6 ноя
Миниатюра о том, зачем человеку вообще нужна любовь
ПОЗДНЕЙ НОЧЬЮ
Был ли это сон или час ночной таинственной жизни, которая так похожа на сновидение? Казалось мне, что осенний грустный месяц уже давным-давно плывёт над землёй, что наступил час отдыха от всей лжи и суеты дня. Казалось, что уже весь, до последнего нищенского угла заснул Париж. Долго спал я, и наконец медленно отошёл от меня сон, как заботливый и неторопливый врач, сделавший своё дело и оставивший больного уже тогда, когда он вздохнул полной грудью и, открыв глаза, улыбнулся застенчивой и радостной улыбкой возвращения к жизни. Очнувшись, открыв глаза, я увидал себя в тихом и светлом царстве ночи.
Я неслышно ходил по ковру в своей комнате на пятом этаже и подошёл к одному из окон. Я смотрел то в комнату, большую и полную лёгкого сумрака, то в верхнее стекло окна на месяц. Месяц тогда обливал меня светом, и, подняв глаза кверху, я долго смотрел в его лицо. Месячный свет, проходя сквозь белёсые кружева гардин, смягчал сумрак в глубине комнаты. Отсюда месяца не было видно. Но все четыре окна были озарены ярко, как и то, что было возле них. Месячный свет падал из окон бледно-голубыми, бледно-серебристыми арками, и в каждой из них был дымчатый теневой крест, мягко ломавшийся по озарённым креслам и стульям. И в кресле у крайнего окна сидела та, которую я любил, — вся в белом, похожая на девочку, бледная и прекрасная, усталая ото всего, что мы пережили и что так часто делало нас злыми и беспощадными врагами.
Отчего она тоже не спала в эту ночь?
Избегая глядеть на неё, я сел на окно, рядом с ней… Да, поздно — вся пятиэтажная стена противоположных домов темна. Окна там чернеют, как слепые глаза. Я заглянул вниз, — узкий и глубокий коридор улицы тоже темен и пуст. И так во всём городе. Только бледный сияющий месяц, слегка наклонённый, катится и в то же время остаётся недвижимым среди дымчатых бегущих облаков, одиноко бодрствуя над городом. Он глядел мне прямо в глаза, светлый, но немного на ущербе и оттого — печальный. Облака дымом плыли мимо него. Около месяца они были светлы́ и таяли, дальше сгущались, а за гребнем крыш проходили уже совсем угрюмой и тяжёлой грядой…
Давно не видал я месячной ночи! И вот мысли мои опять возвратились к далёким, почти забытым осенним ночам, которые видел я когда-то в детстве, среди холмистой и скудной степи средней России. Там месяц глядел под мою родную кровлю, и там впервые узнал и полюбил я его кроткое и бледное лицо. Я мысленно покинул Париж, и на мгновение померещилась мне вся Россия, точно с возвышенности я взглянул на огромную низменность. Вот золотисто-блестящая пустынная ширь Балтийского моря. Вот — хмурые страны сосен, уходящие в сумрак к востоку, вот — редкие леса, болота и перелески, ниже которых, к югу, начинаются бесконечные поля и равнины. На сотни вёрст скользят по лесам рельсы железных дорог, тускло поблёскивая при месяце. Сонные разноцветные огоньки мерцают вдоль путей и один за другим убегают на мою родину. Передо мной слегка холмистые поля, а среди них — старый, серый помещичий дом, ветхий и кроткий при месячном свете… Неужели это тот же самый месяц, который глядел когда-то в мою детскую комнату, который видел меня потом юношей и который грустит теперь вместе со мной о моей неудавшейся молодости? Это он успокоил меня в светлом царстве ночи…
— Отчего ты не спишь? — услыхал я робкий голос.
И то, что она первая обратилась ко мне после долгого и упорного молчания, больно и сладко кольнуло мне в сердце. Я тихо ответил:
— Не знаю… А ты?
И опять мы долго молчали. Месяц заметно опустился к крышам и уже глубоко заглядывал в нашу комнату.
