Давид и Голиаф (или Давид с головой Голиафа или Давид, победивший Голиафа) - картина итальянского мастера барокко Караваджо (1571-1610). Она была написана примерно в 1599 году и проводится в мадридском музее Прадо. Две поздние версии этой же темы в настоящее время можно увидеть в Музее истории искусств в Вене (Давид с головой Голиафа) и в Римской галерее Боргезе (Давид с головой Голиафа).
Давид и Голиаф в Прадо были написаны в начале карьеры художника. На ней изображен библейский Давид в юном возрасте (в соответствии с библейской историей), скрепляющий за волосы голову воина филистимлян, гигантского Голиафа. Свет падает на ногу, руку и бок Давида, на массивные плечи, и на саму голову, но все остальное остается в темноте. Не видно даже лицо Давида. Рана на лбу Голиафа показывает, куда попал камень из пращи Давида.
Караваджо первоначально написал лицо Голиафа, окостеневшее в ужасе, с выкаченным языком и с широко раскрытыми глазами, в которых глазные яблоки застыли у краев глазниц. В законченной картине эти мелодраматические эффекты изгоняются: драма переносится от Голиафа к неторопливо работающему Давиду, лицо его почти скрыто, он сосредоточен на работе, руки погружены в волосы врага, левое колено почти небрежно покоится на торсе поверженного гиганта - не чувствуется ни облегчения ни триумфа победы.
Подремав или погуляв по саду, члены комиссии вновь собрались в зале заседаний, и дееписатель Иосафат, сын Ахилуда, объявил о переходе ко второму пункту повестки дня, то есть к поединку Давида с Голиафом, а поскольку это, прежде всего, эпизод военный, было бы желательно, чтобы Ванея, сын Иодая, изложил свои соображения первым. Ванея поднял густые брови. Поединок с Голиафом, сказал он, эпизод и впрямь военный, однако само событие выходит за рамки его компетенции, по причинам личностного и династического характера, неотрывных, впрочем, от таких чисто военных вопросов, как использование легкого оружия против тяжелых доспехов или применение громкой брани и угроз в адрес противника для поднятия боевого духа собственных войск перед сражением. По запросу своего друга Иосафата, сына Ахилуда, он, Ванея, распорядился просмотреть записи и архивы Авенира, сына Нира, который во времена Саула командовал войском и руководил сражением против филистимлян под Ефес-Даммимом; однако даже самые тщательные поиски, когда проверялись буквально каждая глиняная табличка и каждый пергамент, не позволили обнаружить ни единого слова о том, что Давид поразил великана по имени Голиаф, будь то до сражения, в ходе его или после. Это не означает, конечно, что под Ефес-Даммимом вообще не было такого великана или что Давид не убивал его; ведь сражение складывается из множества отдельных схваток, не приставишь же писца к каждому воину, который проламывает череп своему противнику. И все же довольно странно, что такой опытный человек, как Авенир, которому приходилось к тому же проявлять особую осмотрительность из-за своей любовной связи с Рицпой, наложницей его верховного военачальника царя Саула, не упомянул в своих донесениях о единоборстве, сыгравшем решающую роль для всего похода против филистимлян. (Давид с головой Голиафа. ок. 1610. Холст, масло. 125 × 101 см. Галерея Боргезе, Рим)
Не нашлось ли письменных свидетельств в иных местах, поинтересовался пророк Нафан, например в анналах царя Саула? Писец Елихореф покачал головой, а его брат Ахия ответил, что в анналах царя Саула ничего подобного не обнаружено. — Но ведь были же у филистимлян великаны! — воскликнул священник Садок. Ванея со скучающим видом отозвался: — Несколько отрядов. — Надеюсь, сыны Израиля сумели уложить хотя бы одного? — Известно, например, что Совохай-хушатянин поразил в Гадере великана по имени Саф, — сказал Ванея, — а в другом сражении Елханам, сын Иаира, поразил великана Лахмия; в Гефе Ионафан, сын Шимы, убил великана, у которого на руках и ногах было по шесть пальцев, всего двадцать четыре, имя этого великана установить не удалось. С вашего позволения, я сам поразил двух львиной силы моавитян и одного огромного египтянина; в руках у него было копье, а я подошел к нему с палкой и, вырвав копье из рук египтянина, убил его его же копьем.
