Иноглю пишет:
В истории человечества не было такого полководца, как Шамиль. Если Наполеон был искрой войны, то имам Шамиль — её огненным столбом.
Его глубоко заинтересовал тот факт, что воевать против Шамиля императоры России посылали самых опытных генералов. Так, русскими войсками на Кавказе в войне против Шамиля командовали генерал-адъютант Г. В. Розин (1831—1837), генерал-адъютант Е. А. Головин (1837—1842), генерал-адъютант А. И. Нейтгарт (1842—1844), фельдмаршал М. С. Воронцов (1844—1854), генерал-адъютант Н. Н. Муравьев (1854—1856) и фельдмаршал А. И. Барятинский (1856—1862).
ИМАМ ШАМИЛЬ, ЕГО ЖЕНЫ И ДЕТИ
В девять часов утра мы были у коменданта. Там уже находился обещанный нам русский офицер: это был человек лет сорока–сорока пяти, прекрасно говоривший по-французски. Взятый в плен около Кубы, он был уведен в горы и доставлен к Шамилю. Сначала за него потребовали выкуп в двенадцать тысяч рублей, но, в конце концов, снизили цену до семи тысяч. Семейство и друзья офицера собрали три с половиной тысячи рублей, а граф Воронцов, в ту пору наместник Кавказа, добавил остальное. На протяжении пяти месяцев, пока длился его плен, офицер видел Шамиля примерно два раза в неделю. Вот что он рассказал нам об имаме.
Шамилю теперь, должно быть, от пятидесяти шести до пятидесяти восьми лет. Поскольку у мусульман не при¬нято вести записи актов гражданского состояния, и они считают свои годы лишь приблизительно, полагаясь на воспоминания о важных событиях своей жизни, Шамиль, как и все другие, сам не знает своего возраста. На вид ему нельзя дать больше сорока.
Это человек высокого роста, с кротким, спокойным, внушительным лицом, главная особенность которого – застывшая на нем грусть. Тем не менее, понятно, что если мускулы этого лица напрягутся, то оно способно приобрести выражение самой мощной энергии. Бледный цвет лица подчеркивает резко обозначенные брови и темно-серые, почти черные глаза, которые он по обычаю восточных людей или отдыхающего льва держит полузакрытыми; у него рыжая борода, заботливо приглаженная и позволяющая увидеть ярко-красные губы, а между ними – ровный строй зубов, мелких, белых и острых, как у шакала; его руки, о которых он явно очень заботится, – небольшие и белые; походка у него медленная и степенная. С первого взгляда в нем угадывается человек выдающийся, в нем чувствуется вождь, рожденный повелевать.
Его обычный наряд составляет черкеска из зеленого или белого лезгинского сукна. На голове он носит папаху из белой как снег овчины. Папаха обвита тюрбаном из белого муслина, конец которого свисает сзади. Верх папахи покрыт красным сукном с черной кисточкой. На ногах он носит чулки-ноговицы, плотно облегающие икры; мы вынуждены воспользоваться этим русским словом, поскольку слово «гетры» далеко не полностью передало бы нашу мысль; остальная часть его обуви сделана из красного или желтого сафьяна. В очень холодную погоду он надевает поверх этого наряда суконную шубу ярко-малинового цвета, подбитую черной овчиной.
По пятницам, то есть в дни, когда все торжественно идут в мечеть, он облачается в длинное белое или зеленое платье; остальная часть его наряда остается прежней.
Он с необычайным изяществом сидит верхом на коне и с беспечностью, способной вызвать головокружение у самых решительных людей, преодолевает труднейшие пути. Отправляясь в поход, он вооружается кинжалом, шашкой, двумя заряженными и взведенными пистолетами, а также заряженным и взведенным ружьем.
Двое из мюридов имама следуют по обе стороны от него, и каждый из них имеет при себе два пистолета и ружье, заряженные и взведенные; если одного из этих мюридов убьют, его место занимает новый.
Шамиль отличается чрезвычайно высокой нравственностью и не терпит вокруг себя никаких слабостей. Рассказывают историю, подтверждающую сказанное.
Одна вдова-татарка, которая не имела детей и, следовательно, вольна была сама распоряжаться собой, жила с лезгином, обещавшим на ней жениться. Она забеременела; Шамиль узнал об этом, удостоверился, что такое на самом деле произошло, и велел отрубить голову обоим. Я видел у князя Барятинского, наместника Кавказа, топор, использовавшийся для этой казни: его захватили во время последнего похода.
Воздержанность Шамиля в еде доходит до невероятности. Всю его пищу составляют пшеничный хлеб, молоко, фрукты, рис, мед и чай. Мясо он ест крайне редко.
У Шамиля три жены. У него была и четвертая жена – мать его старшего сына Джемал-Эддина, но, когда во время осады Ахульго в 1839 году ребенок был захвачен русскими, мать умерла от печали. Звали ее Фатимат.
Помимо Джемал-Эддина, у имама остались от нее другие дети: второй сын Гази-Мохаммед, которому теперь может быть от двадцати трех до двадцати четырех лет; пятнадцатилетний Мохаммед-Шефи, четырнадцатилетняя Нафисат и, наконец, младшая дочь, двенадцатилетняя Фатимат, названная по имени матери. Все они стали старше на пять лет, прошедших с того времени, как наш офицер был в Ведене.
