(15) Масайтис В.Л. . Продолжаем публикацию книги первооткрывателя Попигайских алмазов доктора геолого-минералогических наук, профессора Масайтиса В.Л. « Там, где алмазы» . ***** ОБРАЗЕЦ №... В начале января 1971 г., уже во втором часу ночи, у нас дома раздался телефонный звонок. – В попигайских породах алмазы! – услышал я взволнованный голос Мурата. Я задал несколько недоуменных вопросов, и стало ясно, о чем идет речь. Дело в том, что часть небольших кусочков пород из нашей коллекции мы отправили в Якутск, где при содействии начальника геологической экспедиции Ю. Н. Петрова, близкого друга Мурата, из них должны были в мастерской экспедиции изготовить шлифы. Основная их часть была заказана в институте, но его мастерская была перегружена, а мы хотели получить шлифы как можно скорее. При содействии Ю. Н. Петрова мы передали часть материала в мастерскую Якутского геологического управления. При обработке одного из небольших образцов тагамита там произошло следующее: шлифовальный круг взвыл, и мотор тут же выключили. Из кусочка породы выступил царапавший круг какой-то твердый минерал, в котором заподозрили алмаз. Ю. Н. Петров, приехавший в Ленинград в командировку, привез с собой этот осколок породы и передал его Мурату с соответствующими комментариями. Он сообщил, что был еще один образец с подобным твердым зерном, но оно полностью выкрошилось при шлифовании. Важно было уяснить, где отобран образец с твердым минералом, и я спросил Мурата по телефону, какой номер написан на бумажной этикетке. Он не сразу ответил, видимо, этикетка была запачкана, цифры трудно было разобрать. «1738» – наконец, прозвучал ответ. «1738?» – повторил я с сомне-нием. Я отчетливо помнил, что мои порядковые номера в полевом дневнике в интервале 1700–1750 относятся к району правобережного водораздела Попигая в 15–20 километрах ниже устья Рассохи. Но откуда там взялся тагамит? Этот участок располагался уже за пределами кратера, там встречались только карбонатные кембрийские породы, перекрывающие их пермские песчаники и местами тонкий покров размытых выбросов аллогенной брекчии. Утром мы встретились с Муратом в институте. Он еще раз рассказал мне и Татьяне историю про твердое включение и вытащил из кармана небольшой кусочек породы с плоской поверхностью среза. На ней выступал полупрозрачный зеленовато-желтый минерал размером с половину спичечной головки. Порода представляла собой тагамит, в этом не было сомнений. Но откуда он? Проверка документации показала, что в нашем каталоге под №1738 не значатся какие-либо образцы, тем более тагамиты. Это поставило нас в тупик – номер на этикетке к кусочку породы был явно перепутан, но как определить, откуда он взят. В разных местах кратера было отобрано 60 несколько сотен образцов тагамитов, номера их были совершенно разными, как установить, что за ошибка допущена при записи? Мы решили проверить все образцы, номера которых начинаются с цифры 17. Действительно, первые полсотни точек наблюдений и взятых образцов относились к правобережью Попигая. А дальше в каталоге было записано, что образцы с последующими номерами взяты на возвышенности Маячика-Керикете. Нам здорово повезло: первый же из них оказался под номером 1783. Неужели в этикетке были переставлены только две последние цифры? Попигайские коллекции были уже разложены по шкафам, и мы без труда нашли штуф тагамита размером с пачку папирос, на сопровождающей этикетке значилось: «№1783. Место взятия – Маячика-Керикете». Сомнений не было: тагамит был по виду точно такой же, как и в осколке для шлифа! Зернышко минерала, торчавшего в нем, ничем не напоминало алмаз. Правда, оно царапало стекло, но могло относиться и к некоторым минералам, приближающимся по твердости к алмазу, например, муассаниту или корунду. Кабинет знатока якутских кимберлитовых алмазов М. А. Гневушева, изучавшего их уже два десятка лет, находился во ВСЕГЕИ ниже этажом, и только он мог помочь разрешить наши сомнения. Он был главным геологом экспедиции, открывшей и разведывавшей многие россыпи алмазов и кимберлитовые трубки, тысячи алмазов из них прошли через его руки. Он долго разглядывал загадочный образец под бинокулярной лупой. – Блестит как алмаз, – сказал он в раздумье, – но для точной диагностики без рентгеноструктурного анализа не обойтись. Было решено, что я каким-либо образом отколю малую часть твердого