Анатолий Николаевич Дзякович

Дневники. Первая часть .
1.10.41.
Весь день, то разгораясь, то утихая, шла перестрелка. [Деревня] Шамовка[1] погибла, и мы на /…/* св. Антония. Сейчас тишина. В тылу немца сейчас какие-то крупные передвижения.
2.10.41.
Вчера в 6:00 немцы открыли ураганный огонь артиллерии, минометов, автоматов. Непрерывно громила немецкая авиация. От поднятой земли настали сумерки. Вся связь уничтожена. Мы разбиты вдребезги. От дивизии на шоссе Москва – Смоленск[2] вырвалось едва 300 человек[3]. Патрон достали на 3 суток, без пищи, без сна. Будем оборонять шоссе.

Бойцы одной из стрелковых дивизий Красной Армии на позиции с пулеметом ДП-27 в лесу . Октябрь 1941 года.

6.10.41.

4-го вновь попали в окружение. Из него вышли на рассвете 7-го. Сделали 3-х часовой отдых. Съели по маленькому кусочку /…/**. Это первая пища за 5 дней. После отдыха сказались /.../***. Во время первого боя разбиты очки. Страшно трудно без них.

7.10.41.

Совсем нет сил. За 20 часов прошли 6 км. Болота. Шли по шею в воде. Сушиться негде. Едим только сырые грибы. Идем на Вязьму[4]. Как будут волноваться дома, что от меня нет вестей. Говорят, в окружении находится 5 армий[5].

8.10.41.

Болят ноги. Реку Угру[6] переходили вброд 4 раза. Вода холодная, на берегах лед. Сушиться негде. Было несколько стычек с немцами.

9.10.41.

Еле иду. У Слица, оказывается, есть сахар. Сволочь.

12.10.41.

Я иду с новой группой из 4-х человек. 11-го отстал от старой группы. Прислонился к дереву и уснул. Подъел и теперь опять могу идти.

14.10.41.

Находимся где-то в районе Вязьма – Медынь[7]. Ночью перейдем фронт.

1.12.41.

При переходе фронта был ранен и контужен. 2 дня без сознания. Очень болит голова. Особенно долго левая половина. Правая нога и рука до сих пор плохо работают. Нахожусь в лагере военнопленных в Могилеве[8]. В середине ноября умирал от голода. Опух. Не мог надеть сапог. Половые органы до колен. Простился с семьей и с жизнью. Помог доктор: устроил работать на кухню.
Советские военнопленные в пересыльном лагере. Октябрь 1941 г.

2.12.41.

Когда проходила опухоль, 17 раз в ночь мочился. Очень много пленных – до 500 в день – мрёт от голода[9]. Некоторые таскают под руки мертвого и получают на него как на живого. За отдельной проволокой под открытым небом еврейка с тремя детьми. Не ели дней десять. Умирают. Страшно. Часовой не подпускает. Неужели займут Саратов .

3.12.41.

Альфонс (его фамилия Нибелунги)* убил палкой 5 человек, а вчера 2-х. Когда меня везли в Могилев , по дороге из тех, что везли меня – убили 1-го за подкручивание обмотки, 1-го за отдых, 1 закакал**, 3-х за картошку. Всего меня везли 14 [человек ]. Очень тяжело писать. Устаю ходить. Работаю на кухне. Надо уходить из лагеря. Сегодня зарыли в одну яму 410 [человек]. Скоро умрут все. Наступит и наша очередь. Альфонс убил 4. Парикмахер – тоже. Унтер насмерть не бьёт. В лагере полиция из украинцев – очень жестоки.

Шеф кухни В. Рубан грабит и делает подарки немцам. Рубан жил в Саратове и Энгельсе*[14]. Если найдет ценное, забьет насмерть. У еврейки двое [детей] умерло, не хоронили – бросили собакам. Получил пропуск – пакуем и в лагерь – надо бежать.

Продукты пленных немцы через Рубана меняют на яйца и молоко. Снимают сапоги, одежду и меняют. Мучают головные боли – левая половина. Сегодня умерло от голода 410 человек – зарыли в одну яму. Нет курева.

