(16) Масайтис В.Л. . Продолжаем публикацию книги первооткрывателя Попигайских алмазов доктора геолого-минералогических наук, профессора Масайтиса В.Л. «Там, где алмазы» . ***** СНОВА ТУДА, ГДЕ… Находки алмазов вызвали, конечно, многочисленные вопросы: в каких именно разновидностях импактитов они находятся, где встречаются эти алмазоносные породы, крупные ли образуют залежи, могут ли алмазы при разрушении этих пород образовывать россыпи, какие пробы следует отбирать для поисков и т. д., и т. п. Кроме того, необходим был материал для более подробного изучения самих алмазов, в том числе формы их зерен, оптических свойств, твердости, а также для сравнения с алмазами из кимберлитов. Нужно было иметь достаточное количество образцов тагамитов и зювитов для опытов по извлечению алмазов из этих плотных пород. Следовало выбрать эффективные методы такого извлечения, как и диагностики самих алмазов, которые постигались нами впервые, в известной мере наугад. Ведь алмазы в импактитах – это не то, что алмазы в кимберлитах, месторождения которых эксплуатировались уже полтораста лет и которые подробно описаны в сотнях статей и монографий на всех языках мира! Вопросы требовали скорейших ответов, причем они могли быть получены только при ясном понимании геологического положения, природы импактитов и условий их возникновения во время образования кратера, с одной стороны, и при умении хотя бы в первом приближении извлекать из проб и диагностировать алмазы, с другой. Попытки решить некоторые вопросы алмазоносности импактитов, не обладая ни тем, ни другим, приводили к неудачам. Эти проблемы активно обсуждались весной 1971 г. с Муратом, М. А. Гневушевым, Ю. Г. Старицким и другими специалистами. В. С. Кормилицын, мой однокашник по Горному институту, заведующий отделом металлогении, настойчиво советовал: «Виктор, тебе обязательно надо еще раз побывать там, где найдены эти алмазы!» Приезжавший в институт по каким-то делам, А. Д. Щеглов тоже был в курсе дела и просил не оставлять проблему без внимания. Надо было предпринять поездку в Попигайскую котловину и отобрать контрольные пробы алмазоносных импактитов. Я решил, что лучше всего это сделать совместно с геологами Амакинской экспедиции, с которыми я поддерживал контакты. Восточная окраина кратера располагалась в административных границах Якутии, и несколько лет назад М. Н. Васильева и другие геологи этой экспедиции производили там геологическую съемку. С конца сороковых годов Амакинская экспедиция вела в Западной Якутии поиски и разведку месторождений алмазов в кимберлитовых трубках, и ее алмазники обладали большим опытом. Якутское геологическое управление было в числе тех организаций, куда ВСЕГЕИ направил первую информацию о находках алмазов в Попигайском метеоритном кратере. Согласование внеплановой командировки в дирекции ВСЕГЕИ и направление просьбы в Амакинскую экспедицию о выделении небольшого по искового отряда, обеспеченного транспортом, заняло немного времени. 11 августа я вылетел на Попигай с заездом в Москву, где побывал в Комитете по метеоритам. Л. Г. Кваша, давняя сотрудница Комитета, исследовавшая метеориты Советского Союза еще совместно с академиком А. Н. Заварицким, сообщила мне, что Брэндон Баррингер очень хочет посетить Попигай, о чем он сообщил в письме в Комитет. Вероятно, он плохо представлял себе все препятствия, которые необходимо было преодолеть американцу, вознамерившемуся побывать в этом отдаленном районе Советского Союза, находящемся к тому же в пограничной зоне. После вылета из Ленинграда через полсуток я был в Норильске, где еще столько же времени потратил на ожидание рейса в Хатангу. Тут мне повезло: самолет оказался перегруженным, но, хотя часть пассажиров