- Ну вот, говорил же я — выдаст нас! - зашептал Тимофей на Марье ухо. - А ты всё «темно, темно, не будет курлыкать!»
- Тут в щель немножко светит, вот она и кричит. Счас я, платком накрою её!
Храп за перегородкой затих.
- Фёдор! Чего там? - раздался голос офицера.
- Где? - отозвался кучер.
- Возня какая-то. Птица, что ли на кибитку села?
- Не видать, Ваш благородь! Показалось!
- Показалось… - недовольно проворчал порутчик*. - Чего так тащимся-то? Раньше вроде веселее мчали?
--------
* - устаревшая форма слова «поручик»
--------
- Мчали! Ажник колесо отлетело и ось переломилась. Не, шибко гнать не след. Однако повозка в самом деле тяжелее едет. Нно! - прикрикнул возница на лошадей. - Видно, не все поломки починили.
- Проклятый кузнец… - чертыхнулся офицер. - Надо бы другого мастера найти, пускай посмотрит, что там стряслось.
- Найдём… Эх… На заре то было на зорюшке… - затянул кучер песню. - На заре то было да на утренней, на закате было светлыго месяца, на восходе было красной солнушки…
- Эк его… хорошо выводит! - шепнул Тимоха.
- Ага! - отозвалась Марья.
Пел Фёдор легко и проникновенно, без усилий, напряжения и надрыва. Звук словно сам лился из его груди. Беглецы замерли, поддавшись очарованию бархатного голоса возницы.
- …кто ж из вас был на Кубань-речке? Ой и кто слыхал про Кубань-реку?
- Кубань-река… я от деда Еремея слыхал, - прошептал Тимофей. - Туда мятежные казаки ушли, под руку татарского хана*.
--------
* Кубань в то время находилась под властью Крымских ханов
--------
- Да ну?! - поразилась Марья.
- Ой, никто по дороженьке не хаживал, не езживал. Только шёл-прошёл по дороженьке Некрасов сын… - выводил Фёдор.
- Ах ты, шельма! - вскричал порутчик. - Ты об чём это поёшь? О бунтарях?! Да я тебя…
- А што, Ваш благородь, ты мне сделаешь? Застрелишь? Так бери пистоль и стреляй! - хохотнул кучер. - Только ведь править колымагой сам потом будешь. А коли опять сломается что, то пойдёшь до людей сам, пешим ходом. Дорогу-то указать, куда идти? Теперь деревня только через три дня пути будет.
- Ах ты… - негодовал офицер.
- А ты не кипятись. На всяк роток не накинешь платок. Чай, не про басурманов песня. Про наших, русских людей.
- Про мятежников она, про бунтарей, что против воли царевой пошли!
- Не лил бы кpo ви царь-батюшка, так и бунта не случилось бы.
- Так… так как без кpoви-то? Она, Россия-то, погляди, сколь многого при Петре Алексеевиче достигла! - горячился офицер. - Сколь побед славных! Флот построили, к Балтике вышли, столь земель завоевали! Шведам по сусалам надавали. Мануфактур да заводов настроили. Потом и кровью Империю создали, так что теперь наравне с европейскими государствами встали! А они царю-батюшке под дых да ножом в спину.
- Вооот! Потом и кpoвью. А чей пот? Кто на себе эти победы славные вынес? Небось царь-батюшка не голодал и в дранье не ходил. Простой мужик жилы тянул, чтобы все повинности уплатить, да барину свому копеечку добыть. А барин её, копеечку ту, потом на ассамблеях спустит, на вино заморское да куафёров*с портными потратит.
--------
* парикмахеров
--------
- Кесарю кесарево…
- Господь Бог всех одинаковыми сотворил, по образу и подобию Своему. И у барина, и у мужика по две руки, две ноги, голова да брюхо. И души у них одинаковые. У мужика, поди, почище бывает. Коли ты к мужику с почтением, то и он тебе отслужит. Ты только скажи — так, мол, и так, ты уж порадей, а я тебе век благодарен буду. И он для тебя луну с неба достанет. А коли ты ему жизни не даёшь, то он и побежит от тебя.
- На Дон! - саркастически усмехнулся офицер.
- Бегали раньше на Дон. С Дону выдачи нет — таков закон был. А что Пётр Лексеич удумал? Вернуть мужиков хозяевам. Нет такого закону у казаков! Нет и быть не могет! Оттого и возмутились донцы.
- А хлеб кто растить станет, ежели все на Дон сбегут?
- А что посланник царский Долгоруков стал делать? - продолжил Фёдор. -Пытать казаков. Плетьми забивать да носы резать. Жёнок да девок насильничать. Разве ж такое можно было терпеть?! Никак не можно! Оттого и поднялись казаки с атаманом Булавиным супротив.
- Да ты, я смотрю, заодно с ними… - криво улыбнулся порутчик.
- Куда там… - с горечью отозвался Фёдор. - Был бы с ними, так не служил бы счас проезжим людям. Жил бы вольным казаком. Мал ещё был я тогда. А то б точно к им подался. И с Игнатом Некрасовым опосля того, как войско его разбито было, на Кубань-реку бы ушёл.
- К крымскому хану..? К недругу российскому! Некрасовцы и сами врагами нам стали, на наши пограничные селения нападают!
- А Долгоруковы сами из них врагов сделали. Разве можно было на своих войной идти? Разве можно было запорожских да слобожанских* казаков супротив донцов пускать? Это ведь… Эх! - Фёдор махнул рукой.
- Да пойми ты, дурья башка! - вскричал офицер. - Ведь если бы не пошел войной Пётр Алексеевич на бунтовщиков, так и Империю не построили бы! Устарели те законы, чтобы беглых не выдавать с Дону. И казаки опорой должны быть монархии. Ушли мятежники к крымскому хану — и пёс с ними! Не схотели русскому царю подчинятся — пущай теперь татарскому кланяются!**
--------
* Слобожанщина - территория, охватывающая большую часть Харьковской, восток Сумской, север Луганской и Донецкой областей и приграничные районы Белгородской, Курской и Воронежской областей.
** - Не смотря на многочисленные предложения Анны Иоанновны, а впоследствии Екатерины II, некрасовцы отказались возвращаться на родину. Более того, постепенно они эмигрировали в турецкие владения на Дунае. Возвращение в Россию происходило в три волны — в 1811, 1911, 1962 годы.
--------
Марья с Тимофеем, замерев, вслушивались в спор. С одной стороны, любопытно было послушать про старые времена. А с другой — касалась эта перепалка их судеб. Сдаст, ох, сдаст их офицер, коли обнаружит в своей повозке!
И что же делать теперь? Ломал голову Тимофей, как быть им. Выйти ночью из ящика да пуститься пешком? Шибко далеко. Оставаться в тайнике? Страшно. В конце концов решил он дождаться, когда расположатся путешественники на ночёвку. Там видно будет!
Спорщики затихли. В полдень колымага остановилась, Фёдор выпряг коней и пустил их к реке. Под деревом на берегу расстелил дерюжку, разложил на ней еду — ржаные пироги с грибами, печёные яйца, калачи.