Другие его жены — с последней из них он недавно развелся из-за ее бесплодия — это Заидат, Шуанат и Аминат.
Заидат – дочь одного старого татарина, который, как говорят, воспитал Шамиля и к которому, во всяком случае, он питает большую привязанность. Этого старого татарина зовут Джемал-Эддин. Шамиль дал его имя своему любимому сыну. Заидат двадцать девять лет. После смерти Фатимат она стала первой женой Шамиля, что дало ей превосходство над остальными его женами. Все дети имама и его слуги повинуются ей, как самому имаму. Она хранит ключи и распределяет съестные припасы и одежду.
У Шамиля от нее есть двенадцатилетняя дочь с безукоризненно красивым лицом и с чрезвычайно развитым умом, однако ноги ее повернуты носками внутрь и по виду совершенно безобразны; зовут ее Наджават. Имам чрезвычайно любит всех своих детей, но, вероятно из-за ее физического недостатка, он питает к Наджават более сострадательную нежность, чем ко всем другим. Хотя она бегает, как мальчик, и с необыкновенной ловкостью скачет на своих кривых ногах, Шамиль обычно носит ее на руках. Рано или поздно Наджават подожжет аул, поскольку ее самое большое удовольствие состоит в том, чтобы вытащить из очага или печки пылающую головешку и, держа ее в руке, бегать по балкону. Когда же Заидат бранит ее, Шамиль удерживает мать, говоря: «Оставь ее в покое; Бог всегда с теми, кого он карает, и если те, кого он карает, безгрешны, с ними не случается несчастий».
Шуанат, второй жене Шамиля, тридцать шесть лет; она среднего роста, очень красива, но фигуру имеет заурядную; у нее белая кожа, очаровательный рот и изумительные волосы, однако слишком крупные кисти рук и широкие ступни. Она дочь богатого армянина из Моздока. Двадцать лет тому назад Шамиль захватил Моздок, похитил Шуанат со всем ее семейством и привез ее с отцом, матерью, братьями и сестрами в Дарго, свою тогдашнюю резиденцию. Потом Дарго был взят и разрушен генералом графом Воронцовым, и Шамиль удалился в Ведень. Армянский купец предлагал за себя и свою семью выкуп в сто тысяч рублей. Шамиль влюбился в Шуанат, звавшуюся тогда Анной. Он отказался от пятисот тысяч, но предложил вернуть свободу всему семейству, выставив условием, что он возьмет в жены Анну. Девушка, со своей стороны, вовсе не питала отвращения к имаму и согласилась на эту сделку. Ей было тогда шестнадцать лет. Семейство было отпущено на свободу. В течение двух лет Анна изучала Коран, отреклась от армянской веры и стала женой Шамиля, давшего ей имя Шуанат. Позднее, потеряв отца и мать, она вытребовала свою долю родительского наследства и отдала ее Шамилю. Шуанат служит ангелом-хранителем пленникам Шамиля и особенно его пленницам. Оказавшись в неволе, княгиня Чавчавадзе и княгиня Орбелиани, эти две знаменитые пленницы, обрели в ней покровительницу, которой они были обязаны всем облегчениям, вне¬сти какие в их положение имела возможность Шуанат.
Третьей женой Шамиля является, а точнее, являлась, Аминат; ей двадцать пять лет, и она все еще остается бездетной; это поставили в вину бедной женщине, более красивой и, главное, более молодой, чем две другие жены имама; она вызывала у них ревность, особенно у Заидат, без конца упрекавшей Аминат в бесплодии и со злым умыслом приписывавшей его недостатку у нее любви к имаму. У Аминат правильной овальной формы лицо, крупный рот, украшенный, однако, настоящими жемчужинами, и ямочки на щеках и подбородке, причем одна из этих ямочек, которые поэт восемнадцатого столетия не преминул бы сравнить с гнездышками любви, придает ее вздернутому носику еще более лукавое выражение. По происхождению она татарка; ее похитили в пятилетнем возрасте, и ее мать, не имея возможности выкупить девочку, попросила позволения разделить с ней неволю и получила на это милостивое согласие.
Гарем имама включает в себя, помимо трех жен, ста¬руху по имени Баху: это бабушка Джемал-Эддина, которого Шамиль потерял теперь во второй раз, и мать Фатимат. Она имеет свои отдельные покои, свою отдельную провизию – мясо, рис, муку – и ест одна, тогда как другие женщины едят вместе.
Три жены Шамиля не только не имеют никаких преимуществ друг перед другом, но к тому же еще ни в чем по своему положению не отличаются от жен наибов. Однако лишь они имеют право войти к Шамилю, когда он молится или держит совет со своими мюридами. Мюриды приезжают со всех концов Кавказа, чтобы посовещаться с имамом, и гостят у него сколько им заблагорассудится, однако он не ест вместе с ними.
Само собой разумеется, что гость, кем бы он ни был, не проявит нескромность и не переступит порога женской половины.
