#этоинтересно Авторитет Антона Чехова среди писателей-современников был велик. Многие начинающие, а впоследствии выдающиеся русские писатели нередко обращались к нему за профессиональным советом. Вспоминаем рекомендации Антона Чехова — о стиле и персонажах, композиции и сюжетах. О стиле и языке Антон Чехов, как известно, был ярым поборником простоты и краткости. Но за лаконичностью писателя стояла кропотливая работа. Как отмечал в своих лекциях Владимир Набоков, Чехову были чужды «оранжерейные прилагательные» и «мятно-сливочные эпитеты», он был художником с минимальным стилистическим инструментарием. Эти же принципы писатель старался прививать и начинающим авторам. Впрочем, делал это Чехов всегда деликатно — да и то когда его об этом просили. Чаще всего советы носили форму дружеских рекомендаций или ироничных комментариев по поводу собственных литературных неудач. Так, Максиму Горькому, который просил указать на недостатки его рассказов, Антон Чехов ответил в письме: «Вы как зритель в театре, который выражает свои восторги так несдержанно, что мешает слушать себе и другим. Особенно эта несдержанность чувствуется в описаниях природы, которыми Вы прерываете диалоги; когда читаешь их, эти описания, то хочется, чтобы они были компактнее, короче, этак в 2–3 строки». Также Чехов порекомендовал Горькому избегать в описаниях природы антропоморфности в духе «море дышит, небо глядит, степь нежится, природа шепчет, говорит, грустит» — и добавил: «Красочность и выразительность в описаниях природы достигаются только простотой, такими простыми фразами, как «зашло солнце», «стало темно», «пошёл дождь» и т.д.». Иван Бунин вспоминал беседы с Чеховым на эту же тему: «Море смеялось, — продолжал Чехов, нервно покручивая шнурок от пенсне. — <...> Море не смеётся, не плачет, оно шумит, плещется, сверкает... Посмотрите у Толстого: солнце всходит, солнце заходит... птички поют... Никто не рыдает и не смеётся. А ведь это и есть самое главное — простота...». Не понимал Чехов и чрезмерного пристрастия авторов к определениям. «Читая корректуру, вычёркивайте, где можно, определения существительных и глаголов, — советовал Чехов Горькому. — У Вас так много определений, что вниманию читателя трудно разобраться и оно утомляется. Понятно, когда я пишу: «человек сел на траву»<...> Наоборот, неудобопонятно и тяжеловато для мозгов, если я пишу: «высокий, узкогрудый, среднего роста человек с рыжей бородкой сел на зелёную, уже измятую пешеходами траву, сел бесшумно, робко и пугливо оглядываясь». Писателю Николаю Ежову Чехов рекомендовал воспитывать вкус к хорошему языку чтением: «Читайте побольше, Вам нужно поработать над своим языком, который грешит грубоватостью и вычурностью <…> Читайте больше серьёзных книг, где язык строже и дисциплинированнее, чем в беллетристике». У писательницы Лидии Авиловой Чехов замечал пренебрежение логикой: «Для чего это Вашей героине понадобилось ощупывать палкой прочность поверхности снега? И зачем прочность? Точно дело идёт о сюртуке или мебели. (Нужно плотность, а не прочность.) И «поверхность снега» тоже неловкое выражение, как «поверхность муки» или «поверхность песку»…» Также писатель советовал избавляться от косноязычия: «Затем встречаются и такие штучки: «Никифор отделился от столба ворот» или «крикнул он и отделился от стены». Ей же, по поводу благозвучия фраз: «Надо выбрасывать лишнее, очищать фразу от «по мере того», «при помощи», надо заботиться об её музыкальности и не допускать в одной фразе почти рядом «стала» и «перестала». Голубушка, ведь такие словечки, как «Безупречная», «На изломе», «В лабиринте», — ведь это одно оскорбление». О композиции Чехов считается одним из первых русских писателей, который по-настоящему реабилитировал жанр рассказа, ввёл его в разряд «серьёзной литературы». Он же довёл его форму до эталона: «По-моему, написав рассказ, следует вычёркивать его начало и конец». Лидии Авиловой писатель предлагал избавляться от ненужных деталей и избегать затяжной экспозиции в рассказе «Ко дню ангела»: «Вы нагромоздили целую гору подробностей, и эта гора заслонила солнце. Надо сделать или большую повесть, этак в листа четыре, или же маленький рассказ, начав с того момента, когда барина несут в дом». Ей же по поводу другого рассказа: «Во-первых, архитектура... Начинать надо прямо со слов: «Он подошёл к окну»... и проч. Затем герой и Соня должны беседовать не в коридоре, а на Невском, и разговор их надо передавать с середины, дабы читатель думал, что они уже давно разговаривают». По поводу одного из ранних рассказов Бунина, Чехов отвечал автору: «Писал ли я Вам насчёт «Сосен»? — это очень ново, очень свежо и очень хорошо, только слишком компактно, вроде сгущённого бульона». Другая, характерная для Чехова, форма — повесть. Однако и он сам освоил этот жанр не без труда. «…Тема хорошая, пишется весело, но, к несчастью, от непривычки писать длинно, от страха написать лишнее я впадаю в крайность: каждая страница выходит компактной, как маленький рассказ, картины громоздятся, теснятся и, заслоняя друг друга, губят общее впечатление. В результате получается не картина, в которой все частности, как звёзды на небе, слились в одно общее, а конспект, сухой перечень впечатлений» (А.Чехов, из письма Владимиру Короленко о своем первом большом произведении — повести «Степь»). О. Зиновьев
Дизайне, кулинар, ботаник. Кто это? 💢 💢 💢 Гоголя интересовала мода, и он старался от неё не отставать. Более того, не прочь был при случае и покрасоваться. По воспоминаниям одного из преподавателей, Гоголь по окончании гимназии сшил себе новый сюртук песочного цвета с модной клетчатой подбивкой и при ходьбе будто невзначай задевал полы одежды так, чтобы красная щегольская подкладка была всем видна. Одно время черные фраки ему надоели, и он стал искать хорошее сукно синего цвета, интересуясь у приятелей, где таковое можно купить, подбирал к нему крупные металлические пуговицы.
По воспоминаниям современников, у Гоголя был нетривиальный подход к собственному образу. В его гардеробе были такие экстравагантные вещи, как светло-жёлтые панталоны, множество жилетов самых смелых расцветок, да еще и с цепочками и золотыми пуговками, ярко-синий бархатный камзол, белая пуховая шляпа, разноцветный шарф, темный гранатовый сюртук… Видимо, необыкновенная одежда вдохновляла его. Сохранилось интересное воспоминание Сергея Аксакова, заставшего Гоголя за работой над рукописью: «Я едва не закричал от удивления. Передо мной стоял Гоголь в следующем фантастическом костюме: вместо сапог длинные шерстяные русские чулки выше колен; вместо сюртука, сверх фланелевого камзола, бархатный спензер; шея обмотана большим разноцветным шарфом, а на голове бархатный, малиновый, шитый золотом кокошник, весьма похожий на головной убор мордовок. Гоголь писал и был углублен в своё дело».
Гоголю нравились ткани с переходами цвета. По воспоминаниям сестёр, у писателя было множество жилетов, ткань которых переливалась различными оттенками и полутонами. Возможно, это свойство материи в какой-то мере отражало сложную натуру самого Гоголя. Недаром же в одном из писем матери он замечает: «Я почитаюсь загадкою для всех, никто не разгадал меня совершенно». Вот и своего загадочного героя, Павла Ивановича Чичикова, Гоголь одевает по тому же принципу, нетривиально. В первом томе «Мёртвых душ» несколько раз упоминается «фрак брусничного цвета с искрою», а во втором и того таинственней – «наваринского пламени с дымом». Чичиков, «надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель на больших медведях», производил впечатление солидного человека: прохожие на улице ему кланялись, на приёме у губернатора сильные мира сего мило улыбались и почитали за своего. Интересно, что ультрамодный оттенок фрака из второго тома гоголевской поэмы навеян популярной тогда картиной И. Айвазовского «Наваринский бой». В ней были необыкновенно переданы сложные оттенки моря, а также пламени и смешанного с ним дыма, где сливаются и переходят друг в друга желтое, красное, зелёное, коричневое... Чичиков, как известно, сначала искал на ярмарке любимое сукно «брусничных цветов с искрой», затем «бутылочных» оттенков, а приобрёл нечто экстравагантное - желто-зелено-коричневое, то есть того самого «наваринского дыму с пламенем».
Мастер художественной детали, Гоголь работает над образами своих героев, даёт им не только говорящие фамилии, но и уверенной рукой стилиста, словно опытный театральный костюмер, наряжает их в красноречивые одежды. Госпожа Манилова у него «недурна и одета к лицу», на ней хорошо сидит «матерчатый шелковый капот бледного цвета», в маленькой руке она сжимает «батистовый платок с вышитыми уголками». Собакевич напоминает средней величины медведя, и «для довершения сходства фрак на нём совершенно медвежьего цвета, рукава длинны, панталоны длинны». Похожая на курицу Коробочка одета в тёмное платье и чепец. «Заплатанной» Плюшкин ходит в дырявом халате и с каким-то невероятным тряпьём на шее. Описание экс- и интерьеров добавляет нужные штрихи к портретам персонажей и завершает создание образа. Гоголь так дотошен в изображении деталей, что даже современные театр и кино могли бы причислить его к цеху выдающихся сценографов, декораторов или художников-постановщиков.
«Вечера на хуторе близ Диканьки» потребовали от Гоголя достоверности в описании национальных костюмов, в частности, одеяний малороссийских женщин и девушек. За помощью он обратился к матушке и попросил её прислать точные «названия платья… до последней ленты». Матушка к наказам любимого сына относилась исключительно ответственно, потому гоголевские персонажи одеты в соответствии с модой изображаемого времени. Так, в «Сорочинской ярмарке» мы видим детальное описание некой «неугомонной супруги», восседавшей на возу «в нарядной шерстяной зеленой кофте, по которой, будто по горностаевому меху, нашиты были хвостики, красного только цвета, в богатой плахте, пестревшей, как шахматная доска, и в ситцевом цветном очипке, придававшем какую-то особенную важность ее красному, полному лицу».
Рукодельник Гоголь сам вязал шарфы, плёл из шерсти пояски, кроил платья для сестёр и занавески для их комнат, придумывал узоры для домашних ковров. По воспоминаниям сестры Лизы, Николай Васильевич раскрашивал стены и потолки в доме: «Наденет, бывало, белый фартук, станет на высокую скамейку и большими кистями рисует - так он нарисовал бордюры, букеты и арабески».
Во время пребывания в Италии Гоголь пристрастился к местной кухне и наловчился сам готовить знаменитую пасту с сыром. В воспоминаниях Сергея Тимофеевича Аксакова есть такой интересный эпизод: «Часа за два до обеда, вдруг прибегает к нам Гоголь, вытаскивает из карманов макароны, сыр пармезан и даже сливочное масло и просит, чтоб призвали повара и растолковали ему, как сварить макароны. <…> Когда подали макароны, которые, по приказанию Гоголя, не были доварены, он сам принялся стряпать. Стоя на ногах перед миской, он засучил обшлага и с торопливостью, и в то же время с аккуратностью, положил сначала множество масла и двумя соусными ложками принялся мешать макароны, потом положил соли, потом перцу и, наконец, сыр и продолжал долго мешать. Нельзя было без смеха и удивления смотреть на Гоголя; он так от всей души занимался этим делом, как будто оно было его любимое ремесло, и я подумал, что если б судьба не сделала Гоголя великим поэтом, то он был бы непременно артистом-поваром. Как скоро оказался признак, что макароны готовы, то есть когда распустившийся сыр начал тянуться нитками, Гоголь с великою торопливостью заставил нас положить себе на тарелки макарон и кушать. Макароны точно были очень вкусны».
Николай Васильевич был лакомкой и сладкоежкой, любил варенье, пирожные, вместо полноценного обеда мог, как ребенок, наесться купленных в кондитерской маленьких пирожков. По воспоминаниям современников, Гоголь любил экспериментировать, сам готовил квас из мочёных лесных груш; из козьего молока и рома делал своеобразный напиток, «эту стряпню называл гоголь-моголем и часто, смеясь, говорил: “Гоголь любит гоголь-моголь”». М. Максимович свидетельствовал: «На станциях он покупал молоко, снимал сливки и очень искусно делал из них масло с помощью деревянной ложки. В этом занятии он находил столько же удовольствия, как и в собирании цветов», а Л. Арнольди вспоминал, как «Гоголь выдумал какое-то новое блюдо из ягод, муки, сливок и еще чего-то».