4.12.41.

Нашли возможность пускать людей на волю. Мишка водит за дровами на аэродром и отпускает. Мог бы и сам уйти, но мы с Лешкой не можем. Хорошо бы за фронт.

5.12.41.

Нашел. Страшно, но другого пути нет. Немцы продажны и продают старостам деревень  их людей. У мертвых буду вырывать золотые зубы и откупимся. Сегодня уже достал 2 коронки. Альфонс убил 3, парикмахер 5.

От голода [умерло] только 213 [человек] – теплый день. Еврейка умерла, мальчик еще открывает глаза.

6.12.41.

Вырвал 1 зуб и 2 коронки. Снял часы. Сегодня повесили 2-х человек на глазах у лагеря за раздевание мертвых. Надо быть осторожным. Лучше умереть сразу, чем постепенно.

В октябре в лагере [было] 40 000, а теперь 10 000. Умерли от голода, холода, болезней, палки немцев, /.../** полиции.

8.12.41.

Прошла смена командования. Рубан поехал со старой командой, а меня назначили старшим по кухне. Картошки ем досыта. Полиции перестал давать 3 порции. Пришел русс[кий] комендант[17] и грозил убить. Я сказал, что это распоряжение немец[кого] коменданта. Нехай хоть несколько дней, пока это разберется, эта ... сволочь поголодает. Сегодня немцы дали мне новую шинель, сапоги, ремень и пилотку. На рукаве шинели особая повязка с подписью .

Ночью снял очки – мне по глазам. 4 зуба и 1 коронку. Зондирую через повара фельдфебеля о выкупе, боюсь, как бы не продал.

8.12.41.

Немцы падки на бурки  и сапоги. Решил зубы приберечь и достать обуви.

9.12.41.

Переговоры поручили П. Кузьмину. Он будет действовать через одного старосту, кот[орого] купит за одежду.

В начале пребывания в лагере по больш[ой] нужде ходили раз в 5 – 10 дней, помалу и так круто, иногда приходилось выковыривать палочкой. В уборной наступить негде, подержаться не за что. Хромым очень трудно.

Замечательны промежуточные пункты для раненых: 1) cарай с земляным полом и 2) cарай с нарами в 3–4 ряда, по нужде ходят под себя. Каково нижним? Понемногу привыкаю писать. Надо следить за почерком, да рука еще не слушается.

Миша бросил свой костыль-палку и теперь ходит своими ногами, но как-то боком. У Лешки под коленом шишка и одна нога толще другой.

Сегодня легкий морозец – умерло 382  [человека].

Врачи умерших оставляют в лазарете, и на них как на живых выдают живым по 2 порции. Я молчу. В Могилеве собрали всех евреев, согнали в бараки и почти никуда не пускают. Хлеб у умирающего – драка. Вешают за хлеб*.

17.12.41.

Зубов и коронок 58 штук. Настроение в лагере потрясающее. С 1 октября по 15 декабря в лагерь прибыло 42 000 пленных. Ок[оло] 2000 отпущено на работы . Сейчас в лагере 6 500 тысяч, значит, 33 500 погибло за 2½ месяца . Немцы увеличили норму картофеля до 250 г, пшена – 25 г, крахмала – 15 г, хлеба 400 г в день.

25.12.41.

Мы в Жлобине ]. 20.12. выяснилось, что Кузьмин нас обманул. Записал к старосте дер[евни] Буда[24] Гомельского района себя одного. Ну и сволочь! В тот же день были пущены в ход зубы, и мы получили 3 документа – отпуска в г. Гомель[25] на работы. Чуть не попались. Немец фельдфебель (получивший) допрашивает, офицер (тоже получивший) записывает:

Фельд[фебель]: Натиональ.

Ответ: Русский.

Фельд[фебель]: Фи ни русски, ни белоруськи.