Любовь трех жен Шамиля к своему господину – а это слово повсюду на Востоке куда более подходящее, чем «муж», – необычайна, хотя она и по-разному проявляется в соответствии с их различными характерами. Заидат, ревнивая, как европейка, так и не смогла обрести привычку разделять с кем-либо еще любовь имама; она ненавидит двух своих подруг и сделала бы их несчастными, если бы любовь к ним имама, а вернее, его любовь к справедливости, не оберегала их.
Что же касается Шуанат, то ее любовь в самом деле проистекает из страсти и доходит до беспредельной самоотверженности: когда Шамиль идет мимо нее, ее глаза воспламеняются; когда он говорит, она жадно внимает его словам; когда она произносит его имя, ее лицо сияет.
Большая разница в возрасте, существующая между Шамилем и Аминат, тридцать пять лет, заставляла Аминат любить Шамиля скорее как отца, чем как мужа; главным образом на нее, из-за ее молодости и красоты, и была обращена ревность Заидат. Поскольку у Аминат не было детей, Заидат беспрестанно угрожала ей, говоря, что она добьется ее развода. Аминат смеялась над этой угрозой, которая, тем не менее, все же осуществилась: из опасения, что его любовь к бесплодной женщине могут счесть за распутство, суровый имам, хотя его сердце и страдало от этого, несколько месяцев тому назад удалил ее от себя.
Шамиль неукоснительно следует заповеди Магомета, предписывавшего всякому доброму мусульманину посещать свою жену, по крайней мере, раз в неделю. Утром того дня, когда должен состояться этот визит, имам велит передать той из своих жен, какую ему хочется посетить, что он придет к ней вечером.
Людовик XIV, менее нескромный, довольствовался тем, что втыкал булавку в шитую золотом бархатную подушечку, которую клали с этой целью на ночной столик.
Аминат, взятая в плен, как мы уже сказали, в пятилетнем возрасте, воспитывалась вместе с детьми Шамиля; разлученная в возрасте восьми лет с Джемал-Эддином, она перенесла свою привязанность к нему на Гази-Мохаммеда, который к тому же был близок ей по годам.
Два года назад Гази-Мохаммед женился на прелестной девушке Каримат и обожает ее; она дочь Даниял-бека, племянника которого мы встретим в Нухе. Благородное происхождение заметно в манерах, в походке и даже в голосе Каримат; она лезгинка и всегда носит богатый и изящный наряд, богатство и изящество которого вызывает большие упреки со стороны Шамиля: наполовину смеясь, наполовину бранясь, имам каждый раз, как только она приходит к нему с визитом, бросает в огонь какие-нибудь из самых красивых ее украшений.
Когда Гази-Мохаммед приезжает в Ведень, он поселяется и спит в комнате отца, а Каримат, со своей стороны, поселяется то у Заидат, то у Шуанат; все это время Шамиль не наносит никаких визитов своим женам, а Гази-Мохаммед – своей: эту жертву отеческой стыдливости и сыновьего почтения каждый из них приносит друг другу.
Гази-Мохаммед слывет самым красивым и искусным наездником на всем Кавказе. Возможно, он не уступает как наездник самому Шамилю, чья слава в этом отношении неоспорима. И в самом деле, как я уже упоминал, все уверяют, что нет никого красивее, чем Шамиль, когда он отправляется в один из своих походов.
Когда Гази-Мохаммед наносит один из своих визитов отцу в Ведень, там, чтобы оказать ему честь, созывают всех местных наездников. Обычно сбор происходит на ближайшей к аулу поляне, и все изысканные, трудные и невероятные упражнения, какие только способна изобрести восточная фантазия, исполняются там черкесскими, чеченскими и лезгинскими всадниками с таким умением и ловкостью, что это привело бы в изумление самых искусных наездников наших цирков и возбудило бы у них зависть. Эти праздники продолжаются два или три дня; красивое ружье, славный конь или богатое седло служат обычно наградой тому, кто исполняет самые трудные упражнения. Все эти награды доставались бы Гази-Мохаммеду, если бы он с присущим ему великодушием не уступал их своим товарищам, сознавая при этом свое превосходство над ними.
Несмотря на крайний недостаток денег и нехватку боевых припасов, порох и пули на такого рода праздниках никогда не жалеют.
Правда, какое-то время тому назад Шамиль устроил в горах пороховую фабрику.
Когда какая-нибудь из девушек, относящихся к свите жен имама, выходит замуж, это празднуют не только в гареме, но и во всем ауле. Все домочадцы женского пола получают в связи с этим событием коралловые или янтарные бусы, четки и браслеты, а также полный набор одежды. Что же касается свадебных обрядов, то вот что рассказал нам бывший пленник, присутствовавший на нескольких таких праздниках. На невесту надевают новые шальвары, рубашку, покрывало и красные сафьяновые сапожки, а поверх них — сандалии на высоких каблуках. Потом устраивается трапеза. Однако, вместо того чтобы принимать в ней участие, невеста сидит, спрятавшись за толстым ковром. Ей полагается воздерживаться от пищи, и у нее, как и у ее жениха, это воздержание длится три дня. Угощение подается на ковер, лежащий на полу. Оно состоит из шашлыка – единственного мясного блюда, которое там фигурирует, – плова с изюмом, меда, пресных лепешек и воды: как подслащенной медом, так и чистой. Хлеб – пшеничный, нередко замешиваемый на молоке.