Писатель знал толк в малороссийской кухне, потому так аппетитны его описания различных блюд (вспомним «Старосветских помещиков»), но и по части напитков из гоголевских текстов можно почерпнуть немало интересного. Устами Пульхерии Ивановны Товстогуб наверняка говорит не только Гоголь, но и его ответственная матушка: «… водка, настоянная на деревий и шалфей. Если у кого болят лопатки или поясница, то очень помогает. Вот это на золототысячник: если в ушах звенит и по лицу лишаи делаются. А вот эта — перегнанная на персиковые косточки; вот возьмите рюмку, какой прекрасный запах. Если как-нибудь, вставая с кровати, ударится кто об угол шкапа или стола и набежит на лбу гугля (шишка, ушиб), то стоит только одну рюмочку выпить перед обедом — и всё как рукой снимет, в ту же минуту всё пройдет, как будто вовсе не бывало».
Интересовал Гоголя и ландшафный дизайн. Он с воодушевлением занимался планировкой домашнего сада, расчищал аллеи, высаживал в определенном порядке деревья. В марте 1827 года он пишет из Нежина матушке письмо, в котором вспоминает, как он раньше с удовольствием работал в саду: «Весна приближается. Время самое веселое <…>. Это напоминает мне времена детства, мою жаркую страсть к садоводству. Это-то время было обширный круг моего действия. Живо помню, как бывало с лопатою в руке, глубокомысленно раздумываю над изломанною дорожкою… Признаюсь, я бы желал когда-нибудь быть дома в это время. Я и теперь такой же, как и прежде, жаркий охотник к саду».
И о полезных свойствах полевой растительности Гоголь знал очень много. Лев Арнольди вспоминал, с каким воодушевлением писатель рассказывал ему о встречавшихся по дороге растениях, называл их по латыни и так, как именовали их крестьяне, знал свойства, качества растений и на что они употребляются. О серьёзности увлечения можно судить и по тому, что Гоголь был знаком со специальной литературой и мог дать ей оценку как практик: «Терпеть не могу эти новые ботаники, в которых темно и ученым слогом толкуют о вещах самых простых. Я всегда читаю те старинные ботаники и русские, и иностранные, которые теперь уже не в моде, а которые между тем сто раз лучше объясняют вам дело».
Красота окружающего мира Гоголя восхищала, и он стремился её запечатлеть. Некоторые современники отмечают, что он прекрасно рисовал. В путешествиях во время посещения храмов и соборов обращал внимание на резьбу, роспись и искуснейшим образом зарисовывал впечатлившие его орнаменты. Как тут не вспомнить рукастого кузнеца Вакулу из «Ночи перед Рождеством», который и сундуки прекрасно расписывал, и был способен восхититься умением столичных мастеров, чьими трудами было создано дворцовое великолепие.
Видеть красоту и создавать, умножать её – вот, пожалуй, то умение, которое объединяло все увлечения Гоголя. Любовь к прекрасному сквозит во всём, чего коснулся его талант, его гений, будь то цветы в домашнем саду или строки бессмертных произведений.
Т. Скок
Сокровища Стивенсона 💢 💢 💢 Собрание его сочинений насчитывает тридцать томов, в которых немало замечательных произведений, но обессмертил его имя один-единственный, главный роман.
Бархатная Куртка
Да, поистине «Остров сокровищ» Роберта Луиса Стивенсона – подлинная жемчужина мировой приключенческой литературы. Трудно поверить, что её автор страдал тяжёлым недугом и порой надолго оставался прикован к постели.
Роберт Луис появился на свет 13 ноября 1850 года в Эдинбурге. Отец будущего писателя, известный строитель маяков, надеялся, что единственный сын станет продолжателем его дела. Смущало его лишь одно обстоятельство – Луис был необычайно болезненным ребёнком: он переболел всеми известными детскими хворями. И если бы не постоянные заботы отца, матери и преданной няни, мир, возможно, так и не узнал бы писателя Стивенсона.
С самого раннего детства Луис отличался неуёмной фантазией. Подпитывалась она историями о пиратах и благородных шотландских разбойниках (их сочинял и рассказывал ему на ночь отец) и библейскими сюжетами, которые пересказывала ему няня. Вскоре мальчуган начал сочинять сам. Перечислять названия школ, в которых учился Луис, – занятие неблагодарное, так как Стивенсон мало что почерпнул там. Подростком он часто прогуливал занятия, но отец лишь смеялся, когда ему сообщали об отсутствии сына в школе. Старый мистер Стивенсон не сомневался, что Луис упущенное наверстает в университете.
Увы, его надеждам не суждено было осуществиться, хотя в Эдинбургский университет Луис поступил. Однако занятиями там он пренебрегал так же, как и в школе. Впрочем, бездельником не был. Неосознанное детское желание «придумывать истории» превратилось в твёрдое стремление научиться сочинять по-настоящему. Однако признаться отцу, что он решил стать писателем, а не инженером, у него не хватало духу. И всё-таки родители насторожились: их смущал внешний вид сына. Ну хорошо, длинные волосы, которые отпустил Луис, должны были, по его словам, служить защитой от простуд, но зачем юноше из приличной семьи носить широкополую шляпу, парусиновые брюки и чёрную рубашку с галстуком, который походил на лоскут, оторванный от старого ковра? А потёртая чёрная бархатная куртка? Хорошо ещё, родители не знали о том, что в литературную практику сына входило изучение притонов, где собирались подвыпившие моряки, воры и уличные девки. Стивенсон был известен там под кличкой Бархатная Куртка. Луис брал туда записную книжку и сочинял лирические стихи.
Лалли. Тайна для всех
Между тем гроза в семействе Стивенсонов назревала. И разразилась зимой 1873 года. Дело в том, что Луис в компании со своим кузеном Бобом и несколькими университетскими приятелями организовал клуб. Программа его провозглашала стремление добиваться, в общем-то, благородных целей – свободы, справедливости, уважения. Правда, среди средств достижения этих целей упоминался атеизм, а основополагающим принципом своей организации молодые люди объявили «пренебрежение всем, чему нас учили родители».
Программа эта случайно попала в руки старого Томаса Стивенсона и вызвала неистовый гнев. «Бумагомарание» он не считал достойным занятием для джентльмена, кроме того, он сильно сомневался в литературном таланте сына. Но не выгонять же слабого здоровьем юнца из дома?! Луису пришлось перейти на юридический факультет, чтобы получить диплом адвоката. Это случилось в июле 1875 года, однако после учёбы он и дня не проработал в адвокатской конторе.
Друзья безоговорочно признавали его талант. За поздними ужинами с бургундским велись нескончаемые споры о литературе и искусстве. Особенно тёплые отношения связывали Луиса с поэтом Уильямом Хенли, человеком огромного обаяния и неуёмной жизненной энергии. Кстати, именно Хенли стал прототипом одного из главных героев романа «Остров сокровищ» – одноногого пирата Джона Сильвера (у Хенли тоже не было ноги).
Луиса начинают печатать, правда, пока ещё не совсем популярные журналы.
В награду за успешное окончание юридического факультета отец дарит ему 1000 фунтов, нешуточные по тем временам деньги, и следующие несколько лет Луис много времени проводит со своим кузеном Бобом во Франции, в Барбизоне. Здесь в лесу Фонтенбло обитала компания художников, которые вели богемную жизнь. Впрочем, женщин там было мало. Тем большее впечатление на всех обитателей Фонтенбло произвёл приезд в соседний городок Грёз американки Фэнни Осборн с двумя детьми: дочерью Белль семнадцати лет и сыном-школьником Ллойдом. Самой Фэнни было тогда 37 лет, Луису – 26. В Штатах у Фэнни оставался неверный муж, она и во Францию отправилась в надежде на то, что он одумается и позовёт её назад. Пока же финансовое положение её было очень тяжёлым. Живописью она только начала заниматься, писала посредственные рассказы. Фэнни не была красавицей, хотя и отличалась миловидностью, однако на Луиса она произвела ошеломляющее впечатление. Впервые увидев её, по словам очевидцев, он воскликнул: «Вот женщина, на которой я женюсь!»
Большую часть денег, полученных от отца, он потратил, поддерживая Фэнни и её детей. Кстати, Стивенсон вообще обожал детей и умел находить с ними общий язык. Вскоре маленький Ллойд был неразлучен с Лалли, как он называл Луиса. Осенью 1878 года Фэнни с детьми решила вернуться в Штаты. По видимому, их план состоял в том, что Фэнни добьётся у супруга развода, а затем выйдет замуж за Луиса.
Алла Зубкова
125 лет со дня рождения Всеволода Рождественского ✳ ✳ ✳ ✳ Мне суждено было родиться на рубеже двух столетий, весной 1895 года, в небольшом городке Царское Село, который ныне носит имя Пушкина. Рос я в педагогической семье, которой близки были литературные интересы, в парках окружал меня воздух, которым дышали поэты пушкинской плеяды и последующих поколений, а директором моей гимназии был Иннокентий Анненский. Казалось, сама судьба предопределила мне быть убежденным филологом.
Петербургский университет поддержал эту рано наметившуюся склонность. Наряду с увлечением филологией пробудилось и сознательное отношение к поэзии. В 1915-1916 годах возник студенческий литературно-творческий кружок. Среди моих сверстников и товарищей по этому кружку была Лариса Рейснер, издававшая журнал "Рудин", где я и получил первое литературное крещение. Моими старшими товарищами по журналу были Лев Никулин и Осип Мандельштам, а по Пушкинскому семинару проф. С. А. Венгерова - Юрий Тынянов и другие молодые литературоведы той поры.
Осенью 1916 года по "общестуденческому призыву" я попал в саперную часть царской армии, но пробыл там сравнительно недолго - после свержения самодержавия вернулся в университет. Это произошло, впрочем, после пребывания в войсках Совета рабочих и солдатских депутатов, ночных патрулирований по городу и стычек с юнкерами Керенского. Возобновившаяся академическая жизнь оказалась не очень длительной - все, что происходило вне ее, было и нужнее и интересней. Я ушел добровольцем в недавно образовавшуюся Красную Армию, где пробыл около пяти лет на скромной должности младшего командира. Участвовал в обороне Петрограда от генерала Юденича, бороздил на тральщике - портовом буксире - серые волны Финского залива, вылавливая мины, разбросанные английскими интервентами. Это было трудное, но вместе с тем и прекрасное время ни на минуту не угасавших надежд на то, что жизнь, завоеванная в борьбе, должна принести счастье и отдых Советской Родине. Воинская часть, в которой я служил, входила в состав Петроградского гарнизона, и это давало мне возможность не порывать связи с литературной средой. Вхождение в нее началось много раньше, и тут я обязан поистине счастливому стечению обстоятельств. Еще к первому курсу университета относится мое знакомство и сближение с семьей А. М. Горького, где мне довелось стать студентом-репетитором. Почти два года, проведенные под гостеприимной горьковской кровлей, оказались по сути моим вторым университетом.
Всегда сочувственно относившийся к молодежи, к ее творческим начинаниям, Алексей Максимович привлек меня в 1918 году к сотрудничеству в основанном им издательстве "Всемирная литература". И с этого, началась моя работа поэта-переводчика. Здесь же произошло и знакомство с А. А. Блоком, общение с которым считаю одним из самых значительных событий жизни. А годы первых пятилеток стали временем накопления жизненного и творческого опыта. Решающую роль сыграли и странствия по родной стране, когда мне пришлось быть непосредственным свидетелем вдохновенного созидательного труда наконец-то вздохнувшей свободно страны. Я видел опаленные душным июлем приднепровские степи, где в каменных отрогах вырастала казавшаяся тогда гигантской плотина Днепрогэса; в Лорийском ущелье Армении слышал жаркое дыхание цехов медеплавильного завода. Два лета провел с геологами Средней Азии в горах Заилийского Алатау. Видел первый товарный состав, прошедший вдоль казахстанских предгорий по рельсам только что построенного Турксиба. Но главным во всех этих незабываемых впечатлениях были люди, с их новым отношением к труду, к братскому многонациональному в нем содружеству.
Один, за другим выходили в эти годы мои сборники - лирическая летопись, вдохновленная самой жизнью. В них были и отклики на события общественной значимости, и природа нашего Юга, Средней Азии, и облик родного города на Неве, и имена деятелей русской национальной культуры, и просто лирика сердца. С первых же дней Великой Отечественной войны я пошел в народное ополчение, и за четыре года, проведенных на Ленинградском, Волховском и Карельском фронтах, пережил едва ли не самый значительный период своего жизненного пути. Много примечательного прошло перед моими глазами. Довелось быть участником прорыва ленинградской блокады, освобождения Новгорода, форсирования реки Свирь. Видел я и победные салюты у стен московского Кремля.