зерна, а Гневушев договорится со специалистами из лаборатории и передаст его для исследования. Такой анализ пылинки минерала взялась провести С. И. Футергендлер, имевшая большой опыт рентгеностуктурных исследований крошечных зерен алмаза. Она работала в лаборатории одного из институтов в Ленинграде. Надо еще было как-то отколупать кусочек от едва выступающего на поверхности породы зернышка. Ни у Гневушева, ни у меня не было приспособлений для манипуляции с мелкими частицами. Мы долго думали, как отделить хотя бы пылинку, опасаясь, что при механиче ском воздействии зерно минерала может быть случайно уничтожено, и никто никогда не узнает, что он собой представлял. Неожиданно пришла мысль, как сделать так, чтобы при отколе частичка не улетела бы в сторону. Я слегка прижал к зерну плоскость стального лезвия, сверху прикрыл их пластилиновой лепешкой и сильно надавил на лезвие. Когда я поднял его, то увидел прилепившуюся к пластилину крохотную частицу. Процедура удалась! Частица была тщательно запакована в несколько конвертов, вложенных один в другой, и передана по назначению. Через несколько дней я позвонил по телефону и справился у С. И. Футергендлер о результатах. Была очень плохая слышимость, и я спросил Софью Израилевну, не найден ли в этом образце лонсдейлит. Надо сказать, что лонсдейлит, по имевшимся в то время рентгенографическим данным, рассматривался как гексагональная полиморфная модификация алмаза, известная только в алмазах из метеоритов и встреченная в тех из них, которые подверглись ударному сжатию в космосе или при падении на Землю. Такие алмазы были найдены в железном метеорите Каньон Дьябло и каменном метеорите Новый Урей. Поэтому обнаружение лонсдейлитсодержащего алмаза могло бы быть важным дополнительным доказательством ударного происхождения не только найденного зерна, но и заключающей его породы и всей Попигайской структуры в целом. Мой вопрос не был, по-видимому, расслышан. – А откуда вы взяли этот образец, не из метеорита ли? В нем присутствует лонсдейлит! – прозвучало вместо ответа. Говоря как можно громче, я объяснил, что это как раз то, что мы ищем, и образец этот из метеоритного кратера. Находка, которая хотя и была, по нашему мнению, вероятной, все же стала сенсационной, как это отметил позже в одной из своих статей профессор Д. П. Григорьев: алмаз, содержащий гексагональную фазу и встреченный в подвергшихся ударным воздействиям углеродсодержащих метеоритах, впервые обнаружен в земных породах! Маленький осколок с алмазом продолжал привлекать внимание. Я носил его в кармане и даже взял с собой в одну из поездок в Москву, где демонстрировал А. Д. Щеглову, с которым мы когда-то вместе учились в Горном институте. Недавно его перевели с поста директора ВСЕГЕИ заместителем министра геологии. Основная же часть образца, в осколке которого таился первый алмаз, была затем раздроблена и подвергнута воздействию смеси щелочей и кислот при нагревании. Эту сложную процедуру, при которой происходит полное растворение силикатной части породы и сохраняются только ее устойчивые минералы, выполнила в лаборатории института химик-аналитик Н. Ю. Бунакова. В остатке от термохимического разложения, лежавшем на бумажном фильтре, мы обнаружили свыше трех десятков маленьких желтоватых и зеленоватых невзрачных частиц такого же вида, как и твердое зерно в том самом кусочке тагамита. Лишь блеском и высокой твердостью они внешне выдавали свою принадлежность к царскому роду минералов. Рентгеноструктурный анализ подтвердил, что они представляют собой лонсдейлитсодержащие алмазы. Таким же способом затем был обработан еще ряд образцов, причем, кроме тагамитов, анализу подверглись и образцы зювитов. И почти во всех пробах в том или ином количестве были найдены такие же зерна! Все это означало, что алмазы встречаются в импактитах в разных местах кратера и не являются случайной находкой. В конечном счете, как выяснилось, путаница с номером первого образца не имела принципиального значения – алмазы встречались во многих из них. Таким образом, предположения, возникавшие неоднократно (в том числе еще в поле), что в кратере могут быть найдены алмазы, образовавшиеся при ударном сжатии графита гнейсов, оказались верными. Эти находки позволили по-новому оценить значение космического происхождения Попигайской структуры. Много лет спустя мне попались в руки