высадили, я со своим изрядным багажом – двумя рюкзаками и чемоданом – остался в кабине. В Хатанге, показавшейся мне несколько более чистой, чем в прошлом году, самолет приземлился вечером 12 августа. Это было невероятным достижением – за сутки добраться из Ленинграда до Хатанги! В прошлом году на это ушла почти неделя. В гостеприимном, как и прежде, старом бараке Севморпути меня встретил В. З. Костеша, начальник Геофизической экспедиции из Института мерзлотоведения в Якутске, который уже был предупрежден о моем приезде. Как и обещал В. С. Якупов, в Попигай прилетела группа сотрудников этого института для проведения в кратере электроразведки. Если определить электросопротивление горных пород на глубине, то это даст ответ на вопрос о положении основания кратера и мощности (или иначе, толщине) заполняющих его пород. В аэропорту удалось узнать, что будет спецрейс на факторию Попигай, который заказали работающие там топографы. И тут я неожиданно встретил Г. М. Иванову. Она входила в направленный Ю. А. Долговым из Новосибир-ска полевой отряд Института геологии и геофизики, который уже находился на Рассохе, и тоже направлялась туда. Я почувствовал, что в кратере я не буду одинок. Как часто бывает, начались всевозможные осложнения с запланированным спецрейсом. Сначала по метеоусловиям закрылась посадочная площадка на мысе Косистый в Хатангской губе, куда самолет должен был лететь после посадки в Попигае, поэтому вылет все время откладывался. Лишь к концу дня в неуютном зале ожидания началось какое-то движение. Среди томящихся пассажиров я увидел нашего прошлогоднего знакомого, районного ветврача. – Ага, вы опять здесь по метеоритным делам. Вкусная штука! – сказал он с доброй завистью. – А я вот все по эпизоотиям… Вести о кратере, видно, растеклись повсюду. – Ну, пошли, – произнес вышедший из диспетчерской штурман. Подхватив чемодан и рюкзаки, вместе с другими пассажирами я направился к самолету, залез внутрь. Бортинженер в ожидании командира уже прокрутил мотор Ан-2, как вдруг к машине подбежал бортрадист: – Экспедиция отказалась от рейса, вылезайте! Я мрачно посмотрел на Галю. Все вылезли, забрав багаж, пошли выяснять в чем дело. Бортинженер запер самолет и двинулся следом. Очевидно, мы никуда не улетим, так как топографам нужен рейс только на Косистый, а там нет погоды. В аэропорту около диспетчерской нас встретили улыбающиеся В. З. Костеша и представитель экспедиции топографов. – Самолет в вашем распоряжении! – сказал он. Это чудо объяснялось тем, что геофизик и топограф как-то неожиданно нашли общий язык и согласовали интересы. Багаж проделал обратный путь, пассажиры расселись, но тут влез в кабину еще один пассажир – председатель Попигайского колхоза Н. С. Кудряков, возвращавшийся из отпуска. И сразу закрутился винт, самолет разбежался и взлетел над пустынной тундрой, показавшейся мне чудесной: мы летим в Попигай! Внизу поплыли чередой болотистые кочковатые пространства, щебенчатые россыпи серого камня, уступы известняковых скал. Отряд новосибирских исследователей метеоритов находился где-то в районе устья Саха-Юрэге, правого притока Рассохи, впадающего выше Пестрых Скал. Я посоветовал Гале Ивановой сбросить вымпел с сообщением, что она уже на фактории и чтобы за ней прислали лодку. Но пилоты сказали, что сбросить вымпел смогут лишь на обратном пути из Попигая, низкая сплошная облачность подошла с юго-востока и закрыла всю котловину. Под нами устье р. Фомич, левого притока Попигая, где проходили наши последние прошлогодние маршруты. Самолет опустился ниже облаков и пошел прямо над рекой к фактории. Справа и слева от русла виднелись холмики, где из-под известняков выступали надвинутые на них кварциты. Я пояснил Гале, что это