Годы войны, прошедшие для меня сперва в близких окрестностях Ленинграда, затем в волховских и карельских лесах, в межозерье Ладоги и Онего, вернули мне ощущение родного Севера, которое в юные годы было заслонено яркими впечатлениями южного моря, кавказских гор и казахстанских степей. В стихи вошла наша скромная северная природа - неистощимый источник любви к родной стороне. Эта тема, как и связанные с нею образы нашего исторического прошлого и народного творчества, стала мне особенно близкой в послевоенные годы. Возможно, этому способствовало то, что у меня всегда было пристрастие к миру красок, форм и звучаний, к тому вечно цветущему саду жизни, где человеку нашей эпохи суждено быть неустанным и взыскательным садовником. Вот то немногое, что я мог бы рассказать о внешнем движении моей жизни. Но у меня, как у каждого поэта, есть и своя, внутренняя биография - мои стихи. Они расскажут лучше, чем мог бы это сделать сам автор, как росла его душа, непосредственно отзываясь на то, что ее волновало и вдохновляло, что хотелось передать людям - друзьям и современникам.
Путь был длинным, и написано было немало. Но сейчас, оглядываясь на прошлое, думается мне, что небольшие стихотворные сборники, малыми тиражами выходившие до войны, только намечали основные вехи дальнейшего творческого роста. Зрелость пришла позднее. За время войны написаны три книги стихов, лично для меня ценных потому, что жизнь окончательно подвела к основной моей теме Родины и Народа. Это - "Голос Родины" (1943), "Ладога" (1945), "Родные дороги" (1947). За ними последовали "Стихотворения. 1920-1955" - однотомник (1956), "Иволга" (1958), "Русские зори" (1962), "Стихи о Ленинграде" (1963). Детгиз издал книгу "Читая Пушкина" (1959), издательство "Советский писатель"- мемуарную повесть "Страницы жизни" (1962), в которой рассказано о встречах и общении с замечательными людьми, многое определившими в моей литературной судьбе, об А. М. Горьком, А. А. Блоке, С. А. Есенине, А. Н. Толстом.
В эти и предшествующие годы я много занимался стихотворными переводами западноевропейской прогрессивной классики и поэзии наших братских литератур. Написано также несколько либретто к операм, шедшим на сценах музыкальных театров - в том числе "Декабристы" (муз. Ю. А. Шапорина). Есть мудрая народная пословица: "Путь дороги не знает". Народ различает понятия "путь" и "дорога". "Путь" для него значительнее, важнее. Он всегда продиктован сердцем и всегда один, меж тем как "дороги" многообразны. С благодарностью вспоминаю я людей вдохновенного творческого труда, встречавшихся мне за долгие годы, и великие дела моей Советской Родины. Судить о том, как складывался этот путь, мне самому было бы затруднительно. Пусть об этом говорят стихи - лирическое отражение пережитого и передуманного.
Всеволод Рождественский. Избранное. М., Л.: Художественная литература, 1965
110 лет со дня рождения Юрия Германа 💢 💢 💢 Юрий Герман – классик русской литературы, прозаик, драматург, киносценарист. Лауреат Сталинской премии 2-й степени. Творческая биография литератора началась модернистской прозой, затем манера написания резко изменилась: Герман одним из первых российских литераторов подарил читателям семейный роман.
Литературное наследие прозаика обширно: за 40 лет жизни в искусстве он создал романы, повести, рассказы, пьесы, сценарии. А главными его книгами стали роман «Россия молодая» о петровской эпохе, трилогия «Дело, которому ты служишь» и повесть о буднях уголовного розыска, по мотивам которой его сын снял гениальный фильм «Мой друг Иван Лапшин».
Родился прозаик весной 1910 года в Риге в семье военнослужащего. Мама Германа – Надежда Игнатьева, дочь поручика Изборского полка – учительница русского языка. Главу семейства Павла Германа во время Первой мировой войны мобилизовали. За супругом отправилась и вторая половинка, прихватив 4-летнего сына Юру. Надежда Константиновна устроилась сестрой милосердия в полевом госпитале артиллерийского дивизиона.
Детство Юрия Германа, как он позже написал, прошло среди солдат, пушек и коней. Много времени мальчик провел в госпитале. На переправе через реку Збруч жизнь будущего классика едва не оборвалась. Вскоре Павел Герман возглавил дивизион и закончил службу в звании штабс-капитана. Отрочество Юрий Герман назвал обыденным: после демобилизации отец работал финансовым инспектором в Курске и городах области – Обояни, Льгове, Дмитриеве. В школе Герман увлекся литературой. Первые написанные строчки – рифмованные, но поэтический опыт закончился на тех немногих стихах, которые появились на страницах «Курской правды». Желание рифмовать «зарубил» редактор, посоветовав мальчику сочинять очерки и репортажи.
Первые уроки журналистики, которые преподала будущему лауреату Сталинской премии курская многотиражка, Герман вспоминал с благодарностью. Творческая биография литератора продолжилась несколькими рассказами, напечатанными в льговской газете, но акцент переместился на драматургию. Юноша увлекся театром, поначалу суфлировал, затем руководил самодеятельностью и сочинял для постановок первые небольшие пьесы. Вскоре после окончания школы в Курске Юрий Герман отправился в Ленинград: 19-летний юноша стал студентом Техникума сценических искусств. Герман учился и трудился на машиностроительном заводе, продолжая писать. В 17 лет он сочинил модернистский роман «Рафаэль из парикмахерской», но профессиональным писателем почувствовал себя в 21 год, когда вышел роман под названием «Вступление», одобренный Максимом Горьким.
В становлении прозаика немалую роль сыграл журнал для молодежи «Юный пролетарий», выходивший в городе на Неве. На его страницах появились рассказы Германа «Шкура» и «Сиваш». По заданию редакции журнала Юрий писал очерки о заводских и фабричных рабочих. Встречи с людьми на производстве подтолкнули молодого литератора к созданию романа, который открыл имя писателя широкому кругу советских читателей. Название романа – «Вступление» – стало пророческим.
Появление «бытового», семейного романа «Наши знакомые» стало событием в советской литературе, ранее не знавшей подобных примеров. Прозаики нового времени писали о производстве, стройках века, трудовых коллективах и масштабных фигурах. Юрий Герман едва ли не первым из современников показал, как рождаются и растут люди, которым уготовано большое будущее. Грянувшая Великая Отечественная война не прошла для писателя стороной: Юрий Герман служил военкором на Карельском фронте, писал для ТАСС и «Совинформбюро», побывал на Северном флоте, куда журналиста прикомандировали к политуправлению. Очерки, статьи и рассказы военкора Германа фронтовые читатели встречали с воодушевлением. Замысел исторического романа-эпопеи о Петре I писателю навеяли военные события. Осмысляя пережитое на войне, Юрий Герман трудился над главами «России молодой», которую читатели увидели в 1952-м.
В послевоенный период у прозаика родилось желание написать о герое нашего времени – человеке особого склада ума, способного мыслить общечеловеческими, государственными категориями. Так в 1957-1964 годах появилась трилогия «Дело, которому ты служишь» о враче Владимире Устименко. Вторая книга трилогии – «Дорогой мой человек» – о героизме моряков, которым выпало служить на суровом Севере в годы Второй мировой. Эпизоды книги взяты из военного опыта Юрия Павловича и дружеских бесед с архангельскими моряками-поморами. Заключительную часть романа в трех частях, названную «Я отвечаю за все», классик опубликовал в середине 1960-х, когда смертельный недуг напоминал о себе каждую минуту.
Прозаик писал и для взрослых, и для детей. Юным читателям Юрий Герман подарил замечательные книги «Рассказы о Дзержинском», «Секрет и Служба», «Дай лапу, друг». А повесть о блокадном Ленинграде «Вот как это было» появилась уже после смерти классика. Ее рукопись нашли, разбирая архив Юрия Павловича, сын и жена. Похоже, писатель считал текст, над которым трудился в конце 1940-х, недоработанным и отложил его на потом, да так и не успел к нему вернуться. Повесть написана под впечатлением рассказов переживших блокаду ленинградцев: в город на Неве Юрий Герман вернулся после демобилизации. События описаны с позиции 7-летнего мальчика Миши, «блокадного» ребенка.
Александр Штейн в работе над сценарием фильма "Один из многих" Много сил и вдохновения писатель отдал кинематографу. В середине 1930-х он сотрудничал с Сергеем Герасимовым: вместе с режиссером прозаик работал над сценарием картины «Семеро смелых». Герман написал сценарии к фильмам «Доктор Калюжный», «Пирогов», «Дело Румянцева», «Дай лапу, Друг!».
Сын писателя – режиссер Алексей Герман – в 1984 году снял по мотивам отцовского романа драму «Мой друг Иван Лапшин», которая вошла в золотой запас советского кинематографа.
С 1948 по 1967 годы Юрий Герман жил в доме на Марсовом поле. Там он и скончался. Свою смерть писатель напророчил и описал: в конце 1940-х вышла книга «Подполковник медицинской службы». Героя романа съедал рак, убивавший его долго и мучительно. Такую же болезнь диагностировали Юрию Павловичу в середине 1960-х. Рак и стал причиной его смерти в январе 1967-го. Ушел классик мужественно, без жалоб, не измучив родных. После кончины сын нашел записку отца, в которой прочитал слова: «Как бы умереть, не кокетничая».
И. Иванов
Феномен Сенкевича💢 💢 💢
Увы, ни для кого не секрет, что практически каждому литературному произведению отмерено свое время, которое стремглав несется в вечность. Лишь единицы творений, став классикой, могут рассчитывать на понимание и признание как нынешних, так и грядущих поколений. В читательских кругах и в среде критиков с момента выхода в свет легендарного романа Генрика Сенкевича «Огнем и мечом» велись жаркие споры по поводу - постигнет ли его участь романов-однодневок, или станет он классикой. Но, только время способно расставлять все по своим местам - творением польского писателя до сих пор зачитываются книголюбы всего мира. А вот о том, какой невероятный резонанс произвел этот роман на читателей более 135 лет тому назад, далее - в нашем обзоре.
Генрик Сенкевич – талантливый польский писатель, а также историк в какой-то степени, потому как переработать столько исторической информации, подняв груды архивов, и придать сухому материалу ярких красок и сочных оттенков, а также наполнить увлекательнейшим содержанием - дано не каждому автору. В свое время литератор совершил прорыв в жанре приключенческой и исторической литературы. И читатели, жаждущие приключений, глубоких переживаний и незабываемых впечатлений, с головой окунались в события захватывающих страниц его романа.
Изначально автором планировалось, что первая часть «Трилогии» «Огнем и мечом» будет состоять из 60 частей, в результате их оказалось - 206. Несмотря на весьма нелестную оценку некоторых критиков, роман приобрел такую популярность, что Сенкевичу пришлось написать продолжение – другого выхода у него просто не оставалось. Его роман читали всюду: в шляхетских усадьбах, в ремесленных мастерских, конторах и почтовых отделениях... В редакцию газеты, где с 2 мая 1883 по 1 марта 1884 года отрывками печатался роман Сенкевича «Огнем и мечом», приходило огромное количество писем от читателей, которые умоляли автора не умерщвлять никого из героев книги. Когда персонаж романа Лонгинус Подбипятка все же погиб от рук татар под Збаражем, в стране наступил траур, в костелах заказывали молебны об упокоении его души. Ни одна часть романа, ни одно значимое событие не оставалась без отклика читающей публики. Современник Генрика Сенкевича, историк литературы Станислав Тарновский, вспоминал, что в то время каждая беседа начиналась и заканчивалась дискуссией о романе, причем о его персонажах говорили, как о живых реальных людях.
Первоначально у писателя была задумка главной сюжетной линией произведения показать любовный треугольник между главными героями романа - Яном Скшетуским, красавицей-княжной Еленой Курцевич и полковником Иваном Богуном. И аудитория, затаив дыхание следила за развитием их отношений. Однако вскоре роман начал обрастать эпизодами, в которых читатель стал зачитываться описанием сражений, побегов, погонь, поединков, романтикой степной жизни и многим другим, являющимся теперь неотъемлемой частью книги. А тема рыцарства и патриотизма, буквально пронизавшая произведение, пробудила у поляков очень глубокое чувство национальной гордости. Главной целью произведения, как утверждал сам автор, было поднятие национального духа поляков в момент меж усобицы внутри страны и народного восстания. И это ему, безусловно, удалось с лихвой.
Разумеется, что такой успех романа не остался без критических суровых замечаний литературоведов, один из которых отметил: «В романе Сенкевича одни видят совершенный шедевр, которым будут восхищаться потомки во все времена, другие утверждают, что этот роман подобен модной ткани, которая уже завтра уступит место другим сезонным товарам». Так, некоторые знатоки истории отпускали в сторону писателя колкие упреки за фальсификацию и отсутствие в его произведениях реальной картины исторических событий и социальных явлений, чрезмерной идеализации исторических персонажей (в большей степени это касалось князя Иеремии Вишневецкого). Иные критики находили в романе Сенкевича приметы других жанров: сказки, вестерна, повести из народной жизни. Однако самая главная претензия к роману заключалась в том, что его автору, был характерен однобокий взгляд, причем этакий гипертрофированный. Когда одни персонажи идеализировались, а другие - были исчадием ада. То бишь, казаки - отвратительны и ужасны, вечно пьяные, кровожадные, тупые и вся их цель - убивать, а в противовес им были показаны благородные шляхтичи. Безусловно, национальная принадлежность Сенкевича давала о себе знать весьма конкретно. Тем не менее, хотя автор и был всем сердцем и душой на стороне своего народа, он все же постарался сохранить максимальную объективность, прекрасно понимая, "что огонь не вспыхнул бы так ярко и горячо, если бы солома не была вдоволь иссушена людскими страданиями".
