КИРЮШКА.
Я поняла, почему Кирюшка всегда любил лебедей…
Однажды он спросил меня:
-Тёть Лен, а, правда же, что лебеди похожи на ангелов?
Я тогда не восприняла этот вопрос всерьёз и улыбнулась ему:
- Кирь, ну какие же это ангелы?.. У них и клюв есть, и лапы, как у гусей…
- Ну, что ты, тёть Лен. Они же белые, и с крыльями. Я так хочу покормить их из ладошек крошками хлеба и погладить по длинной белой шее…
Мальчик даже закрыл глаза, пока говорил и, наверное, представил себе, как это здорово…
Кирюшка в свои восемь с половиной лет был смышлёным и самостоятельным мальчуганом. Хоть в сельский магазин за продуктами сбегать, да ещё проверить продавца,- не обсчитал ли,- хоть за водой на речку, хоть в лес за грибами-ягодами, а хоть бы, и рыбы наловить на ужин. Жил он у бабки Ангелины, о возрасте которой ходили слухи по всему селу… Никто уж, и не знал, кем Кирька ей приходится: внуком, а может, правнуком… Родителей его тоже давно уже не вспоминали.
Кирюха, и Кирюха.. Ангелинин...
Друзей-приятелей у него почти не было. Где их взять-то, когда в селе остались одни бабки, да дедки. Детей здесь было много только летом, в каникулы, когда городские родители отправляли тех к родственникам «подышать свежим воздухом». Старая сельская школа, конечно, работала, но, в основном, здесь обучались дети из близлежащих, мелких деревень.Учеников собирал «в одну кучу» старый, как и сама школа, автобус, а потом он же и развозил по домам.
Кирюшка не унывал никогда. И всегда мог найти, чем заняться. То мастерил какие-то полочки для вещей, то помогал бабке Ангелине собирать урожай, то изобретал суперзвучащие свистульки из веточек ивы, что над речкой, делать которые научил его соседский дед Анисим.
Конечно, никакой тётей я Кирюшке не приходилась. Но он называл меня только так. Очевидно потому, что язык не поворачивался назвать «бабкой». Я была чуть моложе остальных жителей села. Да и, жителем-то не была. После смерти родителей часто навещала родной уголок. Детей своих у меня не было, и не могло быть по всем предсказаниям докторов. Поэтому, с Кирюшкой мы довольно быстро нашли общий язык, и я приезжала в родное село всё чаще, и чаще, и чаще...
Мальчишкой он был общительным, и нам не составляло труда найти тему для разговора. А иногда мы могли … просто помолчать, находясь рядом и при этом, понимая друг друга.
Он прибегал, звать меня на рыбалку, читал привезённые для него книжки, а больше всего любил слушать, когда те книжки читала я. А я возила его в город, мы ходили в кино, гуляли в огромном парке, где в пруду плавали лебеди. Он подходил к самой воде, протягивал ладошки с хлебом, закрывал глаза и… ждал…
-Тёть Лен, а, правда же, что лебеди похожи на ангелов?
Я тогда не восприняла этот вопрос всерьёз и улыбнулась ему:
- Кирь, ну какие же это ангелы?.. У них и клюв есть, и лапы, как у гусей…
- Ну, что ты, тёть Лен. Они же белые, и с крыльями. Я так хочу покормить их из ладошек крошками хлеба и погладить по длинной белой шее…
Мальчик даже закрыл глаза, пока говорил и, наверное, представил себе, как это здорово…
Кирюшка в свои восемь с половиной лет был смышлёным и самостоятельным мальчуганом. Хоть в сельский магазин за продуктами сбегать, да ещё проверить продавца,- не обсчитал ли,- хоть за водой на речку, хоть в лес за грибами-ягодами, а хоть бы, и рыбы наловить на ужин. Жил он у бабки Ангелины, о возрасте которой ходили слухи по всему селу… Никто уж, и не знал, кем Кирька ей приходится: внуком, а может, правнуком… Родителей его тоже давно уже не вспоминали.
Кирюха, и Кирюха.. Ангелинин...
Друзей-приятелей у него почти не было. Где их взять-то, когда в селе остались одни бабки, да дедки. Детей здесь было много только летом, в каникулы, когда городские родители отправляли тех к родственникам «подышать свежим воздухом». Старая сельская школа, конечно, работала, но, в основном, здесь обучались дети из близлежащих, мелких деревень.Учеников собирал «в одну кучу» старый, как и сама школа, автобус, а потом он же и развозил по домам.
Кирюшка не унывал никогда. И всегда мог найти, чем заняться. То мастерил какие-то полочки для вещей, то помогал бабке Ангелине собирать урожай, то изобретал суперзвучащие свистульки из веточек ивы, что над речкой, делать которые научил его соседский дед Анисим.
Конечно, никакой тётей я Кирюшке не приходилась. Но он называл меня только так. Очевидно потому, что язык не поворачивался назвать «бабкой». Я была чуть моложе остальных жителей села. Да и, жителем-то не была. После смерти родителей часто навещала родной уголок. Детей своих у меня не было, и не могло быть по всем предсказаниям докторов. Поэтому, с Кирюшкой мы довольно быстро нашли общий язык, и я приезжала в родное село всё чаще, и чаще, и чаще...
Мальчишкой он был общительным, и нам не составляло труда найти тему для разговора. А иногда мы могли … просто помолчать, находясь рядом и при этом, понимая друг друга.
