ВАСИЛИЙ КАРЛОВИЧ ТИЗЕНГАУЗЕН

В 1829 году в Ялуторовске появился первый поселенец из числа декабристов — Василий Карлович Тизенгаузен. Командиру Полтавского пехотного полка барону Тизенгаузену в канун восстания исполнилось сорок четыре года (он был самым старшим из декабристов). Член Южного общества, он был хорошо знаком с Пестелем и сочувствовал его республиканским идеям, хотя активного участия в делах общества не принимал.
У него в полку служил и М. С. Бестужев-Рюмин (один из пятерых казненных царем декабристов). Не раз встречался Тизенгаузен и с братьями Муравьевыми-Апостолами. Правда, в момент восстания Василий Карлович находился в Бобруйске, но первого января 1826 года его арестовали и препроводили в Петропавловскую крепость, где он пробыл больше года.
Верховный суд приговорил Тизенгаузена к каторжным работам с дальнейшим поселением в Сибири. Сначала он приехал в Тобольск, а оттуда - в Читу. После каторги некоторое время он жил в Иркутской губернии, затем его перевели в Тобольск.
Поселившись в Ялуторовске, Василий Карлович с разрешения губернских властей построил себе дом на краю города, возле кладбища (в районе пересечения современных улиц имени Пущина и Красноармейской). Дому не везло: но разным причинам он трижды горел, и его приходилось отстраивать заново. Большой любитель скульптуры, Тизенгаузен, к удивлению горожан, в первую очередь спасал произведения искусства, которых у него было немало. По воспоминаниям С. Семенова н К. Голодникова, он был «среднего роста, лет шестидесяти, слегка сгорбленный... производил впечатление человека, над чем-то задумавшегося. Он был разговорчив, рассказывал о своей семье, о своей работе на каторге, и рудниках».
Тизенгаузен обладал крепким здоровьем, не боялся трескучих сибирских морозов, обычно ходил и длинной шинели и в большой шапке.

Когда в Ялуторовске оказались на поселении декабристы И. Д. Якушкин, М. И. Муравьев-Апостол, И. И. Пущин, Е. П. Оболенский, жизнь Тизенгаузена стала разнообразной. И. И. Пущин писал об этом времени: «Я доволен моим пребыванием в Ялуторовске. Нас здесь пятеро товарищей: живем мы ладно, толкуем откровенно, когда собираемся, что случается непременно два раза в неделю. Обедаем без больших прихотей, вместе, потом или отправляемся ходить, или садимся за вист, чтобы доставить некоторое развлечение нашему старому товарищу Тизенгаузену, который и стар, и глух, и к тому же, может быть, по необходимости охотник посидеть за зеленым столом».
Жил Василий Карлович несколько обособленно от остальных ссыльных. Местных жителей смущало и такое обстоятельство: в доме Василия Карловича не было икон, и вошедшему к нему не на что было перекреститься. Даже по большим религиозным праздникам он не принимал у себя местное духовенство. Отказывал в приеме и городничему.
Не напрасно городской голова отправил донос царю, в котором обвинял Тизенгаузена в близких связях с крестьянами и в том, что он вселяет в них «дух недоверия и неуважения к властям». Император приказал генерал-губернатору Западной Сибири немедленно и тщательно расследовать его обвинение и, если подтвердится, сослать Тизенгаузена в Якутию. В Ялуторовск из Тобольска выехала специальная комиссия. Но пятьдесят вызванных на допрос ялуторовцев под присягой показали, что «Тизенгаузен - хороший и честный человек, поведения примерного, очень трудолюбивый». Следствие прекратилось.
Трудолюбие ссыльного удивляло горожан. Около своего дома, на пустыре, Василий Карлович, первый и Сибири, решил заложить плодовый сад. Он сам копал землю, разбивал цветочные клумбы, возил в тачке дерн и чернозем и при этом шутил: "На каторге научился с тачкой обращаться".
 И через несколько лет ялуторовцы пробовали первые сибирские яблоки.

"Когда горел дом барона, то из всех вещей он сам вынес статую Нептуна с трезубцем, но более ничего не велел выносить, пожарным же указал на смежные постройки и коротко бросил:
— Отстаивайте это.
Страх перед чернокнижником был так велик в народе, что, несмотря на то, что дом Тизенгаузена с драгоценной выписанной им из Риги обстановкой, надворными постройками, амбарами и кладовыми никем не охранялся и у барона даже не было мужской прислуги, воры никогда не пытались его ограбить.
Впрочем, однажды произошел такой случай.
Как-то ночью, возвращаясь от Муравьева-Апостола, Тизенгаузен заметил, что в один из амбаров проникли воры. Подошел.
— Вы что тут делаете, друзья мои?
Ужасу воришек перед появлением чернокнижника не было предела. Они стояли не шелохнувшись, трепещущие, не смея выговорить слова.
Барон продолжал:
— Я вижу у вас в руках мешки; вам, вероятно, муки понадобилось. Ну, берите же скорее и ступайте домой, но смотрите, больше без моего разрешения не являйтесь!
Дождался, пока воришки трясущимися руками нагребли муки и бросились бежать, и спокойно пошел спать, даже не заперев амбара. Среднего роста, лет шестидесяти, седоватый, слегка сгорбленный, он производил впечатление человека, над чем-то задумавшегося. С рабочими он был разговорчив, рассказывал о своей семье, оставшейся в Риге, о своей работе на каторге, о рудниках.
Во время ссылки в Ялуторовске к Тизенгаузену приезжали два его сына - офицеры и прогостили довольно долго.
Тизенгаузена помиловали ранее, чем других декабристов. Этому способствовали, вероятно, большие связи барона. Он уехал из Ялуторовска почти годом ранее других."

Комментарии