часть системы центробежных надвигов во внешней зоне кратера. Показался поселок. На косе, где был наш первый прошлогодний лагерь, стоял чум, рядом бродили олени. Ан-2 сделал три круга над поселком и вдруг направился на бреющем полете над речными косами вверх по Рассохе, к немалому удивлению всех пассажиров. Облака рассеялись, и слева по борту стали видны освещенные солнцем гряды импактитов, уступ горы Хара-Хайа и Пестрые Скалы в отдалении. В зеленом лесочке у устья Саха-Юрэге показалось несколько белых палаток. – Эти? – спросил командир, и Галя утвердительно кивнула головой. Машина сделала круг над лагерем новосибирцев, бортинженер взял вымпел и пошел к двери кабины, готовясь сбросить его. – Как мы уже сегодня убедились, обстановка в авиации может непредсказуемо и моментально измениться. – Я вас здесь высажу? – вдруг спросил командир. Галя тут же согласилась, я тоже, но потом сообразил, что у меня, признаться, несколько иные планы. Но раздумывать было некогда – через минуту самолет уже запрыгал по крупной гальке просторной речной косы, мы выбросили вещи и, не выключая мотора, Ан-2 взлетел и ушел обратно в Попигай. Трудно поверить, что это не сон, мы действительно стояли на берегу Рассохи, и через реку к нам от лагеря уже плыла резиновая лодка. Гребец – лагерный кок новосибирцев по имени Женя, юноша из семьи крупного ученого-физика – держал в руках почему-то лишь одно весло. Было заметно, что он впервые попал в экспедицию. С его помощью мы погрузили наш багаж в лодку, залезли сами и через несколько минут пересекли быстрый светлый поток. Еще долго мы находились под впечатлением неожиданного завершения полета из Хатанги. Правда, для Гали это был желанный конечный пункт, а мне еще надо было добираться до фактории. Вскоре новосибирцы (в большинстве молодые исследователи, побывавшие на месте падения Тунгусского метеорита, среди них Ю. Кандыба, С. Вишневский, К. Баулин, О. Коновалова) возвратились из маршрута, притащив, кроме груза образцов, еще два рюкзака с грибами – пополнение к их многочисленным полувысохшим гирляндам, висевшим на черных нитках между палатками и на ветвях лиственниц. У теплившегося костра разговоры, конечно, велись о метеоритах и метеоритных кратерах, в том числе о Попигайском, куда мы с Галей внезапно свалились прямо с неба. Я объяснил, что прилетел на встречу с отрядами геологов и геофизиков, которые будут вести специальные наблюдения. Новосибирцы же заинтересовались Попигайским кратером не только как феноменом космического происхождения, о чем они горячо мне рассказывали, но, как в дальнейшем выяснилось, и по другим причинам. На следующий день мы все вместе прошли маршрутом по долине ручья Саха-Юрэге и по ее правому борту, добрались до того места, где год назад стояла наша палатка. Я показал надвинутые на известняки кварциты, гигантские пластины которых были перемещены на многие километры, пластообразные и жилообразные тела импактитов, местами как бы пронзавшие нагромождения крупных обломков различных пород, измененные ударной волной необычного вида гнейсы и другие впечатляющие детали краевой зоны кратера. Путь был утомительным, но скрасила его начатая мною и продолженная Костей Баулиным рыбалка. Лиловые хариусы бросались на примитивную приманку из перышка один за другим, более трех десятков рыбин стали нам наградой в конце длинного перехода. Утром мы отправились на Пестрые Скалы. Здесь было все то же великолепие удивительных камней, каждый из которых по-своему приковывал внимание. Сыпались вопросы о характере преобразований различных типов пород, слагающих крупные глыбы и обломки, о составе и происхождении скрепляющей их песчаной массы, в которой местами видны были бомбы застывшего импактного