Лет он нам тоже прибавил по 10 каждому. Да и можно было дать. Наконец все готово. Документы на руках. Стоим со своими «мелкими офицерскими вещичками» на выходе из-за проволочных заграждений лагеря, с русск[им] комендантом (получившим), идет немец[кий] комендант и приказывает не отпускать нас. Это был гром средь ясного неба. Но кончилось удачно. Русский и немец[кий] коменданты пошли договариваться к переводчику. На часах был австриец. Документы на руках. Он нас пропустил. До Рогачева[26] доехали поездом. Рогачев – Жлобин пешком. До Гомеля не стали добираться, так как в Жлоб[ине] у М[ишки] оказались дядюшка и тетушка по жене. Рогачев почти разрушен войной, Жлобин – наполовину.

Первое, что нам бросилось в глаза в Жлобине, – это развалины домов с торчащими трубами по берегу Днепра[27] и виселица с повешенным.

1.1.42.

Вчера «справляли» новый год. Купили ½ литра какого-то вина немецкого производства (гадость), мятую картошку взяли в столовой, которой зав[едует] М[ишкин] дядя. Думал о семье и встрече нового 41-го г. Ни жены, ни ребят уж, видно, не придется видеть. Настроение похоронное. Гибнет и личная жизнь, и Россия. А ведь к этой войне готовились многие годы. А немцы ходят и радуются: «Весной Русь капут».

1.2.41.

Мы работаем. М[ишка] агрономом. А[лексей] бухгалтером. Я техноруком кирпичного завода Т[оварищества] Жлобин.

 

10.2.42

Видел во сне ребят.

16.2.42.

Много пью самогона в компании Л. Кураша – дир[ектора] завода, Забелина – бургомистра р[айо]на (хор[оший] человек, но пьяница), Гришки Ермоленко – гада и пьяницы, бургомистра города, и Кашина Мих[аила] – шефа полиции[28].

Приказывают: комбинируй и воруй, как хочешь, но чтобы самогон был.

17.2.42.

Говорят, в Минске[29] постреляли всех евреев. Не верю.

25.2.42.

Был на Жлобинском кладбище военнопленных. Тесно, ровными рядами стоят крестики. Во главе – большой деревянный крест, и на нем написано, что тут похоронены русск[ие] военнопленные. Лагерь в Ж[лобине] был маленький – почти все вымерли. В Жлобине собрали всех неработающих евреев и заперли в бараки. Охрана – два полицая.

1.3.42.

Поражаюсь ж[лобинским] барышням. Гуляют, танцуют с немцами, чехами[30] и т.д., но разговаривать не могут. Подслушал: «Их вас ждали на штрассе, ворум вы не пришли?».

5.3.42.



В Ж[лобине] и С[трешине][31] cобрали всех евреев. Говорят, постреляют. Вряд ли возможно такое чудовищное преступление. Хотя и ходят упорные слухи, что в других городах это проделано.

7.3.42.

Или пью, или тоскую. Мишка ходит нормально, а то все как-то боком ходил.

8. [3.42].

Спорил с Т.М., она: первое – человеконенавистница, второе – горой за немец[кую] власть.

 

 
1.4.42.

Сегодня во временном городском управлении произошло след[ующее]: пришел староста евр[ейских] бараков, еще в коридоре снял шапку, тихонько постучал в дверь к Е[рмоленко Гришке], всунул голову, и диалог:

– Можно?

– Ну, здрасте-с, чего приперся?

– Слюшайте, только, пожалуста, не сердитесь: мои жиды уже два дня не едят. Может быть, им можно получить хлеба?

– Нет вам хлеба.

– Спасиба. До свиданья.

10.4.42.

В Жлобин прибыл какой-то особый отряд гестапо[32]. Говорят, для суда и расправы – надо спрятать дневник.

15.4.42.

Ну, вот и мне пришлось быть почти свидетелем величайшего злодеяния в мире, сделанного под руководством и при прямом участии немцев. Германия – страна ученых, философов и музыкантов. Боже мой, какой позор падает на тебя. Никакие злодеяния, совершенные во все века истории, не могут сравниться с тобой, блекнут. С 12 по 14 апреля в Ж[лобине] убивали евреев. Их возили с утра до вечера на машинах под Лебедевку[33]. Там заставляли раздеться и спуститься в старый противотанковый ров и лечь плотно один к другому. Затем 2 немца поливали свинцовым дождем из автоматов. Пропущенных достреливали из пистолета К[ашин Михаил] и Е[рмоленко Гришка].