Мы уже говорили в другом месте, что такое шашлык и как приготовляется это блюдо, лучшее из всех, какие мне встретились за все время моего путешествия, и лишь одно достойное того, чтобы быть присоединенным к числу блюд, уже известных во Франции. Шашлык будет ценным нововведением в особенности для охотников.
Вернемся, однако, к татарской свадьбе.
Все гости едят руками, ногти на которых выкрашены хной (привычка к ней встречается как в северных, так и в южных странах Востока). Лишь некоторые женщины, проявляя невероятную ловкость, едят рис маленькими палочками, похожими на те, какими пользуются китайцы. Трапеза начинается в шесть часов вечера. В десять часов женщины встают. Подруги невесты выходят вперед, чтобы принять подарки жениха.
Они состоят из кувшина, с которым ходят за водой; медной чашки для черпания воды; ковра из овечьей шерсти, служащего одновременно тюфяком; чана для стирки и небольшого сундучка, изготовленного горскими мастерами: он покрашен в красный цвет и грубо разрисован цветами; если же сундучок привезен из Макарьева, то он сделан из листового железа, покрытого желтым и белым лаком, и обтянут жестяными обручами, которые, пока они новые или пока за ними хорошо ухаживают, могут сойти за серебряные. К этим предметам обычно добавляют еще покрывало, зеркало, две или три фаянсовые чашки, головной платок и шелк для шитья и вышивания. Невеста садится на коня; женщины, держа в руках фонари, освещают шествие и провожают новобрачную в ее новую семью, в ее будущее жилище; на пороге ее ожидает и принимает жених. Однако невеста печется о том, чтобы не покидать родительский дом, пока она не получит свое приданое, составляющее ее полную собственность.
Это приданое для девушки составляет двадцать пять рублей, для вдовы после первого брака – двенадцать, а для вдовы после второго брака – шесть рублей. Разумеется, эти цифры никоим образом не являются безусловными и цена зависит от богатства невесты и ее красоты; о приданом торгуются, особенно когда речь идет о вдове.
Шамиль обожает детей, и в течение всего времени, пока длился плен княгини Чавчавадзе и княгини Орбелиани, он каждое утро приказывал приносить ему маленьких князей и маленьких княжон. По целому часу он играл с ними и никогда не отпускал их от себя, не сделав им каких-нибудь подарков. Дети, в свою очередь, привыкли к Шамилю и плакали, прощаясь с ним.
Что же касается Джемал-Эддина, то наш офицер не мог сообщить о нем никаких сведений. Джемал-Эддин был в то время пленником русских, и потому офицер не видел его.
Но мы, будьте уверены, увидим его, когда придет очередь рассказать о похищении и пленении грузинских княгинь. ДВИЖЕНИЕ ИМАМА ШАМИЛЯ. ЛИКВИДАЦИЯ КАЗИКУМУХСКОГО ХАНСТВА
Аслан-хан был хитрым и властолюбивым правителем. Получив престол и.) рук русских, внешне проявляя верность к России, он не переставал думать о своей выгоде. Так, уже в начале своего правления он заявил русскому командованию, что в Казикумухском ханстве излишков продовольствия нет и о нецелесообразности в связи с этим содержания в Кумухе большого гарнизона. По просьбе Асланхана генерал Паскевич писал в Москву, что „милость будет августейшего, если щедростью августейшего монарха пересечется дань, наложенная на казикумухский народ, которая вообще нам пользует, а им отяготительно".
Опираясь на русские штыки, Аслан-хан установил деспотические порядки в Лакии. Недовольство политикой царизма и местных феодалов росло не только среди лакцев, но и у других народов Дагестана. Все это способствовало широкому развитию во всех слоях общества религиозно-теократического учения о мюридизме.
Из литературных источников известно, что колыбелью мюридизма являлись Казикумухское и Кюринское ханства. Именно здесь проросли первые его корни. Основателем и носителем мюридизма был мулла Магомед Ярагский, взявший на себя роль проповедника нового учения и организатора „священной войны" - газават. Он призывал жителей соседних аулов подняться на газават против неверных, в том числе против наместника русского царя.
В марте 1824 года главнокомандующий русских войск на Кавказе прибыл в Кубу, где получил сведения о беспорядках в Кюре. Асланхану было предложено положить им конец и отправиться в Касумкент арестовать муллу Магомеда Ярагского. Аслан-хан встретился с муллой, долго выпытывал у него, в чем сущность нового учения. В результате хан не стал его арестовывать. Расстались они дружески.
Спустя некоторое время, в аул Яраг собрались видные представители Дагестанского духовенства: Кази-малла из Гимри, Джамал-Эддин из Кумуха, Шейх- Шабан из Бохнода, Юсуп из Губдена и др. На этом сходе мулла Магомед изложил программу своего учения. Узнав об этом, генерал Ермолов приказал князю Мадатову схватить зачинщика-муллу.