— Прости! — сказал я, подходя к ней.
Она не ответила и закрыла глаза руками.
Я взял её руки и отвел их от глаз. По щекам её катились слезы, а брови были подняты и дрожали, как у ребёнка. И я опустился у её ног на колени, прижался к ней лицом, не сдерживая ни своих, ни её слез.
— Но разве ты виноват? — шептала она смущённо. — Разве не я во всём виновата?
И улыбалась сквозь слёзы радостной и горькой улыбкой.
А я говорил ей, что мы оба виноваты, потому что оба нарушали заповедь радости, для которой мы должны жить на земле. Мы опять любили друг друга, как могут любить только те, которые вместе страдали, вместе заблуждались, но зато вместе встречали и редкие мгновения правды. И только бледный, грустный месяц видел наше счастье…
1901
- Mylène Farmer, Aaron - Rayon vert
ㅤ
Этот рассказ — словно фрагмент, выхваченный из потока жизни супружеской пары. Рассказ был написан, когда Бунин возвратился из своей первой заграничной поездки - был в Берлине, Париже и Швейцарии. Выбраться в эту поездку ему удалось посреди долгого бракоразводного процесса со своей первой женой Анной Цакни - уроженкой Парижа. Писатель чувствовал себя ужасающе одиноким, покинутым на рубеже веков. За полтора года от момента написания рассказа до первой публикации Бунин пережил все стадии семейного разлада, унижения и окончательного разрыва с ней. Первоначально рассказ был больше, но современники раскритиковали писателя за излишние детали, в которых они разглядели подробности их любовных отношений. Автор хоть и отрицал все биографические совпадения, но в последующих публикациях сокращал и переписывал текст. В действительности же примирениe с женой не состоялось. И тем важнее для Бунина зафиксировать его художественными средствами. Интересно, что в Париже, условном городе человеческой мечты, русскому герою светит не общепоэтическая "космополитическая" луна, а именно "родной" месяц — ночной спутник, влекущий воспоминания о счастливой (а как же иначе) мальчишеской жизни в отчем доме. В чуждом ему самому урбанистическом окружении, вдали от родной земли, Бунин заставляет своего лирического героя пережить слияние с теми силами природы, которые вечно и неизменно сопутствуют человеку в любом уголке мира. Примечательно, что живя в двух шагах от совершенно невиданного, сверхнового чуда света, отлитого из чугуна и водружённого среди камня, Эйфелеву башню Бунин проглядел; Париж очерчен им, как горная гряда — гребни крыш, ущелье улицы. "Только и знал, что себя да природу, — не без раздражения скажет потом Корней Чуковский, — больше никого и ничего. Только и живописал, что свои умиления, радости, тревоги и скорби". Впрочем, Бунин сделал сильный ход – лишил главную европейскую метрополию основных урбанистических признаков (скопление огромных толп людей, анонимность, технический прогресс, динамизм), а оставшиеся – высокие дома и узкие улицы – превратил в пейзаж горный, почти лунный. В годы эмиграции Бунин все главные признаки городской цивилизации ударно реализует в своих парижских рассказах – гигантское кладбище с крематорием в центре (рассказ "Огнь пожирающий"), подземка, в которую, как в преисподнюю, спускаются безликие людские массы ("В Париже"), автомобильная авария со смертельным исходом ("Un petit accident"). Бунин называл настроение рассказа "общечеловеческим". Если "часть своей души" писателю хочется обобщить до общечеловеческого переживания, то лучшего места, чем ночной Париж, не найти. Правда, одна фраза в рассказе звучит воистину пророчески: "Я мысленно покинул Париж, и на мгновение померещилась мне вся Россия...". Впрочем, и весь рассказ удачно иллюстрирует подмеченное литературоведами пророческое отношение Бунина к будущему, когда треть века в эмиграции окажется связанной с Парижем, и где осенней ночью в квартире на пятом этаже писатель скончается, а после смерти будет ему предана та, которую он официально назовёт женой, и тоже в Париже, — вторая супруга писателя Вера Муромцева...