Привозили следующую партию. Те поправляли разметавшихся убитых и раненых и ложились на них. Снова огонь. И так более 3000. Дети, женщины, старики – все. Прикидали землей и поставили охрану. И долго еще то тут, то там земля шевелилась.

17.4.42.

Не могу понять евреев. Их в бараках было по несколько сот в каждом. Все они знали, что их расстреляют. И чего-то ждали. Чего? Охрана – 2 полиц[ая] на барак. Полицаи ходили между евр[еями]. С винтовками на плечах. Торговали, меняли и больше всего грабили. Да если бы я был в таком положении один, а не сотней, и то постарался бы дорого отдать свою жизнь. Ненавижу и презираю трусов, а такое массовое избиение способно порвать сердце каждому, у кого оно есть.

До сих пор не могу есть. Много пью. И думаю, думаю без конца. Вспоминаю, как Ю., удирая от С.П., кричал: «Мама!» – это, оказывается, показательно для нации. Решил, что долгие века угнетения выработали такой характер. Но ведь молодежь не знала угнетения? Ведь в гражданскую войну были евр[еи]-смельчаки. Ведь, судя по истории, Иудея долго, упорно и смело боролась с Римом?

Думаю и ничего не понимаю. Знаю одно: надо бороться. Жить можно будет только в том случае, если немец, если фашизм будет уничтожен.

10.6.42.

Работаю в плодоовощи*. Много езжу по деревням. Настроение у большинства антигерманское, но активных действий нет. Очевидно, сколачиваются подпольные группки, но меня как немецкого работника боятся. Ничего, поближе узнают – все будет в порядке.

28.6.42.

Ездил с Л[ешкой] в Кр[асный] Берег[34], ночевали у Белякова. Буду помнить всю жизнь. Беляков – гестаповец.

30.6.42 28.6.42 – 29.6.42.*

1.10.42.

Работаю в ком[итете] заготовок[35]. Глушак человек беззлобный. Данюк – сволочь, спекулянт, фашист. Вчера сунул в С.** найденную раньше г[ранату], толку было мало, но затор был.

1.11.42.

Почти всех вдов, красноармеек, сирот в той или иной степени мне удалось освободить от нормировок[36].

Жалко, что очень много у меня деревень, и я кое-где опаздываю. Приеду, оказывается, староста уж постарался перед панами. Но бывают и исключения. Староста Колоса крутил и вертел передо мной о снятии [налога], а я как бы не соглашался с ним, но потом дал себя убедить и подписал акт о снятии 50% со всей деревни.

Бывает и наоборот. Говорили старосте: ведь у них ничего нет, а он отвечает – вон там яма, а в ней хлеб (четверти).

18.11.42.

М[ишка] установил связь в Л. Подробностей не расспрашиваю. Верю. Весной надо идти. И чем скорей, тем лучше, а то опять потеряем ее, как потеряли в 41 г.

4.1.43.

По слухам, то тут, то там появляются п[артизаны]; на каждый слух выезжаю, но не встретил ни разу.

21.2.43.

Тревожное у нас время. Ищем и не находим. Ну ничего, «кто ищет, тот всегда найдет».

28.2.43.

Моя жизнь была закончена для меня еще весной 1941 г. Мне нужно жить для детей, а им теперь нужен не я, а моя борьба. Буду бороться за их счастье и счастье других людей – многих миллионов.

Для семьи я давно похоронен. Быть может, Ц[ецилия][37] и не вспоминает, а дети, конечно, забыли. Может быть, у жены уж другой муж? Сама она на это вряд ли пойдет, а вот З[инаида] И[саевна][38]… Ну, все равно умирать один раз. Хотелось бы без мучений и с пользой. А ведь я уже не один раз умирал и все еще жив. Только здоровье потерял, кажется, навсегда. Но раз выжил и перенес этот кошмар, значит, он был в моих силах.