стекла. «Вот это – конусы разрушения», – объяснял я, завидев едва приметные знакомые узоры на камне. Потом мы поднялись по крутой глинистой осыпи со стекающими по ложбинкам струями воды. Отсюда как на ладони было видно место нашей прошлогодней стоянки на противоположном берегу. От лагеря подплыла лодка, в ней сидел Костя Баулин, лежали мои рюкзаки и чемодан. Попрощавшись, мы с ним направились вниз по Рассохе к фактории, где Костя должен был встретить руководителя группы новосибир-цев Ю. А. Долгова и вернуться в лагерь. Костя налег на весла, я фотографировал испещренные белыми пятнами темные столбчатые скалы, зеленоватые сыпучие склоны, как и прежде, поражаясь грандиозности вызванных космическим взрывом преобразований. Вода была очень низкой, течение быстро несло нас через перекаты, иногда лодка даже задевала галечное дно, приходилось вылезать и брести рядом. Но на плесах она двигалась медленно, несмотря на то что Костя старался вовсю, работая веслами. Поздно вечером мы уже сидели за столом в доме у Нины Ивановой и пили ром за здоровье молодых: меньше месяца назад она вышла замуж за техника топографической партии, ведущей съемку в этом районе. Как я уз-нал, геологический отряд Амакинской экспедиции еще не прибыл. А утром в Попигай прилетели Ю. А. Долгов, с ним охотовед и ветфельдшерица, и всех их приютил гостеприимный Нинин дом. Собственно, этот дом был не что иное, как поселковый медпункт, где была только комната молодоженов, приемная и палата на две койки. Веселое застолье продолжалось и днем, и вечером – уже в компании новоприбывших. Ю. А. Долгов почти без перерыва развлекал присутствующих воспоминаниями о событиях, участником и свидетелем которых он, по-видимому, был. Я представил себе, с каким интересом в лагере на Рассохе молодые новосибирцы будут слушать у костра его рассказы. Стояла отличная солнечная теплая погода, старожилы уверяли, что она продержится долго. Отряда амакинцев все еще не было, не приходили и какие- либо радиограммы об их скором прибытии. . (продолжение следует) Фото: Масайтис В.Л. и его книги Рельеф Попигайской котловины
НКГРЭ
ТАМ, ГДЕ АЛМАЗЫ...
(16)
Масайтис В.Л.
. Продолжаем публикацию книги первооткрывателя Попигайских алмазов доктора геолого-минералогических наук, профессора Масайтиса В.Л. «Там, где алмазы»
. *****
СНОВА ТУДА, ГДЕ…
Находки алмазов вызвали, конечно, многочисленные вопросы: в каких именно разновидностях импактитов они находятся, где встречаются эти алмазоносные породы, крупные ли образуют залежи, могут ли алмазы при разрушении этих пород образовывать россыпи, какие пробы следует отбирать для поисков и т. д., и т. п. Кроме того, необходим был материал для более подробного изучения самих алмазов, в том числе формы их зерен, оптических свойств, твердости, а также для сравнения с алмазами из кимберлитов. Нужно было иметь достаточное количество образцов тагамитов и зювитов для опытов по извлечению алмазов из этих плотных пород. Следовало выбрать эффективные методы такого извлечения, как и диагностики самих алмазов, которые постигались нами впервые, в известной мере наугад. Ведь алмазы в импактитах – это не то, что алмазы в кимберлитах, месторождения которых эксплуатировались уже полтораста лет и которые подробно описаны в сотнях статей и монографий на всех языках мира!
Вопросы требовали скорейших ответов, причем они могли быть получены только при ясном понимании геологического положения, природы импактитов и условий их возникновения во время образования кратера, с одной стороны, и при умении хотя бы в первом приближении извлекать из проб и диагностировать алмазы, с другой. Попытки решить некоторые вопросы алмазоносности импактитов, не обладая ни тем, ни другим, приводили к неудачам.