- Иди, Ваш благородь, покушай. Управляющий деревенский не поскупился, вон сколько супружница его нагрузила!
Офицер, подкрепившись пирогом и запив его вином из фляжки, достал письменный прибор и принялся сочинять оду во славу покойного императора Петра Алексеевича.
Тимоха, приоткрыв дверцу ящика, тихонько выскользнул в высокую траву, за ним плюхнулась Марья.
Ах, как же хорошо ходить своими ногами по земле Божией, как же славно не гнуть спину, а держать её прямо и гордо! Марья раскинула руки и закружилась средь высоких деревьев.
- А что, может, дальше пешком пойдем, а? - усмехнулся Тимофей.
- Фёдора послушать хочется, интересно рассказывает! А где же эта Кубань-река?
Тимофей почесал голову:
- Ааа… а рядом с Крымом! Точно! Раз крымский хан там хозяйничает!
- Значит, ушли они из Руси-матушки? - погрустнела Марья. - Тоскливо им, должно быть…
- Отчего же ушли? - озадаченно посмотрел на неё Тимоха. - Где казаки, там и Русь!
- Так ведь татарский хан там хозяйничает!
- А ты погоди маненько. Окоротят ему скоро руки. Будет знать, как набеги на Русь делать да людей русских в полон брать!
- Ой! - Марья испуганно присела в траву.
- Ты чего?
- Показалось, будто смотрит кто. Вон там! - она показала пальцем на заросли черёмухи.
Тимофей метнулся к кустам, зашуршал ветками, но ничего не увидел.
- Показалось! - сказал он, блаженно растянувшись на траве.
- А что, барин, не пора ли в путь? - раздался громкий, будто нарочитый, голос Фёдора.
- Чего орёшь? - недовольно проворчал офицер. - Оповещаешь, что ли, кого?
- Пора! - Тимофей, пригнувшись, змеей заскользил к бричке.
- Да я так, - пожал плечами Фёдор. - Так просто. Отправляться, говорю, пора. До закату ещё чуток проедем, а там и на ночёвку станем.
И снова затряслась повозка по неезженной степи. И снова Тимофей напряженно вглядывался сквозь щели ящика в окружающие виды, размышлял о будущем, гадал, как сложится у них впереди.
Однако тряская колымага укачала его, и не заметил он, как заснул богатырским сном, всхрапывая и постанывая. Толкнуть бы его в бок Марье, да на беду и сама она от скуки задремала в темном углу ящика.
- Фёдор, а ну, стой! - тихо тронул кучера офицер.
- Чего ещё? - недовольно отозвался тот, стегнув лошадей.
- Стой, тебе говорят!
Спрыгнул с повозки, не дожидаясь, когда Фёдор исполнит приказание, метнулся к ящику для сундуков, с усилием распахнул крышку.
- Ага! - торжествующе сказал он, глядя на ошалевшую спросонок парочку.
- Ага… - повторил за ним Тимоха.
- Беглые!
- Беглые… - упавшим голосом сказал Тимофей.
- А ну, вылазьте! Быстро!
Тимофей откинул боковую дверку, выбрался из ящика, вытащил ослабевшую от испуга Марью.
- Бегите, ребятки! - крикнул Фёдор. - Бегите!
Тимофей кинулся было прочь от повозки, однако затекшие ноги не несли, а тут ещё и Марья споткнулась, упала.
Офицер не торопясь достал откуда-то из глубин брички пистолет:
- Стоять! Иначе пристрелю!
- Он не заряженный, бежим! - крикнул Тимоха, поднимая подружку.
- Заряженный! - сказал офицер. - И есть ещё. Пристрелю и закопаю. Так что лучше остановиться.
Фёдор угрюмо смотрел на порутчика. Огреть бы его сейчас дубиной по голове, да пока он очухивается, ускакать вместе с этими двумя куда-нибудь. А если помрёт он с проломленной головой? Грех-то какой на душу… Ну ничего, до постоялого двора далеко, сбегут ребятки. А он, Фёдор, им при случае поможет!
Он ещё там, у реки, приметил, как порскнули из повозки двое. Посмотрел в ящике — котомочка с сухарями, корзинка с перепелками. Вот почему бричка так тяжело шла! Не кузнец, выходит, плохо её починил… Осторожно двинулся следом за непрошенными попутчиками, голоса услышал. Посмотрел сквозь кусты — девчонка молоденькая. Красивая, аж дыхание прихватило. Да парнишка с кудрями золотыми рядышком на травке раскинулся. Вон оно что… Видно по одежонке, что деревенские. Тогда и понял Фёдор, что беглые это.
- Подойди сюда! - скомандовал порутчик Тимохе. - Лезь в бричку! И ты, сударушка, тоже полезай! Перед моими глазами будете. Так точно никуда не денетесь. В деревне сдам вас властям. Ишь, бунтари, надумали от барина своего бежать? Фёдор! Подай-ка верёвку! Сейчас я этому красавчику руки-ноги повяжу.
- Нет уж, уволь. Ты так повяжешь, что они через полчаса на свободе скакать будут. Я сам. Так надёжнее.
- Много проку вам, Ваш благородь, от этих двоих. Пустили бы своей дорогой.
- Я императрице присягал. И бунтарям пощады давать не собираюсь.
Порутчик крепко перевязал Тимохе руки в запястьях и ноги в щиколотках.
- Девицу-то вязать будете? - хмуро спросил Фёдор.
- Не буду. Никуда она одна не сбежит.
Наконец снова тронулись в путь.
Дорога, по которой они пробирались, и дорогой-то назвать нельзя было. Так, направление. Сибирский почтовый путь лежал совсем в другой стороне, гораздо севернее — через Казань и Пермь на Тобольск и Тару. Однако и там обустройство тракта только начиналось.
Тимоха лежал на дне брички и смотрел на широкую спину возницы. Марья сидела рядом и каждый раз, когда повозка подпрыгивала на неровностях, придвигалась к товарищу. Наконец добралась, осторожно стала нащупывать верёвочный узел.
- Ну и как, сударушка, не поддаётся? - усмехнулся порутчик, краем глаза наблюдавший за ней. - Такой узел не всякому по зубам. Не пытайся даже!
На ночёвку встали у зарослей какого-то кустарника, растущего вдоль оврага, так чтобы тень от него скрывала повозку, и луна не выдавала путешественников. Костра разжигать не стали — мало ли кто в степи бродит! Тимоху развязали, позволили размяться да по надобности какой пройтись, ужином накормили, а потом порутчик снова скрутил ему руки да ночевать отправил в бричку. Сам рядом сел:
- Ты, Фёдор, спать иди. А я посмотрю, чтобы лихие люди не налетели. Отосплюсь завтра в дороге.