20.5.43.

Жребий брошен. Вопрос решен давно. Еще в лагере в 41 г. было принято решение. Завтра идем.

23.5.43.

Вчера утром взяли необходимое барахло (мелкие офицерские вещички), хозяевам сказали, что идем в баню, а пошли на поезд. Обманом доехали до Кр[асного] Бер[ега]. И пошли на дер[евню] Св[ятое][39], опасались, что перехватит полиция. Тогда смерть, и смерть мучительная. До С[вятого] дошли благополучно. В С[вятом] увидели вооруж[енных] людей. Мучительный вопрос: «Кто? Партизаны или полиция?». Оказались партизаны. Ночевали в С[вятом], утром прибыли в Б[уду], встретились с командирами. Приняли хор[ошо][40].

26.5.43

Вчера первый раз ходили на диверсию. Ходили впятером, пятый Викт[ор]. Уничтожили около Радуши 6 км связи. [На участке] Паричи[41] – Кр[асный] Бе[рег] столбы порезали, проволоку порвали, чашки[42] покололи. Помогали нам с большой охотой крестьяне.

29.5.43.

Ночью сожгли немецкую казарму на ж[елезной] д[ороге] Кр[асный] Бер[ег] –Жлобин. Казарма только отстроена. Расход: 1 литр керосина, 4 снопа соломы, 2 спички. Разведку делал я.

30.5.43.

Из Б[уды] перешли в лагерь.

2.6.43.

Переменили место лагеря. Новый лагерь в болоте. Очень сыро спать. Комары. Живем в шалашах из еловых веток, текут, как решето.

5.6.43.

Караулы, разведка заняли эти дни. Сегодня идем на подрыв поезда[43]. Толу – 22 кг, шнура – 300 м, будем действовать шморгалкой[44]. Простые взрыватели (колесные)[45] теперь не годятся: перед паровозом 2 платформы, а самое ценное – паровоз.

6.6.43.

Большая неудача. Ночью вышли на ж[елезную] д[орогу], шли болотом. Левую сторону разведали М.Ф. и М.К., правую – я. До рассвета ждали поезда, не дождались и пошли домой. Вдруг слышим, идет поезд. Быстро вернулись и пошли втроем на путь. Вол[одя] Дятлов, Пашка и я. Шли без разведки по известному месту. Я нес тол. Вышли на путь, и вдруг с 10 метров по нам огонь. Я был без винтовки, так как оставил ее у пулемета. Больше этого не будет. Пашка убежал. Володя был убит на месте. Я залег и сразу не мог уползти, так как через [нас] н[емцы] бросали гранаты. Ребята дали три короткие очереди из пулемета и тикать. А я пополз искать винтовку. Нашел. Отход. По открытому бугру. Заметили опять, засада открыла огонь, мои поддержали их огнем пулемета и /…/* пришлось лечь на самом бугре. Немцы подумали, что убили, прекратили огонь. Ушел. Когда спохватились, было поздно. Потеряли Володю, шнур и тол.

7.6.43.

Поймали шпиона – старика 70 лет. Убили.

8.6.43.

Образов[ана] диверсионная группа[46]. Кроме нас, Киселев М. и Владимир.

26.6.43.

Наша гр[уппа] пустила под откос поезд. Паровоз и 12 вагонов разбиты в 23:30. Я болею – карбункул.

1.7.43.

Ходил плавить тол из снарядов[47]. Ребята забавлялись: поджигали остатки тола в снаряде и в головку заколачивали клин. Выстрел очень сильный.

С бензолагеря Кр[асный] Бер[ег] убежало и пришло к [нам] 3-е пленных. Раньше они жили около Катынского леса. Говорят, что вся немецкая шумиха – сплошной блеф.   Там зарыты убитые русск[ие] пленные.

2.7.43.

Нам начинают «гонять кота»[49]. С Кр[асного] Бер[ега] идут 150 – 200 немцев с изменниками[50]. Пронюхали, что нет наших, и думают сделать облаву. Наша группа соед[инилась] с группой Сергея и отошла примерно за километр-полтора. От Г. остальные группы прыгнули сразу за Березу[51]. Не знаем, как рота, выслать бы разведку. Кутая и Боровца пришлось оставить в Г., хорошо, они были взяты.

