Он появился на сцене, как будто из другого времени — с лицом ангела и пальцами демона.

Скрипка в его руках не плакала, как у Паганини, не молилась, как у Баха. Она кричала. Она спорила с гитарой, с барабанами, с самим временем. Дэвид Гарретт — не просто музыкант, он — медиум между эпохами, между жанрами, между сердцами.