— Тогда почему бы и Давиду не убить Голиафа камнем из ручья? — спросил Садок. — Неужели господин Ванея отрицает этот подвиг? — Войско, а тем паче хелефеи и фелефеи, — откликнулся Ванея, — чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы исполнить сынов Израиля таким же героизмом, который некогда вдохновил юного Давида на подвиг, а также в том, чтобы отец царя Соломона предстал не только великим поэтом и музыкантом, философом и теологом, правителем и организатором, стратегом и дипломатом, но и воином, который не боялся вступить в единоборство, даже если противник был вдвое, втрое, вчетверо сильнее. Однако, к сожалению, у военных нет тому документальных подтверждений. Таковых у нас нет и достать их нам неоткуда. Вот и все, что я хотел сказать.
Он скрестил на груди свои могучие руки. При всем своем бахвальстве и самомнении, подумалось мне, Ванея самый умный из них: ведь если однажды кто-либо докажет миру и царю Соломону, что никакой победы Давида над Голиафом не было и быть не могло, а царская комиссия поддалась на красивую сказку и тем самым поколебала доверие ко всей Книге царя Давида, то вины Ванеи в этом не будет. Тут дееписатель Иосафат, сын Ахилуда, заявил, что за недостатком свидетельств письменных царская комиссия вынуждена рассмотреть свидетельства изустные. По его знаку слуга привел Иорайю, Иаакана и Мешулама, трех бродячих сказителей, имеющих патенты на публичные выступления с преданиями и легендами; войдя, они сразу же пали ниц и, стуча лбами о пол, возмолили именем Господа о пощаде. Иосафат велел им подняться и объяснил, что им предстоит рассказать присутствующим здесь вельможам историю о Давиде и Голиафе; пусть каждый изложит ее так, как слышал от своего учителя и наставника. Тут Иорайя, Иаакан и Мешулам затараторили, что исполнят, дескать, все в точности; при этом они поглаживали свои свалявшиеся бороденки, а глазки их жадно косились из-под опухших век на корзину с фруктами, на кувшин с ароматной водой, на блюдо со сладкими тянучками — но не про них были все эти лакомства; мне же вспомнилась поговорка, что голодная пичуга звонче сытой. Из трех сказителей первым был избран Иорайя. Он тронул струны арфы, поцарапанной и помятой в многочисленных, скорее всего уличных, потасовках и начал свой рассказ.
(Давид с головой Голиафа. 1607. 90x116. Музей иcтории иcкуccтв, Вена)
Я записал его вкратце, нумеруя для памяти основные моменты. ВЕЛИКОЕ СРАЖЕНИЕ ДАВИДА С ГОЛИАФОМ, ЗАПИСАННОЕ ВКРАТЦЕ СО СЛОВ ИОРАЙИ, СКАЗИТЕЛЯ, ИМЕЮЩЕГО ПАТЕНТ НА ПУБЛИЧНОЕ ИСПОЛНЕНИЕ ЛЕГЕНД И ПРЕДАНИЙ 1) Расположение войск израильтян и филистимлян в Ефес-Даммиме. Филистимляне стали на горе с одной стороны, израильтяне на горе с другой стороны, а между ними была долина с ручьем — ничейная земля. 2) Филистимский единоборец Голиаф. Рост — шесть локтей и пядь; доспехи — медный шлем, чешуйчатая броня весом пять тысяч сиклей, медные наколенники и медный щит за плечами; оружие — меч (длина неизвестна), копье с древком, как навой у ткачей, и железным наконечником весом в шестьсот сиклей, а также еще один щит, который нес оруженосец. 3) Голиаф посылает с ничейной земли израильтянам вызов на единоборство. Свои бранные и поносные речи, какие обычно говорят перед схваткой, он повторял дважды в день на протяжении довольно длительного времени. 4) Давид приходит в стан израильтян, чтобы передать двум старшим братьям, служившим в войске, хлебы и сушеных зерен, а также вручить их тысяче-начальнику десять сыров во благоволение братьям. 