Позади что-то задвигалось, зашуршали шаги по гравию.

«Ну вот, накликал. Сейчас будет больно. А может, если сразу все отдать, то по мозгам не настучат?» — запаниковал Володька и ускорил шаг. За спиной не отставали. Хотелось побежать, нырнуть в спасительный круг света от фонаря у парадной... Но это было слишком позорно.
И вдруг... Глухой удар за спиной, полумат-полувсхлип и тишина. Володя остановился, медленно обернулся. Нет, к такому он был точно не готов. В свете луны он увидел осевший на тропинку силуэт, а за ним другой — невысокий, женский.
— Я его немного того... — сказал знакомый голос. — Не рассчитала.
***
Жизнь Володи Смирнова была совершенно непримечательной, но зато счастливой. Работал кладовщиком на оптовом складе, жил в однокомнатной квартирке обычного панельного дома, амбиций великих не имел. Но зато у него была Таня. Именно она превращала жизнь Володи в сказку, а бюджетную однушку в лучшее место на земле.
Любил он свою жену. Да так любил, что когда она уезжала навестить маму в деревне, то Володя чувствовал себя так, словно у него пару пальцев на левой руке отняли. Вроде и жить можно, и работе не слишком мешает, а вот неудобно, плохо, непривычно.
Зато когда она возвращалась, с ней возвращалось и тихое Володькино счастье. С Таней он был остроумным, заботливым, сильным, смелым! Да что там говорить: с ней он жил! А без нее нет! Так, по привычке шевелил руками-ногами, функции повседневные выполнял.
Но не зря говорят: жизнь на зебру похожа. За белой полосой всегда идет черная. Вот и Володьку эта самая жизнь-зебра не пощадила. Умерла Таня. Раку все равно: молодой ты или старый, счастливый или полнейший горемыка. Любые жизненные ниточки режет тот своими клешнями. Вот и Танину тоже.
***
Сперва Володе казалось, что он умер вместе с женой. Только ее-то наверняка в райские кущи отправили, а его на потускневшем земном шарике забыли. Дом словно выцвел и остыл с ее уходом. Сам Володя посерел и похудел. Подумывал в запой уйти — не получилось. Не желал его организм водить дружбу с зеленым змием. Сопротивлялся, наизнанку выворачивался, головной болью мозг мучил.
О последнем шаге Володя тоже подумывал. Только вот где гарантии, что после этого шага он окажется рядом с Таней на легком облачке? Где уверенность, что хотя бы боль отпустит? Ведь может статься, что повиснет он, Володька, в черной бесконечной пустоте, а эта самая боль будет терзать его вечно...
Время бежало, подталкивало, торопило: «Вставай, Вовка! Раз живой — поднимайся и иди! Глядишь, полегче станет». И Вовка послушался, зашевелился: работа-дом, дом-работа. Тоже вполне себе жизнь. Одинокая, пустая, но ведь жизнь. Женщин рядом не надо. «Второй Тани на белом свете нет, а суррогатом настоящее не заменишь», — так думал Володя.
На работе сначала обрадовались, что вроде переболел Володька, а потом расстроились. Переболел, а осложнения остались. Да еще какие осложнения! Изменился Володя после смерти жены. Другим человеком стал. Не смеется больше, не улыбается, молчит всегда, дерганный весь какой-то...
Особенно переживала за Володю Маша. Нет, не порхало между ними никаких розовых, упитанных амурчиков, и искры всякие тоже не проскакивали. Просто работали они вместе очень давно. Практически одновременно пришли на этот самый склад десять лет назад. И случилась между ними дружба. Хотя многие в такое и не верят. Но ничего другого случиться и не могло.
Маша тогда была свежезамужней: строила планы, мечтала о детях. Володя тоже собирался жениться. Разумеется, на Тане. Потом жизнь по Машиным планам прошлась асфальтовым катком. Детей у нее с мужем не получилось. Муж это счел непреодолимым препятствием для счастливой семейной жизни и бросил Машу.
Она тогда долго не могла вообще на мужиков смотреть. Только Володька был исключением. Вот и жаловалась ему Маша:
— Ну почему среди вашего брата столько врунов и предателей? Когда женились с моим, только и слышала от него: «Ты самая лучшая, самая красивая». Короче, люблю не могу! А как родить не смогла, так сразу стала самой плохой, и вся любовь тут же прошла. Выходит, видел во мне исключительно инкубатор! Ненавижу!
— Все разные, Маш. Ты просто своего человека пока не нашла, — как мог, утешал Володя. — Я ведь Таню тоже не сразу встретил. Разное было. Я уходил, меня бросали. Не складывай лапки!
— Легко говорить, не складывай. А я на этого быка-производителя три года ухлопала. Думала — счастье свое встретила. Верила, что и в горе и в радости, через скандалы и битую посуду, невзирая на каверзы свекрови и тещину скалку.