Эти проблемы активно обсуждались весной 1971 г. с Муратом, М. А. Гневушевым, Ю. Г. Старицким и другими специалистами. В. С. Кормилицын, мой однокашник по Горному институту, заведующий отделом металлогении, настойчиво советовал: «Виктор, тебе обязательно надо еще раз побывать там, где найдены эти алмазы!» Приезжавший в институт по каким-то делам, А. Д. Щеглов тоже был в курсе дела и просил не оставлять проблему без внимания. Надо было предпринять поездку в Попигайскую котловину и отобрать контрольные пробы алмазоносных импактитов. Я решил, что лучше всего это сделать совместно с геологами Амакинской экспедиции, с которыми я поддерживал контакты.
Восточная окраина кратера располагалась в административных границах Якутии, и несколько лет назад М. Н. Васильева и другие геологи этой экспедиции производили там геологическую съемку. С конца сороковых годов Амакинская экспедиция вела в Западной Якутии поиски и разведку месторождений алмазов в кимберлитовых трубках, и ее алмазники обладали большим опытом. Якутское геологическое управление было в числе тех организаций, куда ВСЕГЕИ направил первую информацию о находках алмазов в Попигайском метеоритном кратере.
Согласование внеплановой командировки в дирекции ВСЕГЕИ и направление просьбы в Амакинскую экспедицию о выделении небольшого по искового отряда, обеспеченного транспортом, заняло немного времени. 11 августа я вылетел на Попигай с заездом в Москву, где побывал в Комитете по метеоритам. Л. Г. Кваша, давняя сотрудница Комитета, исследовавшая метеориты Советского Союза еще совместно с академиком А. Н. Заварицким, сообщила мне, что Брэндон Баррингер очень хочет посетить Попигай, о чем он сообщил в письме в Комитет. Вероятно, он плохо представлял себе все препятствия, которые необходимо было преодолеть американцу, вознамерившемуся побывать в этом отдаленном районе Советского Союза, находящемся к тому же в пограничной зоне.
После вылета из Ленинграда через полсуток я был в Норильске, где еще столько же времени потратил на ожидание рейса в Хатангу. Тут мне повезло: самолет оказался перегруженным, но, хотя часть пассажиров высадили, я со своим изрядным багажом – двумя рюкзаками и чемоданом – остался в кабине. В Хатанге, показавшейся мне несколько более чистой, чем в прошлом году, самолет приземлился вечером 12 августа. Это было невероятным достижением – за сутки добраться из Ленинграда до Хатанги! В прошлом году на это ушла почти неделя.
В гостеприимном, как и прежде, старом бараке Севморпути меня встретил В. З. Костеша, начальник Геофизической экспедиции из Института мерзлотоведения в Якутске, который уже был предупрежден о моем приезде. Как и обещал В. С. Якупов, в Попигай прилетела группа сотрудников этого института для проведения в кратере электроразведки. Если определить электросопротивление горных пород на глубине, то это даст ответ на вопрос о положении основания кратера и мощности (или иначе, толщине) заполняющих его пород.
В аэропорту удалось узнать, что будет спецрейс на факторию Попигай, который заказали работающие там топографы. И тут я неожиданно встретил Г. М. Иванову. Она входила в направленный Ю. А. Долговым из Новосибир-ска полевой отряд Института геологии и геофизики, который уже находился на Рассохе, и тоже направлялась туда.
Я почувствовал, что в кратере я не буду одинок. Как часто бывает, начались всевозможные осложнения с запланированным спецрейсом. Сначала по метеоусловиям закрылась посадочная площадка на мысе Косистый в Хатангской губе, куда самолет должен был лететь после посадки в Попигае, поэтому вылет все время откладывался. Лишь к концу дня в неуютном зале ожидания началось какое-то движение. Среди томящихся пассажиров я увидел нашего прошлогоднего знакомого, районного ветврача. – Ага, вы опять здесь по метеоритным делам. Вкусная штука! – сказал он с доброй завистью. – А я вот все по эпизоотиям… Вести о кратере, видно, растеклись повсюду.