5) Давид слышит похвальбы Голиафа, замечает отсутствие охотников принять вызов. Он принимается расспрашивать окружающих, узнает о смущении сотников и тысячников, о награде, обещанной царем Саулом победителю: богатство, царская дочь, освобождение от налогов. 6) Самый старший брат Елиав сердится на Давида, бранит его за спесь и «дурное сердце». (NB: похоже, Елиав забыл, что должен выказывать почтительность младшему брату, который, если верить глиняным табличкам из Рамы, является помазанником Божьим.) 7) Саул слышит об отроке из своего стана, готовом сразиться с Голиафом, и зовет Давида к себе. Саул сомневается, хватит ли отроку силы одолеть великана; Давид уверяет царя, будто собственноручно убивал льва и медведя, а на худой конец ему, дескать, поможет Господь Бог. (NB: ни во время этого разговора, ни после Саул не пытается узнать имя отрока или имя его отца; Давид также не называет своего имени.) 8) Саул полагает нужным отдать Давиду свой меч и свою броню; но Давиду неудобно двигаться в тяжелых доспехах, он с благодарностью возвращает их. 9) Оружие Давида — посох, праща и пять гладких камней из ручья. 10) На ничейной земле. Голиаф замечает приближающегося Давида, смотрит на него с презрением, грозит отдать его нежное тело на растерзание птицам небесным и зверям полевым. 11) Давид отвечает под стать Голиафу — задиристо, воинственно; он сулит снять голову с Голиафа, ибо это война Господа и Он предаст филистимлян в руки Израиля. (NB: сие вполне в духе Давида, который любит похвалиться своими личными связями с Господом.) 12) Голиаф надвигается на Давида, тот ловко увертывается и бросает из пращи камень, который попадает великану в лоб и проламывает череп. 13) Великан падает лицом на землю; Давид, наступив на филистимлянина, берет его меч и отсекает ему голову. Филистимляне, увидев, что силач их умер, бегут, израильтяне преследуют их. 14) Давид возвращается в лагерь с головой Голиафа под мышкой. Его случайно встречает Авенир и приводит к Саулу. Только тут, наконец, Саул пожелал узнать: «Чей ты сын, юноша?» Давид отвечает: «Сын раба твоего Иессея из Вифлеема». 15) Саул решает оставить юного героя при дворе.
Поклонившись, Иорайя сунул арфу в суму; с гуслями, выглядевшими ничуть не лучше арфы Иорайи, шагнул вперед Иаакан, чтобы поведать о великой победе Давида над Голиафом; следом за Иааканом настал черед Мешулама, который сопровождал сказание стуком пальцев по двум маленьким барабанам, то посильнее, то потише, а под конец, в том месте, где Голиаф рухнул наземь, Мешулам рассыпал прямо-таки громовую дробь.
Когда все трое закончили выступать и три версии были сравнены, выяснилось, что они совпали до последнего слова, хотя Иорайя отличался большей страстностью, он жутко размахивал руками и корчил свирепые рожи, а Иаакан гнусавил, подобно заклинателю духов, а Мешулам завывал и закатывал глаза вроде жрецов Ваала, идола ханаанского. Итак, все три рассказа совпали дословно, и пророк Нафан никак не мог надивиться такому чуду. Ему и невдомек, что слушатели у городских ворот или на рыночных площадях похожи на малых детей, которым непременно подавай любимую сказку каждый раз слово в слово. Воистину, воскликнул Нафан, сам Господь Бог вещал устами сказителей сих, а это повесомее любых глиняных табличек. В глазах членов комиссии читалось явное облегчение: с чудом не поспоришь.
Золотой век Барокко
:ахиИдит волДван XIX
Michelangelo Merisi da Caravaggio
Давид и Голиаф
Две поздние версии этой же темы в настоящее время можно увидеть в Музее истории искусств в Вене (Давид с головой Голиафа) и в Римской галерее Боргезе (Давид с головой Голиафа).
