НИТИ СУДЬБЫ, ВЕРЕТЕНО И ПРЯЛКА В СЛАВЯНСКОЙ ТРАДИЦИИ

Следует отметить, что как образ нити судьбы, так и орудия прядения имели у славян космический характер.
В этом нас убеждают не только приводившиеся выше сербские данные, где нить судьбы тянется из неба или из той рощи, где родился Христос.
Приводимое А.Н. Афанасьевым поверье люнебургских славян о пряхе на месяце показывает, что в славянской мифологии пряха могла иметь космический характер, что находит свою параллель в мифах других индоевропейских народов.
«Народная загадка прямо уподобляет солнечный луч веретену: «из окна в окно готово веретено».
В славянских сказках сохранилось воспоминание о чудесной самопрялке, прядущей чистое золото, о золотых и серебряных нитях, спускающихся с неба». В сербской песне в частности говорится: «Когда счастие отделяется от несчастия, темная ночь от белого дня», т.е. на рассвете. Хоть песня больше не сообщает никаких подробностей о границе счастья и несчастья, стоит вспомнить, что в одном из своих двух аспектов планета Венера у многих народов была известна как «утренняя звезда», в силу чего нельзя исключать связь этого небесного светила с понятием судьбы.
Если у южных славян отделение ночи от дня ассоциировалось с отделением счастья от несчастья, то у восточных славян существовал ритуальный запрет на прядение в противостоящий ему момент вечера, т.е. отделения дня от ночи: «В Новосибирской области среди потомков переселенцев с Украины и южных областей России был зафиксирован запрет на прядение или вязанье на закате солнца. Видимо, в момент захода (временного умирания) светила нельзя было что-либо создавать, чтобы не нарушить мировой гармонии...»
Весьма показательно, что в то время как у сербов один поворотный момент суток связывался с понятием доли, у восточных славян существовало представление о недопустимости прядения в другой поворотный момент. Данное обстоятельство вновь указывает на внутреннюю связь прядения и определения доли.
Общеславянское слово веретено родственно др.-инд. vartanam ср. «вращение, катание, хождение взад и вперед», также «прялка», vartulas «круглый», vartanl «пряслице», ср.-в.-н. wirtel «пряслице» и кимр. gwerthyd «пряслице». На древность этого орудия труда у наших предков указывает и то, что его название было заимствовано финнами varttana, vartana, varttina.
Само слово веретено было образовано от глагола вертеть, однако от него же было образовано и слово время, др.-русск. веремя. С этим же ремеслом связано в русском языке и такое временное понятие, как сутки, которое, как отмечал М. Фасмер, было образовано из су- и тъка, связанного с понятием тыкать, т.е. фактически сутки означали «стык дня и ночи». Однако глагол тыкать связан с такими словами, как ткать, тку, др.-русск. тъкати, тъку. Исходя из этого, Л.В. Савельева понимала значение слова сутки как «то, что соткано», а время — как «то, что вертится», «вечная вертушка».
Связь процесса прядения с понятием времени нашла свое отражение и в других примерах. Так, в Псковском регионе был известен термин пряжей, обозначавший «бабий счет времени» по изготовленной пряже. В некоторых местах Польши период от Крещения до Пасхи называли «ткацким годом». Более чем показательна в этом свете и русская загадка о годе:
Стоит дом в двенадцать окон
В каждом окне по четыре девицы,
У каждой девицы по семь веретен,
У каждого веретена разное имя.
Об этом же свидетельствует и многоообразная символика основного орудия для прядения. Как показывают исследования, прялка была у славян не только орудием труда, но и весьма важным символом, вписанным в восходящую к эпохе индоевропейской общности мифо-магической картине мира.
Проанализировавшая под этим углом комплекс представлений, соотносящихся с этим одним из основных орудий женского труда, С.В. Жарникова пришла к следующим выводам: «Наличествующие на северорусских прялках фаллические изображения или вырезанные или процарапанные надписи, представляющие собой только одно слово, обозначающее в русской профанной лексике мужское производящее начало, свидетельствуют о том, что прялка, вероятно, являлась своеобразным символом мужского начала, участвовала в процессе прядения, аналогичному акту творения жизни.
Во-вторых, прялка в северорусской традиции, судя по строго фиксированным числовым отношениям геометрических элементов (часто кратным семи) была, вероятно, своеобразным календарем, символом упорядоченного, цикличного времени.