Зарядил пистолеты, положил рядом. Уснул Фёдор. Захрапел беглый парнишка. А порутчик всё разговор давешний вспоминал. Себя на место мужика ставил. О казаках думал некрасовцах. Тех, которые от несправедливости царской на Кубань ушли. Жестокая она, жизнь-то. Да ведь она у всякого человека жестокая. Солдата или матроса возьми, которые победы славные жизнями своими оплачивали. Им разве легко было? А дворянам, или, к примеру, мещанам? Каждый свой груз нёс, с каждого спрос был строгий. Да разве можно законам не подчиняться?
Однако с другой стороны — казачьи законы раньше появились, чем петровские. Может, они вернее? Да ведь они когда поставлены были… Если все мужики к казакам сбегут, кто бы армию с флотом кормил бы?
Много думок крутилось в голове у порутчика. И парнишку жаль было с девчонкой. Надо хоть спросить, как зовут их. Ишь, кудри-то какие золотые — как с картинки сошёл. И девчонка красавица. Обожжёт солнцем да ветром лицо в поле, морщины от забот да тревог пролягут. Куда и красота денется.
Уже и солнце золотистый бок из-за горизонта показало, а сна у порутчика ни в одном глазу не было. Фёдор поднялся. Кряхтя, достал корзину с едой для завтрака.
- Тебя как зовут-то? - спросил порутчик, развязывая Тимоху.
- Зовут зовуткой… - огрызнулся тот.
- Думаешь, если имя не скажешь, то твоих хозяев не найдут? - усмехнулся офицер. - Это ты зря так думаешь. Ну, а если не найдут, то отправят на солеварню. Или на завод какой руду плавить. Никогда не видал, как это делают? Или, к примеру, на шахту какую. На Урале заводов и рудников всяких полно. И работы нынче много. Только, сдается мне, после рудников тебе жизнь в деревне слаще мёду покажется. Небось, барин на подружку твою позарился, вот и сбежать решили?
- Позарился… - угрюмо отозвался Тимоха.
- И всего-то? - усмехнулся порутчик. - Эх, горя вы настоящего не видали.
- Барин! - с тревогой в голосе сказал Фёдор. - Погляди-ка! Что за люди скачут сюда?
- Далеко, не видно. Бричку запряг? Тогда едем. А ну, беглецы, быстро в повозку!
- Нноо! - Фёдор хлестнул лошадей.
Однако бричка соревноваться в скорости со конниками не могла.
- Смотри-ка… Грамотно обходят! - сквозь зубы процедил порутчик, глядя, как всадники разделились и стали обходить бричку с флангов, описывая вокруг неё большие полукруги. - В кольцо берут. Не на таких напали, голубчики.
- Это кто же такие? - спросил Тимоха, глядя на преследователей. - Я и не видал таких никогда. Один с кувшином на голове.
- Джунгары. А мне доводилось. На голове шелом у него, а не кувшин.
Он положил под рукой пистолеты:
- Их пятеро. Нас… Ничего, отобьёмся. Три пистолета. Заряжать долго… Мне бы солдатика хоть одного в заряжающие…
- А ты, мил человек, покажи, как это делать! - сказал Тимоха.
- Нет, это целая наука, не сумеешь. А вот… вот стрелять попробуй.
Всадники приближались. Теперь уже чётко можно было рассмотреть их длинные пики, круглые щиты у левого локтя, кривые сабли. Они весело перекрикивались на своём языке, издавали пугающие улюлюкающие звуки, дико взвизгивали.
Пропела стрела, воткнулась в кибитку.
- А ну, деваха, ложись на пол! - скомандовал порутчик.
Марья упала в глубину повозки и стала молиться. Убереги, Господи, от зверей лютых, от людей лихих, от силы нечистой… Укрой, Пресвятая Богородица, честным своим покровом…
Грохнул выстрел, один из преследователей свалился на луку седла.
- Видал, как стрелять? - порутчик сунул второй пистолет Тимохе. - Если и не попадешь, не беда.
Быстрыми движениями он принялся заряжать пистолет, а Тимофей выпустил пулю в того джунгара, что слева заходил. Заржал дико конь, кувыркнулся через голову, подминая под себя седока.
- Ай, молодца! - похвалил порутчик.
Подвывали стрелы, пролетали совсем рядом, вонзались в стенки кибитки.
Вдруг задохнулся, стал заваливаться назад возница.
Офицер подтянул тело возницы, перетащил внутрь кибитки, уложил на дне.
- А ну, поглядим!
Резким движением он обломил древко стрелы и, сняв с себя рубаху, перевязал рану.
- Фёдор! Федя… Ты не помирай только, ладно? Не помирай…
Кони бежали всё медленнее, и Тимоха уже не подгонял их, потому что джунгарцы, подобрав товарищей, поскакали прочь, и интерес к огрызающейся огнём кибитке потеряли. Наконец кони остановились, тяжело дыша и нервно кивая головами.
На костре вскипятили воды, и порутчик, прокалив на огне нож, раскрыл рану.
- Его счастье. Поперек рёбер наконечник прошёл, - сказал он, осторожно вытягивая кусок металла. - Порубил кости. Долго будет заживать.
- А если бы… - подала голос Марья.
- А если бы, то был бы уже наш Фёдор на небесах.
Марья перекрестилась.
- Ну, сударушка…
- Марья я…
- ...Марья, будешь ухаживать за раненым. До деревни нам довезти его надобно.
- Буду.
- А тебе, Тимофей, вместо Фёдора конями править теперь.
- Я завсегда рад.
Отдохнули кони, отошли от бешеной скачки, и снова впряг их Тимоха в повозку.
Расстилалась впереди степь, щебетали в небе птицы, стрекотали в траве сверчки. Ехал Тимоха на передке офицерской брички, на лошадей покрикивал. А позади него тряслись на ухабах Марья, задумавшийся о чём-то порутчик и ставший вдруг таким родным Фёдор.
*******************************
Глава 6.
Время действия - 1731 год
- Что, хозяева, примете ли гостей нежданных? - порутчик постучал в окно добротного помещичьего дома, не блещущего, однако, красотой и изяществом.
- Кого нам Бог принёс? - раздался ласковый голос, и на крыльце появился старик.
- Зови, дедушка, барина своего. Или барин ваш в столицах обретается? Тогда управляющего, или на худой конец домоправителя.
- А я, милок, и есть хозяин сего поместья. Секунд-майор* Семён Иванович Евражкин к вашим услугам!
--------
* младший штаб-офицерский чин, заведовал в полку строевой и караульной службой и был четвертым должностным лицом в полку
--------
- О, моё почтение, господин секунд-майор! - гость приподнял шляпу и поприветствовал старика легким поклоном. - Порутчик Мельников. Проездом из Петербурга в Омск.
- Из Петербурга?! Голубчик, да что же вы стоите! Скорее, скорее в дом! В дороге-то, небось, умаялись!
- Господин секунд-майор, у меня раненый. Джунгарская стрела вознице моему бок пробила. Наконечник я вынул, да плох человек. Жар начался. Лекаря бы ему.
- Хмм… Лекаря… Где же взять его в наших местах? Здесь на сотню вёрст деревни-то не найти, какой уж лекарь! А вот бабка имеется. Хорошая бабка. Травяными мазями да настойками правит.