публикации известного британского физика Сэмюэля Толански, исследователя оптических свойств алмазов. Еще в середине 60-х годов он высказал мнение о том, что алмазы, возникшие при высоких давлениях и температурах, могут быть найдены в породах лунных метеоритных кратеров, и считал возможным их обнаружение в поверхностном слое грунта Луны. С. Толански участвовал в программе «Аполлон» (кстати, его имя носит один из лунных кратеров) и исследовал образцы лунной пыли, однако признаков присутствия в ней алмазов не обнаружилось. В лунных породах не оказалось ни графита, ни других форм углерода, из которых могли бы образоваться алмазы, но Толански первым предсказал возможность образования алмазов в импактных кратерах. Кто мог знать, что за алмазами, образовавшимися при ударе и взрыве метеорита, совершенно не обязательно лететь на Луну! При исследовании коллекции попигайских пород нам удалось получить еще одно важное указание на источник материала, за счет плавления которого образовались импактиты. Химический анализ нескольких образцов показал их близость к составу древних кристаллических пород Анабарского щита. Более тщательное сравнение проанализированных тагамитов и зювитов с такими же породами, описанными в старых рукописных отчетах как «туфы», «туфолавы», «лавы», подтвердило, во-первых, их однотипность, хотя «туфы» и «лавы» были отобраны в разных местах кратера, а во-вторых, показало почти полное совпадение их составов с составом древних пород Анабарского щита. Стало ясно, что импактиты образовались при расплавлении этих кристаллических пород на месте падения космического тела. Об этом же говорили и многочисленные включения обломков гнейсов и их минералов в импактитах. Это было еще одним аргументом в пользу метеоритного происхождения Попигайской котловины. После того как в импактитах были сделаны первые находки алмазов, стала понятной причина наших неудачных попыток их найти еще во время летней экспедиции – ведь внешне они были совершенно не похожи на те, что встречаются в кимберлитах и которые мы надеялись увидеть в образцах пород или в промытых шлихах. Они были рождены совсем другим способом по сравнению с кимберлитовыми алмазами и поэтому отличались по внешнему виду и некоторым свойствам от этих своих собратьев по минеральному царству. Понимая важность полученных результатов, мы с М. А. Гневушевым и С. И. Футергендлер подготовили небольшую заметку в «Записки Всесоюзного минералогического общества», напечатанную в начале 1972 г. Она была первой и положила начало дальнейшим многочисленным публикациям об импактных алмазах. Их многочисленные находки указывали на необходимость детального геологического изучения Попигайского кратера и его алмазоносности. В феврале 1971 г. я подготовил основные положения программы работ по исследованию кратера согласно рекомендациям XIV Метеоритной конференции. Однако обнаружение алмазов значительно расширило эту программу. Следовало изучить также глубинное строение кратера, поискать следы ударившего тела, точно определить время его образования и т. д. К особой группе задач относилось изучение алмазоносности импактитов и возмож-ных россыпей алмазов, кроме того, надо было предусмотреть разработку различных методов изучения древних метеоритных кратеров, провести бурение скважин, различные лабораторные анализы и пр. Предполагалось, что в 1971–1975 гг. в работе по программе будут участвовать организации Министерства геологии, институты Академии наук. Более эффективной была информация о найденных нами доказательствах метеоритной природы котловины, о «метеоритных» алмазах в импактитах и о целесообразности проведения специальной работы по алмазоносности. Заместитель директора Д. В. Рундквист приложил написанные мною две страницы к официальному письму, направленному в середине мая в Министерство геологии СССР, а также в геологические организации, работающие в бассейне р. Попигай, – Институт геологии Арктики, Красноярское и Якутское геологические управления. Эта официальная бумага была первой в длинной веренице различных докладных записок, предложений, сообщений о результатах изучения алмазоносности, разосланных нами в 1971–1974 гг. в разные инстанции. Порой на них приходили совершенно неожиданные отклики, но большинство имело следствием включение в план и начало практических работ. Во время моей весенней командировки в Якутск