Комментарии
- 21 апр 2022 12:31Ирина Семашко-Штернфельд️
- 2 мая 2022 21:19галина плотникова
- 16 мая 2022 09:15Ольга Быкова( Титаренко)️
- 26 мая 2022 09:44Любовь Дериглазова( замужем)
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
Шура
Александру Фёдоровну Соларёву некоторые коллеги да и, чего греха таить, многие ученики за глаза называли Шурой. Женщина она была бойкая, крепкая и мужественная, из разряда тех, про которых Некрасов писал: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт…»
Коней Александре Фёдоровне за свою жизнь пришлось остановить немало. Ей как-никак шёл восемьдесят третий год, и она по-прежнему работала в школе. Хотя нет, не работала. Александра Фёдоровна этой самой школой жила.
Ни мужа, ни детей у неё не было. Не было даже кошки. Кошек Александра Фёдоровна терпеть не могла за праздный образ жизни и высокомерное отношение к тем, кто их кормит. А вот к собакам относилась с симпатией. Когда-то даже подобрала одну с улицы, да только та уж как лет тридцать умерла от старости, а больше никого другого Александра Фёдоровна взять не посмела. Слишком уж тяжело ей было расставаться с Чайкой, да и бесконечно любимая работа заводить живность уже не позволяла.
На профессиональном поприще у Александры Фёдоровны складывалось всё как надо. Высшая категория, статус учителя-исследователя, призовые места на всероссийских олимпиадах по физкультуре для школьников. А уж сколько побед в различных спартакиадах и соревнованиях набралось за годы работы, и сосчитать невозможно. Александра Фёдоровна всегда нутром чувствовала, кого куда нужно послать, чтобы выцарапать для школы очередной кубок.
Зимой лыжи со школьниками, весной и осенью утренний бег трусцой, летом – плавание. Круглый год – закаливание по системе Порфирия Иванова. Александра Фёдоровна лениться не позволяла ни себе, ни другим.
Всегда в форме, всегда подтянутая, всегда с высоко поднятой головой и внимательными глазами. И вот такую её, подтянутую и крепкую, в последний день весны вызвал к себе директор.
Александра Фёдоровна не боялась. Чего бояться? За шестьдесят лет работы она повидала многих директоров. И хороших, и плохих, и тех, кто только пытался казаться хорошим. О чём с ней хотят поговорить, она и так знала. Лика на апрельских каникулах с мужем в Турцию летала и там наверняка забеременела, вот Арсений Петрович, видать, и решил заранее почву подготовить и ещё с десяток часов на неё навесить. Впрочем, Александра Фёдоровна против не была. Нагрузки она не боялась, детей любила. А часы что? Где тридцать там и сорок, ей не привыкать: всю жизнь так работала и не жаловалась.
Но директор почему-то начал говорить о другом.
‒ На пенсию Вам пора, Александра Фёдоровна, ‒ произнёс он, барабаня пальцами по столу и косясь куда-то в сторону. ‒ Годы всё-таки своё берут. Вижу, вижу, что тяжело Вам в последнее время.
‒ Это мне-то тяжело? ‒ удивилась она и внимательно посмотрела на директора. Ему было чуть за тридцать. Не историк, не математик ‒ трудовик. Высокий, прилизанный, из разряда тех, кто мягко стелет да жёстко спать. Александре Фёдоровне он никогда особо не нравился.
‒ Родители на Вас жалобы не по дням, а по часам строчат. Из департамента вчера опять новая бумага пришла. Я уж загребать устал.
‒ Да на кого ж не пишут-то сейчас? ‒ Александра Фёдоровна махнула рукой. К кляузам от родителей ей было не привыкать. За годы работы она повидала их столько, что могла оклеить все стены в квартире от пола до потолка, да вот только спустя время эти самые родители почему-то первыми бежали с ней здороваться, а потом и их дети подключались.
‒ Вы всё путаете и постоянно всё забываете.
‒ Это что ж я забыла-то? Что перепутала?
‒ Да хотя бы имя моё. Меня зовут Андрей Павлович. А Вы меня упорно Арсением Петровичем называете.
«Вот велика важность, ‒ пробурчала про себя Александра Фёдоровна, ‒ он тут без году неделя. Вчера пришёл, завтра уйдет, а послезавтра на его место ещё кого-нибудь посадят. А мне новое имя учить придётся…»
‒ Нет. Не пойдёт так. ‒ Андрей Павлович закивал с такой силой, словно только что одобрил чьё-то предложение. ‒ Не пойдёт. Правда-правда, не пойдёт. До отпуска работайте, потом на августовский педсовет приходите, а после пишите заявление. Не могу я Вас оставить. Правда, не могу. Вы и меня, и себя погубите.