- Пусть бабка. Скорее бы только, господин секунд-майор! Не помер бы…
- Семён Иваныч. Называйте меня Семёном Иванычем. Ибо давно уже я в отставке, живу в поместье, дарованном мне высочайшим соизволением императора Петра Алексеевича. А за раненого не тревожьтесь! Евдоким! - старик обернулся и прокричал куда-то внутрь дома. - Эй, Евдокимушка!
- Чего изволите, барин? - из-за плеча старика показался огромного роста вальяжный детина.
- Гости у нас, Евдоким. Распорядись-ка, чтобы коней господина порутчика в конюшню поставили да обиходили как положено. Бричку в сарай…
- Дело своё знаем, барин… - перебил Евражкина детина.
- А ты не гоношись. На господина порутчика в пути напали, кучера ранили. Определи-ка его к бабке Агафонихе. Да скорее, голубчик. Плох человек, говорят.
- Сделаем! - с детины разом слетела вальяжность, он метнулся в сторону длинного ряда каменных строений — то ли амбаров, то ли чуланов. - Митрофан, Савва, а ну, поторопись!
- Людей господина порутчика накорми да на отдых определи, Евдокимушка! - крикнул ему вслед старик.
- Звестно дело! - огрызнулся детина.
- Что это вы, Семён Иваныч, ему волю такую даёте? Дьвери сами отворяете? Разбаловался он у вас. Ему бы в гренадерах самое место! - порутчик неодобрительно посмотрел на Евдокима, отдающего приказания высыпавшим из амбаров мужикам.
- Э, нет, господин порутчик! Евдокимушка дело знает. Дерзит оттого, что мне он как сын родной. А дьвери сам отворяю — так ведь лежать на диванах всё время тоже не сладко. Живому человеку и похаживать надо. Я с мужичками своими и в поле таскаюсь, и на луга. Да и от скуки хорошо помогает. Мы ведь живём обособленно, цельными днями одно и то же. Проходите в дом, не тревожьтесь за людей своих и бричку.
Закрылась массивная дубовая дверь, и порутчик скрылся в доме.
- Что делать будем, Тимоша? - спросила Марья товарища. - Сбежать бы самый раз, да Фёдора жалко. Присмотреть бы за ним. К бабке, говорит, определят. А сможет ли старуха обиходить раненого? Сил-то хватит?
- Знать бы, что будет с ним всё хорошо, сбежал бы не раздумывая! - отозвался Тимофей.
- Вот и я про это… - горестно сказала Марья.
Бабка Агафониха оказалась древней беззубой старухой. Худая — в чём душа держится. Нос крючком чуть не до самого подбородка.
- Кладите, ребятушки, яво сюды! - старуха указала на широкую лавку у окна. - Что стряслося-то с им?
- Что стряслося-то? - Евдоким повернулся к Тимохе.
- Стрела попала в его. Джунгарская.
- Какая-какая? - глаза у детины полезли ко лбу.
- Джу… джунгарская… - растерялся Тимофей. - Так господин порутчик злодеев назвал. А что?
- На вас напали джунгары?! И как же вы от них отбиться смогли? - прищурился Евдоким.
- У господина порутчика пистолеты заряженные. Мы из них палили. Я под одним разбойником коня убил.
- Сколь их было? - Евдоким пропустил мимо ушей хвастливые слова парня. - Какие они из себя? А ну, рассказывай!
- Пятеро. Дикие какие-то… С луками и стрелами. Трое в шапках таких… мехом отороченных. Один в железной шапке с пучком наверху. Один вроде как с кувшином на голове. Господин порутчик сказал, что это шелом такой. А сами будто чешуей покрыты. Пики у них с хвостами конскими, сабли кривые, щиты круглые на левом локте.
- Вон чего… Появились, значицца… - лицо Евдокима враз постарело, стало суровым и жёстким. - Вот что, Митрофан. Поднимай всех. Караул нести и днями, и ночами. Ребятишек в ночное не пущать. Коров пасти не дальше реки. А ты, Савва, порох проверь, не отсырел ли. Ружья тоже почисть. Кабы не наведались к нам, ироды.
Забегали, засуетились мужики.
- Евдоким, на дальнем лугу бабы сено косят. С ими как быть? - подскочил к детине рыжий подросток.
- Пущай косят, только рядом держать две телеги, чтобы кони запряжённые стояли. И смотреть в оба глаза. Ежели увидите издаля, что скачуть нехристи, пущай садятся да скорее в деревню едут.
- Понял! - парнишка унёсся исполнять поручение.
Через час деревня ощетинилась рогатками* и сучковатыми стволами деревьев.
--------
* - лёгкое оборонительное заграждение, конструкция из перекрещенных и скреплённых (связанных) между собою деревянных бруса и кольев (обычно заострённых)
--------
- Гляди-ка, как вы быстро всё устроили! - восхитился Тимофей.
- А ты думал! - хмыкнул Савва. - Ежели чего, то помочь нам некому. Разграбят, пожгут деревню, баб да ребятишек в рабство уведут. Да и мужиков, если кто живой останется, прихватят.
- Суровая у вас жизня… - покачал головой Тимофей.
- Отчего же? Оченно даже распрекрасная жизня. Бог милостив. Барин добрый, земля плодородная. От татей да разбойников обороняться умеем по всем законам военного искусства. Семён Иваныч научил. А вы, значит, господина порутчика люди?
- А… ага… - соврал Тимоха, замявшись.
- А одеты будто деревенские. Не скажешь, что с самого Санкт-Петербурху едете.
Тимоха судорожно сглотнул набежавшую от страха слюну. Однако Савва продолжать допрос не стал:
- Как зовут-то тебя? Подите с подружкой своей на кухню. Вон тама дьверь, - он махнул рукой куда-то вбок. - Там вас покормят. Потом я вас на ночлег устрою.
Тимоха кивнул согласно головой, и Савва унёсся дальше — растревоженная деревня гомонила, галдела, стучала. Визжали пилы, блеяли овцы, возбужденно лаяли довольные переполохом собаки.
Тимоха вошёл в старухину мазанку. В полумраке после яркого солнечного света не разобрал, куда идти, толкнул ногою квашню*, свалил метлу на длинной ручке.
--------
* - деревянная кадка для теста
--------
- Ах ты, ччё… прости, Господи! - выругался он, потирая ушибленное место.
- Тише ты, разве можно такое в избе говорить? - с укором сказала Марья.
Тимоха поморгал, зажмурился, будто давая глазам возможность скорее привыкнуть к полумраку. Марья сидела у изголовья лежащего в беспамятстве Фёдора.
- Ну, что он?
- Бабушка уже его посмотрела и взвару травяного испить дала ему, который жар сымает. Сейчас будем зелье готовить, чтобы рану помазать.
- Зелье… Небось лягушек варить станет али к ровь собачью, - зашептал Тимофей. - Старуха ведьма какая-то. Пойдём отсюда!
