Леонид Парфенов: "Создание СССР - самая страшная катастрофа ХХ века"
Новая книга Леонида Парфенова "Намедни. Наша эра. 1931-1940", вышедшая в издательстве Corpus, посвящена одному из самых горячо обсуждаемых в обществе периодов российской истории. Русская служба Би-би-си обсудила с автором, как писать о событиях 1930-х годов в формате иллюстрированной хроники. Би-би-си: Учитывая всю сложность 1930-х годов, относились ли вы как-то иначе к работе над этим томом "Намедни"? Чувствовали ли больше ответственности? Леонид Парфенов: Нет. Если будешь все время думать о какой-то еще ответственности, кроме ответственности твоей за дело, то лучше за дело не браться. У меня не было никаких привходящих обстоятельств. Конечно, я понимаю, что одни относятся к этому времени так, другие эдак и что даже при официальных признаниях репрессий и ужасов коллективизации, голодомора для кого-то этот период все равно является "нашим славным прошлым" - это дополнительный стимул к тому, чтобы в этом прошлом разобраться, его деконструировать. Чем жизнь была наполнена, кроме тех исторических событий, которые неизбежно попадают в любой учебник.Вот представления людей о времени, о том, в чем ты должен ответить этим представлениям - их имеешь в виду, конечно. Они же ждут, как будет сделана война с Финляндией или присоединение западной Украины и западной Белоруссии, захват Прибалтики, пакт Молотова-Риббентропа. Есть жгучие темы, которые до сих пор политически актуальны и до сих пор существует их актуальное рассмотрение. Би-би-си: Были ли события, при описании которых вы думали "так, здесь нужно особенно осторожно"? Леонид Парфенов: Есть какие-то терминологические вещи, которые нужно соблюдать, но не от того, что ты кого-то рассердишь, а от того, что не надо называть вещи неправильно. И только. Например, я знаю, что очень болезненно реагируют, когда Сталина и Гитлера называют союзниками, но в полной мере союзниками они, конечно, и не были. Партнерами да, по этому договору, но не союзниками, потому что союзничество только обсуждалось, так называемый пакт четырех, присоединение СССР к оси Рим-Берлин-Токио. Ну и не более того.Но мне в голову не придет - я не знаю, какое там сейчас официальное отношение - утверждать, что вхождение прибалтийских стран в состав Советского Союза было доброво ным волеизъявлением и единодушным решением народа влиться в большую советскую семью. Вот это все имеешь в виду, но это, по-моему, никак не связано с цензурой. Подразумеваешь некий информационный контекст, но это не значит, что тут же себя стреноживаешь "тут нельзя, это не поймут, тут осторожно, тут на чью-то мельницу воду льем". Би-би-си: Были ли какие-то пропорции, которые вы старались соблюдать между репрессиями и событиями, которые обычно ассоциируются с 1930-ми годами, и более легкими вещами? Леонид Парфенов: Нет, не то, чтобы пропорции. Ясно, что [танго] "Утомленное солнце" занимает в разы меньше места, чем Большой террор. Критерий один, и мне кажется, что я научился его соблюдать - новизна явления, то, что можешь сформулировать как некую феноменологию.Есть вещи, которыми у нас пренебрегают, а, например, в учебниках английских очень приняты элементы стиля жизни, когда слышен аромат эпохи. Время состоит не только из исторических событий. Легкие вещи тоже могут быть большими событиями, например, появление танго и фокстрота - в жизни людей они навсегда остаются эмблемой времени. Вот "Рио-Рита" - в Советском союзе это знак "завтра была война", символ предвоенной беззаботности сравнительной.
Четыре лапы
Леонид Парфенов: "Создание СССР - самая страшная катастрофа ХХ века"
Новая книга Леонида Парфенова "Намедни. Наша эра. 1931-1940", вышедшая в издательстве Corpus, посвящена одному из самых горячо обсуждаемых в обществе периодов российской истории.
Русская служба Би-би-си обсудила с автором, как писать о событиях 1930-х годов в формате иллюстрированной хроники.
Би-би-си:
Учитывая всю сложность 1930-х годов, относились ли вы как-то иначе к работе над этим томом "Намедни"? Чувствовали ли больше ответственности?
Леонид Парфенов:
Нет. Если будешь все время думать о какой-то еще ответственности, кроме ответственности твоей за дело, то лучше за дело не браться. У меня не было никаких привходящих обстоятельств. Конечно, я понимаю, что одни относятся к этому времени так, другие эдак и что даже при официальных признаниях репрессий и ужасов коллективизации, голодомора для кого-то этот период все равно является "нашим славным прошлым" - это дополнительный стимул к тому, чтобы в этом прошлом разобраться, его деконструировать. Чем жизнь была наполнена, кроме тех исторических событий, которые неизбежно попадают в любой учебник.Вот представления людей о времени, о том, в чем ты должен ответить этим представлениям - их имеешь в виду, конечно. Они же ждут, как будет сделана война с Финляндией или присоединение западной Украины и западной Белоруссии, захват Прибалтики, пакт Молотова-Риббентропа. Есть жгучие темы, которые до сих пор политически актуальны и до сих пор существует их актуальное рассмотрение.
Би-би-си:
Были ли события, при описании которых вы думали "так, здесь нужно особенно осторожно"?
Леонид Парфенов:
Есть какие-то терминологические вещи, которые нужно соблюдать, но не от того, что ты кого-то рассердишь, а от того, что не надо называть вещи неправильно. И только. Например, я знаю, что очень болезненно реагируют, когда Сталина и Гитлера называют союзниками, но в полной мере союзниками они, конечно, и не были. Партнерами да, по этому договору, но не союзниками, потому что союзничество только обсуждалось, так называемый пакт четырех, присоединение СССР к оси Рим-Берлин-Токио. Ну и не более того.Но мне в голову не придет - я не знаю, какое там сейчас официальное отношение - утверждать, что вхождение прибалтийских стран в состав Советского Союза было доброво ным волеизъявлением и единодушным решением народа влиться в большую советскую семью. Вот это все имеешь в виду, но это, по-моему, никак не связано с цензурой. Подразумеваешь некий информационный контекст, но это не значит, что тут же себя стреноживаешь "тут нельзя, это не поймут, тут осторожно, тут на чью-то мельницу воду льем".
Би-би-си:
Были ли какие-то пропорции, которые вы старались соблюдать между репрессиями и событиями, которые обычно ассоциируются с 1930-ми годами, и более легкими вещами?
Леонид Парфенов:
Нет, не то, чтобы пропорции. Ясно, что [танго] "Утомленное солнце" занимает в разы меньше места, чем Большой террор. Критерий один, и мне кажется, что я научился его соблюдать - новизна явления, то, что можешь сформулировать как некую феноменологию.Есть вещи, которыми у нас пренебрегают, а, например, в учебниках английских очень приняты элементы стиля жизни, когда слышен аромат эпохи. Время состоит не только из исторических событий. Легкие вещи тоже могут быть большими событиями, например, появление танго и фокстрота - в жизни людей они навсегда остаются эмблемой времени. Вот "Рио-Рита" - в Советском союзе это знак "завтра была война", символ предвоенной беззаботности сравнительной.