3.7.43.

Разведка говорит, что немцы идут на Бобруйск[52]. Вернулись на рассвете в Г. Карбунк[ул] мой болит.

Сейчас видел сон. Будто я в Саратове. Дома никого нет. Пошел к Селиверст[овым][53]. Но что там делал, – не знаю. По дороге назад встретил Бориса Исаевича (он умер), который притворяется дурачком. Проходящие детишки дергают его за нос. Он мне сообщил, что Ц[ецилия] ушла гулять с неким Верпуловым, не работает и живет на его средства.

На Троицу уперли в Кр[асном] Бер[еге] у Кутая и Боровца коней 24, у Кутая корову.

Немцы концентрируют силы[54], нам [пришёл] приказ тоже сконцентрироваться. Сегодня уходим из Г., в Новиках[55] перебиты партизанские семьи. Дома сожжены. Итак, начинается.

Пришла разведка. В Кр[асном] Бер[еге] немц[ы] высаживают подкрепление. [В] 22 часа выступаем.

4.7.43.

Шли всю ночь. В 2 часа форсировали железку. До Березины – 3 км. Из «мешка» вырвались без боя. Пришел в отряд.

5.7.43.

Привал. Застава на рассвете открыла ураганный пулемётный огонь. Кто, что – неизвестно. Лежим в обороне. Всходит солнце. Я собираю вокруг себя земляничку. Оказывается, по Березине шла нем[ецкая] развед[ка] на моторн[ой] лодке. Её и обстреляли. Тревога ещё не прошла.

Все кончилось. Оказывается, нет одного поста из двух человек. На их месте корова, куст сирени и стреляные гильзы. Темнеет. Решили выходить на железку на старое место, то есть к лесу, где нас ждут. Будет очень трудно.

6.7.43.

Рассвет. Всю ночь плутали по лесу. Искали лодки. Каждый день по нескольку раз идёт дождь, и на нас нет сухой нитки. Спать нет возможности. В 6 часов форсировали Березину. Ребята по 400 раз носилками «глушат рыбу»[56].

Пообедали в Кабановке[57]. Решил записать рассказ В.Н. о бое с немц[ами] 13.6.43.: 11.6.43 разведка дала данные о наступлении немцев на отряд, об их числе и вооружении. 12-е соединение[58] прислало спецотряд, который весь день просидел в ожидании. 13.6.43 показался противник численностью 6000 [человек], всего 4 роты. Заставили его полностью развернуться и вступить в бой. Минометы, артиллерия и танки. Немцы не сдаются. 3 часа отчаянно /…/* изнуряющей атаки, потом перерыв и четвертая /…/** атака, поддержанная танками и авиацией. Подпускаем на 100 метров и потом /.../*** одновременно фронтовой и фланговый /…/**** автоматный огонь. Все их миномёты и противотанковые пушки /…/*****. Сила огня была потрясающая. Казалось, воздух состоит из одних пуль. Немцы потеряли танк, 470 убитыми, 2[000]–3000 ранеными и бежали единым фронтом. Наши потери: 1 убит, 4 ранены.

7.7.43.

Сегодня на рассвете приехали в Коротковичи[59]. Ехали через Антоновку[60], кот[орая] сожжена н[емцами]. Жители частично перебиты, частично разбежались. Детишки были брошены в колодец, и к ним вслед брошена граната.

На восходе солнца нас разбудили выстрелы. Н[емцы] окружили нашу деревню. Убегали под огнем. Мне пришлось бросить вещмешок. Когда бежал, чуть не задохнулся. Еле выскочили и сейчас сидим в болоте все сырые по шею. Холодно, болото воняет. Собралось нас из разных групп человек 10 да гражданских человек 15. Неужели придется погибнуть? Сейчас посмотрю фото семьи и спать. Совсем устал.