Александра Фёдоровна встала и не прощаясь вышла в приёмную. Секретарша Танька дёрнулась от двери и приземлилась на стул возле компьютера. Александра Фёдоровна даже взглядом её не удостоила. И так было понятно, что та подслушивала, а значит, к завтрашнему дню о разговоре с директором будет знать вся школа. Танька с детства была сплетницей. Александра Фёдоровна учила её с первого класса, и муженька её алкоголика и двух сыновей-оболтусов. Вот, видимо, и доучила.
Свернув за угол, она потёрла левую половину груди и зашагала к спортзалу. В маленькой каморке для физруков между раздевалками и туалетами, натянув на нос очки, сидела Ксения Георгиевна, высокая, широкоплечая женщина со светлыми волосами и грубым голосом.
‒ Увольняют меня, Ксюша, ‒ проговорила Александра Фёдоровна и, выдвинув стул, села напротив коллеги. ‒ Говорят, старая стала и с работой не справляюсь.
Ксения Георгиевна сняла очки и потёрла глаза. Белки у неё были красными, скорее всего, от долгой работы за компьютером.
‒ А может, и верно говорят, а Шура? Может, и правда не справляешься?!
Александра Фёдоровна подняла к носу кулак и усмехнулась. Нет, от Ксении Георгиевны она не ждала жалости. Жалость была ей ни к чему. Жалость Александру Фёдоровну всегда раздражала так же, как и кошки. От Ксении она ждала сочувствия. А ещё поддержки. Думала, что та выскочит из каморки физруков и побежит на чём свет материть директора. Если бы к ней Ксюша пришла с такой бедой, Александра Фёдоровна бы только так и поступила.
‒ И с чем же я не справляюсь?
‒ Ты в мае две недели подряд 10 «А» с седьмого урока отпускала.
‒ А ты будто не отпускала никогда?
‒ Но ты-то про них забыла. Взяла и ушла домой.
Александра Фёдоровна потёрла щёку. «Ну было пару раз. Подумаешь среду с четвергом перепутала. С кем не бывает? Зато в весеннем кроссе «Сотка» опять первое место забрала».
‒ А во вторник девчонок 9 «Б» в раздевалке закрыла. А гимнастику как они у тебя в декабре сдавали?
‒ Как?
‒ Две за всех. Только футболки меняли, а ты радостная пятёрки ставила и даже не замечала, что вокруг происходит.
Александра Фёдоровна качнула головой и посмотрела в угол. Там стоял свёрнутый мат. Последний из первого потока, которые заказали в год основания школы. Она десять лет билась, чтобы ей дали новые маты вместо тех, из которых уже сыпалась обивка. Ей дали, и она выбросила старые на мусорку. Даже грузчиков ждать не стала. Сама утащила вместе с ребятами, и вот теперь её совсем, как те маты, тоже выкидывали на свалку.
‒ Ты прости, Шура. ‒ Ксения Георгиевна важно натянула на нос очки. ‒ Но я за тебя работать устала. Правда, устала.
Александра Фёдоровна кивнула и тихо вышла из каморки. Ксению она привела в эту школу восемнадцать лет назад. Та тогда работала в какой-то деревеньке и выезжала на соревнования в лучшем случае раз в год да и то по обещанию. Встретились они случайно, кажется, на кроссе Нации, и Ксюша тогда умоляла взять её к себе. Говорила, что хочет работать только в «Сотке» и только с Александрой Фёдоровной. А Александре Фёдоровне было не жалко. Она тогда занимала должность руководителя школьного методобъединения учителей физической культуры и искала инициативных талантливых педагогов. Вот и нашла… На свою голову. И зачем десять лет спустя упросила прежнюю директрису Ксению Георгиевну новым руководителям сделать? Непонятно…
‒ Уходить надо вовремя.
Последняя фраза вылетела из-за дверей каморки физруков, но Александра Фёдоровна и ухом не повела. То же самое когда-то давно ей сказала её подружка Лилька, красивая, высокая и большеглазая татарка. Она была на два года младше Александры Фёдоровны и приехала в эту школу уже замужней и по распределению. Работала математиком, всероссийских олимпиадников не готовила, грамот от губернатора не получала, но зато умудрилась родить сына и дочь, а теперь вот вовсю правнуков нянчит. Ушла Лилька больше двадцати лет назад в шестьдесят и тогда точно так же сказала: «Уходить, Шура, надо вовремя». Александра Фёдоровна в тот день только рассмеялась. Какое уходить, если у неё столько пороха в пороховницах. И куда он теперь-то подевался?
Сменив обувь, Александра Фёдоровна вышла на улицу. Погода стояла тёплая и солнечная, день клонился к вечеру, и на улицу вывалилась куча детворы пополам с молодежью и людьми среднего возраста. Александра Фёдоровна без конца кивала и здоровалась. В лица она давно не всматривалась. Без очков мало что видела да и не узнавала уже, говоря по правде, большинство своих бывших учеников, но всегда улыбалась и на приветствия отвечала. Такое внимание её давно перестало удивлять. Слишком уж многих она переучила в округе и вообще в городе.