- Да ты что! - засмеялась Марья. - Она добрая. И лечит с молитвой. Погляди, вон иконы в красном углу и лампадка горит. Разве у ведьмы иконы висели бы? А ты иди, Тимоша, иди. Это бабское дело, не ваше.
- Бежать надо отседова, да поскорее! Выдаст нас порутчик, как пить дать выдаст!
- Не могу я Фёдора оставить, Тимоша. Ежели бы не он, то…
- Да ведь позаботятся о нём и без нас! Что ты сделать-то можешь ещё?!
- Помогу хоть бабушке Агафонихе… Старенькая она, а я тут — на подхвате.
- Так это… На кухню нас звали. Поесть бы чего!
- Вот и иди! - Марья ласково подтолкнула товарища к двери. - А я потом приду. Помогу бабушке и приду.
У печки что-то зашуршало, и Тимофей испуганно покосился в ту сторону. Из открытого люка подпола показалась старуха.
- Свят-свят-свят… - перекрестился Тимоха.
- Что, голубчик, страшно тебе? - Агафониха подняла на парня глаза.
И оказались они совсем молодыми, серо-голубыми, добрыми. Окруженные густой сеткой морщин, они будто излучали мягкий свет, и от этого безобразное лицо с крючковатым носом и выпирающим подбородком выглядело совсем другим.
- А… да… нет… - промямлил в изумлении Тимоха.
- А ты иди, голубчик. Тебе Марьюшка верно сказала, не мужиковское это дело, больных да пораненых лечить. А ты, милая, разведи на загнетке огонь под таганчиком, да водицы в горшок набери.
Тимофей выскочил из домика и помчал к кухне. Где-то раздавались голоса — Тимоха прислушался. В комнате разговаривали старый хозяин поместья и порутчик. Тимофей присел под окном, будто разыскивая что-то на земле.
- Что же вы, голубчик, по Государевой дороге* не поехали? Там путь уже известный, испытанный.
- Да ведь я не купец, господин Евражкин, мне Верхотурскую таможню** посещать в обязанности не вменялось.
--------
* - старое название Сибирского почтового тракта
** - купцы не имели права ехать в Сибирь и обратно другими путями, на Верхотурской таможне они были обязаны заплатить пошлину
--------
- Оно верно, да ведь там и станции устроены — есть, где на ночлег встать, и безопасно — не нападут злые люди.
- А мне видится так, что здесь злых людей поменее будет, чем на той дороге. Никто не поджидает в оврагах, что купец богатый проедет, шайки воровские по лесам не шастают. Ночевать же в чистом поле я привычен.
- Что же вы, с самого Петербурга втроем едете? Я не имею в виду возницу.
Порутчик замялся, сосредоточенно разыскивая в карманах трубку. Тимоха замер — вот оно… Скажет сейчас офицер, что они беглые, и всё! Схватит их Евдоким, а Савва с Митрофаном повяжут да в тёмный чулан посадят. Ах, если бы Марья не застряла в мазанке старухиной, можно было бы тихонько улизнуть. Но без подруги сбежать он никак не мог.
- Одеты они у вас по-деревенски. Из поместья своего, видно, забрали? В какой губернии у вас владения?
- Да я, господин секунд-майор, безземельный. Нет у меня поместья, - наконец сказал порутчик. - А парнишку с девицей купил совсем недавно. В Самаре у старушки одной. Да вот же беда — когда с джунгарами схватились, бумажник мой, в которой купчая лежала, выпал. Потерял я купчую, господин Евражкин.
- Вот беда-то, голубчик, вот беда-то… - старик лукаво посмотрел на гостя. - Надеюсь, ваша проезжая грамота при вас?
- А… о… да, при мне… Но она у меня в кармане камзола была.
- Вот и хорошо, вот и хорошо, - опустил глаза Евражкин. - Боюсь, как бы вас не заподозрили без купчей, что вы беглых укрываете.
- Я тоже этого опасаюсь, - ответил порутчик. - Но что же делать?
- Даже и не знаю, что посоветовать вам, голубчик. Ближайшие власти здесь в Самаре, но не возвращаться же вам назад! Или Яицкий городок, но он вам не по пути.
- Да, конечно…
- Но я бы мог написать что-то вроде рекомендательного письма, в котором указал бы, что вы подверглись нападению джунгар, из-за чего утеряли часть вашего имущества. И о том, что ваш кучер находится в моем поместье. Благодаря этому письму вам было бы легче объяснить нахождение с вами этих молодых людей.
- О, господин секунд-майор… - порутчик замер. - Я вам очень благодарен! Но… но что за прок вам помогать мне?
- Я нисколько не солгу, написав такую бумагу. Моя совесть будет чиста перед Господом. И одно доброе дело будет зачтено мне на том свете. Нет-нет, не благодарите! Я не для вас это делаю. Для себя.
- Храни вас Бог, господин секунд-майор!
- Семён Иваныч. Называйте меня Семёном Иванычем. Даа… Я порой думаю о тех бедолагах, что от помещиков своих бегут. Ведь не от труда тяжкого они бегут — где бедняку жить легко! От несправедливости, от утеснений, что хозяева им чинят. А для чего мужика утеснять? Тебе власть над ним дадена, ты ему вместо отца-матери поставлен. И перед Богом за него отвечаешь, как за родное дитя. И воспитать его надобно, чтобы жил без греха, в труде и радости. И оградить от бед, и пожалеть. А ведь есть такие хозяева, что и сами в грех впадают, и мужиков, а особливо девок да баб молодых, за собой тянут. И когда бегут от них крепостные — кого наказывать в первую очередь нужно? Помещиков, которые довели своих людей до побега.
- У вас, Семён Иваныч, мужики не бегали?
- Не бегали. Ни к чему им это. Вот только об одном душа моя болит — нет у меня наследников. Супруга моя померла давно, и деток Бог прибрал ещё во младенчестве. Кому достанутся люди? Что ждёт их после кончины моей? Отойдут казне? А дальше что? Оставят жить здесь, в деревне, и определят к ним управляющего? Хорошо, если доброго! Отправят на какой-нибудь завод? Горше судьбы не придумаешь.
- Так завещайте поместье человеку, в котором уверены.
- В том-то всё и дело, что ни в ком я не уверен. Смотрю на каждого и думаю — а ведь доведись тебе хозяином в моем поместье стать, ты ведь три шкуры с мужиков драть начнешь!
- Отчего же так?!
- Оттого, что у меня семьи нет, а одному мне много не надо. Я ведь из простых, родители были городскими обывателями, дворянство и земли пожалованы мне за верную службу государем Петром Алексеевичем. Не привычен я к роскоши. Потому и живут мои крепостные в достатке. Молодежь же здесь, в глуши, жить не станет. А город деньги любит. Значит, станет новый хозяин вытягивать из поместья все соки.
- Эй, мОлодец! - раздался голос чуть не над самым ухом Тимохи. - Ты чего это здесь делаешь?
Тимофей поднял голову — перед ним стоял Евдоким.
- Чего тут делаешь, спрашиваю!
- Кольцо обронил в траве, теперя ищу.
