5 апр 2024
ПРО КОНЯ МАЛЬЧИКА, ДЕДА АРСЕНИЯ И ВНУКА МИТЬКУ
Арсений распряг коня, бережно протер рукавицей влажную, лоснящуюся шею любимца, насыпал большую меру овса, и, забыв обо всем на свете, любовался своим сокровищем. И было чем! Мальчик был действительно хорош! Высокий, поджарый, с густой темно-коричневой гривой и умными сливового цвета глазами, он точно напоминал коня императора Николая Первого с картинки из столичного журнала, откуда-то взявшейся в их доме, помещенной в рамку дедом Яковом и висевшей на почетном месте прямо под иконами.
Арсений любил коня, берег и заботился о нем так, как не заботился и о детях своих. Пять суток провел, почти не смыкая глаз, в конюшне, ожидая появления его на свет Божий. И ожидания и мечты его были щедро вознаграждены. Жеребенок родился крепким и здоровым, легко и быстро встал на ноги и зацокал копытцами по дощатому полу.
С появлением этого чуда унылая, постная и однообразная жизнь Арсения резко изменилась, обрела реальный смысл и наполнилась огромной радостью и восторгом. Арсений просто помолодел и даже бороду сбрил, чтобы не пугать видом своим шустрого жеребенка. Он назвал его Мальчиком и баловал как ребенка, угощая сахаром или сдобными сухариками. Мальчик платил хозяину такой же любовью и полным доверием. Завидев Арсения, он тут же мчался к нему, тыкался теплыми губами в щеку, а потом тянулся к карману, где всегда лежало угощение.
Даже тогда, когда Арсений в первый раз надел на Мальчика сбрую и оседлал его, конь лишь вздрогнул от неожиданности, но услышав ласковый голос хозяина, тут же успокоился и пошел ровной легкой рысью, потихоньку переходя в галоп. Также спокойно, к удивлению всех соседей, конь позволил запрячь себя в сани. Теперь гарцуя верхом или сидя в повозке, Арсений с гордостью и с легкой надменной ухмылкой, проносился по деревне под восхищенные или завистливые взгляды соседей, ощущая себя ничуть не меньше, чем императором Николаем Первым с той столичной картинки.
Он и разговаривал с Мальчиком как с человеком, рассказывал ему о своих заботах, советовался с ним и огорченно сетовал, что не может Мальчик ответить ему, и даже с женой своей Марьей Егоровной огорчением этим поделился. На что супруга верная резонно заметила:
- Сдурел ты, Арсюша, на старости лет, мне бывает за день и два слова не скажешь, а с конем разговоры ведешь, да совета у него просишь. Срам!
Арсений в спор с супругой не вступил, лишь осуждающе покачал головой, да подумал:
- Какой с бабы спрос. Баба она и есть баба! – вышел во двор, чтобы распрячь Мальчика.
Управившись с конем и попутно сделав еще массу мелких дел, Арсений вернулся в избу, разделся и прошел к столу. Марья подала ужин и села напротив мужа, вид у неё был озабоченный, и она явно чем-то была встревожена. Арсений отметил это, но продолжал спокойно есть и не торопил жену. Так уж повелось, что Марья не дожидаясь вопросов мужа, рассказывала за ужином все, что произошло за день, делилась тревогами, спрашивала, впрочем ответов на вопросы свои не ждала, просто выговаривалась, а он, с удовольствием слушал неторопливую речь жены и отдыхал в это время, отвлекался от повседневных бесконечных хлопот, которыми и была заполнена вся жизнь деревенская. Так было всегда.
Сегодня же Марья сидела, как-то странно переминалась и молчала. Арсений вынужденно нарушил затянувшуюся паузу:
- Анька что не ужинает? И мать что с печи не слезает, занемогли обе что ли? И тебя что заклинило? Сидишь как просватанная.