Подремав или погуляв по саду, члены комиссии вновь собрались в зале заседаний, и дееписатель Иосафат, сын Ахилуда, объявил о переходе ко второму пункту повестки дня, то есть к поединку Давида с Голиафом, а поскольку это, прежде всего, эпизод военный, было бы желательно, чтобы Ванея, сын Иодая, изложил свои соображения первым.
Ванея поднял густые брови. Поединок с Голиафом, сказал он, эпизод и впрямь военный, однако само событие выходит за рамки его компетенции, по причинам личностного и династического характера, неотрывных, впрочем, от таких чисто военных вопросов, как использование легкого оружия против тяжелых доспехов или применение громкой брани и угроз в адрес противника для поднятия боевого духа собственных войск перед сражением. По запросу своего друга Иосафата, сына Ахилуда, он, Ванея, распорядился просмотреть записи и архивы Авенира, сына Нира, который во времена Саула командовал войском и руководил сражением против филистимлян под Ефес-Даммимом; однако даже самые тщательные поиски, когда проверялись буквально каждая глиняная табличка и каждый пергамент, не позволили обнаружить ни единого слова о том, что Давид поразил великана по имени Голиаф, будь то до сражения, в ходе его или после. Это не означает, конечно, что под Ефес-Даммимом вообще не было такого великана или что Давид не убивал его; ведь сражение складывается из множества отдельных схваток, не приставишь же писца к каждому воину, который проламывает череп своему противнику. И все же довольно странно, что такой опытный человек, как Авенир, которому приходилось к тому же проявлять особую осмотрительность из-за своей любовной связи с Рицпой, наложницей его верховного военачальника царя Саула, не упомянул в своих донесениях о единоборстве, сыгравшем решающую роль для всего похода против филистимлян.
(Давид с головой Голиафа. ок. 1610. Холст, масло. 125 × 101 см. Галерея Боргезе, Рим)
Писец Елихореф покачал головой, а его брат Ахия ответил, что в анналах царя Саула ничего подобного не обнаружено.
— Но ведь были же у филистимлян великаны! — воскликнул священник Садок.
Ванея со скучающим видом отозвался:
— Несколько отрядов.
— Надеюсь, сыны Израиля сумели уложить хотя бы одного?
— Известно, например, что Совохай-хушатянин поразил в Гадере великана по имени Саф, — сказал Ванея, — а в другом сражении Елханам, сын Иаира, поразил великана Лахмия; в Гефе Ионафан, сын Шимы, убил великана, у которого на руках и ногах было по шесть пальцев, всего двадцать четыре, имя этого великана установить не удалось. С вашего позволения, я сам поразил двух львиной силы моавитян и одного огромного египтянина; в руках у него было копье, а я подошел к нему с палкой и, вырвав копье из рук египтянина, убил его его же копьем.
— Войско, а тем паче хелефеи и фелефеи, — откликнулся Ванея, — чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы исполнить сынов Израиля таким же героизмом, который некогда вдохновил юного Давида на подвиг, а также в том, чтобы отец царя Соломона предстал не только великим поэтом и музыкантом, философом и теологом, правителем и организатором, стратегом и дипломатом, но и воином, который не боялся вступить в единоборство, даже если противник был вдвое, втрое, вчетверо сильнее. Однако, к сожалению, у военных нет тому документальных подтверждений. Таковых у нас нет и достать их нам неоткуда. Вот и все, что я хотел сказать.
Тут Иорайя, Иаакан и Мешулам затараторили, что исполнят, дескать, все в точности; при этом они поглаживали свои свалявшиеся бороденки, а глазки их жадно косились из-под опухших век на корзину с фруктами, на кувшин с ароматной водой, на блюдо со сладкими тянучками — но не про них были все эти лакомства; мне же вспомнилась поговорка, что голодная пичуга звонче сытой.