Он прибегал, звать меня на рыбалку, читал привезённые для него книжки, а больше всего любил слушать, когда те книжки читала я. А я возила его в город, мы ходили в кино, гуляли в огромном парке, где в пруду плавали лебеди. Он подходил к самой воде, протягивал ладошки с хлебом, закрывал глаза и… ждал…
Однажды я, всё-таки, задала ему вопрос, который мучил меня, а ответ на который… не знаю, какой бы я хотела услышать…
- Скажи, Кирь, а как же твои мама с папой? Ты что-то знаешь о них?
Мальчишка съёжился как-то, и ответил, совсем по-взрослому:
- Меня бабка Ангелина вырастила. Только ей я в ноги поклониться готов.
Больше мы не разговаривали об этом…
Когда, в первый раз, на уроке в школе Кирюшка почувствовал себя плохо ( он резко побледнел и потерял сознание), сообщили именно мне. Я, не помня себя, приехала и, изо всех сил обнимая бледного Кирьку, слушала невнятное бормотание сельского врача по поводу авитаминоза и переходного возраста…
Дальше всё было, как будто не со мной… не с нами...
После похорон бабки Ангелины, Кирюшке стало совсем худо. Он худел на глазах, почти совсем перестал улыбаться, но никогда не жаловался, что где-то и что-то болит. О том, что ему нестерпимо больно, можно было понять только по потерявшим свой озорной блеск глазам…
Кое-кто думал, что мальчик, только лишь, очень сильно переживает: бабка Ангелина была единственным родным ему человеком. Родным по крови. А он был её кровиночкой, как говорят…
Я отвезла Кирюшку в городскую больницу, чтоб его обследовали, как следует. Село – не город, мало ли… Врачи, тоже, иногда ошибаются и ставят не тот диагноз…
А Кирька таял на глазах. Вскоре мне сказали, что раз я не родственник, а какая-то «тетя Лена из нашего села», меня больше к нему не пустят. Только маму или папу...
Я не могла находиться в состоянии неопределённости. Дождавшись, когда сменятся медсёстры на посту, работавшие сутки через трое и знавшие наизусть меня в лицо, я всё-таки, почти ночью, прошла к Кирюшке в палату.
А он, как будто ждал. Лежал худой, бледный, с открытыми глазами, голубыми-голубыми и чистыми, как небо.
- Киречка… как ты?.. – голос не повиновался.
- Тёть Лен,- вдруг сказал Кирька,- а можно, ты будешь моей мамой?
У меня ком застрял в горле, но я ответила, глотая слёзы:
- Кирюшечка, ну ты чего! Конечно! Ведь мы же с тобой такие родные…
А он уже, будто и не слышал, а продолжал:
- Знаешь, мам! Я сегодня видел во сне, как мы с тобой были на пруду, и я кормил лебедей крошками хлеба. Они подплыли совсем близко, и я протянул им свои ладошки…
Я улыбнулась и погладила его по белокурой голове.
Кирюшка закрыл глаза…
Больше он не проснулся….
Автор: Лариса Лекарева.
- Скажи, Кирь, а как же твои мама с папой? Ты что-то знаешь о них?
Мальчишка съёжился как-то, и ответил, совсем по-взрослому:
- Меня бабка Ангелина вырастила. Только ей я в ноги поклониться готов.
Больше мы не разговаривали об этом…
Когда, в первый раз, на уроке в школе Кирюшка почувствовал себя плохо ( он резко побледнел и потерял сознание), сообщили именно мне. Я, не помня себя, приехала и, изо всех сил обнимая бледного Кирьку, слушала невнятное бормотание сельского врача по поводу авитаминоза и переходного возраста…
Дальше всё было, как будто не со мной… не с нами...
После похорон бабки Ангелины, Кирюшке стало совсем худо. Он худел на глазах, почти совсем перестал улыбаться, но никогда не жаловался, что где-то и что-то болит. О том, что ему нестерпимо больно, можно было понять только по потерявшим свой озорной блеск глазам…
Кое-кто думал, что мальчик, только лишь, очень сильно переживает: бабка Ангелина была единственным родным ему человеком. Родным по крови. А он был её кровиночкой, как говорят…
Я отвезла Кирюшку в городскую больницу, чтоб его обследовали, как следует. Село – не город, мало ли… Врачи, тоже, иногда ошибаются и ставят не тот диагноз…
А Кирька таял на глазах. Вскоре мне сказали, что раз я не родственник, а какая-то «тетя Лена из нашего села», меня больше к нему не пустят. Только маму или папу...
Я не могла находиться в состоянии неопределённости. Дождавшись, когда сменятся медсёстры на посту, работавшие сутки через трое и знавшие наизусть меня в лицо, я всё-таки, почти ночью, прошла к Кирюшке в палату.
А он, как будто ждал. Лежал худой, бледный, с открытыми глазами, голубыми-голубыми и чистыми, как небо.
- Киречка… как ты?.. – голос не повиновался.
- Тёть Лен,- вдруг сказал Кирька,- а можно, ты будешь моей мамой?
У меня ком застрял в горле, но я ответила, глотая слёзы:
- Кирюшечка, ну ты чего! Конечно! Ведь мы же с тобой такие родные…
А он уже, будто и не слышал, а продолжал:
- Знаешь, мам! Я сегодня видел во сне, как мы с тобой были на пруду, и я кормил лебедей крошками хлеба. Они подплыли совсем близко, и я протянул им свои ладошки…
Я улыбнулась и погладила его по белокурой голове.
Кирюшка закрыл глаза…
Больше он не проснулся….
Автор: Лариса Лекарева.
Но.. он сам старался найти в своей коротенькой жизни что то светлое, доброе, трепетное... И это для него - образ Ангела Лебедя...