-Да боюсь и сказать, Арсюша. Анна в город поехала, у Лизаветы пусть поживет немножко, поможет ей, - Марья на миг замерла, а потом собравшись с духом, выпалила – Брюхатая она Арсюша.
- Кто брюхатая? Лизавета? Так ей семьдесят три года, - рассмеялся Арсений, и тут же поперхнулся, страшная догадка поразила его. Он бросил ложку и свирепо уставился на жену.
- Анютка наша забрюхатела, Арсюша, от Никольши понесла.
Арсений вскочил, схватил висевшую на стене у порога сбрую и в бешенстве закричал:
- Где она? Запорю.
Марья Егоровна, покладистая и редко перечившая мужу, в моменты сложные, в отличии от супруга, разум не теряла, а наоборот становилась спокойной и властной и решение принимала мгновенно.
- Повесь сбрую на место Арсюша и охолонись. Анютка в городе у Лизаветы, я тебе уже говорила, а ребеночка четвертый месяц носит, живот скоро видно будет и вся деревня узнает. Иди спать ложись, а утром к Никольше поедем на разговор, а может и Галактион, отец его, с подряда вернулся, все и решим миром.
Утром, истопив печи и накормив скотину, Арсений с Марьей отправились в соседнюю деревню. Мальчик резво тащил сани по накатанной дороге. В любое другое время Арсений любовался бы ровной поступью и статью своего любимца, подбадривал бы его ласковым и добрым словом, но сегодня сидел мрачный и сердитый, не представляя как начнет разговор и что скажет этому прыткому молокососу.
Никольшу застали они во дворе у дома. Парень колол дрова, ловко махал топором, глубоко врубая лезвие в матерую чурку, поднимал её и резко, с плеча, опускал, разваливая на две половины. Марья невольно залюбовалась стройной, сильной и красивой фигурой, крепкой, надежной и ловкой мужской силой и хваткой, и удовлетворенно одобрила про себя выбор дочери. Да и Арсений, превознемогая обиду и неприязнь, тоже положительно оценил будущего зятя.
Увлеченный работой, Никольша и не заметил остановившихся гостей, а когда увидел, отложил топор и немного смутившись, первым поприветствовал их, предупредив, что отца нет дома. Галактион со старшими сыновьями зимой рубили дома в городе, или как это называлось, ходили в отхожий промысел на заработки, а Николай, с давно болевшей матерью, оставался дома на хозяйстве.
Марья Егоровна дипломатично справилась о здоровье матери, а Арсений без всякой дипломатии прямо поинтересовался, знает ли Никольша, что скоро станет папой и каковы его планы на этот счет.
На первую часть вопроса парень ответил утвердительно, а о планах, тоже без дипломатии, сообщил, что готов жениться на Аннушке, только с маленьким условием. Родители дают с ней в приданое коня Мальчика.
Арсений ожидал любого ответа, но чтобы такого! Он был ошарашен, ошеломлен и убит наповал. Сначала он просто онемел, а потом, со словами:
- Вот тебе, а не Мальчик, - сложил пальцы на обеих руках в фиги и сунул их под самый нос нахальному жениху.
- Воля Ваша, Арсений Яковлевич, а только это мое последнее слово, - спокойно парировал Никольша и как ни в чем не бывало, снова принялся колоть дрова.
Взбешенный Арсений запрыгнул в сани и впервые протянул Мальчика вожжами. Обиженный конь сразу рванул в галоп, Марья крепко вцепилась в передок саней и только громко охала, когда сани подпрыгивали на ухабах.
Несколько дней Арсений ни с кем не разговаривал, и даже Мальчика не замечал, а одумавшись и немного придя в себя, велел Марье отвезти дочь в Великий Устюг, там жил его старший брат с семьей.