Большинство читателей довольно легко простили Сенкевичу его симпатии - как можно было судить и требовать исторической объективной достоверности от художественного произведения, когда автор, имел право на свою, личную, точку зрения. А чисто с художественной стороны, как не крути, роман Генрика Сенкевича - великолепен. Основная композиция, ритм повествования, структура сюжета, подбор персонажей, колоритный язык написания - всё выверено почти идеально.
Шляхтецкий гонор и казацкая удаль, в который раз сошлись на поле битвы, отстаивая каждый свою правду. Кровопролитная война, начинавшаяся как восстание казаков войска Запорожского, достигла невиданных размеров. Интриги, подвиги и трусость, переговоры, победы и поражения, личные обиды Богдана Хмельницкого и то, во что это вылилось для Речи Посполитой и для Украины - все это вместе взятое и легло на страницы известного романа. Одним словом - из-под пера писателя вышел роман, повествовавший о событиях средины 17 века, когда произошло восстание казаков под предводительством полковника Богдана Хмельницкого совместно с татарами против польской шляхты. В романе с достоверностью отражены образы очень многих исторических действующих лиц, реально существовавших в ту эпоху.
Действие «Огнем и мечом» разворачивается по законам приключенческой литературы и, разумеется, без романтической нити здесь не обошлось: за сердце польской красавицы сражаются два кавалера на фоне кровавых столкновений, похищений, побегов, погонь. Однако эта сюжетная линия является в книге второстепенной. Особый же взгляд автора был, направлен на сражения, характер героев, их силу и доблесть. Автор колоритно, с большим мастерством описывал диалоги действующих лиц, которым присущи и юмор, и ирония, и достоинство.
Сейчас сложно судить, о том, кто был прав, а кто виноват почти пять веков тому назад: каждому всегда была своя рубашка ближе к телу. Но, традиционно в истории советского времени образ Богдана Хмельницкого был возведен в ранг национального героя, что, впрочем, и немудрено, ведь в результате возглавляемого им восстания обширные украинские территории перешли в российское подданство. Генрик Сенкевич же в своем романе "Огнём и мечом" показывает события с другой, с "польской" стороны. У него Хмельницкий - сумасброд и пьяница, начавший бунт из-за личной обиды. Фактически разрыву между казачеством и польской шляхтой послужил случай, который полностью изменил жизнь казачьего полковника, и окончательно настроил против Польского государства.
Польский подстароста Даниэль Чаплинский разгромил его хутор, украл его возлюбленную и приказал жестоко избить полковничьего сына. Обратившись к королю за помощью, Хмельницкий получил лишь совет: лучше защищать свои земли. Что, тот и сделал, подняв вооруженный мятеж и, со временем, присоединив большую часть Украины к России. Чрезмерно высокой оказалась цена личной обиды Хмельницкого для польской шляхты. Но, это будет гораздо позже... А по роману Сенкевича, вспыхнувшая искра вражды разожгла пожарище войны, из которой Речь Посполитая вышла победительницей – роман заканчивается описанием битвы под Берестечком в 1651 году, в которой польская армия нанесла сокрушительное поражение казацко-крымскому войску.
И в завершение хотелось бы перелистнуть несколько страниц из биографии Генрика Сенкевича, дабы наш читатель больше смог узнать о перипетиях жизни писателя и его литературной деятельности.
Генрик Адам Александер Пиус Сенкевич родился в мае в 1846 году в деревеньке Воля-Окшейска, что в Польском Царстве, где было помещичье имение отца. Что любопытно, его родственники по батюшке являлись татарами, принявшими католическую веру и переехавшими в Польшу. Род по материнской линии происходил из белорусских дворян. Однако родители Генрика считали себя полноценными поляками и, разумеется, такое восприятие передали своим шестерым детям. Семья Сенкевичей внезапно разорившись, оказалась в затруднительном финансовом положении. Поэтому отец вынужден был продавать за долги свои имения, а кода было продано последнее, семейство Сенкевичей переехало в столицу Польши Варшаву. Несмотря на бедственное положение, родители всеми силами пытались дать своим детям хорошее образование. Благодаря чему юный Генрик окончил варшавскую гимназию и успешно сдал экзамены в местный университет на медицинский факультет, но вскоре из-за отсутствия интереса к предмету перешел на историко-филологический.
Однако в 1871 году Генрик был вынужден и вовсе оставить университет, теперь уже из-за банального отсутствия денег. Учась в вузе, юноша был довольно посредственным студентом, но при этом хорошо преуспевал в литературе и польском языке. Именно эти предметы и помогли начинающему таланту проявить себя и в скором будущем добиться немалого успеха. Вдохновляясь романами Вальтера Скотта и Александра Дюма, он еще в студенческие годы сочинил свой первый рассказ «Жертвоприношение», которое так и не удалось опубликовать. Не остановившись на неудачном опыте, Генрик пробует себя в журналистике. Бедный студент взял псевдоним Литвос и принялся писать статьи, эссе и очерки для нескольких периодических изданий Варшавы ("Нива", "Газета польска" и другие). Его талантливые работы заметили и начали публиковать. У юного Сенкевича был новаторский подход к сочинительству и легкий слог, что быстро оценили в журналистских кругах, поэтому Генрик и решил бросить учебу в университете и посвятить все свое время работе. В кругу польской интеллигенции он совсем скоро приобрел репутацию чуть ли не самого лучшего журналиста Варшавы. Уже в 1872 году состоялся первый дебют Сенкевича, написавшего повесть "Начало". Окрыленный успехом новичок продолжил активно сочинять собственные произведения и публиковаться.
Во второй половине 70-х за счет редакции газеты много путешествовал по Европе, посетил Америку, где, набравшись впечатлений и вдохновившись путешествием и невиданной ему ранее заграничной жизнью, молодой человек пишет множество новелл, очерков, репортажей, которые регулярно появлялись в польской печати. Так, путешествуя по Италии, он знакомится с полькой Марией Шенкевич. Через два года молодые сыграли свадьбу. Брак оказался успешным, счастливым, но, увы, недолгим. В 1882 году у Сенкевичей родился сын Генрик Йозеф, через год – дочка Ядвига. После рождения дочери здоровье супруги пошатнулась, и в 1885 году она умерла от туберкулеза. Сенкевич остался с двумя детьми на руках. После смерти жены писатель еще дважды женился.
Громкий успех разразился вокруг имени писателя после первого романа «Трилогии» «Огнем и мечом» (1883—1884), за которым последовали - «Потоп» (1884—1886) и «Пан Володыёвский» (1887—1888). Все эти романы были встречены читателями с восторгом и сегодня считаются классикой польской литературы. После небывалого успеха «Трилогии» из-под пера писателя вышли еще несколько исторических художественных произведений, но они достигли меньшей популярности. Вновь оказался писатель в зените славы, опубликовав роман «Камо грядеши» (1894—1896), в переводе из старославянского «Куда идешь». Эта фундаментальная работа мастера прославилась далеко за пределами Польши, была переведена на более 50 языков и отмечена самим Папой Римским. К слову сказать, именно благодаря этому роману Сенкевич получил Нобелевскую премию по литературе в 1905 году.
Интересным фактом является то, что именно этот роман экранизировали чаще всего, а именно семь раз. Всего же за историю кинематографа было экранизировано свыше 20 произведений выдающегося писателя, творившего на рубеже 19-20 столетия.
5 (17) сентября 1857 г. родился Константин Эдуардович Циолковский (с. Ижевское Рязанской губ.) — выдающийся исследователь, крупнейший ученый в области воздухоплавания, авиации и космонавтики, подлинный новатор в науке.
🔷 В 10-летнем возрасте Циолковского постигло большое несчастье — он заболел скарлатиной и в результате осложнения почти полностью потерял слух.
Выдающиеся способности, склонность сына к самостоятельной работе и изобретательству заставили отца задуматься над его дальнейшим образованием. Циолковскому было 16 лет, когда отец решил отправить его в Москву для продолжения учебы. Три года самостоятельных целеустремленных занятий в библиотеке Румянцевского музея обогатили юношу знаниями в области математики, физики и астрономии.
После возвращения из Москвы осенью 1879 года Циолковский экстерном сдал экзамен в Рязанской гимназии на звание учителя уездных училищ и спустя три месяца получил назначение в небольшой городок Боровск Калужской губернии. В течение 12 лет Циолковский жил и работал в Боровске, преподавая арифметику и геометрию. Там же он женился на Варваре Евграфовне Соколовой, ставшей его верной помощницей и советчицей, матерью его семерых детей.
Учительствуя, Циолковский начал заниматься научной работой. Уже в 1883 году он написал работу «Свободное пространство», в которой сделал важный вывод о возможности использования реактивного движения для перемещения в мировом пространстве.
Почти всю жизнь Циолковский много занимался вопросами воздухоплавания.
Его первая научная работа по воздухоплаванию «Аэростат металлический, управляемый» увидела свет в 1892 году.
В этом же году в связи с переводом Циолковского в Калужское уездное училище семья Циолковских переехала в Калугу. Многие годы семье пришлось жить на частных квартирах, прежде чем удалось приобрести на окраине города небольшой домик.
В 1903 году в журнале «Научное обозрение» № 5 появилась первая статья Циолковского по ракетной технике «Исследование мировых пространств реактивными приборами». В этом труде ученый впервые для реального осуществления космического полета предложил проект жидкостной ракеты, обосновал теорию ее полета.
Первая часть статьи Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами» прошла незамеченной для широких научных кругов. Вторая часть, опубликованная в журнале «Вестник воздухоплавания», увидела свет в 1911-1912 годах и вызвала большой резонанс. Известные популяризаторы науки и техники В.В. Рюмин, Я.И. Перельман и Н.А. Рынин занялись распространением космических идей Циолковского, стали со временем его настоящими друзьями. Большую помощь оказывали Циолковскому и многочисленные калужские друзья: В.И. Ассонов, П.П. Каннинг, С.Е. Еремеев, а позднее А.Л. Чижевский и С.В. Щербаков. В 1914 году Циолковский издал отдельной брошюрой «Дополнение к «Исследованию мировых пространств реактивными приборами».
Научная деятельность занимала все свободное время Циолковского, но основной в течение многих лет все же была учительская работа. Его уроки вызывали у учащихся интерес, давали им практические навыки, знания. Только лишь в ноябре 1921 года в возрасте 64 лет Циолковский оставил педагогическую работу.
После Великой Октябрьской социалистической революции его научная деятельность получила поддержку государства. В 1918 году Циолковский был избран членом Социалистической академии. В 1921 году Циолковскому была назначена повышенная персональная пенсия.
Внимание правительства к научно-исследовательской работе ученого способствовало признанию работ Циолковского, росту популярности.
В 1932 году Циолковскому исполнилось 75 лет. Это событие было отмечено торжественными заседаниями в Москве и Калуге.
Правительство наградило ученого орденом Трудового Красного Знамени за «особые заслуги в области изобретений, имеющих огромное значение для экономической мощи и обороны Союза ССР». Вручение ордена состоялось в Кремле 27 ноября 1932 года. Принимая орден, Циолковский сказал: «Я могу отблагодарить Правительство за эту высокую награду только своими трудами. Благодарить словами не имеет никакого смысла».
Ученый с новыми силами взялся за работу, он по-прежнему много внимания уделял научной работе, пропаганде научных знаний, вел большую общественную работу. Циолковский встречался с рабочими, учеными, колхозниками, часто выступал перед молодежью, был консультантом научно-фантастического фильма «Космический рейс».
В августе 1935 года здоровье Циолковского резко ухудшилось. 13 сентября он продиктовал свое завещание.
19 сентября 1935 года Циолковского не стало. Похоронили его в Калуге в Загородном саду (ныне парк его имени).
Хотите получать свежие новости из нашей группы на свою страницу - присоединяйтесь к нам сейчас https://ok.ru/group54145780482076 Если хотите сохранить какой-то понравившийся совет или рецепт у себя на стене - ставьте "КЛАСС" и "ПОДЕЛИТЬСЯ". Так же не забываем комментировать !.
ВИП - Важно. Интересно. Полезно.
Полезные советы, рекомендации на все случаи жизни. Все, что может помочь, изменить жизнь к лучшему.
ВНИМАНИЕ!