начальник Якутского геологического управления И. Д. Ворона (которому я показывал все тот же кусочек тагамита с алмазом) поддержал нас и обещал содействие. А заведующий геофизической лабораторией Института мерзлотоведения В. С. Якупов, выслушав мой рассказ о кратере, не колеблясь, решил организовать электроразведку для определения глубины залегания брекчий и для этого послать летом в Попигай специальный геофизический отряд. Примерно тогда же сотрудник нашего института А. П. Никольский, занимавшийся геологией Украинского щита, выступил с докладом о расположенном там Болтышском вулкане. О Болтышской впадине шла речь еще во время нашего первого сообщения о Попигайском кратере в ноябре прошлого года, и А. П. Никольский незадолго до своего выступления попросил меня посмотреть некоторые шлифы пород из пробуренных там скважин. Породы считали застывшей вулканической лавой, они действительно напоминали ее, поскольку основную их часть составляло стекло. Однако мелкие включения гранитов и их минералов в этом стекле обнаруживали явные признаки ударного метаморфизма, о чем я и сообщил А. П. Никольскому. То же я повторил и в прениях по его докладу, автор которого полагал, что имеет дело с остатками вулканической постройки. Позже я узнал, что украинские геологи В. А. Голубев и Г. М. Карпов представили год или два назад статью о том, что Болтышская впадина на самом деле представляет собой метеоритный кратер, но получили из редакции журнала разгромный отзыв. К сожалению, тогда им не были известны надежные петрографические признаки ударно-преобразованных пород. Довольно быстро и А. П. Никольский понял их значение и переменил свое мнение о Болтышском «вулкане». Первые публикации о Попигайском кратере появились и в зарубежной печати. Е. Л. Кринов, доктор геолого-минералогических наук, известный исследователь места падения Сихотэ-Алинского метеоритного дождя, сообщил мне, что получил письмо из США от Брендона Баррингера, президента Barringer Crater Company, владеющей Аризонским метеоритным кратером, с просьбой прислать ему статью о Попигае. На годичном собрании Метеоритного общества в Тюбингене (Германия) должно было состояться награждение Е. Л. Кринова медалью Леонарда за достижения в области метеоритики. Я тоже получил от Брендона Баррингера приглашение приехать в Тюбинген, однако возможность участвовать в годичном собрании Метеоритного общества появится лишь два десятка лет спустя… Пока я летал в Якутск, во ВСЕГЕИ пожаловал гость из Новосибирска, также заинтересовавшийся метеоритным кратером. Это был Ю. А. Долгов, заведующий лабораторией академического института. Несколько часов он сидел в кабинете № 102 вместе с Татьяной, которая подробно рассказывала о нашей экспедиции 1970 г., демонстрируя образцы алмазоносных тагамитов, шлифы ударно-метаморфизованных пород. Гость был очень доволен встречей и вежливо благодарил Татьяну, не упомянув, правда, о своих дальнейших намерениях познакомиться с алмазоносными породами поближе. Впоследствии мы узнали, что Д. И. Мусатов, главный геолог одной из экспедиций из Красноярска, в начале лета поспешно отправился на вертолете в Попигайскую котловину, взял там пробы пород и затем попытался обнаружить в них алмазы. Я видел потом эти частично обработанные пробы – тонкий порошок, получившийся из переизмельченного при дроблении тагамита. Зерна алмазов, которые могли там встретиться, конечно, обратились в пыль, и Мусатову найти в пробах ничего не удалось. По возвращении из поездки, приводя в порядок ворох многочисленных бумаг, я случайно наткнулся на несколько страниц, написанных моей рукой еще до экспедиции, начавшейся в июле прошлого года. В черновом наброске геологии Попигайской котловины предположительно были намечены основные ее особенности, исходя из идеи о космическом происхождении. Неразборчивая рукопись где-то долго валялась, о ней не было нужды вспоминать, так как лавина новых и неожиданных наблюдений как бы погребла под собой все робкие догадки, сделанные еще перед первой поездкой. Перечитав эти страницы, я поразился совпадению многих положений, основанных исключительно на анализе имевшихся ранее материалов, с результатами, полученными во время полевых работ. Самыми удивительными были строки, в которых упоминались графит и алмаз! (продолжение следует) Фото: Масайтис В. Л. Попигайские алмазы
НКГРЭ
ТАМ, ГДЕ АЛМАЗЫ...