Через неделю Марья и Аннушка с попутным обозом прибыли на место. Старинный город встретил их приветливым перезвоном колоколов множества Православных Храмов. Неприветливо встретила Наталья, жена брата, худая, неопрятная и измученная большим семейством женщина. Она сухо поздоровалась, предложила чай, а когда узнала с чем прибыли родственники, то и совсем разозлилась, грубо обругала Марью и Аннушку непотребными словами, а потом, увидев, как горько заплакала девушка и сама присоединилась к ней, тут же в хор вступила и Марья. Выплакавшись, хозяйка успокоилась, собрала в обратный путь Марью, а Аннушке велела ложиться спать, мудро заключив:
- Придет утро, будет и решение.
Утром же, за завтраком, так напугала девушку тяжелой и страшной жизнью с маленьким ребенком без мужа, что та скоро согласилась со всеми доводами тетки и готова была решиться на самое страшное – пойти к знакомой теткиной повитухе, которая поможет избавиться от ребенка.
Следующим днем, одевшись потеплее и завернув в бумагу подаренный Никольшей яркий красивый платок, предназначенный в оплату за работу, они отправились к повитухе. Аннушку бил озноб, она дрожала от страха и уже готова была повернуть обратно, но тетка неумолимо подталкивала её вперед.
Проходя мимо старинного величественного Храма, Аннушка перекрестилась и увидела выходящих из ворот трёх монахинь. Две молодые аккуратно поддерживали очень старую монахиню. Поравнявшись с Аннушкой старушка остановилась, властным взглядом окинула девушку, а потом тоном, не терпящим возражений, сказала одной из сопровождающих:
- Отведешь её к Лукеюшке, там жить будет, - и Аннушке: - Иди милая с ней и ничего не бойся. Все в срок будет, и сынок родится, и в жизни опорой будет и в старости утешит, - а потом улыбнулась и добавила, - и с Мальчиком подружится.
- А ты домой возвращайся. – обратилась она к Наталье, - Не по пути ей с тобой. Разные вам дороги намечены.
В уютном маленьком и чистеньком домике встретила их юркая старенькая бабушка Лукерья, показала комнатку где будет жить Аннушка, такую же маленькую, как и весь домик, вмещавшую лишь кровать, да небольшой сундучок, но показавшуюся в тот момент Аннушке дворцом и пределом мечтаний.
В первый же вечер рассказала Аннушка бабушке Лукерье всю историю свою: и про Никольшу своего единственного и любимого, да так рассказала, что и бабушка представила его сильного, красивого и мужественного и поверила сразу же, что приедет он и свадьбу сыграют, и она хоть и старая, но на свадьбе этой споет и спляшет. Только ждать надо, и они будут ждать столько, сколько понадобиться.
И потянулись дни ожиданий, бабушка хлопотала по хозяйству, а Аннушка работала в приюте няней. По праздникам они вместе ходили в Храм. Монахини старой Аннушка больше не видела, матушка отправилась к себе в Дивеево.
Пришёл срок, и Анна родила крепыша Митьку, спокойного и добродушного. С родины приходили редкие весточки. Неграмотная мать просила написать несколько строк приезжающего на каникулы из Вологды соседского сына студента и отправляла письмо и небольшую посылочку дочери с знакомыми обозниками, возившими в Великий Устюг паклю. От Никольши вестей не было, да и мать о нем не писала.
В заботах и хлопотах прошли четыре года, Митька подрастал, дважды навестить дочь и внука приезжала Марья, да несколько раз сестра Маняша. Арсений так и не смирил свой гнев и видеть дочь и внука не хотел.
Маняша рассказывала, что Никольша начал строить дом на Борке, уже и фундамент готов и стены вместе с отцом рубить начали. Анна новости слушала, но сердце уже при упоминании любимого не щемило, и слезы на глаза не наворачивались. Привыкла Анна жить одна с Митькой, два года прошло как умерла бабушка Лукерья и на работу в приют она ходила теперь вместе с сыном. Везло Анне на добрых людей. Заведующая приютом, добрейшая женщина, разрешила Митьке быть в группе и питаться со всеми воспитанниками.