Статьи медицинского характера здесь предоставляются исключительно в качестве справочных материалов и не считаются достаточной консультацией, диагностикой или назначенным врачом методом лечения. ПЕРЕД ПРИМЕНЕНИЕМ ЛЮБОГО ПРЕПАРАТА, СРЕДСТВА ИЛИ МЕТОДА ЛЕЧЕНИЯ, ОБЯЗАТЕЛЬНО КОНСУЛЬТИРУЙТЕСЬ С ЛЕЧАЩИМ ВРАЧОМ!
САМОЛЕЧЕНИЕ МОЖЕТ БЫТЬ ОПАСНО!
№ 4950879928
ВИП - Важно. Интересно. Полезно.
О ТОМ, О СЁМ...
#этоинтересно
Авторитет Антона Чехова среди писателей-современников был велик. Многие начинающие, а впоследствии выдающиеся русские писатели нередко обращались к нему за профессиональным советом. Вспоминаем рекомендации Антона Чехова — о стиле и персонажах, композиции и сюжетах.
О стиле и языке
Антон Чехов, как известно, был ярым поборником простоты и краткости. Но за лаконичностью писателя стояла кропотливая работа. Как отмечал в своих лекциях Владимир Набоков, Чехову были чужды «оранжерейные прилагательные» и «мятно-сливочные эпитеты», он был художником с минимальным стилистическим инструментарием.
Эти же принципы писатель старался прививать и начинающим авторам. Впрочем, делал это Чехов всегда деликатно — да и то когда его об этом просили. Чаще всего советы носили форму дружеских рекомендаций или ироничных комментариев по поводу собственных литературных неудач. Так, Максиму Горькому, который просил указать на недостатки его рассказов, Антон Чехов ответил в письме: «Вы как зритель в театре, который выражает свои восторги так несдержанно, что мешает слушать себе и другим. Особенно эта несдержанность чувствуется в описаниях природы, которыми Вы прерываете диалоги; когда читаешь их, эти описания, то хочется, чтобы они были компактнее, короче, этак в 2–3 строки». Также Чехов порекомендовал Горькому избегать в описаниях природы антропоморфности в духе «море дышит, небо глядит, степь нежится, природа шепчет, говорит, грустит» — и добавил: «Красочность и выразительность в описаниях природы достигаются только простотой, такими простыми фразами, как «зашло солнце», «стало темно», «пошёл дождь» и т.д.».
Иван Бунин вспоминал беседы с Чеховым на эту же тему: «Море смеялось, — продолжал Чехов, нервно покручивая шнурок от пенсне. — <...> Море не смеётся, не плачет, оно шумит, плещется, сверкает... Посмотрите у Толстого: солнце всходит, солнце заходит... птички поют... Никто не рыдает и не смеётся. А ведь это и есть самое главное — простота...».
Не понимал Чехов и чрезмерного пристрастия авторов к определениям. «Читая корректуру, вычёркивайте, где можно, определения существительных и глаголов, — советовал Чехов Горькому. — У Вас так много определений, что вниманию читателя трудно разобраться и оно утомляется. Понятно, когда я пишу: «человек сел на траву»<...> Наоборот, неудобопонятно и тяжеловато для мозгов, если я пишу: «высокий, узкогрудый, среднего роста человек с рыжей бородкой сел на зелёную, уже измятую пешеходами траву, сел бесшумно, робко и пугливо оглядываясь».
Писателю Николаю Ежову Чехов рекомендовал воспитывать вкус к хорошему языку чтением: «Читайте побольше, Вам нужно поработать над своим языком, который грешит грубоватостью и вычурностью <…> Читайте больше серьёзных книг, где язык строже и дисциплинированнее, чем в беллетристике».
У писательницы Лидии Авиловой Чехов замечал пренебрежение логикой: «Для чего это Вашей героине понадобилось ощупывать палкой прочность поверхности снега? И зачем прочность? Точно дело идёт о сюртуке или мебели. (Нужно плотность, а не прочность.) И «поверхность снега» тоже неловкое выражение, как «поверхность муки» или «поверхность песку»…» Также писатель советовал избавляться от косноязычия: «Затем встречаются и такие штучки: «Никифор отделился от столба ворот» или «крикнул он и отделился от стены». Ей же, по поводу благозвучия фраз: «Надо выбрасывать лишнее, очищать фразу от «по мере того», «при помощи», надо заботиться об её музыкальности и не допускать в одной фразе почти рядом «стала» и «перестала». Голубушка, ведь такие словечки, как «Безупречная», «На изломе», «В лабиринте», — ведь это одно оскорбление».
О композиции
Чехов считается одним из первых русских писателей, который по-настоящему реабилитировал жанр рассказа, ввёл его в разряд «серьёзной литературы». Он же довёл его форму до эталона: «По-моему, написав рассказ, следует вычёркивать его начало и конец».
Лидии Авиловой писатель предлагал избавляться от ненужных деталей и избегать затяжной экспозиции в рассказе «Ко дню ангела»: «Вы нагромоздили целую гору подробностей, и эта гора заслонила солнце. Надо сделать или большую повесть, этак в листа четыре, или же маленький рассказ, начав с того момента, когда барина несут в дом». Ей же по поводу другого рассказа: «Во-первых, архитектура... Начинать надо прямо со слов: «Он подошёл к окну»... и проч. Затем герой и Соня должны беседовать не в коридоре, а на Невском, и разговор их надо передавать с середины, дабы читатель думал, что они уже давно разговаривают». По поводу одного из ранних рассказов Бунина, Чехов отвечал автору: «Писал ли я Вам насчёт «Сосен»? — это очень ново, очень свежо и очень хорошо, только слишком компактно, вроде сгущённого бульона».
Другая, характерная для Чехова, форма — повесть. Однако и он сам освоил этот жанр не без труда.
«…Тема хорошая, пишется весело, но, к несчастью, от непривычки писать длинно, от страха написать лишнее я впадаю в крайность: каждая страница выходит компактной, как маленький рассказ, картины громоздятся, теснятся и, заслоняя друг друга, губят общее впечатление. В результате получается не картина, в которой все частности, как звёзды на небе, слились в одно общее, а конспект, сухой перечень впечатлений» (А.Чехов, из письма Владимиру Короленко о своем первом большом произведении — повести «Степь»).
О. Зиновьев
💢 💢 💢
Гоголя интересовала мода, и он старался от неё не отставать. Более того, не прочь был при случае и покрасоваться. По воспоминаниям одного из преподавателей, Гоголь по окончании гимназии сшил себе новый сюртук песочного цвета с модной клетчатой подбивкой и при ходьбе будто невзначай задевал полы одежды так, чтобы красная щегольская подкладка была всем видна. Одно время черные фраки ему надоели, и он стал искать хорошее сукно синего цвета, интересуясь у приятелей, где таковое можно купить, подбирал к нему крупные металлические пуговицы.
По воспоминаниям современников, у Гоголя был нетривиальный подход к собственному образу. В его гардеробе были такие экстравагантные вещи, как светло-жёлтые панталоны, множество жилетов самых смелых расцветок, да еще и с цепочками и золотыми пуговками, ярко-синий бархатный камзол, белая пуховая шляпа, разноцветный шарф, темный гранатовый сюртук… Видимо, необыкновенная одежда вдохновляла его. Сохранилось интересное воспоминание Сергея Аксакова, заставшего Гоголя за работой над рукописью: «Я едва не закричал от удивления. Передо мной стоял Гоголь в следующем фантастическом костюме: вместо сапог длинные шерстяные русские чулки выше колен; вместо сюртука, сверх фланелевого камзола, бархатный спензер; шея обмотана большим разноцветным шарфом, а на голове бархатный, малиновый, шитый золотом кокошник, весьма похожий на головной убор мордовок. Гоголь писал и был углублен в своё дело».
Гоголю нравились ткани с переходами цвета. По воспоминаниям сестёр, у писателя было множество жилетов, ткань которых переливалась различными оттенками и полутонами. Возможно, это свойство материи в какой-то мере отражало сложную натуру самого Гоголя. Недаром же в одном из писем матери он замечает: «Я почитаюсь загадкою для всех, никто не разгадал меня совершенно». Вот и своего загадочного героя, Павла Ивановича Чичикова, Гоголь одевает по тому же принципу, нетривиально. В первом томе «Мёртвых душ» несколько раз упоминается «фрак брусничного цвета с искрою», а во втором и того таинственней – «наваринского пламени с дымом». Чичиков, «надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель на больших медведях», производил впечатление солидного человека: прохожие на улице ему кланялись, на приёме у губернатора сильные мира сего мило улыбались и почитали за своего.
Интересно, что ультрамодный оттенок фрака из второго тома гоголевской поэмы навеян популярной тогда картиной И. Айвазовского «Наваринский бой». В ней были необыкновенно переданы сложные оттенки моря, а также пламени и смешанного с ним дыма, где сливаются и переходят друг в друга желтое, красное, зелёное, коричневое... Чичиков, как известно, сначала искал на ярмарке любимое сукно «брусничных цветов с искрой», затем «бутылочных» оттенков, а приобрёл нечто экстравагантное - желто-зелено-коричневое, то есть того самого «наваринского дыму с пламенем».
Мастер художественной детали, Гоголь работает над образами своих героев, даёт им не только говорящие фамилии, но и уверенной рукой стилиста, словно опытный театральный костюмер, наряжает их в красноречивые одежды. Госпожа Манилова у него «недурна и одета к лицу», на ней хорошо сидит «матерчатый шелковый капот бледного цвета», в маленькой руке она сжимает «батистовый платок с вышитыми уголками». Собакевич напоминает средней величины медведя, и «для довершения сходства фрак на нём совершенно медвежьего цвета, рукава длинны, панталоны длинны». Похожая на курицу Коробочка одета в тёмное платье и чепец. «Заплатанной» Плюшкин ходит в дырявом халате и с каким-то невероятным тряпьём на шее. Описание экс- и интерьеров добавляет нужные штрихи к портретам персонажей и завершает создание образа. Гоголь так дотошен в изображении деталей, что даже современные театр и кино могли бы причислить его к цеху выдающихся сценографов, декораторов или художников-постановщиков.
«Вечера на хуторе близ Диканьки» потребовали от Гоголя достоверности в описании национальных костюмов, в частности, одеяний малороссийских женщин и девушек. За помощью он обратился к матушке и попросил её прислать точные «названия платья… до последней ленты». Матушка к наказам любимого сына относилась исключительно ответственно, потому гоголевские персонажи одеты в соответствии с модой изображаемого времени. Так, в «Сорочинской ярмарке» мы видим детальное описание некой «неугомонной супруги», восседавшей на возу «в нарядной шерстяной зеленой кофте, по которой, будто по горностаевому меху, нашиты были хвостики, красного только цвета, в богатой плахте, пестревшей, как шахматная доска, и в ситцевом цветном очипке, придававшем какую-то особенную важность ее красному, полному лицу».
Рукодельник Гоголь сам вязал шарфы, плёл из шерсти пояски, кроил платья для сестёр и занавески для их комнат, придумывал узоры для домашних ковров. По воспоминаниям сестры Лизы, Николай Васильевич раскрашивал стены и потолки в доме: «Наденет, бывало, белый фартук, станет на высокую скамейку и большими кистями рисует - так он нарисовал бордюры, букеты и арабески».
Во время пребывания в Италии Гоголь пристрастился к местной кухне и наловчился сам готовить знаменитую пасту с сыром. В воспоминаниях Сергея Тимофеевича Аксакова есть такой интересный эпизод: «Часа за два до обеда, вдруг прибегает к нам Гоголь, вытаскивает из карманов макароны, сыр пармезан и даже сливочное масло и просит, чтоб призвали повара и растолковали ему, как сварить макароны. <…> Когда подали макароны, которые, по приказанию Гоголя, не были доварены, он сам принялся стряпать. Стоя на ногах перед миской, он засучил обшлага и с торопливостью, и в то же время с аккуратностью, положил сначала множество масла и двумя соусными ложками принялся мешать макароны, потом положил соли, потом перцу и, наконец, сыр и продолжал долго мешать. Нельзя было без смеха и удивления смотреть на Гоголя; он так от всей души занимался этим делом, как будто оно было его любимое ремесло, и я подумал, что если б судьба не сделала Гоголя великим поэтом, то он был бы непременно артистом-поваром. Как скоро оказался признак, что макароны готовы, то есть когда распустившийся сыр начал тянуться нитками, Гоголь с великою торопливостью заставил нас положить себе на тарелки макарон и кушать. Макароны точно были очень вкусны».
Николай Васильевич был лакомкой и сладкоежкой, любил варенье, пирожные, вместо полноценного обеда мог, как ребенок, наесться купленных в кондитерской маленьких пирожков. По воспоминаниям современников, Гоголь любил экспериментировать, сам готовил квас из мочёных лесных груш; из козьего молока и рома делал своеобразный напиток, «эту стряпню называл гоголь-моголем и часто, смеясь, говорил: “Гоголь любит гоголь-моголь”». М. Максимович свидетельствовал: «На станциях он покупал молоко, снимал сливки и очень искусно делал из них масло с помощью деревянной ложки. В этом занятии он находил столько же удовольствия, как и в собирании цветов», а Л. Арнольди вспоминал, как «Гоголь выдумал какое-то новое блюдо из ягод, муки, сливок и еще чего-то».