Был поздний час – и вдруг над темнотой,
Высо́ко над уснувшею землёю,
Прорезав ночь оранжевой чертой,
Взвилась ракета бешеной змеёю.
Стремительный порыв её вознёс.
Но миг один – и в темноту, в забвенье
Уже текут алмазы крупных слёз,
И медленно их тихое паденье.
1901
Этот рассказ — словно фрагмент, выхваченный из потока жизни супружеской пары. Рассказ был написан, когда Бунин возвратился из своей первой заграничной поездки - был в Берлине, Париже и Швейцарии. Выбраться в эту поездку ему удалось посреди долгого бракоразводного процесса со своей первой женой Анной Цакни - уроженкой Парижа. Писатель чувствовал себя ужасающе одиноким, покинутым на рубеже веков. За полтора года от момента написания рассказа до первой публикации Бунин пережил все стадии семейного разлада, унижения и окончательного разрыва с ней. Первоначально рассказ был больше, но современники раскритиковали писателя за излишние детали, в которых они разглядели подробности их любовных отношений. Автор хоть и отрицал все биографические совпадения, но в последующих публикациях сокращал и переписывал текст. В действительности же примирениe с женой не состоялось. И тем важнее для Бунина зафиксировать его художественными средствами. Интересно, что в Париже, условном городе человеческой мечты, русскому герою светит не общепоэтическая "космополитическая" луна, а именно "родной" месяц — ночной спутник, влекущий воспоминания о счастливой (а как же иначе) мальчишеской жизни в отчем доме. В чуждом ему самому урбанистическом окружении, вдали от родной земли, Бунин заставляет своего лирического героя пережить слияние с теми силами природы, которые вечно и неизменно сопутствуют человеку в любом уголке мира. Примечательно, что живя в двух шагах от совершенно невиданного, сверхнового чуда света, отлитого из чугуна и водружённого среди камня, Эйфелеву башню Бунин проглядел; Париж очерчен им, как горная гряда — гребни крыш, ущелье улицы. "Только и знал, что себя да природу, — не без раздражения скажет потом Корней Чуковский, — больше никого и ничего. Только и живописал, что свои умиления, радости, тревоги и скорби". Впрочем, Бунин сделал сильный ход – лишил главную европейскую метрополию основных урбанистических признаков (скопление огромных толп людей, анонимность, технический прогресс, динамизм), а оставшиеся – высокие дома и узкие улицы – превратил в пейзаж горный, почти лунный. В годы эмиграции Бунин все главные признаки городской цивилизации ударно реализует в своих парижских рассказах – гигантское кладбище с крематорием в центре (рассказ "Огнь пожирающий"), подземка, в которую, как в преисподнюю, спускаются безликие людские массы ("В Париже"), автомобильная авария со смертельным исходом ("Un petit accident"). Бунин называл настроение рассказа "общечеловеческим". Если "часть своей души" писателю хочется обобщить до общечеловеческого переживания, то лучшего места, чем ночной Париж, не найти. Правда, одна фраза в рассказе звучит воистину пророчески: "Я мысленно покинул Париж, и на мгновение померещилась мне вся Россия...". Впрочем, и весь рассказ удачно иллюстрирует подмеченное литературоведами пророческое отношение Бунина к будущему, когда треть века в эмиграции окажется связанной с Парижем, и где осенней ночью в квартире на пятом этаже писатель скончается, а после смерти будет ему предана та, которую он официально назовёт женой, и тоже в Париже, — вторая супруга писателя Вера Муромцева...
Был поздний час – и вдруг над темнотой,
Высо́ко над уснувшею землёю,
Прорезав ночь оранжевой чертой,
Взвилась ракета бешеной змеёю.
Стремительный порыв её вознёс.
Но миг один – и в темноту, в забвенье
Уже текут алмазы крупных слёз,
И медленно их тихое паденье.
1901
Жизнь и сон...
И всеобьемлющий месяц..!!