(15)
Масайтис В.Л.
. Продолжаем публикацию книги первооткрывателя Попигайских алмазов доктора геолого-минералогических наук, профессора Масайтиса В.Л. « Там, где алмазы»
. *****
ОБРАЗЕЦ №...
В начале января 1971 г., уже во втором часу ночи, у нас дома раздался телефонный звонок.
– В попигайских породах алмазы! – услышал я взволнованный голос Мурата.
Я задал несколько недоуменных вопросов, и стало ясно, о чем идет речь. Дело в том, что часть небольших кусочков пород из нашей коллекции мы отправили в Якутск, где при содействии начальника геологической экспедиции Ю. Н. Петрова, близкого друга Мурата, из них должны были в мастерской экспедиции изготовить шлифы. Основная их часть была заказана в институте, но его мастерская была перегружена, а мы хотели получить шлифы как можно скорее. При содействии Ю. Н. Петрова мы передали часть материала в мастерскую Якутского геологического управления. При обработке одного из небольших образцов тагамита там произошло следующее: шлифовальный круг взвыл, и мотор тут же выключили. Из кусочка породы выступил царапавший круг какой-то твердый минерал, в котором заподозрили алмаз. Ю. Н. Петров, приехавший в Ленинград в командировку, привез с собой этот осколок породы и передал его Мурату с соответствующими комментариями. Он сообщил, что был еще один образец с подобным твердым зерном, но оно полностью выкрошилось при шлифовании.
Важно было уяснить, где отобран образец с твердым минералом, и я спросил Мурата по телефону, какой номер написан на бумажной этикетке. Он не сразу ответил, видимо, этикетка была запачкана, цифры трудно было разобрать. «1738» – наконец, прозвучал ответ. «1738?» – повторил я с сомне-нием. Я отчетливо помнил, что мои порядковые номера в полевом дневнике в интервале 1700–1750 относятся к району правобережного водораздела Попигая в 15–20 километрах ниже устья Рассохи. Но откуда там взялся тагамит? Этот участок располагался уже за пределами кратера, там встречались только карбонатные кембрийские породы, перекрывающие их пермские песчаники и местами тонкий покров размытых выбросов аллогенной брекчии.
Утром мы встретились с Муратом в институте. Он еще раз рассказал мне и Татьяне историю про твердое включение и вытащил из кармана небольшой кусочек породы с плоской поверхностью среза. На ней выступал полупрозрачный зеленовато-желтый минерал размером с половину спичечной головки. Порода представляла собой тагамит, в этом не было сомнений.
Но откуда он? Проверка документации показала, что в нашем каталоге под №1738 не значатся какие-либо образцы, тем более тагамиты. Это поставило нас в тупик – номер на этикетке к кусочку породы был явно перепутан, но как определить, откуда он взят. В разных местах кратера было отобрано 60 несколько сотен образцов тагамитов, номера их были совершенно разными, как установить, что за ошибка допущена при записи?
Мы решили проверить все образцы, номера которых начинаются с цифры 17. Действительно, первые полсотни точек наблюдений и взятых образцов относились к правобережью Попигая. А дальше в каталоге было записано, что образцы с последующими номерами взяты на возвышенности Маячика-Керикете. Нам здорово повезло: первый же из них оказался под номером 1783. Неужели в этикетке были переставлены только две последние цифры? Попигайские коллекции были уже разложены по шкафам, и мы без труда нашли штуф тагамита размером с пачку папирос, на сопровождающей этикетке значилось: «№1783. Место взятия – Маячика-Керикете». Сомнений не было: тагамит был по виду точно такой же, как и в осколке для шлифа! Зернышко минерала, торчавшего в нем, ничем не напоминало алмаз. Правда, оно царапало стекло, но могло относиться и к некоторым минералам, приближающимся по твердости к алмазу, например, муассаниту или корунду. Кабинет знатока якутских кимберлитовых алмазов М. А. Гневушева, изучавшего их уже два десятка лет, находился во ВСЕГЕИ ниже этажом, и только он мог помочь разрешить наши сомнения. Он был главным геологом экспедиции, открывшей и разведывавшей многие россыпи алмазов и кимберлитовые трубки, тысячи алмазов из них прошли через его руки. Он долго разглядывал загадочный образец под бинокулярной лупой. – Блестит как алмаз, – сказал он в раздумье, – но для точной диагностики без рентгеноструктурного анализа не обойтись.