Писатель знал толк в малороссийской кухне, потому так аппетитны его описания различных блюд (вспомним «Старосветских помещиков»), но и по части напитков из гоголевских текстов можно почерпнуть немало интересного. Устами Пульхерии Ивановны Товстогуб наверняка говорит не только Гоголь, но и его ответственная матушка: «… водка, настоянная на деревий и шалфей. Если у кого болят лопатки или поясница, то очень помогает. Вот это на золототысячник: если в ушах звенит и по лицу лишаи делаются. А вот эта — перегнанная на персиковые косточки; вот возьмите рюмку, какой прекрасный запах. Если как-нибудь, вставая с кровати, ударится кто об угол шкапа или стола и набежит на лбу гугля (шишка, ушиб), то стоит только одну рюмочку выпить перед обедом — и всё как рукой снимет, в ту же минуту всё пройдет, как будто вовсе не бывало».
Интересовал Гоголя и ландшафный дизайн. Он с воодушевлением занимался планировкой домашнего сада, расчищал аллеи, высаживал в определенном порядке деревья. В марте 1827 года он пишет из Нежина матушке письмо, в котором вспоминает, как он раньше с удовольствием работал в саду: «Весна приближается. Время самое веселое <…>. Это напоминает мне времена детства, мою жаркую страсть к садоводству. Это-то время было обширный круг моего действия. Живо помню, как бывало с лопатою в руке, глубокомысленно раздумываю над изломанною дорожкою… Признаюсь, я бы желал когда-нибудь быть дома в это время. Я и теперь такой же, как и прежде, жаркий охотник к саду».
И о полезных свойствах полевой растительности Гоголь знал очень много. Лев Арнольди вспоминал, с каким воодушевлением писатель рассказывал ему о встречавшихся по дороге растениях, называл их по латыни и так, как именовали их крестьяне, знал свойства, качества растений и на что они употребляются. О серьёзности увлечения можно судить и по тому, что Гоголь был знаком со специальной литературой и мог дать ей оценку как практик: «Терпеть не могу эти новые ботаники, в которых темно и ученым слогом толкуют о вещах самых простых. Я всегда читаю те старинные ботаники и русские, и иностранные, которые теперь уже не в моде, а которые между тем сто раз лучше объясняют вам дело».
Красота окружающего мира Гоголя восхищала, и он стремился её запечатлеть. Некоторые современники отмечают, что он прекрасно рисовал. В путешествиях во время посещения храмов и соборов обращал внимание на резьбу, роспись и искуснейшим образом зарисовывал впечатлившие его орнаменты. Как тут не вспомнить рукастого кузнеца Вакулу из «Ночи перед Рождеством», который и сундуки прекрасно расписывал, и был способен восхититься умением столичных мастеров, чьими трудами было создано дворцовое великолепие.
Видеть красоту и создавать, умножать её – вот, пожалуй, то умение, которое объединяло все увлечения Гоголя. Любовь к прекрасному сквозит во всём, чего коснулся его талант, его гений, будь то цветы в домашнем саду или строки бессмертных произведений.
Т. Скок
💢 💢 💢
Собрание его сочинений насчитывает тридцать томов, в которых немало замечательных произведений, но обессмертил его имя один-единственный, главный роман.
Бархатная Куртка
Да, поистине «Остров сокровищ» Роберта Луиса Стивенсона – подлинная жемчужина мировой приключенческой литературы. Трудно поверить, что её автор страдал тяжёлым недугом и порой надолго оставался прикован к постели.
Роберт Луис появился на свет 13 ноября 1850 года в Эдинбурге. Отец будущего писателя, известный строитель маяков, надеялся, что единственный сын станет продолжателем его дела. Смущало его лишь одно обстоятельство – Луис был необычайно болезненным ребёнком: он переболел всеми известными детскими хворями. И если бы не постоянные заботы отца, матери и преданной няни, мир, возможно, так и не узнал бы писателя Стивенсона.
С самого раннего детства Луис отличался неуёмной фантазией. Подпитывалась она историями о пиратах и благородных шотландских разбойниках (их сочинял и рассказывал ему на ночь отец) и библейскими сюжетами, которые пересказывала ему няня. Вскоре мальчуган начал сочинять сам. Перечислять названия школ, в которых учился Луис, – занятие неблагодарное, так как Стивенсон мало что почерпнул там. Подростком он часто прогуливал занятия, но отец лишь смеялся, когда ему сообщали об отсутствии сына в школе. Старый мистер Стивенсон не сомневался, что Луис упущенное наверстает в университете.
Увы, его надеждам не суждено было осуществиться, хотя в Эдинбургский университет Луис поступил. Однако занятиями там он пренебрегал так же, как и в школе. Впрочем, бездельником не был. Неосознанное детское желание «придумывать истории» превратилось в твёрдое стремление научиться сочинять по-настоящему. Однако признаться отцу, что он решил стать писателем, а не инженером, у него не хватало духу. И всё-таки родители насторожились: их смущал внешний вид сына. Ну хорошо, длинные волосы, которые отпустил Луис, должны были, по его словам, служить защитой от простуд, но зачем юноше из приличной семьи носить широкополую шляпу, парусиновые брюки и чёрную рубашку с галстуком, который походил на лоскут, оторванный от старого ковра? А потёртая чёрная бархатная куртка? Хорошо ещё, родители не знали о том, что в литературную практику сына входило изучение притонов, где собирались подвыпившие моряки, воры и уличные девки. Стивенсон был известен там под кличкой Бархатная Куртка. Луис брал туда записную книжку и сочинял лирические стихи.
Лалли. Тайна для всех
Между тем гроза в семействе Стивенсонов назревала. И разразилась зимой 1873 года. Дело в том, что Луис в компании со своим кузеном Бобом и несколькими университетскими приятелями организовал клуб. Программа его провозглашала стремление добиваться, в общем-то, благородных целей – свободы, справедливости, уважения. Правда, среди средств достижения этих целей упоминался атеизм, а основополагающим принципом своей организации молодые люди объявили «пренебрежение всем, чему нас учили родители».
Программа эта случайно попала в руки старого Томаса Стивенсона и вызвала неистовый гнев. «Бумагомарание» он не считал достойным занятием для джентльмена, кроме того, он сильно сомневался в литературном таланте сына. Но не выгонять же слабого здоровьем юнца из дома?! Луису пришлось перейти на юридический факультет, чтобы получить диплом адвоката. Это случилось в июле 1875 года, однако после учёбы он и дня не проработал в адвокатской конторе.
Друзья безоговорочно признавали его талант. За поздними ужинами с бургундским велись нескончаемые споры о литературе и искусстве. Особенно тёплые отношения связывали Луиса с поэтом Уильямом Хенли, человеком огромного обаяния и неуёмной жизненной энергии. Кстати, именно Хенли стал прототипом одного из главных героев романа «Остров сокровищ» – одноногого пирата Джона Сильвера (у Хенли тоже не было ноги).
Луиса начинают печатать, правда, пока ещё не совсем популярные журналы.
В награду за успешное окончание юридического факультета отец дарит ему 1000 фунтов, нешуточные по тем временам деньги, и следующие несколько лет Луис много времени проводит со своим кузеном Бобом во Франции, в Барбизоне. Здесь в лесу Фонтенбло обитала компания художников, которые вели богемную жизнь. Впрочем, женщин там было мало. Тем большее впечатление на всех обитателей Фонтенбло произвёл приезд в соседний городок Грёз американки Фэнни Осборн с двумя детьми: дочерью Белль семнадцати лет и сыном-школьником Ллойдом. Самой Фэнни было тогда 37 лет, Луису – 26. В Штатах у Фэнни оставался неверный муж, она и во Францию отправилась в надежде на то, что он одумается и позовёт её назад. Пока же финансовое положение её было очень тяжёлым. Живописью она только начала заниматься, писала посредственные рассказы. Фэнни не была красавицей, хотя и отличалась миловидностью, однако на Луиса она произвела ошеломляющее впечатление. Впервые увидев её, по словам очевидцев, он воскликнул: «Вот женщина, на которой я женюсь!»
Большую часть денег, полученных от отца, он потратил, поддерживая Фэнни и её детей. Кстати, Стивенсон вообще обожал детей и умел находить с ними общий язык. Вскоре маленький Ллойд был неразлучен с Лалли, как он называл Луиса. Осенью 1878 года Фэнни с детьми решила вернуться в Штаты. По видимому, их план состоял в том, что Фэнни добьётся у супруга развода, а затем выйдет замуж за Луиса.
Алла Зубкова
✳ ✳ ✳ ✳
Мне суждено было родиться на рубеже двух столетий, весной 1895 года, в небольшом городке Царское Село, который ныне носит имя Пушкина.
Рос я в педагогической семье, которой близки были литературные интересы, в парках окружал меня воздух, которым дышали поэты пушкинской плеяды и последующих поколений, а директором моей гимназии был Иннокентий Анненский. Казалось, сама судьба предопределила мне быть убежденным филологом.
Петербургский университет поддержал эту рано наметившуюся склонность. Наряду с увлечением филологией пробудилось и сознательное отношение к поэзии. В 1915-1916 годах возник студенческий литературно-творческий кружок. Среди моих сверстников и товарищей по этому кружку была Лариса Рейснер, издававшая журнал "Рудин", где я и получил первое литературное крещение. Моими старшими товарищами по журналу были Лев Никулин и Осип Мандельштам, а по Пушкинскому семинару проф. С. А. Венгерова - Юрий Тынянов и другие молодые литературоведы той поры.
Осенью 1916 года по "общестуденческому призыву" я попал в саперную часть царской армии, но пробыл там сравнительно недолго - после свержения самодержавия вернулся в университет. Это произошло, впрочем, после пребывания в войсках Совета рабочих и солдатских депутатов, ночных патрулирований по городу и стычек с юнкерами Керенского. Возобновившаяся академическая жизнь оказалась не очень длительной - все, что происходило вне ее, было и нужнее и интересней. Я ушел добровольцем в недавно образовавшуюся Красную Армию, где пробыл около пяти лет на скромной должности младшего командира. Участвовал в обороне Петрограда от генерала Юденича, бороздил на тральщике - портовом буксире - серые волны Финского залива, вылавливая мины, разбросанные английскими интервентами.
Это было трудное, но вместе с тем и прекрасное время ни на минуту не угасавших надежд на то, что жизнь, завоеванная в борьбе, должна принести счастье и отдых Советской Родине.
Воинская часть, в которой я служил, входила в состав Петроградского гарнизона, и это давало мне возможность не порывать связи с литературной средой. Вхождение в нее началось много раньше, и тут я обязан поистине счастливому стечению обстоятельств. Еще к первому курсу университета относится мое знакомство и сближение с семьей А. М. Горького, где мне довелось стать студентом-репетитором. Почти два года, проведенные под гостеприимной горьковской кровлей, оказались по сути моим вторым университетом.
Всегда сочувственно относившийся к молодежи, к ее творческим начинаниям, Алексей Максимович привлек меня в 1918 году к сотрудничеству в основанном им издательстве "Всемирная литература". И с этого, началась моя работа поэта-переводчика. Здесь же произошло и знакомство с А. А. Блоком, общение с которым считаю одним из самых значительных событий жизни. А годы первых пятилеток стали временем накопления жизненного и творческого опыта. Решающую роль сыграли и странствия по родной стране, когда мне пришлось быть непосредственным свидетелем вдохновенного созидательного труда наконец-то вздохнувшей свободно страны.
Я видел опаленные душным июлем приднепровские степи, где в каменных отрогах вырастала казавшаяся тогда гигантской плотина Днепрогэса; в Лорийском ущелье Армении слышал жаркое дыхание цехов медеплавильного завода. Два лета провел с геологами Средней Азии в горах Заилийского Алатау. Видел первый товарный состав, прошедший вдоль казахстанских предгорий по рельсам только что построенного Турксиба. Но главным во всех этих незабываемых впечатлениях были люди, с их новым отношением к труду, к братскому многонациональному в нем содружеству.
Один, за другим выходили в эти годы мои сборники - лирическая летопись, вдохновленная самой жизнью. В них были и отклики на события общественной значимости, и природа нашего Юга, Средней Азии, и облик родного города на Неве, и имена деятелей русской национальной культуры, и просто лирика сердца.
С первых же дней Великой Отечественной войны я пошел в народное ополчение, и за четыре года, проведенных на Ленинградском, Волховском и Карельском фронтах, пережил едва ли не самый значительный период своего жизненного пути. Много примечательного прошло перед моими глазами. Довелось быть участником прорыва ленинградской блокады, освобождения Новгорода, форсирования реки Свирь. Видел я и победные салюты у стен московского Кремля.