Придя домой, раздеваться Александра Фёдоровна не стала и сразу легла на кровать. Слёз не было. Плакать она не привыкла. За последние двадцать лет это случилось лишь раз, когда умер горячо любимый Константин Сергеевич. Причём внезапно. Летом. В отпуске. С семьёй. Вот тогда она плакала, плакала по тому, с кем плечом к плечу проработала больше сорока лет. Нет, Костя бы не предал. Не поступил бы как Ксюша. Не бросил бы. Вместе бы они обязательно что-нибудь придумали. И не из таких передряг в конце концов вылезали…
В дверь позвонили. Поднявшись, Александра Фёдоровна прошла к дверям. На пороге стояла соседка Анна.
Анну Александра Фёдоровна тоже знала давно. Её бывший ученик, Альберт Семёнович, а ныне учитель английского языка, привёз ту из Ташкента ещё девочкой и устроил к ним в школу педагогом-организатором. Ане тогда было лет восемнадцать-девятнадцать. Они поженились через месяц, но прожили недолго, Альберта увела из семьи какая-то разведёнка, а Аня вскоре нашла себе нового мужа, но и тот задержался ненадолго ‒ сбежал за счастьем в Москву, а её почему-то с собой не позвал.
‒ Эх, Анька, ‒ произнесла Александра Фёдоровна, приглашая гостью в комнату. ‒ даже не знаю, что мне сейчас делать? Может, уборщицей в школу пойти. Пол-то уж я, наверное, смогу мыть.
Анна покачала головой. Александра Фёдоровна то ли забыла, то ли не знала, что уборкой в школе занимается особая клининговая компания, с которой Андрей Павлович пролонгировал договор ещё в апреле, а там все места уже были распределены…
‒ Помру я без школы, Анька! Точно тебе говорю, помру!
Анна вздохнула и посмотрела на одну из трещин на потолке.
‒ А если Вам уехать? Мне подруга рассказывала, что за городом есть пансионат. В сосновом бору стоит. Для пожилых. Плата небольшая, место хорошее, персонал дружелюбный.
‒ Это что же, ты меня в дом престарелых спихнуть хочешь?
Анна пожала плечами и, оставив короткую записку с адресом пансионата, тихо ушла к себе, а Александра Фёдоровна целый час простояла, глядя в окно. «Вот и превратилась я в старую развалину, рассуждала она, наблюдая за влюблённой парочкой, заходившей в подъезд. ‒ И жизни толком не видела, всё работала да работала. Думала, успеется… А теперь вот за меня работать не хотят те, кого я на своём горбу столько лет в рай тащила…»
Сон к Александре Фёдоровне в эту ночь так и не пришёл. На утро она с трудом встала с кровати и неторопливо собрала спортивную сумку. Вещей у неё было немного, а выходных платьев, юбок и блузок оказалось ещё меньше.
Дорога до пансионата «Надежда» занимала два часа на рейсовом автобусе, и Александра Федоровна дремала, откинувшись на сидение. Предложение Анны теперь казалось меньшим из зол, и, подъезжая к сосновому бору, она отправила соседке короткое сообщение о своём решении.
«Последнее пристанище перед смертью» как мысленно окрестила пансионат Александра Фёдоровна представляло собой большое четырёхэтажное здание жёлтого цвета. Подойдя к нему ближе и взглянув на большие окна, она почему-то вспомнила о советских пионерских лагерях, в которых часто работала в летние отпуска вожатой. Воспоминания эти вызвали в ней улыбку, и она, распрямив плечи, гордо вошла в фойе.
Определили её в угловую комнату на втором этаже. Спальня у Александры Фёдоровны оказалась светлая с длинными зелёными шторами до пола. У одной стены стояла кровать с тумбочкой, у другой ‒ шкаф и стол с несколькими стульями.
«Ну вот и всё, ‒ мысленно произнесла она, осматривая поцарапанный стол. Тот, как и вся мебель в комнате новым не был, но выглядел добротно. ‒ Осталось только кресло-качалку, плед, кошку и спицы заиметь».
Однако ни первое, ни второе, ни третье, ни тем более четвёртое Александре Фёдоровне не понадобилось. Уже на завтра она вовсю бегала трусцой по сосновому бору, а вечером выпросила у администратора палки для скандинавской ходьбы и устроила настоящий марш-бросок. А ещё через день к ней присоединился высокий темноглазый Геннадий, в прошлом тоже почти физрук, а точнее тренер, но по плаванию.
Анна приехала к ней через две недели, но в комнате не нашла. Администратор как-то уклончиво предложила поискать госпожу Соларёву в сосновом бору. Анна послушалась и первым, что увидела, стал круг из пятнадцати пенсионеров разного пола, которые делали утреннюю зарядку, а в центре стояла Александра Фёдоровна и показывала им специальные упражнения. Рассмеявшись, Анна показала бывшей соседке большой палец, и та прокричав: «Есть ещё порох в пороховницах!» ‒ ответила ей тем же…
Автор: Алиса Селезнёва