Было решено, что я каким-либо образом отколю малую часть твердого зерна, а Гневушев договорится со специалистами из лаборатории и передаст его для исследования. Такой анализ пылинки минерала взялась провести С. И. Футергендлер, имевшая большой опыт рентгеностуктурных исследований крошечных зерен алмаза. Она работала в лаборатории одного из институтов в Ленинграде.
Надо еще было как-то отколупать кусочек от едва выступающего на поверхности породы зернышка. Ни у Гневушева, ни у меня не было приспособлений для манипуляции с мелкими частицами. Мы долго думали, как отделить хотя бы пылинку, опасаясь, что при механиче ском воздействии зерно минерала может быть случайно уничтожено, и никто никогда не узнает, что он собой представлял. Неожиданно пришла мысль, как сделать так, чтобы при отколе частичка не улетела бы в сторону. Я слегка прижал к зерну плоскость стального лезвия, сверху прикрыл их пластилиновой лепешкой и сильно надавил на лезвие. Когда я поднял его, то увидел прилепившуюся к пластилину крохотную частицу. Процедура удалась! Частица была тщательно запакована в несколько конвертов, вложенных один в другой, и передана по назначению.
Через несколько дней я позвонил по телефону и справился у С. И. Футергендлер о результатах. Была очень плохая слышимость, и я спросил Софью Израилевну, не найден ли в этом образце лонсдейлит. Надо сказать, что лонсдейлит, по имевшимся в то время рентгенографическим данным, рассматривался как гексагональная полиморфная модификация алмаза, известная только в алмазах из метеоритов и встреченная в тех из них, которые подверглись ударному сжатию в космосе или при падении на Землю. Такие алмазы были найдены в железном метеорите Каньон Дьябло и каменном метеорите Новый Урей. Поэтому обнаружение лонсдейлитсодержащего алмаза могло бы быть важным дополнительным доказательством ударного происхождения не только найденного зерна, но и заключающей его породы и всей Попигайской структуры в целом.
Мой вопрос не был, по-видимому, расслышан.
– А откуда вы взяли этот образец, не из метеорита ли? В нем присутствует лонсдейлит! – прозвучало вместо ответа. Говоря как можно громче, я объяснил, что это как раз то, что мы ищем, и образец этот из метеоритного кратера. Находка, которая хотя и была, по нашему мнению, вероятной, все же стала сенсационной, как это отметил позже в одной из своих статей профессор Д. П. Григорьев: алмаз, содержащий гексагональную фазу и встреченный в подвергшихся ударным воздействиям углеродсодержащих метеоритах, впервые обнаружен в земных породах! Маленький осколок с алмазом продолжал привлекать внимание. Я носил его в кармане и даже взял с собой в одну из поездок в Москву, где демонстрировал А. Д. Щеглову, с которым мы когда-то вместе учились в Горном институте. Недавно его перевели с поста директора ВСЕГЕИ заместителем министра геологии. Основная же часть образца, в осколке которого таился первый алмаз, была затем раздроблена и подвергнута воздействию смеси щелочей и кислот при нагревании. Эту сложную процедуру, при которой происходит полное растворение силикатной части породы и сохраняются только ее устойчивые минералы, выполнила в лаборатории института химик-аналитик Н. Ю. Бунакова. В остатке от термохимического разложения, лежавшем на бумажном фильтре, мы обнаружили свыше трех десятков маленьких желтоватых и зеленоватых невзрачных частиц такого же вида, как и твердое зерно в том самом кусочке тагамита. Лишь блеском и высокой твердостью они внешне выдавали свою принадлежность к царскому роду минералов. Рентгеноструктурный анализ подтвердил, что они представляют собой лонсдейлитсодержащие алмазы. Таким же способом затем был обработан еще ряд образцов, причем, кроме тагамитов, анализу подверглись и образцы зювитов. И почти во всех пробах в том или ином количестве были найдены такие же зерна! Все это означало, что алмазы встречаются в импактитах в разных местах кратера и не являются случайной находкой. В конечном счете, как выяснилось, путаница с номером первого образца не имела принципиального значения – алмазы встречались во многих из них. Таким образом, предположения, возникавшие неоднократно (в том числе еще в поле), что в кратере могут быть найдены алмазы, образовавшиеся при ударном сжатии графита гнейсов, оказались верными. Эти находки позволили по-новому оценить значение космического происхождения Попигайской структуры.