Аслан-хан же, получив это известие, послал в Яраг своего человека и посоветовал мулле Магомеду бежать. А чтобы развеять подозрения князя Мадатова, отправил к нему своих нукеров, которые сообщили о бегстве муллы. В 1826 году мулла Магомед вновь из Табасарана вернулся в Яраг. Когда генерал Ермолов вновь, решил его арестовать, Аслан-хан помог мулле бежать в Аварию. Помогал Аслан-хан в дальнейшем и Кази-Магомеду, ученику Магомеда Ярагского.
Вскоре дагестанским духовенством был провозглашен имамом Кази-Магомед, который с успехом начал распространять новое учение в Аварии, „... где духовенство было сильно и в ряде обществ фактически держало власть в своих руках, где население особенно было религиозно настроено, где отсутствовало русское войско". Ближайшими друзьями и сподвижниками первого имама были Шамиль и Гамзат-бек.
Кази-Магомед в своей деятельности опирался на Шамиля и Гамзат-бека. Когда позже Гамзат-бек был арестован русскими и отправлен в Тифлис, Аслан-хан, питавший вражду к аварской ханше Паху-Бике, которая нарушила обещание выдать свою дочь за его сына, решил воспользоваться случаем, чтобы использовать Гамзат- бека в борьбе против ханши. С этой целью он обратился к генералу Паскевичу с просьбой отпустить Гамзат-бека на родину, взяв в аманаты его сына Кайхосро.
С возвращением в Дагестан, Гамзат-бек стал часто посещать Аслан-хана, который... „систематически вливал в его душу жажду мщения, честолюбия, надежду на обладание ханской властью в Аварии". Ожидая удобного случая для этой цели, Гамзат-бек вместе с Кази-Магомедом и Шамилем предприняли ряд удачных походов на Кумыкскую равнину. Воодушевленный народной поддержкой в этой борьбе, Гамзат-бек, со временем став имамом, решается приступить к реализации давно задуманного с Аслан-ханом плана - уничтожения аварского ханского дома.
В августе 1834 года имам Гамзат-бек с 10-тысячной армией окружил столицу Аварского ханства - Хунзах. В это время Аслан-хан находился со своими войсками на Турчидагских высотах, откуда тайно рассылал письма как Гамзат-беку, так и аварской ханше. Первому советовал истребить всех членов аварского ханского дома, а Паху-Бике - „...не покоряться Гамзат-беку и не принимать от него никаких предложений".
Поэтому можно сказать, что не без наущения Аслан-хана имам Гамзат-бек расправился после взятия Хунзаха со всеми членами аварского ханского рода.
В 1834 г. после убийства имама Гамзат-бека в хунзахской мечети, Аслан-хан не замедлил предъявить свои претензии на аварский престол. Для назначения временного хана Аварии русское командование созвало совещание в Гоцатле, на котором участвовали шамхал Тарковский с братом, казикумухский Аслан-хан с сыновьями Нуцал-ханом и Мухамед-Мурзой, мехтулинский Ахмед-хан, аварские и другие дагестанские представители знати. Все владетели Дагестана претендовали на ханский престол в Аварии.
Однако только коварный и тщеславный Аслан-хан получил на совещании поддержку русского начальства и стал аварским ханом. Номинальным же правителем Аварии был утвержден его племянник Гаджи-Яхья, „...отличившийся своей приверженностью к мюридизму". Это было время, когда освободительное движение горцев возглавил имам Шамиль, „... соединивший в себе редкие дарования воина и администратора".
Имам Шамиль постоянно поддерживал связи с влиятельными лицами Казикумуха и всячески настраивал жителей против кумухского царского гарнизона. Учителем и ближайшим советником имама Шамиля после лишившегося зрения Магомеда Ярагского становится шейх Джамалуддин Казикумухский, популярность которого тогда была в Дагестане очень большой.
В предисловии к рукописному сочинению шейха Джамалуддина о тарикате его сын Абдурахман пишет, что отец служил у Аслан-хана в качестве письмоводителя. Но когда Джамалуддин посетил муллу Магомеда Ярагского, он начал проповедовать тарикат. Слава Джамалуддина, как проповедника, быстро распространилась по всему Дагестану. Джамалуддин особенно стал известным, когда написал книгу об учении тарикат и адабиль-марзия, которую перевел на русский язык его сын Абдурахман.
Слухи о распространении Джамалуддином тариката и мюридизма в Лакии привели к тому, что Аслан-хан начал его преследовать. Опасаясь за свою жизнь, Джамалуддин удалился в Цудахар, где оставался до смерти Аслан-хана. Потом возвратился в Кумух и находился там, пока Шамиль не стал имамом. „Тогда отец мой, - пишет Абдурахман, - переселился на жительство к нему".
После смерти Аслан-хана в 1836 г. его старший сын Нуцал-хан, будучи ревностным сторонником России, на место Гаджи-Яхьи назначил правителем Аварии своего брата Магомед-Мирзу. Когда же вскоре Нуцал-хан умер и Магомед-Мирза стал ханом казикумухским, по настоятельным просьбам аварцев их правителем был вновь назначен Гаджи-Яхья, сторонник имама Шамиля. В 1838 году умирает и Магомед- Мирза-хан. Правителем Казикумух,а была назначена жена Аслан-хана Умму - Гульсум- бика. С этого времени между представителями лакской ханской фамилии начались ожесточенные раздоры за Казикумухский престол. На это место одновременно претендовали Гарун бек, Абдурахман-бек, племянник Аслан-хана Гаджи-Яхья.