— Ну вот, уже лучше. Шутишь, значит, выздоравливаешь, — улыбался Володька. — Не кисни. Тебе тридцати еще нет, ты же на целый год младше меня. Найдется тот самый!
И Маша старалась. Даже парочка романов у нее случилась. Но все не то.
Володька тем временем был счастлив со своей Таней. С детьми они не торопились. А потом стало поздно: у Тани обнаружили онкологию. Володя до последнего верил, что они справятся. Просто не мог позволить себе сомневаться. Маше всегда говорил:
— Выкарабкается Танюшка! Точно знаю. Ну как она бросит меня одного? Я же без нее, как полчеловека. Разве можно такого без присмотра оставлять.
Шутил, а в глазах ворочалась темная тревога.
— Обязательно выкарабкается, — поддерживала Маша. — Не может жизнь вам такую свинью подложить.
— Ладно, не будем... Лучше расскажи, как там твой новый «прынц», — переводил разговор Володя.
И Маша рассказывала. Хотела отвлечь друга от грустных мыслей. А про себя тихонечко, неумело молилась: «Пусть у них все будет хорошо, боженька. Славные же ребята! Дай шанс!»
Не помогло. Умерла Таня. А Володька... Вроде жив последние три года, а вроде и нет. Да и на себя не похож. Закрылся в своем горе, не пускает никого. Даже Машу. Ну да ничего, она за ним издали приглядывать будет.
***
Впрочем, Володя не шибко нуждался в опеке. Жил ровно, бесцветно, на рожон не лез, в пьянство не скатился. За ним вообще не водилось дурных привычек, кроме одной: домой он ходил исключительно этой дорогой. Вилась через пустырь, мимо старых гаражей узкая гравийная тропа. Темная вечером, полузаросшая травой. Приличные люди там редко появлялись. Да и немудрено: облюбовали это место хмурые, маргинальные личности. Пили, закусывали, дрались, у редких прохожих, бывало, деньги сшибали.
Маша еще до смерти Тани говорила:
— Не ходил бы ты там, Вовка. Мало ли что... Деньги отнимут — полбеды, хотя все равно жалко. Так еще и ноги-руки переломают или еще чего похуже.
Она красноречиво чиркала себя ладонью по горлу, на что Володька отвечал:
— Не нагнетай, паникерша. Сдался я им. Да и к тому же они, как собаки бродячие — знают, на кого нападать. Нюх у них, понимаешь. Страх чуют. А я не боюсь. Да и по шее могу дать, если надо будет. Зато через этот пустырь быстрее. И выхожу я сразу у своей парадной. А там меня обычно Таня на скамейке встречает! Это прямо... Ну не знаю — счастье высшей пробы!
Маша тогда отстала: и правда, постоять за себя здоровый сильный мужик всегда сможет. Пусть испытывает свое счастье.
Но недавно Володя пришел на работу грязный, мокрый, без сумки, но зато с фингалом. На Машины расспросы просто отмахнулся: «Ничего не случилось». Но Маша не первый день на свете живет: догадалась — напали на Володьку «бродячие собаки». То ли он бояться их стал, то ли среди них новенькие появились, совсем уж отмороженные.
А самое ужасное, что тем же вечером Маша, выйдя за складские ворота, увидела, как Володя снова поворачивает к гаражам. «Ничему жизнь не учит! — подумала она, нащупывая в кармане перцовый баллончик. — Пойду следом, прослежу, чтобы живым до дому добрался. Смерти он там, что ли, ищет?»
И ругая себя, Володьку, хмурых личностей, ноябрьскую вечернюю темноту и гаражи, она поспешила следом. В тот вечер ничего не случилось. Впрочем, как и в следующий. И еще несколько вечеров подряд...
«Пора бросать эту затею! — решила Маша. — Глупо. Да и какой из меня защитник, если честно. Я же не суперженщина какая-нибудь. Совсем даже наоборот: уставшая тетка, хорошо за тридцать, росту меньше, чем хотелось бы, а весу наоборот. Да еще и сетка у меня сегодня тяжеленная. Нахватала всяких консервов по акции. Дотащить бы».
И она совсем уже было себя уговорила. Но когда увидела, как Володька сворачивает на жуткую тропинку, освещенную лишь осенней луной, затревожилась. Иррациональный страх холодной клешней сжал сердце. И Маша сломалась. Подхватила сумку, крякнула и, кляня себя за глупость, нырнула в тень гаражей.
***
Как выяснилось двумя минутами позже — не зря. Словно монстр из детских страшилок, из какой-то щели вылезла тень. Покачнулась, увидела впереди одинокого Володьку и шустро засеменила следом. Маша присела от ужаса: пришло ее время! И на подрагивающих ногах, стараясь не шуметь, заспешила за страшной тенью. Та оскальзывалась, покачивалась, ругалась себе под нос витиеватым матом, но быстро сокращала расстояние.