Годы войны, прошедшие для меня сперва в близких окрестностях Ленинграда, затем в волховских и карельских лесах, в межозерье Ладоги и Онего, вернули мне ощущение родного Севера, которое в юные годы было заслонено яркими впечатлениями южного моря, кавказских гор и казахстанских степей. В стихи вошла наша скромная северная природа - неистощимый источник любви к родной стороне. Эта тема, как и связанные с нею образы нашего исторического прошлого и народного творчества, стала мне особенно близкой в послевоенные годы. Возможно, этому способствовало то, что у меня всегда было пристрастие к миру красок, форм и звучаний, к тому вечно цветущему саду жизни, где человеку нашей эпохи суждено быть неустанным и взыскательным садовником.
Вот то немногое, что я мог бы рассказать о внешнем движении моей жизни. Но у меня, как у каждого поэта, есть и своя, внутренняя биография - мои стихи. Они расскажут лучше, чем мог бы это сделать сам автор, как росла его душа, непосредственно отзываясь на то, что ее волновало и вдохновляло, что хотелось передать людям - друзьям и современникам.
Путь был длинным, и написано было немало. Но сейчас, оглядываясь на прошлое, думается мне, что небольшие стихотворные сборники, малыми тиражами выходившие до войны, только намечали основные вехи дальнейшего творческого роста. Зрелость пришла позднее.
За время войны написаны три книги стихов, лично для меня ценных потому, что жизнь окончательно подвела к основной моей теме Родины и Народа. Это - "Голос Родины" (1943), "Ладога" (1945), "Родные дороги" (1947). За ними последовали "Стихотворения. 1920-1955" - однотомник (1956), "Иволга" (1958), "Русские зори" (1962), "Стихи о Ленинграде" (1963). Детгиз издал книгу "Читая Пушкина" (1959), издательство "Советский писатель"- мемуарную повесть "Страницы жизни" (1962), в которой рассказано о встречах и общении с замечательными людьми, многое определившими в моей литературной судьбе, об А. М. Горьком, А. А. Блоке, С. А. Есенине, А. Н. Толстом.
В эти и предшествующие годы я много занимался стихотворными переводами западноевропейской прогрессивной классики и поэзии наших братских литератур. Написано также несколько либретто к операм, шедшим на сценах музыкальных театров - в том числе "Декабристы" (муз. Ю. А. Шапорина).
Есть мудрая народная пословица: "Путь дороги не знает". Народ различает понятия "путь" и "дорога". "Путь" для него значительнее, важнее. Он всегда продиктован сердцем и всегда один, меж тем как "дороги" многообразны.
С благодарностью вспоминаю я людей вдохновенного творческого труда, встречавшихся мне за долгие годы, и великие дела моей Советской Родины. Судить о том, как складывался этот путь, мне самому было бы затруднительно. Пусть об этом говорят стихи - лирическое отражение пережитого и передуманного.
Всеволод Рождественский. Избранное. М., Л.: Художественная литература, 1965
💢 💢 💢
Юрий Герман – классик русской литературы, прозаик, драматург, киносценарист. Лауреат Сталинской премии 2-й степени. Творческая биография литератора началась модернистской прозой, затем манера написания резко изменилась: Герман одним из первых российских литераторов подарил читателям семейный роман.
Литературное наследие прозаика обширно: за 40 лет жизни в искусстве он создал романы, повести, рассказы, пьесы, сценарии. А главными его книгами стали роман «Россия молодая» о петровской эпохе, трилогия «Дело, которому ты служишь» и повесть о буднях уголовного розыска, по мотивам которой его сын снял гениальный фильм «Мой друг Иван Лапшин».
Родился прозаик весной 1910 года в Риге в семье военнослужащего. Мама Германа – Надежда Игнатьева, дочь поручика Изборского полка – учительница русского языка. Главу семейства Павла Германа во время Первой мировой войны мобилизовали. За супругом отправилась и вторая половинка, прихватив 4-летнего сына Юру. Надежда Константиновна устроилась сестрой милосердия в полевом госпитале артиллерийского дивизиона.
Детство Юрия Германа, как он позже написал, прошло среди солдат, пушек и коней. Много времени мальчик провел в госпитале. На переправе через реку Збруч жизнь будущего классика едва не оборвалась. Вскоре Павел Герман возглавил дивизион и закончил службу в звании штабс-капитана.
Отрочество Юрий Герман назвал обыденным: после демобилизации отец работал финансовым инспектором в Курске и городах области – Обояни, Льгове, Дмитриеве.
В школе Герман увлекся литературой. Первые написанные строчки – рифмованные, но поэтический опыт закончился на тех немногих стихах, которые появились на страницах «Курской правды». Желание рифмовать «зарубил» редактор, посоветовав мальчику сочинять очерки и репортажи.
Первые уроки журналистики, которые преподала будущему лауреату Сталинской премии курская многотиражка, Герман вспоминал с благодарностью.
Творческая биография литератора продолжилась несколькими рассказами, напечатанными в льговской газете, но акцент переместился на драматургию. Юноша увлекся театром, поначалу суфлировал, затем руководил самодеятельностью и сочинял для постановок первые небольшие пьесы.
Вскоре после окончания школы в Курске Юрий Герман отправился в Ленинград: 19-летний юноша стал студентом Техникума сценических искусств.
Герман учился и трудился на машиностроительном заводе, продолжая писать. В 17 лет он сочинил модернистский роман «Рафаэль из парикмахерской», но профессиональным писателем почувствовал себя в 21 год, когда вышел роман под названием «Вступление», одобренный Максимом Горьким.
В становлении прозаика немалую роль сыграл журнал для молодежи «Юный пролетарий», выходивший в городе на Неве. На его страницах появились рассказы Германа «Шкура» и «Сиваш».
По заданию редакции журнала Юрий писал очерки о заводских и фабричных рабочих. Встречи с людьми на производстве подтолкнули молодого литератора к созданию романа, который открыл имя писателя широкому кругу советских читателей. Название романа – «Вступление» – стало пророческим.
Появление «бытового», семейного романа «Наши знакомые» стало событием в советской литературе, ранее не знавшей подобных примеров. Прозаики нового времени писали о производстве, стройках века, трудовых коллективах и масштабных фигурах. Юрий Герман едва ли не первым из современников показал, как рождаются и растут люди, которым уготовано большое будущее.
Грянувшая Великая Отечественная война не прошла для писателя стороной: Юрий Герман служил военкором на Карельском фронте, писал для ТАСС и «Совинформбюро», побывал на Северном флоте, куда журналиста прикомандировали к политуправлению. Очерки, статьи и рассказы военкора Германа фронтовые читатели встречали с воодушевлением.
Замысел исторического романа-эпопеи о Петре I писателю навеяли военные события. Осмысляя пережитое на войне, Юрий Герман трудился над главами «России молодой», которую читатели увидели в 1952-м.
В послевоенный период у прозаика родилось желание написать о герое нашего времени – человеке особого склада ума, способного мыслить общечеловеческими, государственными категориями. Так в 1957-1964 годах появилась трилогия «Дело, которому ты служишь» о враче Владимире Устименко.
Вторая книга трилогии – «Дорогой мой человек» – о героизме моряков, которым выпало служить на суровом Севере в годы Второй мировой. Эпизоды книги взяты из военного опыта Юрия Павловича и дружеских бесед с архангельскими моряками-поморами. Заключительную часть романа в трех частях, названную «Я отвечаю за все», классик опубликовал в середине 1960-х, когда смертельный недуг напоминал о себе каждую минуту.
Прозаик писал и для взрослых, и для детей. Юным читателям Юрий Герман подарил замечательные книги «Рассказы о Дзержинском», «Секрет и Служба», «Дай лапу, друг». А повесть о блокадном Ленинграде «Вот как это было» появилась уже после смерти классика. Ее рукопись нашли, разбирая архив Юрия Павловича, сын и жена.
Похоже, писатель считал текст, над которым трудился в конце 1940-х, недоработанным и отложил его на потом, да так и не успел к нему вернуться. Повесть написана под впечатлением рассказов переживших блокаду ленинградцев: в город на Неве Юрий Герман вернулся после демобилизации. События описаны с позиции 7-летнего мальчика Миши, «блокадного» ребенка.
Александр Штейн в работе над сценарием фильма "Один из многих"
Много сил и вдохновения писатель отдал кинематографу. В середине 1930-х он сотрудничал с Сергеем Герасимовым: вместе с режиссером прозаик работал над сценарием картины «Семеро смелых». Герман написал сценарии к фильмам «Доктор Калюжный», «Пирогов», «Дело Румянцева», «Дай лапу, Друг!».
Сын писателя – режиссер Алексей Герман – в 1984 году снял по мотивам отцовского романа драму «Мой друг Иван Лапшин», которая вошла в золотой запас советского кинематографа.
С 1948 по 1967 годы Юрий Герман жил в доме на Марсовом поле. Там он и скончался. Свою смерть писатель напророчил и описал: в конце 1940-х вышла книга «Подполковник медицинской службы». Героя романа съедал рак, убивавший его долго и мучительно. Такую же болезнь диагностировали Юрию Павловичу в середине 1960-х. Рак и стал причиной его смерти в январе 1967-го. Ушел классик мужественно, без жалоб, не измучив родных. После кончины сын нашел записку отца, в которой прочитал слова: «Как бы умереть, не кокетничая».
И. Иванов
Увы, ни для кого не секрет, что практически каждому литературному произведению отмерено свое время, которое стремглав несется в вечность. Лишь единицы творений, став классикой, могут рассчитывать на понимание и признание как нынешних, так и грядущих поколений. В читательских кругах и в среде критиков с момента выхода в свет легендарного романа Генрика Сенкевича «Огнем и мечом» велись жаркие споры по поводу - постигнет ли его участь романов-однодневок, или станет он классикой. Но, только время способно расставлять все по своим местам - творением польского писателя до сих пор зачитываются книголюбы всего мира. А вот о том, какой невероятный резонанс произвел этот роман на читателей более 135 лет тому назад, далее - в нашем обзоре.
Генрик Сенкевич – талантливый польский писатель, а также историк в какой-то степени, потому как переработать столько исторической информации, подняв груды архивов, и придать сухому материалу ярких красок и сочных оттенков, а также наполнить увлекательнейшим содержанием - дано не каждому автору. В свое время литератор совершил прорыв в жанре приключенческой и исторической литературы. И читатели, жаждущие приключений, глубоких переживаний и незабываемых впечатлений, с головой окунались в события захватывающих страниц его романа.
Изначально автором планировалось, что первая часть «Трилогии» «Огнем и мечом» будет состоять из 60 частей, в результате их оказалось - 206. Несмотря на весьма нелестную оценку некоторых критиков, роман приобрел такую популярность, что Сенкевичу пришлось написать продолжение – другого выхода у него просто не оставалось.
Его роман читали всюду: в шляхетских усадьбах, в ремесленных мастерских, конторах и почтовых отделениях... В редакцию газеты, где с 2 мая 1883 по 1 марта 1884 года отрывками печатался роман Сенкевича «Огнем и мечом», приходило огромное количество писем от читателей, которые умоляли автора не умерщвлять никого из героев книги. Когда персонаж романа Лонгинус Подбипятка все же погиб от рук татар под Збаражем, в стране наступил траур, в костелах заказывали молебны об упокоении его души.
Ни одна часть романа, ни одно значимое событие не оставалась без отклика читающей публики. Современник Генрика Сенкевича, историк литературы Станислав Тарновский, вспоминал, что в то время каждая беседа начиналась и заканчивалась дискуссией о романе, причем о его персонажах говорили, как о живых реальных людях.
Первоначально у писателя была задумка главной сюжетной линией произведения показать любовный треугольник между главными героями романа - Яном Скшетуским, красавицей-княжной Еленой Курцевич и полковником Иваном Богуном. И аудитория, затаив дыхание следила за развитием их отношений. Однако вскоре роман начал обрастать эпизодами, в которых читатель стал зачитываться описанием сражений, побегов, погонь, поединков, романтикой степной жизни и многим другим, являющимся теперь неотъемлемой частью книги. А тема рыцарства и патриотизма, буквально пронизавшая произведение, пробудила у поляков очень глубокое чувство национальной гордости.
Главной целью произведения, как утверждал сам автор, было поднятие национального духа поляков в момент меж усобицы внутри страны и народного восстания. И это ему, безусловно, удалось с лихвой.
Разумеется, что такой успех романа не остался без критических суровых замечаний литературоведов, один из которых отметил: «В романе Сенкевича одни видят совершенный шедевр, которым будут восхищаться потомки во все времена, другие утверждают, что этот роман подобен модной ткани, которая уже завтра уступит место другим сезонным товарам».