– Ну, пошли, – произнес вышедший из диспетчерской штурман. Подхватив чемодан и рюкзаки, вместе с другими пассажирами я направился к самолету, залез внутрь. Бортинженер в ожидании командира уже прокрутил мотор Ан-2, как вдруг к машине подбежал бортрадист: – Экспедиция отказалась от рейса, вылезайте! Я мрачно посмотрел на Галю. Все вылезли, забрав багаж, пошли выяснять в чем дело. Бортинженер запер самолет и двинулся следом. Очевидно, мы никуда не улетим, так как топографам нужен рейс только на Косистый, а там нет погоды. В аэропорту около диспетчерской нас встретили улыбающиеся В. З. Костеша и представитель экспедиции топографов.
– Самолет в вашем распоряжении! – сказал он. Это чудо объяснялось тем, что геофизик и топограф как-то неожиданно нашли общий язык и согласовали интересы. Багаж проделал обратный путь, пассажиры расселись, но тут влез в кабину еще один пассажир – председатель Попигайского колхоза Н. С. Кудряков, возвращавшийся из отпуска. И сразу закрутился винт, самолет разбежался и взлетел над пустынной тундрой, показавшейся мне чудесной: мы летим в Попигай! Внизу поплыли чередой болотистые кочковатые пространства, щебенчатые россыпи серого камня, уступы известняковых скал.
Отряд новосибирских исследователей метеоритов находился где-то в районе устья Саха-Юрэге, правого притока Рассохи, впадающего выше Пестрых Скал. Я посоветовал Гале Ивановой сбросить вымпел с сообщением, что она уже на фактории и чтобы за ней прислали лодку. Но пилоты сказали, что сбросить вымпел смогут лишь на обратном пути из Попигая, низкая сплошная облачность подошла с юго-востока и закрыла всю котловину. Под нами устье р. Фомич, левого притока Попигая, где проходили наши последние прошлогодние маршруты. Самолет опустился ниже облаков и пошел прямо над рекой к фактории. Справа и слева от русла виднелись холмики, где из-под известняков выступали надвинутые на них кварциты. Я пояснил Гале, что это часть системы центробежных надвигов во внешней зоне кратера. Показался поселок. На косе, где был наш первый прошлогодний лагерь, стоял чум, рядом бродили олени. Ан-2 сделал три круга над поселком и вдруг направился на бреющем полете над речными косами вверх по Рассохе, к немалому удивлению всех пассажиров. Облака рассеялись, и слева по борту стали видны освещенные солнцем гряды импактитов, уступ горы Хара-Хайа и Пестрые Скалы в отдалении. В зеленом лесочке у устья Саха-Юрэге показалось несколько белых палаток. – Эти? – спросил командир, и Галя утвердительно кивнула головой. Машина сделала круг над лагерем новосибирцев, бортинженер взял вымпел и пошел к двери кабины, готовясь сбросить его. – Как мы уже сегодня убедились, обстановка в авиации может непредсказуемо и моментально измениться. – Я вас здесь высажу? – вдруг спросил командир. Галя тут же согласилась, я тоже, но потом сообразил, что у меня, признаться, несколько иные планы. Но раздумывать было некогда – через минуту самолет уже запрыгал по крупной гальке просторной речной косы, мы выбросили вещи и, не выключая мотора, Ан-2 взлетел и ушел обратно в Попигай. Трудно поверить, что это не сон, мы действительно стояли на берегу Рассохи, и через реку к нам от лагеря уже плыла резиновая лодка. Гребец – лагерный кок новосибирцев по имени Женя, юноша из семьи крупного ученого-физика – держал в руках почему-то лишь одно весло. Было заметно, что он впервые попал в экспедицию. С его помощью мы погрузили наш багаж в лодку, залезли сами и через несколько минут пересекли быстрый светлый поток. Еще долго мы находились под впечатлением неожиданного завершения полета из Хатанги. Правда, для Гали это был желанный конечный пункт, а мне еще надо было добираться до фактории. Вскоре новосибирцы (в большинстве молодые исследователи, побывавшие на месте падения Тунгусского метеорита, среди них Ю. Кандыба, С. Вишневский, К. Баулин, О. Коновалова) возвратились