Из трех сказителей первым был избран Иорайя. Он тронул струны арфы, поцарапанной и помятой в многочисленных, скорее всего уличных, потасовках и начал свой рассказ.
(Давид с головой Голиафа. 1607. 90x116. Музей иcтории иcкуccтв, Вена)
ВЕЛИКОЕ СРАЖЕНИЕ ДАВИДА С ГОЛИАФОМ, ЗАПИСАННОЕ ВКРАТЦЕ СО СЛОВ ИОРАЙИ, СКАЗИТЕЛЯ, ИМЕЮЩЕГО ПАТЕНТ НА ПУБЛИЧНОЕ ИСПОЛНЕНИЕ ЛЕГЕНД И ПРЕДАНИЙ
1) Расположение войск израильтян и филистимлян в Ефес-Даммиме. Филистимляне стали на горе с одной стороны, израильтяне на горе с другой стороны, а между ними была долина с ручьем — ничейная земля.
2) Филистимский единоборец Голиаф. Рост — шесть локтей и пядь; доспехи
— медный шлем, чешуйчатая броня весом пять тысяч сиклей, медные наколенники и медный щит за плечами; оружие — меч (длина неизвестна), копье с древком, как навой у ткачей, и железным наконечником весом в шестьсот сиклей, а также еще один щит, который нес оруженосец.
3) Голиаф посылает с ничейной земли израильтянам вызов на единоборство. Свои бранные и поносные речи, какие обычно говорят перед схваткой, он повторял дважды в день на протяжении довольно длительного времени.
4) Давид приходит в стан израильтян, чтобы передать двум старшим братьям, служившим в войске, хлебы и сушеных зерен, а также вручить их тысяче-начальнику десять сыров во благоволение братьям.
5) Давид слышит похвальбы Голиафа, замечает отсутствие охотников принять вызов. Он принимается расспрашивать окружающих, узнает о смущении сотников и тысячников, о награде, обещанной царем Саулом победителю: богатство, царская дочь, освобождение от налогов.
6) Самый старший брат Елиав сердится на Давида, бранит его за спесь и «дурное сердце». (NB: похоже, Елиав забыл, что должен выказывать почтительность младшему брату, который, если верить глиняным табличкам из Рамы, является помазанником Божьим.)
7) Саул слышит об отроке из своего стана, готовом сразиться с Голиафом, и зовет Давида к себе. Саул сомневается, хватит ли отроку силы одолеть великана; Давид уверяет царя, будто собственноручно убивал льва и медведя, а на худой конец ему, дескать, поможет Господь Бог. (NB: ни во время этого разговора, ни после Саул не пытается узнать имя отрока или имя его отца; Давид также не называет своего имени.)
8) Саул полагает нужным отдать Давиду свой меч и свою броню; но Давиду неудобно двигаться в тяжелых доспехах, он с благодарностью возвращает их.
9) Оружие Давида — посох, праща и пять гладких камней из ручья.
10) На ничейной земле. Голиаф замечает приближающегося Давида, смотрит на него с презрением, грозит отдать его нежное тело на растерзание птицам небесным и зверям полевым.
11) Давид отвечает под стать Голиафу — задиристо, воинственно; он сулит снять голову с Голиафа, ибо это война Господа и Он предаст филистимлян в руки Израиля. (NB: сие вполне в духе Давида, который любит похвалиться своими личными связями с Господом.)
12) Голиаф надвигается на Давида, тот ловко увертывается и бросает из пращи камень, который попадает великану в лоб и проламывает череп.
13) Великан падает лицом на землю; Давид, наступив на филистимлянина, берет его меч и отсекает ему голову. Филистимляне, увидев, что силач их умер, бегут, израильтяне преследуют их.
14) Давид возвращается в лагерь с головой Голиафа под мышкой. Его случайно встречает Авенир и приводит к Саулу. Только тут, наконец, Саул пожелал узнать: «Чей ты сын, юноша?» Давид отвечает: «Сын раба твоего Иессея из Вифлеема».
15) Саул решает оставить юного героя при дворе.
#caravaggio