Имам Шамиль понимал сложившуюся обстановку в Кумухе и стремился увеличить там своих сторонников. В русском документе того времени говорится, что „... суеверный фанатизм и внутренняя ненависть к России ханской фамилии и многих жителей Казикумуха и Кюринского ханства, подстрекаемых Гаджи-Яхьею, и чистолюбие управляющих временно этим ханством - Махмуд-бека и Гарун-бека, домогавшихся быть настоящими владетелями, вовлекли всех постепенно в теснейшие связи с Шамилем, в особенности с осени прошлого года (1841). Кибит-Магома Тилитлинский, сосед Казикумуха, принял сторону Шамиля и занял лежащую близ этого ханства гору Гуниб, которая вместе с селом Тилитли служила с того времени сборным пунктом приверженцев Шамиля в Дагестане. Тогда казикумухцы скрытно стали помогать Шамилю, а при занятии Кибит-Магомою Гергебиля в войске его находились до 300 казикумухцев.
Следует отметить, что сотни лакцев были не только мюридами Шамиля. В разное время наибами в армии имама служили Бук Багомед и одноглазый Магомед- Эфенди Эфендиев из аула Гуйми.
Обстановка в Кумухе благоприятствовала Шамилю и тем, что ханша Умму- Гюльсум-бика, поручив управление ханством племяннику Махмуд-беку, смотрела сквозь пальцы на усиливающееся влияние на лакцев событий в Аварии. Характеризуя состояние Казикумухского ханства в это время, Прушановский пишет: „... Несмотря на многократное запрещение наше, казикумухцы постоянно производили торг по всем покорным Шамилю землям; из них до 80 торговцев имели охранные листы от имама. Махмуд-бек, помощник ханши-правительницы, знал это и не запрещал. Напротив того, он сам был в сношениях с Шамилем, а последний, как известно, всегда удовлетворял его просьбы, и если кто-то был ограблен мюридами, то достаточно было обратиться к Махмуд-беку, и потерянное было всегда возвращаемо. Кюринцы также были в частых сношениях с мюридами: свинец, хлеб, тулупы, одежда и часто деньги доставались им без ведома их правителя, который показывал, что делает это будто бы из одного желания помочь брату своему Гаджи-Яхье, постоянному мюриду Шамиля, впрочем, тут более всего участвовал и руководил поступками Гарун-бек с целью вовлечь правителя кюринского в дело дагестанских мусульман: этого требовала политика шейха Джамалу-Эддина", этого, можно сказать, невидимого советника и руководителя Шамиля".
В этой обстановке имам Шамиль в марте 1843 года двинулся в Казикумух и занял беспрепятственно аул. Бухти. Дальше послал Гаджи-Яхью для овладения соседними казикумухскими аулами и „... все селения, находившиеся к северу от Кумуха. Охотно приняли Гаджи-Яхью, а жители присоединились к отрядам Шамиля".
Командир русского гарнизона в Кумухе полковник Снаксаров не смог оказать особого сопротивления, и 24 марта Шамиль, при активной поддержке жителей, овладел Кумухом. Пребывание в Лакии Шамиль использовал, чтобы освободить от райятской зависимости крестьян аулов Арчи, Кучур, Шали, Мукар, Ури, Камахи, Бухти. Наибом Кумуха был назначен Гаджи-Яхья. Однако вскоре в Казикумух была направлена русская армия под командованием князя Аргутинского. 12 мая Кумух был оставлен мюридами. Узнав о поражении отрядов Гаджи-Яхьи, Шамиль лично двинулся на Кумух.
25 мая имам Шамиль с 5000 отрядом занял аул Унчукатль. Чтобы воспрепятствовать продвижению царских войск через Рича и Хосрех на Кумух, Шамиль захватил и Кули „... куда стали вскоре собираться и казикумухцы".
Однако, вскоре к Кули подошла основная часть русских войск под командованием Аргутинского. В начавшемся сражении мюриды потерпели поражение и вынуждены были отступить в Аварию „... через Дучи, Вильтащинское ущелье, Убра, жители которых беспрепятственно пропустили мюридов". Аргутинский оккупировал Кумух и лакским ханом назначил племянника Аслан-хана Абдурахман-бека, поручив регенство ханше Умме-Гюльсум-бике.
В 1844 г. Шамиль попытался освободить Кумух из-под власти русских. Его мюриды заняли аулы Убра, Нивцавкра, Дучи, Тулизма, Кулушац и Чуртах. Но вскоре вынуждены были отступить. Однако появление шамилевских мюридов привело к росту сторонников имама Шамиля в Казикумухском ханстве. 21 июня 1844 г. генерал Нейдгард доносил князю Чернышеву, что „... войска ему вверенные поразили... горцев, пробиравшихся до 8 тысяч человек и состоящих из сюргинцев, усиленных жителями деревень Казикумухского ханства".