Отдохнуть не удалось. Пришлось менять место и заметать следы. Где-то близко 3 артвыстрела и далеко от нас разрывы и очереди из крупнокалиберного автомата. Смерти не боюсь, раны боюсь. Если попадешься раненый, будут мучить. Все время летает самолет-разведчик. Кусают комары, мошки, блохи, слепни и пестрокрылые с зелеными глазами мухи. Жрать хочется. Восьмой час вечера. Немцы вряд ли пойдут на ночь глядя прочесывать лес. Где-то далеко слышны разрывы и пулеметные очереди. Немного поспал и съел кусочек сухаря. Холодно, сыро. Когда уснул, видел жену так, как она у меня на фото: сидит на диване, улыбается. Как бы хотел увидеть ее и отдохнуть, сбросить около неё колоссальную усталость, накопившуюся за эти годы. Перевязку сегодня не делал – нечем. В настоящее время у меня заживающие карбункул и фурункул и 4 фурункула в полном расцвете. Живем на нервах, а нервы расшатаны.

Тоска, а природа живет своей отличной от войны жизнью. Ветер шумит верхушками крон. На сосне суетится белка. Деловито стучит дятел. В болоте тоскливо кричат журавли. И все покрывает могучая неизъяснимо полная песня соловья, которая как бы пропитывает весь лес. А мы блокированы, нечего кушать, и смерть со всех сторон заглядывает нам в лица.
Дневники партизана Дзяковича. Первая тетрадь

8.7.43.

Утро. Кругом тишина. По небу разлита какая-то муть, из кот[орой] непрерывно сыплется водяная пыль. Мы нашли сено и закопались в него. У Л[ешки] голова снаружи. Он спит, и в глазной впадине у него собралась лужица воды. Впечатление – лежит мертвец.

6 часов вечера. Мы все еще в болоте. Кругом тишина. М[ихаил] с Аркад[ием] и Серг[еем] пошли в разведку 5 часов назад. Играли в дурака. Завтрак: сало 5 г, сухарь 5 г. Обед – то же плюс ложка сахара, растворенная в воде. Все ослабели – когда идут, дрожат ноги. Ночевать, очевидно, будем здесь.

9.7.43.

Разведка пришла около 12 ночи. Немец и казаки[61] ушли в направлении Антоновки. У казаков нов[ая] политика: вчера в Корот[ковичах] не тронули раненого партизана и отпустили, обезоружив, захваченного. В чем дело, еще непонятно. Да, казаки взяли восемь овец и говорили населению: вот партизаны по одной берут, а мы, освободители, берем по восемь?!!* М[ихаил] принес хлеба, цибули[62] и сала. Поужинали и сегодня позавтракали досыта. Из болот хотим идти сегодня. Комары крови у нас попили «от пуза». А. вчера раскис, говорил о том, что устал жить, что он хочет застрелиться. Глупо. Я ему присоветовал другую, героическую смерть в борьбе. Он решил еще пожить!!! К вечеру вчерашнего дня я тоже что-то ослабел. Когда Аль[берт] делал мне перевязку, у меня закружилась голова и подкосились ноги. Эх, где же мое прежнее здоровье и выносливость? В течение трех часов двигались из болота. Прошли 4–5 км. Устали до чертиков. Шли в кальсонах, лаптях, временами выше колена в грязи и тине. Вид изумительный. Сейчас надеваем сапоги и брюки.

Вчера разведка нашего отряда наткнулась на немец[кую] засаду около А[нтоновки]. Погибло несколько человек, в том числе /…/* и Пополовец. Находимся в Кор[отковичах]. Идет гроза. Ночевать уходим в лес. Опять мокрая, беспокойная ночь. Настроение почему-то тревожное. Неужели я когда-нибудь буду сидеть с женой в театре или кино? Нет, вероятнее каждый из нас рано или поздно сложит свою голову.

Комментарии

  • 28 мая 2022 23:55
    Нет слов! В голоде, в холоде, но победили! Земной поклон героям Великой Отечественной войны.
  • 29 мая 2022 10:35
    Даже читать невозможно, а пережить тем более. Ужас!!!