Много лет спустя мне попались в руки публикации известного британского физика Сэмюэля Толански, исследователя оптических свойств алмазов. Еще в середине 60-х годов он высказал мнение о том, что алмазы, возникшие при высоких давлениях и температурах, могут быть найдены в породах лунных метеоритных кратеров, и считал возможным их обнаружение в поверхностном слое грунта Луны. С. Толански участвовал в программе «Аполлон» (кстати, его имя носит один из лунных кратеров) и исследовал образцы лунной пыли, однако признаков присутствия в ней алмазов не обнаружилось. В лунных породах не оказалось ни графита, ни других форм углерода, из которых могли бы образоваться алмазы, но Толански первым предсказал возможность образования алмазов в импактных кратерах. Кто мог знать, что за алмазами, образовавшимися при ударе и взрыве метеорита, совершенно не обязательно лететь на Луну! При исследовании коллекции попигайских пород нам удалось получить еще одно важное указание на источник материала, за счет плавления которого образовались импактиты. Химический анализ нескольких образцов показал их близость к составу древних кристаллических пород Анабарского щита. Более тщательное сравнение проанализированных тагамитов и зювитов с такими же породами, описанными в старых рукописных отчетах как «туфы», «туфолавы», «лавы», подтвердило, во-первых, их однотипность, хотя «туфы» и «лавы» были отобраны в разных местах кратера, а во-вторых, показало почти полное совпадение их составов с составом древних пород Анабарского щита. Стало ясно, что импактиты образовались при расплавлении этих кристаллических пород на месте падения космического тела. Об этом же говорили и многочисленные включения обломков гнейсов и их минералов в импактитах. Это было еще одним аргументом в пользу метеоритного происхождения Попигайской котловины.
После того как в импактитах были сделаны первые находки алмазов, стала понятной причина наших неудачных попыток их найти еще во время летней экспедиции – ведь внешне они были совершенно не похожи на те, что встречаются в кимберлитах и которые мы надеялись увидеть в образцах пород или в промытых шлихах. Они были рождены совсем другим способом по сравнению с кимберлитовыми алмазами и поэтому отличались по внешнему виду и некоторым свойствам от этих своих собратьев по минеральному царству. Понимая важность полученных результатов, мы с М. А. Гневушевым и С. И. Футергендлер подготовили небольшую заметку в «Записки Всесоюзного минералогического общества», напечатанную в начале 1972 г. Она была первой и положила начало дальнейшим многочисленным публикациям об импактных алмазах. Их многочисленные находки указывали на необходимость детального геологического изучения Попигайского кратера и его алмазоносности. В феврале 1971 г. я подготовил основные положения программы работ по исследованию кратера согласно рекомендациям XIV Метеоритной конференции. Однако обнаружение алмазов значительно расширило эту программу. Следовало изучить также глубинное строение кратера, поискать следы ударившего тела, точно определить время его образования и т. д. К особой группе задач относилось изучение алмазоносности импактитов и возмож-ных россыпей алмазов, кроме того, надо было предусмотреть разработку различных методов изучения древних метеоритных кратеров, провести бурение скважин, различные лабораторные анализы и пр. Предполагалось, что в 1971–1975 гг. в работе по программе будут участвовать организации Министерства геологии, институты Академии наук. Более эффективной была информация о найденных нами доказательствах метеоритной природы котловины, о «метеоритных» алмазах в импактитах и о целесообразности проведения специальной работы по алмазоносности. Заместитель директора Д. В. Рундквист приложил написанные мною две страницы к официальному письму, направленному в середине мая в Министерство геологии СССР, а также в геологические организации, работающие в бассейне р. Попигай, – Институт геологии Арктики, Красноярское и Якутское геологические управления. Эта официальная бумага была первой в длинной веренице различных докладных записок, предложений, сообщений о результатах изучения алмазоносности, разосланных нами в 1971–1974 гг. в разные инстанции. Порой на них приходили совершенно неожиданные отклики, но большинство имело следствием включение в план и начало практических работ. Во время моей весенней командировки в Якутск начальник Якутского геологического управления И. Д. Ворона (которому я показывал все тот же кусочек тагамита с алмазом) поддержал нас и обещал содействие. А заведующий геофизической лабораторией Института мерзлотоведения В. С. Якупов, выслушав мой рассказ о кратере, не колеблясь, решил организовать электроразведку для определения глубины залегания брекчий и для этого послать летом в Попигай специальный геофизический отряд.