В сентябре 1847 г. управление Казикумухским ханством перешло к ротмистру царской армии Агалар-беку, одному из представителей ханской фамилии. Одновременно русская администрация стремилась все больше ограничить власть лакских ханов, ликвидировать их политическую и экономическую самостоятельность. Вместе с тем наместники царя стремились подарками и чинами привлечь на свою сторону беков и сельских старшин. Так, в письме князя Аргутинского царю говорится: „... Я всегда, конечно, был того мнения, что гораздо полезнее отдавать деревни бекам, этим влиятельным лицам в мусульманском народонаселении края, потому что, связывая таким образом их собственные выгоды с выгодами правительства, мы приобретем в них таких приверженцев которые сохранят нам тишину и покорность в своих деревнях".
Популярность имама Шамиля в Дагестане была огромна. Поэтому многие правители горцев на случай положительного исхода войны имама с русскими составляли для себя лазейки, поддерживая тайные связи с Шамилем. „... Воспитанный в духе того времени, - пишет С. Габиев, Аглар-хан был необуздан своих поступках и не подчинялся обычаям своей родины... Но в чем он оставался верным себе, так это в последовательном и постоянном содействии Шамилю".
Неудовлетворенное честолюбие, требовавшее неограниченной власти, не переставало волновать Аглар-хана. Просить русского царя об этом он не решался. Но сам всячески старался оказать свою власть к другим. И все сходило ему безнаказанно. Царский наместник боялся перехода Аглар-хана на сторону Шамиля. Хотя Аглар-хан оказывал помощь русским по первому их требованию, он не забывал и о тайной поддержке движения мама. Известно, что Аслан-хан часто выручал Шамиля при трудных обстоятельствах. Под Закаталами, не зная об установленной русскими засаде, имам рано утром решил спуститься в долину со своими мюридами, чтобы дать там бой. Предчувствуя катастрофу, Аглар-хан ночью предупредил Шамиля о засаде, а своим сотням приказал стрелять по мюридам только холостыми патронами.
Зная об отношениях Аглар-хана, Шамиль не упускал возможности подчеркнуть, что Казикумух входит в состав имамата, поэтому в 1847 г. имам обратился к лакцам с воззванием, где говорилось: „... От властелина правоверных Шамиля повеление казикумухцам: Клянусь всем вам, я предваряю, что настало время, в которое вы должны чувства души вашей обратить к богу, жертвовать жизнью и восстать против врагов божьих, если ы веруете в Аллаха и его пророка; иначе оставьте край ислама перейдите в земли неверных, ибо земной шар обширен. Знайте что я не буду щадить кровь и состояние ваше и направлю на вас своих наибов, потому что вы есть помощники, путеводители и крылья неверных, и охранители путей, и врага правоверных, открывая вам сие, представляю на волю каждого быть правоверным или неверным. Да оповестит ведающий о сем не ведающему".
В 1850 г. имам Шамиль вновь попытался овладеть Кумухом с этой целью из Чоха был послан небольшой отряд мюридов в Камаша для разведки сил русских. Однако русский гарнизон в Кумухе был усилен. Мюриды не решились захватить его.
В 1856 г. русское командование подтянуло к границам Казикумухского ханства и Аварии огромную армию. После покорения Чечни в 1858 году началось наступление на последнее пристанище Шамиля - Гуниб. Под давлением превосходящих сил 27 августа 1859 года имам Шамиль вынужден был сдаться в плен князю А. И. Баратинскому.
Закончив с покорением Дагестана, царское правительство после смерти Аглар- хана официально ликвидировало Казикумухское ханство, все ханские земли были распределены между 23 семействами ханского дома, а управление Казикумухским округом было поручено русскому штабс-офицеру.
В 1860 г. царское правительство издало „Положение об управлении Дагестанской областью и Закатальским округом", в котором подтверждалась ликвидация Казикумухского ханства и образование Казикумухского округа. Начальник округа теперь стал решать все вопросы гражданских и уголовных дел в Лакии.
Исходя из этого положения, 15 сентября 1860 г. Казикумухский округ был разделен на 4 наибства: Кумухское, Вицхинское, Мукарское, Аштикулинское. При этом в Кумухское наибство входили: Бухцанах, Туванихалу (отселки), Ханаджи, Табахлу, Вильтах, Хури, Хурукра, Шара, Тоьхчар, Хуржи, Хунхъ, Цушар, Гамиях, Кацран, Джафар-Махи, Бурши, Чаравалу, Хулисма, Халаки, Чуртах, Тулизма, Шовкра, Говкра, Чуши, Читур, Кулушац.
Соответственно в Вицхинское наибство входили: Унчукатль, Камаша, Багекла, Кума, Куркли, Турчи, Чукна, Куба, Кара, Кунди, Шахьува, Гьайми, Шуши, Ахар, Вираты, Куци, Иниша, Арчуты, Къани, Кукни.
В Мукарское наибство входили: Ури, Хъурхъи, Камахъал, Бухты, Шанги, Палисма, Шитли, Кигьерчи, Мукар, Хуты, Ханар, Буритти, Варай, Убра, Ницовкра, Марки, Дучи, Кутра, Арчи, Шали, Чита, Дусрек, Косрода, Мугра, Чаори, Чиляйми, Кучра.