Так, некоторые знатоки истории отпускали в сторону писателя колкие упреки за фальсификацию и отсутствие в его произведениях реальной картины исторических событий и социальных явлений, чрезмерной идеализации исторических персонажей (в большей степени это касалось князя Иеремии Вишневецкого). Иные критики находили в романе Сенкевича приметы других жанров: сказки, вестерна, повести из народной жизни.
Однако самая главная претензия к роману заключалась в том, что его автору, был характерен однобокий взгляд, причем этакий гипертрофированный. Когда одни персонажи идеализировались, а другие - были исчадием ада. То бишь, казаки - отвратительны и ужасны, вечно пьяные, кровожадные, тупые и вся их цель - убивать, а в противовес им были показаны благородные шляхтичи. Безусловно, национальная принадлежность Сенкевича давала о себе знать весьма конкретно. Тем не менее, хотя автор и был всем сердцем и душой на стороне своего народа, он все же постарался сохранить максимальную объективность, прекрасно понимая, "что огонь не вспыхнул бы так ярко и горячо, если бы солома не была вдоволь иссушена людскими страданиями".
Большинство читателей довольно легко простили Сенкевичу его симпатии - как можно было судить и требовать исторической объективной достоверности от художественного произведения, когда автор, имел право на свою, личную, точку зрения. А чисто с художественной стороны, как не крути, роман Генрика Сенкевича - великолепен. Основная композиция, ритм повествования, структура сюжета, подбор персонажей, колоритный язык написания - всё выверено почти идеально.
Шляхтецкий гонор и казацкая удаль, в который раз сошлись на поле битвы, отстаивая каждый свою правду. Кровопролитная война, начинавшаяся как восстание казаков войска Запорожского, достигла невиданных размеров. Интриги, подвиги и трусость, переговоры, победы и поражения, личные обиды Богдана Хмельницкого и то, во что это вылилось для Речи Посполитой и для Украины - все это вместе взятое и легло на страницы известного романа.
Одним словом - из-под пера писателя вышел роман, повествовавший о событиях средины 17 века, когда произошло восстание казаков под предводительством полковника Богдана Хмельницкого совместно с татарами против польской шляхты. В романе с достоверностью отражены образы очень многих исторических действующих лиц, реально существовавших в ту эпоху.
Действие «Огнем и мечом» разворачивается по законам приключенческой литературы и, разумеется, без романтической нити здесь не обошлось: за сердце польской красавицы сражаются два кавалера на фоне кровавых столкновений, похищений, побегов, погонь. Однако эта сюжетная линия является в книге второстепенной. Особый же взгляд автора был, направлен на сражения, характер героев, их силу и доблесть. Автор колоритно, с большим мастерством описывал диалоги действующих лиц, которым присущи и юмор, и ирония, и достоинство.
Сейчас сложно судить, о том, кто был прав, а кто виноват почти пять веков тому назад: каждому всегда была своя рубашка ближе к телу. Но, традиционно в истории советского времени образ Богдана Хмельницкого был возведен в ранг национального героя, что, впрочем, и немудрено, ведь в результате возглавляемого им восстания обширные украинские территории перешли в российское подданство.
Генрик Сенкевич же в своем романе "Огнём и мечом" показывает события с другой, с "польской" стороны. У него Хмельницкий - сумасброд и пьяница, начавший бунт из-за личной обиды. Фактически разрыву между казачеством и польской шляхтой послужил случай, который полностью изменил жизнь казачьего полковника, и окончательно настроил против Польского государства.
Польский подстароста Даниэль Чаплинский разгромил его хутор, украл его возлюбленную и приказал жестоко избить полковничьего сына. Обратившись к королю за помощью, Хмельницкий получил лишь совет: лучше защищать свои земли. Что, тот и сделал, подняв вооруженный мятеж и, со временем, присоединив большую часть Украины к России. Чрезмерно высокой оказалась цена личной обиды Хмельницкого для польской шляхты. Но, это будет гораздо позже...
А по роману Сенкевича, вспыхнувшая искра вражды разожгла пожарище войны, из которой Речь Посполитая вышла победительницей – роман заканчивается описанием битвы под Берестечком в 1651 году, в которой польская армия нанесла сокрушительное поражение казацко-крымскому войску.
И в завершение хотелось бы перелистнуть несколько страниц из биографии Генрика Сенкевича, дабы наш читатель больше смог узнать о перипетиях жизни писателя и его литературной деятельности.
Генрик Адам Александер Пиус Сенкевич родился в мае в 1846 году в деревеньке Воля-Окшейска, что в Польском Царстве, где было помещичье имение отца. Что любопытно, его родственники по батюшке являлись татарами, принявшими католическую веру и переехавшими в Польшу. Род по материнской линии происходил из белорусских дворян. Однако родители Генрика считали себя полноценными поляками и, разумеется, такое восприятие передали своим шестерым детям.
Семья Сенкевичей внезапно разорившись, оказалась в затруднительном финансовом положении. Поэтому отец вынужден был продавать за долги свои имения, а кода было продано последнее, семейство Сенкевичей переехало в столицу Польши Варшаву. Несмотря на бедственное положение, родители всеми силами пытались дать своим детям хорошее образование. Благодаря чему юный Генрик окончил варшавскую гимназию и успешно сдал экзамены в местный университет на медицинский факультет, но вскоре из-за отсутствия интереса к предмету перешел на историко-филологический.
Однако в 1871 году Генрик был вынужден и вовсе оставить университет, теперь уже из-за банального отсутствия денег. Учась в вузе, юноша был довольно посредственным студентом, но при этом хорошо преуспевал в литературе и польском языке. Именно эти предметы и помогли начинающему таланту проявить себя и в скором будущем добиться немалого успеха. Вдохновляясь романами Вальтера Скотта и Александра Дюма, он еще в студенческие годы сочинил свой первый рассказ «Жертвоприношение», которое так и не удалось опубликовать.
Не остановившись на неудачном опыте, Генрик пробует себя в журналистике. Бедный студент взял псевдоним Литвос и принялся писать статьи, эссе и очерки для нескольких периодических изданий Варшавы ("Нива", "Газета польска" и другие). Его талантливые работы заметили и начали публиковать. У юного Сенкевича был новаторский подход к сочинительству и легкий слог, что быстро оценили в журналистских кругах, поэтому Генрик и решил бросить учебу в университете и посвятить все свое время работе.
В кругу польской интеллигенции он совсем скоро приобрел репутацию чуть ли не самого лучшего журналиста Варшавы. Уже в 1872 году состоялся первый дебют Сенкевича, написавшего повесть "Начало". Окрыленный успехом новичок продолжил активно сочинять собственные произведения и публиковаться.
Во второй половине 70-х за счет редакции газеты много путешествовал по Европе, посетил Америку, где, набравшись впечатлений и вдохновившись путешествием и невиданной ему ранее заграничной жизнью, молодой человек пишет множество новелл, очерков, репортажей, которые регулярно появлялись в польской печати.
Так, путешествуя по Италии, он знакомится с полькой Марией Шенкевич. Через два года молодые сыграли свадьбу. Брак оказался успешным, счастливым, но, увы, недолгим. В 1882 году у Сенкевичей родился сын Генрик Йозеф, через год – дочка Ядвига. После рождения дочери здоровье супруги пошатнулась, и в 1885 году она умерла от туберкулеза. Сенкевич остался с двумя детьми на руках. После смерти жены писатель еще дважды женился.
Громкий успех разразился вокруг имени писателя после первого романа «Трилогии» «Огнем и мечом» (1883—1884), за которым последовали - «Потоп» (1884—1886) и «Пан Володыёвский» (1887—1888). Все эти романы были встречены читателями с восторгом и сегодня считаются классикой польской литературы.
После небывалого успеха «Трилогии» из-под пера писателя вышли еще несколько исторических художественных произведений, но они достигли меньшей популярности. Вновь оказался писатель в зените славы, опубликовав роман «Камо грядеши» (1894—1896), в переводе из старославянского «Куда идешь». Эта фундаментальная работа мастера прославилась далеко за пределами Польши, была переведена на более 50 языков и отмечена самим Папой Римским. К слову сказать, именно благодаря этому роману Сенкевич получил Нобелевскую премию по литературе в 1905 году.
Интересным фактом является то, что именно этот роман экранизировали чаще всего, а именно семь раз. Всего же за историю кинематографа было экранизировано свыше 20 произведений выдающегося писателя, творившего на рубеже 19-20 столетия.
🔷 В 10-летнем возрасте Циолковского постигло большое несчастье — он заболел скарлатиной и в результате осложнения почти полностью потерял слух.
Выдающиеся способности, склонность сына к самостоятельной работе и изобретательству заставили отца задуматься над его дальнейшим образованием. Циолковскому было 16 лет, когда отец решил отправить его в Москву для продолжения учебы. Три года самостоятельных целеустремленных занятий в библиотеке Румянцевского музея обогатили юношу знаниями в области математики, физики и астрономии.
После возвращения из Москвы осенью 1879 года Циолковский экстерном сдал экзамен в Рязанской гимназии на звание учителя уездных училищ и спустя три месяца получил назначение в небольшой городок Боровск Калужской губернии. В течение 12 лет Циолковский жил и работал в Боровске, преподавая арифметику и геометрию. Там же он женился на Варваре Евграфовне Соколовой, ставшей его верной помощницей и советчицей, матерью его семерых детей.
Учительствуя, Циолковский начал заниматься научной работой. Уже в 1883 году он написал работу «Свободное пространство», в которой сделал важный вывод о возможности использования реактивного движения для перемещения в мировом пространстве.
Почти всю жизнь Циолковский много занимался вопросами воздухоплавания.
Его первая научная работа по воздухоплаванию «Аэростат металлический, управляемый» увидела свет в 1892 году.
В этом же году в связи с переводом Циолковского в Калужское уездное училище семья Циолковских переехала в Калугу. Многие годы семье пришлось жить на частных квартирах, прежде чем удалось приобрести на окраине города небольшой домик.
В 1903 году в журнале «Научное обозрение» № 5 появилась первая статья Циолковского по ракетной технике «Исследование мировых пространств реактивными приборами». В этом труде ученый впервые для реального осуществления космического полета предложил проект жидкостной ракеты, обосновал теорию ее полета.
Первая часть статьи Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами» прошла незамеченной для широких научных кругов. Вторая часть, опубликованная в журнале «Вестник воздухоплавания», увидела свет в 1911-1912 годах и вызвала большой резонанс. Известные популяризаторы науки и техники В.В. Рюмин, Я.И. Перельман и Н.А. Рынин занялись распространением космических идей Циолковского, стали со временем его настоящими друзьями. Большую помощь оказывали Циолковскому и многочисленные калужские друзья: В.И. Ассонов, П.П. Каннинг, С.Е. Еремеев, а позднее А.Л. Чижевский и С.В. Щербаков. В 1914 году Циолковский издал отдельной брошюрой «Дополнение к «Исследованию мировых пространств реактивными приборами».
Научная деятельность занимала все свободное время Циолковского, но основной в течение многих лет все же была учительская работа. Его уроки вызывали у учащихся интерес, давали им практические навыки, знания. Только лишь в ноябре 1921 года в возрасте 64 лет Циолковский оставил педагогическую работу.
После Великой Октябрьской социалистической революции его научная деятельность получила поддержку государства. В 1918 году Циолковский был избран членом Социалистической академии. В 1921 году Циолковскому была назначена повышенная персональная пенсия.
Внимание правительства к научно-исследовательской работе ученого способствовало признанию работ Циолковского, росту популярности.
В 1932 году Циолковскому исполнилось 75 лет. Это событие было отмечено торжественными заседаниями в Москве и Калуге.
Правительство наградило ученого орденом Трудового Красного Знамени за «особые заслуги в области изобретений, имеющих огромное значение для экономической мощи и обороны Союза ССР». Вручение ордена состоялось в Кремле 27 ноября 1932 года. Принимая орден, Циолковский сказал: «Я могу отблагодарить Правительство за эту высокую награду только своими трудами. Благодарить словами не имеет никакого смысла».
Ученый с новыми силами взялся за работу, он по-прежнему много внимания уделял научной работе, пропаганде научных знаний, вел большую общественную работу. Циолковский встречался с рабочими, учеными, колхозниками, часто выступал перед молодежью, был консультантом научно-фантастического фильма «Космический рейс».
В августе 1935 года здоровье Циолковского резко ухудшилось. 13 сентября он продиктовал свое завещание.
19 сентября 1935 года Циолковского не стало. Похоронили его в Калуге в Загородном саду (ныне парк его имени).
© 2003-2015 ГМИК им. К.Э. Циолковского.
==============================================================
Хотите получать свежие новости из нашей группы на свою страницу - присоединяйтесь к нам сейчас https://ok.ru/group54145780482076
Если хотите сохранить какой-то понравившийся совет или рецепт у себя на стене - ставьте "КЛАСС" и "ПОДЕЛИТЬСЯ". Так же не забываем комментировать !.