Примерно тогда же сотрудник нашего института А. П. Никольский, занимавшийся геологией Украинского щита, выступил с докладом о расположенном там Болтышском вулкане. О Болтышской впадине шла речь еще во время нашего первого сообщения о Попигайском кратере в ноябре прошлого года, и А. П. Никольский незадолго до своего выступления попросил меня посмотреть некоторые шлифы пород из пробуренных там скважин. Породы считали застывшей вулканической лавой, они действительно напоминали ее, поскольку основную их часть составляло стекло. Однако мелкие включения гранитов и их минералов в этом стекле обнаруживали явные признаки ударного метаморфизма, о чем я и сообщил А. П. Никольскому. То же я повторил и в прениях по его докладу, автор которого полагал, что имеет дело с остатками вулканической постройки. Позже я узнал, что украинские геологи В. А. Голубев и Г. М. Карпов представили год или два назад статью о том, что Болтышская впадина на самом деле представляет собой метеоритный кратер, но получили из редакции журнала разгромный отзыв. К сожалению, тогда им не были известны надежные петрографические признаки ударно-преобразованных пород. Довольно быстро и А. П. Никольский понял их значение и переменил свое мнение о Болтышском «вулкане». Первые публикации о Попигайском кратере появились и в зарубежной печати. Е. Л. Кринов, доктор геолого-минералогических наук, известный исследователь места падения Сихотэ-Алинского метеоритного дождя, сообщил мне, что получил письмо из США от Брендона Баррингера, президента Barringer Crater Company, владеющей Аризонским метеоритным кратером, с просьбой прислать ему статью о Попигае. На годичном собрании Метеоритного общества в Тюбингене (Германия) должно было состояться награждение Е. Л. Кринова медалью Леонарда за достижения в области метеоритики.
Я тоже получил от Брендона Баррингера приглашение приехать в Тюбинген, однако возможность участвовать в годичном собрании Метеоритного общества появится лишь два десятка лет спустя… Пока я летал в Якутск, во ВСЕГЕИ пожаловал гость из Новосибирска, также заинтересовавшийся метеоритным кратером. Это был Ю. А. Долгов, заведующий лабораторией академического института. Несколько часов он сидел в кабинете № 102 вместе с Татьяной, которая подробно рассказывала о нашей экспедиции 1970 г., демонстрируя образцы алмазоносных тагамитов, шлифы ударно-метаморфизованных пород. Гость был очень доволен встречей и вежливо благодарил Татьяну, не упомянув, правда, о своих дальнейших намерениях познакомиться с алмазоносными породами поближе. Впоследствии мы узнали, что Д. И. Мусатов, главный геолог одной из экспедиций из Красноярска, в начале лета поспешно отправился на вертолете в Попигайскую котловину, взял там пробы пород и затем попытался обнаружить в них алмазы. Я видел потом эти частично обработанные пробы – тонкий порошок, получившийся из переизмельченного при дроблении тагамита. Зерна алмазов, которые могли там встретиться, конечно, обратились в пыль, и Мусатову найти в пробах ничего не удалось. По возвращении из поездки, приводя в порядок ворох многочисленных бумаг, я случайно наткнулся на несколько страниц, написанных моей рукой еще до экспедиции, начавшейся в июле прошлого года. В черновом наброске геологии Попигайской котловины предположительно были намечены основные ее особенности, исходя из идеи о космическом происхождении. Неразборчивая рукопись где-то долго валялась, о ней не было нужды вспоминать, так как лавина новых и неожиданных наблюдений как бы погребла под собой все робкие догадки, сделанные еще перед первой поездкой. Перечитав эти страницы, я поразился совпадению многих положений, основанных исключительно на анализе имевшихся ранее материалов, с результатами, полученными во время полевых работ.
Самыми удивительными были строки, в которых упоминались графит и алмаз!
(продолжение следует)
Фото:
Масайтис В. Л.
Попигайские алмазы