В-третьих, прялка, тесно связанная с символикой воспроизводства, плодородия, должна была играть значительную роль в отправлении культа предков — подателей плодородия. В этом своем качестве она, вероятно, в течение долгого времени выполняла роль надмогильного памятника. В этом убеждает тот факт, что в Сербии еще в XVIII в. архиепископ Павел Ненадович требовал от своей паствы ставить на могилах кресты, вместо «воздружаемых» по обычаю прялок. Кроме того, думается, что не случайно нуристанские надмогильные резные доски совершенно идентичны по форме и декору северорусским прялкам и швейкам. И, наконец, очень показательно то, что резной трехгранно-выемчатый декор, покрывающий всю поверхность каменных надмогильных плит Московского Кремля XIV—XV вв., абсолютно аналогичен резному декору северорусских прялок конца XIX — начала XX в.
В-четвертых, судя по структуре орнаментальных комплексов северорусских прялок, они являлись своеобразным зримым образом Вселенной, «древа жизни» и воплощали в себе идею первотворения, или первой божественной пары создателей мира. Это находит ясную параллель в гимнах «Ригведы», утверждающих, что первотворцы мира — Адити, двуполы Пуруша и Рудра, состоящие из двух половин — мужской и женской, непременно связаны с деревом, лесом, а материалом Вселенной были дерево и пряжа». Другие исследователи также отмечают наличие мотива мирового дерева на русских прялках.
Стоит отметить, что орнаментация прялок носит ярко выраженный индоевропейский характер: так, например, ближайшую аналогию трехгранно-выемчатой резьбе северорусских прялок мы находим в Осетии, Армении, Иране, горной части Таджикистана, Гиндукуше, Северо-Западной Индии, но она абсолютно не свойственна нашим ближайших соседям финно-уграм.
В более поздней своей работе С.В. Жарникова определила прялку как воплощение Верховного Изначального Божества и символ плодородия, способствовавший увеличению плодородия всего живого на Земле. Когда пряха, совершая священный в своей основе, соотнесенный с творением жизни, акт прядения нити, то она, по мысли исследовательницы, выступала в роли безличного вечного женского Вселенского начала, единение которого с мужским первоначалом порождало весь вычлененный из Хаоса Космос.
Как отмечала Н.А. Криничная, в архаическом обществе искусству прядения, плетения обучали чаще всего в период временной изоляции девушки перед достижением половой зрелости, когда она готовилась в тайном обществе женщин к обряду инициации. Как видим, прядение в древних обществах было не просто ремеслом, но и важным символическим актом, несущим многообразную религиозную и магическую смысловую нагрузку.
Отголоски космогонического значения данного ремесла сохранились и в славянской традиции: «Символика космического творения присутствует в легендах о происхождении ткачества как ремесла, а также в поверьях, например, о том, что паук «свет сновал» (основал), или что Бог создал ветер для того, чтобы порвать паутину, из которой паук плел второе небо и которая мешала людям видеть истину и вводила в грех». Очевидно, что последнее поверье возникло уже в эпоху патриархата и несет на себе отголосок борьбы с прежними верованиями, связанными с этим ремеслом, которое, в данном случае, определяется как вредящее людям.
«...перед тем, как уложить в зыбку новорожденного, ее окручивали нитками с прястня пряжи, спряденного с молитвой в святки. Концы нити, снятые с веретена, а затем и с зыбки, связывали и клали под голову младенца.
Эти магические действа призваны были обеспечить ему долгую и счастливую жизнь». Именно нитью связаны с кораблем и русалки-берегини в русской вышивке. Понятно, что образ берегинь возник у наших далеких предков раньше изобретения ткачества, однако к XIX в. символика нити оказалась перенесенной и на этих древних духов-хранительниц.
Современные исследователи отмечают: «Начало ткачества ассоциируется с рождением человека, а его окончание — со смертью. Когда начинали ткать, следили, чтобы воротило не было голым, а обернутым нитями, иначе будущий ребенок будет «голым», то есть бедным всю жизнь.
В Полесье верили, что если заканчивать тканье «против ночи», то и умирать будешь в ночь. Если человек входил в дом во время окончания тканья, говорили, что у вошедшего век короткий, он скоро умрет...» Показательно, что у восточных славян пуповину новорожденной девочке зачастую перерезали на веретене или прялке.
В Новгородских землях известно следующее гадание: в Великий четверг пряли левой рукой нити на каждого члена семьи и привязывали к березе: у кого пропадет нить, тот должен будет умереть.
С другой стороны, подобным же образом можно было обеспечить магическое исполнение своего желания: «Девушки в Чистый четверг, до восхода солнца, прядут немного ниток левой рукой. Таким прядением программируют дальнейшую судьбу.