- Кольцо? Давно обронил?
- Когда приехали, тогда и потерял. В суматохе и не заметил.
- Что ж, найдется кольцо твое, если сороки не утащут. А люди наши греха на душу не возьмут, чужую вещь не присвоят. Ты на кухне был?
- Нет ещё…
- Так иди. Потом поди, помоги воды от реки в баню натаскать. С дороги помыть вас, и то… Столько дней в пути — небось уже вшей развели.
- Баня бы не помешала, - Тимоха с довольной улыбкой почесал голову.
В кухне толстая румяная стряпуха поставила перед ним миску грибных щей, отвалила от каравая здоровый ломоть хлеба:
- Ешь, исхудал-то как в дороге!
Тимоха с аппетитом наворачивал поданное, думая при этом, что судьба не так уж сурова с ними, а впереди их ждет счастливое будущее.
Продолжение следует.......... _______________________________________
Произведение взято с канала Чаинки """"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""" Напоминаем Вам,что большие литературные произведения мы публикуем в рубрике "Вечерние чтения". Для того , чтобы зайти в эту рубрику нужно зайти в Темы и с правой стороны найти хештэк #вечерниечтения Эта рубрика выходит каждый день в 18.30 Большая просьба написать отзыв об этой серии романов. А также пишите в комментариях какой тематики произведения Вы бы ,ещё,хотели почитать .
АЛЧЕВСК ГОРОД НОВОРОССИИ
Дикая степь...
Время действия - 1731 год
«Подь полоть! Подь полоть!» - подала голос перепёлка.
- Ну вот, говорил же я — выдаст нас! - зашептал Тимофей на Марье ухо. - А ты всё «темно, темно, не будет курлыкать!»
- Тут в щель немножко светит, вот она и кричит. Счас я, платком накрою её!
Храп за перегородкой затих.
- Фёдор! Чего там? - раздался голос офицера.
- Где? - отозвался кучер.
- Возня какая-то. Птица, что ли на кибитку села?
- Не видать, Ваш благородь! Показалось!
- Показалось… - недовольно проворчал порутчик*. - Чего так тащимся-то? Раньше вроде веселее мчали?
--------
* - устаревшая форма слова «поручик»
--------
- Мчали! Ажник колесо отлетело и ось переломилась. Не, шибко гнать не след. Однако повозка в самом деле тяжелее едет. Нно! - прикрикнул возница на лошадей. - Видно, не все поломки починили.
- Проклятый кузнец… - чертыхнулся офицер. - Надо бы другого мастера найти, пускай посмотрит, что там стряслось.
- Найдём… Эх… На заре то было на зорюшке… - затянул кучер песню. - На заре то было да на утренней, на закате было светлыго месяца, на восходе было красной солнушки…
- Эк его… хорошо выводит! - шепнул Тимоха.
- Ага! - отозвалась Марья.
Пел Фёдор легко и проникновенно, без усилий, напряжения и надрыва. Звук словно сам лился из его груди. Беглецы замерли, поддавшись очарованию бархатного голоса возницы.
- …кто ж из вас был на Кубань-речке? Ой и кто слыхал про Кубань-реку?
- Кубань-река… я от деда Еремея слыхал, - прошептал Тимофей. - Туда мятежные казаки ушли, под руку татарского хана*.
--------
* Кубань в то время находилась под властью Крымских ханов
--------
- Да ну?! - поразилась Марья.
- Ой, никто по дороженьке не хаживал, не езживал. Только шёл-прошёл по дороженьке Некрасов сын… - выводил Фёдор.
- Ах ты, шельма! - вскричал порутчик. - Ты об чём это поёшь? О бунтарях?! Да я тебя…
- А што, Ваш благородь, ты мне сделаешь? Застрелишь? Так бери пистоль и стреляй! - хохотнул кучер. - Только ведь править колымагой сам потом будешь. А коли опять сломается что, то пойдёшь до людей сам, пешим ходом. Дорогу-то указать, куда идти? Теперь деревня только через три дня пути будет.
- Ах ты… - негодовал офицер.
- А ты не кипятись. На всяк роток не накинешь платок. Чай, не про басурманов песня. Про наших, русских людей.
- Про мятежников она, про бунтарей, что против воли царевой пошли!
- Не лил бы кpo ви царь-батюшка, так и бунта не случилось бы.
- Так… так как без кpoви-то? Она, Россия-то, погляди, сколь многого при Петре Алексеевиче достигла! - горячился офицер. - Сколь побед славных! Флот построили, к Балтике вышли, столь земель завоевали! Шведам по сусалам надавали. Мануфактур да заводов настроили. Потом и кровью Империю создали, так что теперь наравне с европейскими государствами встали! А они царю-батюшке под дых да ножом в спину.
- Вооот! Потом и кpoвью. А чей пот? Кто на себе эти победы славные вынес? Небось царь-батюшка не голодал и в дранье не ходил. Простой мужик жилы тянул, чтобы все повинности уплатить, да барину свому копеечку добыть. А барин её, копеечку ту, потом на ассамблеях спустит, на вино заморское да куафёров*с портными потратит.
--------
* парикмахеров
--------
- Кесарю кесарево…
- Господь Бог всех одинаковыми сотворил, по образу и подобию Своему. И у барина, и у мужика по две руки, две ноги, голова да брюхо. И души у них одинаковые. У мужика, поди, почище бывает. Коли ты к мужику с почтением, то и он тебе отслужит. Ты только скажи — так, мол, и так, ты уж порадей, а я тебе век благодарен буду. И он для тебя луну с неба достанет. А коли ты ему жизни не даёшь, то он и побежит от тебя.
- На Дон! - саркастически усмехнулся офицер.
- Бегали раньше на Дон. С Дону выдачи нет — таков закон был. А что Пётр Лексеич удумал? Вернуть мужиков хозяевам. Нет такого закону у казаков! Нет и быть не могет! Оттого и возмутились донцы.
- А хлеб кто растить станет, ежели все на Дон сбегут?
- А что посланник царский Долгоруков стал делать? - продолжил Фёдор. -Пытать казаков. Плетьми забивать да носы резать. Жёнок да девок насильничать. Разве ж такое можно было терпеть?! Никак не можно! Оттого и поднялись казаки с атаманом Булавиным супротив.
- Да ты, я смотрю, заодно с ними… - криво улыбнулся порутчик.
- Куда там… - с горечью отозвался Фёдор. - Был бы с ними, так не служил бы счас проезжим людям. Жил бы вольным казаком. Мал ещё был я тогда. А то б точно к им подался. И с Игнатом Некрасовым опосля того, как войско его разбито было, на Кубань-реку бы ушёл.
- К крымскому хану..? К недругу российскому! Некрасовцы и сами врагами нам стали, на наши пограничные селения нападают!
- А Долгоруковы сами из них врагов сделали. Разве можно было на своих войной идти? Разве можно было запорожских да слобожанских* казаков супротив донцов пускать? Это ведь… Эх! - Фёдор махнул рукой.