В Аштикулинское наибство входили: Чирах, Буркихан, Амукъ, Анклух, Цирха, Хадуц, Санджи, Кунки, Хосрех, Кули, Сумбатль, Цокра, Вачи, Кая; отселки - Уллауртти, Тукат, Чахат, Барних, Лукичунухъ, Ялуки, Чурнухъ, Шарав-Махи, Тикра, Хойми, Сухьи, Хойхъи, Цыша.
В июле 1860 г. царская администрация разослала инструкции для начальников округов Дагестана, в которых были разработаны права и обязанности военных и окружных начальников и наибов; временные правила о порядке разбора дел в судах о порядке выбора депутатов и кадиев в эти суды; инструкции об отношениях военных начальников, отделов к Окружным управлениям.
Наибства возглавляли наибы, назначенные из числа местной знати, известной своей преданностью русской администрации и знанием языка, нравов и обычаев лакского населения.
26 апреля 1868 года было утверждено Положение о сельских обществах Дагестанской области, которое утвердило состав сельского управления: сельский сход, старшина, кадий, сельский суд. К участию в сходе допускалось только по одному старшему члену от каждого семейства. Сельский сход созывался старшиною, наибом и другими начальствующими лицами. Согласно этому Положению в ведении сельского схода находились выборы сельских должностных лиц, решение о приеме и "удалений членов общества, должностных лиц, наблюдение за правильным расходованием заката и всех пожертвований в пользу мечети, распределение общественных земель, назначение казенных податей и повинностей, призрение круглых сирот, бедных, престарелых, дряхлых, увечных членов общества и нетрудоспособных.
В последующие годы беки и другие лакские владетели назначались наибами, занимали другие руководящие посты в окружном управлении. Фактически в их руках по-прежнему оставалось сельское управление. Что касается мусульманского духовенства, то с окончанием войны с Шамилем царизм стремился всячески ограничить его политическую и экономическую власть на местах, оставив им выполнение чисто религиозных функций.
В Казикумухе число представителей бекского сословия и старшин, причисленных к сословию дворянства, во второй половине XIX века составляло более 820 человек. Царское правительство возводило людей этого сословия в чины потомственного русского дворянства, сохраняло в их руках земли и пастбища. Таким образом, русская администрация в своей так называемой военно-народной системе управления Казикумухским ханством опиралась на бекско-старшинское сословие.
Одним из прогрессивных мероприятий в Лакии стала отмена работорговли. Русская администрация освободила ряд лакских селений от рабской зависимости и запретила работорговлю. В связи с этим число рабов в Казикумухском округе резко сократилось. А в 1865 году царское правительство приступило к окончательной ликвидации рабства в Дагестане. Специальным распоряжением была запрещена торговля рабами на всех местных торговых рынках.
В 1867 году в Казикумухском округе было, в основном, закончено освобождение рабов путем выкупа на основании „полюбовного" соглашения владельцев с рабами. Выкупная стоимость рабов определялась следующим образом: для взрослого раба -от 100 до 180 руб.; для рабыни - 100 рублей; для несовершеннолетних обоего пола - от 50 до 100 рублей. Кто не мог платить выкупную сумму, должен был отработать ее стоимость рабовладельцу. Русская администрация приписывала рабов к сельским обществам по месту жительства, снабдив их специальными свидетельствами об освобождении. В целях оказания им помощи в течение 8 лет бывшие рабы освобождались от государственных налогов, а также им выделялась определенная денежная сумма.
Следующим положительным актом царского правительства в Лакии была отмена райятской зависимости. Процесс этот не являлся единовременным актом. Часть райятских селений была освобождена еще в период правления Аглар-хана. Однако все же подавляющее большинство лакских райятских селений продолжало оставаться в зависимом положении от потомков кумухского ханского дома. С развитием в Дагестане товарно-денежных отношений местные феодалы, заинтересованные в увеличении своих доходов, усиливают эксплуатацию райятского сословия. Так, кумухские беки, используя свои права и привилегии, широко применяли методы самовольного захвата общинных земель в райятских селах. Все это вызывало аппеляции крестьян к органам царской администрации.
Еще в 1864 году жители райятских селений: Хорсех, Чарах, Ашты, Кумки, Олюк, Худуц, Аплук, Цырха, Санджи, Пара, Тюхчар, Гамиях, Коцран, Хурхи, Тулезма, Хулесма, Арчи, Шали, Халаки обратились с прошением об освобождении их от податей и повинностей в пользу беков. В 1885 году жители селений Шали, Лал, Куцри, Хулисма, Куми, Куркли, Ханар, Цуки вновь просили русскую администрацию освободить их от непомерных податей и повинностей. Видя растущее недовольство среди лакского крестьянства, царская администрация решила пойти на их освобождение. С этой целью была учреждена сословно-поземельная комиссия для определения прав зависимых сословий. Одновременно решение этого вопроса было предоставлено представителям бекскоханских фамилий, которые умышленно затягивали это дело под любым предлогом. В результате лакское крестьянство, как и жители Дагестана, испытывало двойной гнет - как со стороны местной знати, так и от царской администрации. В первом случае жители должны были отрабатывать многие повинности и нести натуральную дань, а во втором - платить царю непомерные налоги