Привязывая изготовленные необычным способом нити вместе с лоскутками в Егорьев день на дерево, задумывают желание, которое должно непременно исполниться». Обращает на себя внимание, что в обоих случаях нить была связана с деревом. Последнее, как было показано выше, было связано с образом богини-дерева, а прядение также входило в сферу деятельности языческих богинь.
И это был далеко не единственный пример сохранения в отечественной традиции представления о влиянии прядения на судьбу человека. Известны случаи, когда во время празднования святок за прялку иногда садились ряженые старухи: «Так, согласно описанию одного из них, старухи, одеваясь «шишиморами» (кикиморами), приходили на беседу, усаживались на полатях и, свесив ноги с бруса, ставили между ними прялку (копыл) и в такой позе пряли. Тот факт, что старухи, будучи ряженными, представляют собой самих мифических прях, не вызывает сомнений. Знаменательно, что в качестве таковых они появляются именно на беседе, где, в сущности, программируется судьба достигших половой зрелости парней и девушек.
Не случайно также, что действие старух, ряженных под мифических прях, совершается именно в ночь перед Рождеством: этот сакральный час содержит в себе элементы прошлого, настоящего и будущего». Еще одним «сниженным» вариантом представления о прядущих нить жизни девах судьбы было такое русское гадание: «По нити, спряденной девушкой, предсказывали ее судьбу: если мокрая — муж будет пьяницей, если неровная, с узлами — жизнь будет несчастная, если сухая, ровная — жизнь будет хорошей, гладкой».
Представление о нити судьбы присутствует в славянском фольклоре в связи со всеми значимыми моментами жизни человека. «Можно думать, — отмечал А.А. Потебня, — что в следующей Петровочной песне белая пряжа — символ самой девицы, которая ее белит. Пряжа разделяет участь самой девицы: она тонка и бела, если та выйдет за милого и будет любима; толста и не бела в противном случае...»
Использовали нить и в святочных гаданиях: пряли «наопак» (наоборот) две нити, одну для жениха, другую для невесты, и опускали их недалеко друг от друга в воду, налитую на сковородку. Если нити сойдутся вместе и «завьются», это предвещало свадьбу, если разойдутся — то нет.
Данный образ прилагается не только к браку, но и к битве и смерти: «Ой у город! у Отобурi Да двi квiтки вьеться: Що шд городом Отобуром Там Овраменко бьеться. Ой у город! у Отобурi да двi квiтки звито; А шд городом, шд Отобуром Там Овраменка убито».
О кикиморе было зафиксировано следующее представление: «Когда привидится она с прялкой на передней лавке, быть в той избе покойнику». Представление о связи нити с жизнью и смертью отразилось и в русской поговорке «Жизнь висит на нитке, а думает о прибытке».
С процессом ткачества оказывался связан и переход из одного состояния в другое для парней в другой славянской традиции: «У сербов ритуальное ткачество связано с обрядом перехода юношей в группу зрелых мужчин, который совершался в день св. Георгия ( 23.IV ), — девушки за одну ночь готовили для парней новую мужскую одежду: обнаженные и с распущенными волосами, они пряли шерсть, ткали полотно и шили штаны и пояса».
С символикой нити было связано изменение не только возрастного статуса, но и изменение места жительства. В Белоруссии был описан следующий обряд перехода семьи в новое жилище: «При первом вступлении в новоотстроенный дом («пираходины») через раскрытую дверь туда бросается клубок ниток: держась за нитку, семьяне входят в дом по старшинству. В немногих местностях хозяин входит в дом (по нитке же) один, а когда семьяне возьмутся за нитку, он притягивает их внутрь избы...»
Бросание клубка в новый дом, еще неосвоенное пространство, напоминает об указывающем путь герою клубке бабы-яги в славянских сказках. Не меньшую ценность представляет и образ нити, объединяющей воедино всех членов семьи при этом переходе, равно как и то, что в некоторых случаях старший втягивает ниткой остальных членов семьи в новый дом.
Выше мы уже приводили текст охотничьего заговора с образом прядущей Богоматери, выступающей в нем в чрезвычайно архаичной роли богини-хозяйки животных. С этим заговором можно сопоставить данные о том, что у русских женщин Восточного Казахстана (в районе Алтая) существует запрет на прядение на то время, когда муж собирается на охоту. Очевидно, что этот запрет возник из убеждения, что данное действие может помешать удачной охоте