- Да пойми ты, дурья башка! - вскричал офицер. - Ведь если бы не пошел войной Пётр Алексеевич на бунтовщиков, так и Империю не построили бы! Устарели те законы, чтобы беглых не выдавать с Дону. И казаки опорой должны быть монархии. Ушли мятежники к крымскому хану — и пёс с ними! Не схотели русскому царю подчинятся — пущай теперь татарскому кланяются!**
--------
* Слобожанщина - территория, охватывающая большую часть Харьковской, восток Сумской, север Луганской и Донецкой областей и приграничные районы Белгородской, Курской и Воронежской областей.
** - Не смотря на многочисленные предложения Анны Иоанновны, а впоследствии Екатерины II, некрасовцы отказались возвращаться на родину. Более того, постепенно они эмигрировали в турецкие владения на Дунае. Возвращение в Россию происходило в три волны — в 1811, 1911, 1962 годы.
--------
Марья с Тимофеем, замерев, вслушивались в спор. С одной стороны, любопытно было послушать про старые времена. А с другой — касалась эта перепалка их судеб. Сдаст, ох, сдаст их офицер, коли обнаружит в своей повозке!
И что же делать теперь? Ломал голову Тимофей, как быть им. Выйти ночью из ящика да пуститься пешком? Шибко далеко. Оставаться в тайнике? Страшно. В конце концов решил он дождаться, когда расположатся путешественники на ночёвку. Там видно будет!
Спорщики затихли. В полдень колымага остановилась, Фёдор выпряг коней и пустил их к реке. Под деревом на берегу расстелил дерюжку, разложил на ней еду — ржаные пироги с грибами, печёные яйца, калачи.
- Иди, Ваш благородь, покушай. Управляющий деревенский не поскупился, вон сколько супружница его нагрузила!
Офицер, подкрепившись пирогом и запив его вином из фляжки, достал письменный прибор и принялся сочинять оду во славу покойного императора Петра Алексеевича.
Тимоха, приоткрыв дверцу ящика, тихонько выскользнул в высокую траву, за ним плюхнулась Марья.
- Тише ты, заметят! - цыкнул Тимофей.
- Ноги затекли… - виновато сказала девушка.
- Ползи, за кустами разомнёмся.
- Подь полоть! Подь полоть! - подала голос перепелка.
- Ах, чёрт! - выругался Тимофей.
- Платок с корзины слетел, видно…
- Ладно, пущай пока!
Ах, как же хорошо ходить своими ногами по земле Божией, как же славно не гнуть спину, а держать её прямо и гордо! Марья раскинула руки и закружилась средь высоких деревьев.
- А что, может, дальше пешком пойдем, а? - усмехнулся Тимофей.
- Фёдора послушать хочется, интересно рассказывает! А где же эта Кубань-река?
Тимофей почесал голову:
- Ааа… а рядом с Крымом! Точно! Раз крымский хан там хозяйничает!
- Значит, ушли они из Руси-матушки? - погрустнела Марья. - Тоскливо им, должно быть…
- Отчего же ушли? - озадаченно посмотрел на неё Тимоха. - Где казаки, там и Русь!
- Так ведь татарский хан там хозяйничает!
- А ты погоди маненько. Окоротят ему скоро руки. Будет знать, как набеги на Русь делать да людей русских в полон брать!
- Ой! - Марья испуганно присела в траву.
- Ты чего?
- Показалось, будто смотрит кто. Вон там! - она показала пальцем на заросли черёмухи.
Тимофей метнулся к кустам, зашуршал ветками, но ничего не увидел.
- Показалось! - сказал он, блаженно растянувшись на траве.
- А что, барин, не пора ли в путь? - раздался громкий, будто нарочитый, голос Фёдора.
- Чего орёшь? - недовольно проворчал офицер. - Оповещаешь, что ли, кого?
- Пора! - Тимофей, пригнувшись, змеей заскользил к бричке.
- Да я так, - пожал плечами Фёдор. - Так просто. Отправляться, говорю, пора. До закату ещё чуток проедем, а там и на ночёвку станем.
И снова затряслась повозка по неезженной степи. И снова Тимофей напряженно вглядывался сквозь щели ящика в окружающие виды, размышлял о будущем, гадал, как сложится у них впереди.
Однако тряская колымага укачала его, и не заметил он, как заснул богатырским сном, всхрапывая и постанывая. Толкнуть бы его в бок Марье, да на беду и сама она от скуки задремала в темном углу ящика.
- Фёдор, а ну, стой! - тихо тронул кучера офицер.
- Чего ещё? - недовольно отозвался тот, стегнув лошадей.
- Стой, тебе говорят!
Спрыгнул с повозки, не дожидаясь, когда Фёдор исполнит приказание, метнулся к ящику для сундуков, с усилием распахнул крышку.
- Ага! - торжествующе сказал он, глядя на ошалевшую спросонок парочку.
- Ага… - повторил за ним Тимоха.
- Беглые!
- Беглые… - упавшим голосом сказал Тимофей.
- А ну, вылазьте! Быстро!
Тимофей откинул боковую дверку, выбрался из ящика, вытащил ослабевшую от испуга Марью.
- Бегите, ребятки! - крикнул Фёдор. - Бегите!
Тимофей кинулся было прочь от повозки, однако затекшие ноги не несли, а тут ещё и Марья споткнулась, упала.
Офицер не торопясь достал откуда-то из глубин брички пистолет:
- Стоять! Иначе пристрелю!
- Он не заряженный, бежим! - крикнул Тимоха, поднимая подружку.
Раздался грохот. Марья оглянулась — пистолет дымился.
- Заряженный! - сказал офицер. - И есть ещё. Пристрелю и закопаю. Так что лучше остановиться.
Фёдор угрюмо смотрел на порутчика. Огреть бы его сейчас дубиной по голове, да пока он очухивается, ускакать вместе с этими двумя куда-нибудь. А если помрёт он с проломленной головой? Грех-то какой на душу… Ну ничего, до постоялого двора далеко, сбегут ребятки. А он, Фёдор, им при случае поможет!
Он ещё там, у реки, приметил, как порскнули из повозки двое. Посмотрел в ящике — котомочка с сухарями, корзинка с перепелками. Вот почему бричка так тяжело шла! Не кузнец, выходит, плохо её починил… Осторожно двинулся следом за непрошенными попутчиками, голоса услышал. Посмотрел сквозь кусты — девчонка молоденькая. Красивая, аж дыхание прихватило. Да парнишка с кудрями золотыми рядышком на травке раскинулся. Вон оно что… Видно по одежонке, что деревенские. Тогда и понял Фёдор, что беглые это.
- Подойди сюда! - скомандовал порутчик Тимохе. - Лезь в бричку! И ты, сударушка, тоже полезай! Перед моими глазами будете. Так точно никуда не денетесь. В деревне сдам вас властям. Ишь, бунтари, надумали от барина своего бежать? Фёдор! Подай-ка верёвку! Сейчас я этому красавчику руки-ноги повяжу.
- Может, я сам, Ваш благородь? - спросил Фёдор, подавая офицеру требуемое.