Маша запыхалась, сумка оттягивала руку. Внезапно тень остановилась и полезла в карман. «Сейчас нож достанет! — пронеслось у Маши в голове. — Понял, наверное, что один не справится, а дружков не зовет из жадности. Хочет все награбленное себе захапать!»
Ей стало так невыносимо жутко, что адреналин заклокотал в крови, ожили какие-то древние инстинкты. И Маша ринулась вперед. Взлетела вверх сумка, полная консервов, и опустилась на голову тени, оказавшейся на поверку затрапезным мужичком в ватнике. Тот всхлипнул что-то нецензурное и осел на тропинку. Володя обернулся.
***
Когда он подошел к ней, Маша была сама готова хлопнуться в обморок. Боевой раж схлынул, ее мелко потряхивало. У ног неуклюже завалилось тело повергнутого мужичка.
— Машка? А ты чего здесь?
— Тебя спасаю! — сказала она и всхлипнула: подкрадывалась непрошеная истерика. — Вова, я его не угробила, часом? Посмотри, а? Пульс там пощупай... Я боюсь.
Володя послушно наклонился, нашел тощее запястье, торчавшее из рукава:
— Живой. Чем ты его?
— А вот... Товарами по акции. — Маша приподняла сумку. — Там горошек зеленый, кукуруза, горбуша в банке, сгущенка...
Володя включил фонарик на телефоне, посветил на мужичка: мятое лицо, грязная цыплячья шея, на голове — старая ушанка.
— Повезло ему. Хорошо, что дядька рано утеплился. Ему эта шапка если не жизнь, то здоровье точно спасла.
Маша зарыдала. Володя приобнял ее за плечи:
— Ну все, успокойся. Смотри-ка, уже встает твой поверженный.
Мужичок и правда поднимался. Выпрямился, потрогал голову.
— Тебе, может, скорую вызвать? — предложил Володя.
— Да пошли вы! — зло отозвался мужик и заковылял к гаражам.
— Ну так как тебя сюда занесло? — Володя посмотрел на Машу. — Ты же этой тропинки, как черт ладана, боишься.
— Поэтому и занесло, что боюсь! — хлюпнула носом Маша. — Я бог знает что уже надумала. Решила, что ты специально по этой дороге ходишь — погибели ищешь. Я же вижу, как тебе без Тани живется. Думала, окончательно ты сломался.
— Ох, Маша, ну ты совсем. Живется мне и правда плохо. Не жизнь, а негатив блеклый. Потерял я себя, да так, что найти не могу. Раньше любил эту дорожку, потому что по ней до Танюшки ближе. А теперь бояться стал. Представляешь? А так хотелось снова полюбить. Почувствовать то самое: родное, теплое, знакомое. Вот по шее уже один раз получил. Но тут уж у меня упрямство взыграло: решил себе доказать что-то. Я же не думал, что ты за мной пойдешь, да еще и вооруженная акционными банками, — Володя не сдержался, прыснул. — Воительница!
Маша посмотрела на него исподлобья:
— Он в карман полез. Вот я и решила — на опережение.
Сказала и засмеялась: сначала тихо, потом громче, а потом и вовсе зашлась.
— Ладно, пойдем ко мне, чайку попьем. В себя хоть придешь. Поговорим, как раньше. А то я просто так, «за жизнь», сто лет уже не разговаривал. Потом я тебя провожу.
Он подхватил Машину тяжелую сумку, и они пошли к дому.
***
Нет худа без добра, правду говорят. Стал оживать Володя с того самого вечера. Понял, что не один он на этом свете. Судьбу перестал испытывать — ходить мимо старых гаражей. Это чтобы Маша не нервничала.
Да и с Машей у них отношения переменились. Глубже стали, доверительнее, на новый виток пошли. И однажды он предложил:
— А может, мы с тобой попробуем? Ближе тебя у меня никого нет. Вся моя подноготная тебе известна. Дружим вон сколько лет.
— Так-то оно так, — усомнилась Маша. — Только ведь это не любовь.
— Откуда ты знаешь? Любовь ведь она разная бывает. Наша вот из дружбы выросла. Может, поэтому и говорят, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна. Потому что либо рухнет, похотью раздавленная, либо расцветет любовью.
— Хорошо говоришь, Володька, — улыбнулась Маша. — Верю. Но нужно подумать.
— Думай.
Нелегко далось Маше решение. Сомневалась, миллион за и против перебрала, а потом устала, махнула рукой: «Да кто его знает, какой должна быть любовь. Может, наша самая что ни на есть настоящая. Поживем — увидим».
А как решилась, так вскоре они и расписались с Володей. Живут. Долго он искал себя, после смерти жены. А сейчас думает, что нашел. И Маша нашла то, что хотела. А как там дальше будет — время покажет. В любви, как и в жизни много разного. Но всегда хочется надеяться на лучшее...
Автор: Алена С.