Неожиданно грянула война с Германией. В стране объявили мобилизацию. Пришла повестка и Николаю. На сборном пункте увидел он и Арсения с Марьей, провожавших на фронт сыновей Степана и Ивана. Николай подошёл к ним и тихо, но твердо сказал:
- Арсений Яковлевич, привези их домой.
Арсению, как и тогда, хотелось сунуть под нос подлецу фигу, но что-то остановило его. Парень смотрел прямо в глаза, и во взгляде его были боль, раскаянье и просьба. Увидев это, старик сдался и как и сыновей своих, обнял парня и перекрестил, смахнул слезу и выдохнул:
- Привезу.
Погожим легким днем приехал Арсений к домику где жила дочь, привязал Мальчика, достал сумку с гостинцами и постучал в дверь. Дверь открыла Анна и замерла от неожиданности, на пороге стоял поседевший и постаревший отец. Старик виновато посмотрел на повзрослевшую дочь, крепко обнял её и прижал к себе, такую родную, любимую и беззащитную, а она, как в детстве, положила голову на папино плечо и тихонько захлюпала носом, ожидая, что папа погладит её по головке и будет шептать на ушко:
- Ты моя красавица, ты моя умница, ты моя самая любимая девочка на свете.
И он погладил её по головке, и прошептал слова эти на ушко, и она успокоилась, пропустила отца в комнату, и уловив его беспокойство, поняла, что ищет он глазами внука и сказала, что Митька гуляет на улице и сейчас она его позовет.
Он жестом остановил дочь и вышел на крыльцо, ему самому хотелось увидеть внука, узнать его, выхватить взглядом из ватаги мальчишек, а потом подхватить на руки, поднять над головой, крепко-крепко обнять и уже больше никогда не отпускать от себя.
Он сразу увидел внука и испугался. Ребенок направлялся прямо к Мальчику. Конь не любил детей и деревенские дети это знали, они не раз попадали под его крепкие укусы. Дед хотел крикнуть об опасности, но не смог, к горлу подступил комок и не давал произнести ни звука. Ребенок доверчиво подошёл к коню, а Мальчик опустил голову и положил её на плечо Митьке. Митька гладил коня по шее и что-то тихо ему приговаривал, потом пошарил в карманах, нашел сухарик, положил на ладошку и протянул Мальчику. Конь осторожно, едва прикасаясь губами, взял с ладошки сухарь и аппетитно захрустел, радостно поглядывая на Митьку. Арсений смотрел на эту картину и в душе у него впервые за последние пять лет установились мир, покой и равновесие.
Никольша вернулся с войны весной 1917 года, возмужавший и серьезный. Два года он провел в германском плену. Старый Галактион не дождался сына, успев, однако завершить недостроенный дом его односкатной крышей, вставил окна, двери и сложил большую русскую печь. Сюда и привез Николай Анну с сыном в первый же день по возвращению домой, одолжив у брата Павла лошадь. А утром приехали на Мальчике Арсений с Марьей, к повозке была привязана молодая телка, а на возу в коробе кудахтали три курицы и лежали связанные две овцы.
Митька радостно повис на шее Мальчика, предварительно угостив его приличным куском сахара, подаренным вчера отцом и припрятанным для друга, а Арсений сказал зятю:
- Распрягай хозяин коня, да начинай хозяйствовать, посевная на носу. Ваш теперь Мальчик, береги его.
Николай вопросительно посмотрел на тестя, уж он то знал, что значит для него этот конь, но Арсений только засмеялся и добавил:
- Посмотри, разве можно их разлучать?
- Нельзя, - согласился Николай и благодарно пожал старику руку, прибавив:
- Спасибо отец и за науку и за семью мою.
Матушка Дивеевская Анну не обманула, все случилось так, как она и предсказала. Старость свою Анна Арсеньевна встретила в большой и дружной семье старшего сына и всю жизнь был он надёжной опорой для родителей.
Автор: Леонид Гаркотин
Слезы сами в конце потекли.
Слава богу, всё хорошо...