из маршрута, притащив, кроме груза образцов, еще два рюкзака с грибами – пополнение к их многочисленным полувысохшим гирляндам, висевшим на черных нитках между палатками и на ветвях лиственниц. У теплившегося костра разговоры, конечно, велись о метеоритах и метеоритных кратерах, в том числе о Попигайском, куда мы с Галей внезапно свалились прямо с неба. Я объяснил, что прилетел на встречу с отрядами геологов и геофизиков, которые будут вести специальные наблюдения. Новосибирцы же заинтересовались Попигайским кратером не только как феноменом космического происхождения, о чем они горячо мне рассказывали, но, как в дальнейшем выяснилось, и по другим причинам. На следующий день мы все вместе прошли маршрутом по долине ручья Саха-Юрэге и по ее правому борту, добрались до того места, где год назад стояла наша палатка. Я показал надвинутые на известняки кварциты, гигантские пластины которых были перемещены на многие километры, пластообразные и жилообразные тела импактитов, местами как бы пронзавшие нагромождения крупных обломков различных пород, измененные ударной волной необычного вида гнейсы и другие впечатляющие детали краевой зоны кратера. Путь был утомительным, но скрасила его начатая мною и продолженная Костей Баулиным рыбалка. Лиловые хариусы бросались на примитивную приманку из перышка один за другим, более трех десятков рыбин стали нам наградой в конце длинного перехода. Утром мы отправились на Пестрые Скалы. Здесь было все то же великолепие удивительных камней, каждый из которых по-своему приковывал внимание. Сыпались вопросы о характере преобразований различных типов пород, слагающих крупные глыбы и обломки, о составе и происхождении скрепляющей их песчаной массы, в которой местами видны были бомбы застывшего импактного стекла. «Вот это – конусы разрушения», – объяснял я, завидев едва приметные знакомые узоры на камне. Потом мы поднялись по крутой глинистой осыпи со стекающими по ложбинкам струями воды. Отсюда как на ладони было видно место нашей прошлогодней стоянки на противоположном берегу. От лагеря подплыла лодка, в ней сидел Костя Баулин, лежали мои рюкзаки и чемодан. Попрощавшись, мы с ним направились вниз по Рассохе к фактории, где Костя должен был встретить руководителя группы новосибир-цев Ю. А. Долгова и вернуться в лагерь. Костя налег на весла, я фотографировал испещренные белыми пятнами темные столбчатые скалы, зеленоватые сыпучие склоны, как и прежде, поражаясь грандиозности вызванных космическим взрывом преобразований. Вода была очень низкой, течение быстро несло нас через перекаты, иногда лодка даже задевала галечное дно, приходилось вылезать и брести рядом. Но на плесах она двигалась медленно, несмотря на то что Костя старался вовсю, работая веслами. Поздно вечером мы уже сидели за столом в доме у Нины Ивановой и пили ром за здоровье молодых: меньше месяца назад она вышла замуж за техника топографической партии, ведущей съемку в этом районе. Как я уз-нал, геологический отряд Амакинской экспедиции еще не прибыл. А утром в Попигай прилетели Ю. А. Долгов, с ним охотовед и ветфельдшерица, и всех их приютил гостеприимный Нинин дом. Собственно, этот дом был не что иное, как поселковый медпункт, где была только комната молодоженов, приемная и палата на две койки. Веселое застолье продолжалось и днем, и вечером – уже в компании новоприбывших. Ю. А. Долгов почти без перерыва развлекал присутствующих воспоминаниями о событиях, участником и свидетелем которых он, по-видимому, был. Я представил себе, с каким интересом в лагере на Рассохе молодые новосибирцы будут слушать у костра его рассказы.
Стояла отличная солнечная теплая погода, старожилы уверяли, что она продержится долго. Отряда амакинцев все еще не было, не приходили и какие- либо радиограммы об их скором прибытии.
. (продолжение следует)
Фото:
Масайтис В.Л. и его книги
Рельеф Попигайской котловины