- Нет уж, уволь. Ты так повяжешь, что они через полчаса на свободе скакать будут. Я сам. Так надёжнее.
- Много проку вам, Ваш благородь, от этих двоих. Пустили бы своей дорогой.
- Я императрице присягал. И бунтарям пощады давать не собираюсь.
Порутчик крепко перевязал Тимохе руки в запястьях и ноги в щиколотках.
- Девицу-то вязать будете? - хмуро спросил Фёдор.
- Не буду. Никуда она одна не сбежит.
Наконец снова тронулись в путь.
Дорога, по которой они пробирались, и дорогой-то назвать нельзя было. Так, направление. Сибирский почтовый путь лежал совсем в другой стороне, гораздо севернее — через Казань и Пермь на Тобольск и Тару. Однако и там обустройство тракта только начиналось.
Тимоха лежал на дне брички и смотрел на широкую спину возницы. Марья сидела рядом и каждый раз, когда повозка подпрыгивала на неровностях, придвигалась к товарищу. Наконец добралась, осторожно стала нащупывать верёвочный узел.
- Ну и как, сударушка, не поддаётся? - усмехнулся порутчик, краем глаза наблюдавший за ней. - Такой узел не всякому по зубам. Не пытайся даже!
На ночёвку встали у зарослей какого-то кустарника, растущего вдоль оврага, так чтобы тень от него скрывала повозку, и луна не выдавала путешественников. Костра разжигать не стали — мало ли кто в степи бродит! Тимоху развязали, позволили размяться да по надобности какой пройтись, ужином накормили, а потом порутчик снова скрутил ему руки да ночевать отправил в бричку. Сам рядом сел:
- Ты, Фёдор, спать иди. А я посмотрю, чтобы лихие люди не налетели. Отосплюсь завтра в дороге.
Зарядил пистолеты, положил рядом. Уснул Фёдор. Захрапел беглый парнишка. А порутчик всё разговор давешний вспоминал. Себя на место мужика ставил. О казаках думал некрасовцах. Тех, которые от несправедливости царской на Кубань ушли. Жестокая она, жизнь-то. Да ведь она у всякого человека жестокая. Солдата или матроса возьми, которые победы славные жизнями своими оплачивали. Им разве легко было? А дворянам, или, к примеру, мещанам? Каждый свой груз нёс, с каждого спрос был строгий. Да разве можно законам не подчиняться?
Однако с другой стороны — казачьи законы раньше появились, чем петровские. Может, они вернее? Да ведь они когда поставлены были… Если все мужики к казакам сбегут, кто бы армию с флотом кормил бы?
Много думок крутилось в голове у порутчика. И парнишку жаль было с девчонкой. Надо хоть спросить, как зовут их. Ишь, кудри-то какие золотые — как с картинки сошёл. И девчонка красавица. Обожжёт солнцем да ветром лицо в поле, морщины от забот да тревог пролягут. Куда и красота денется.
Уже и солнце золотистый бок из-за горизонта показало, а сна у порутчика ни в одном глазу не было. Фёдор поднялся. Кряхтя, достал корзину с едой для завтрака.
- Тебя как зовут-то? - спросил порутчик, развязывая Тимоху.
- Зовут зовуткой… - огрызнулся тот.
- Думаешь, если имя не скажешь, то твоих хозяев не найдут? - усмехнулся офицер. - Это ты зря так думаешь. Ну, а если не найдут, то отправят на солеварню. Или на завод какой руду плавить. Никогда не видал, как это делают? Или, к примеру, на шахту какую. На Урале заводов и рудников всяких полно. И работы нынче много. Только, сдается мне, после рудников тебе жизнь в деревне слаще мёду покажется. Небось, барин на подружку твою позарился, вот и сбежать решили?
- Позарился… - угрюмо отозвался Тимоха.
- И всего-то? - усмехнулся порутчик. - Эх, горя вы настоящего не видали.
- Барин! - с тревогой в голосе сказал Фёдор. - Погляди-ка! Что за люди скачут сюда?
- Далеко, не видно. Бричку запряг? Тогда едем. А ну, беглецы, быстро в повозку!
- Нноо! - Фёдор хлестнул лошадей.
Однако бричка соревноваться в скорости со конниками не могла.
- Смотри-ка… Грамотно обходят! - сквозь зубы процедил порутчик, глядя, как всадники разделились и стали обходить бричку с флангов, описывая вокруг неё большие полукруги. - В кольцо берут. Не на таких напали, голубчики.
- Это кто же такие? - спросил Тимоха, глядя на преследователей. - Я и не видал таких никогда. Один с кувшином на голове.
- Джунгары. А мне доводилось. На голове шелом у него, а не кувшин.
Он положил под рукой пистолеты:
- Их пятеро. Нас… Ничего, отобьёмся. Три пистолета. Заряжать долго… Мне бы солдатика хоть одного в заряжающие…
- А ты, мил человек, покажи, как это делать! - сказал Тимоха.
- Нет, это целая наука, не сумеешь. А вот… вот стрелять попробуй.
Всадники приближались. Теперь уже чётко можно было рассмотреть их длинные пики, круглые щиты у левого локтя, кривые сабли. Они весело перекрикивались на своём языке, издавали пугающие улюлюкающие звуки, дико взвизгивали.
Пропела стрела, воткнулась в кибитку.
- А ну, деваха, ложись на пол! - скомандовал порутчик.
Марья упала в глубину повозки и стала молиться. Убереги, Господи, от зверей лютых, от людей лихих, от силы нечистой… Укрой, Пресвятая Богородица, честным своим покровом…
Грохнул выстрел, один из преследователей свалился на луку седла.
- Видал, как стрелять? - порутчик сунул второй пистолет Тимохе. - Если и не попадешь, не беда.
Быстрыми движениями он принялся заряжать пистолет, а Тимофей выпустил пулю в того джунгара, что слева заходил. Заржал дико конь, кувыркнулся через голову, подминая под себя седока.
- Ай, молодца! - похвалил порутчик.
Подвывали стрелы, пролетали совсем рядом, вонзались в стенки кибитки.
Вдруг задохнулся, стал заваливаться назад возница.
- Фёдор! - закричал Тимоха, подхватил старика. - Держись, родненький.
Но взгляд Фёдора темнел, тускнел и словно уходил куда-то внутрь. С правого боку, прямо под рукой, торчало древко стрелы.
- Ах ты, Господи! - Тимоха выхватил их рук кучера вожжи. - Нно!
Ещё один заряд, выпущенный порутчиком, попал в поднятую руку джунгарца. Всадник вскрикнул, выронил саблю, конь под ним закрутился на месте.
- Всё, отстали! - прокричал порутчик. - Гони, парень, гони! Фёдор, ты живой?
Офицер подтянул тело возницы, перетащил внутрь кибитки, уложил на дне.
- А ну, поглядим!
Резким движением он обломил древко стрелы и, сняв с себя рубаху, перевязал рану.
- Фёдор! Федя… Ты не помирай только, ладно? Не помирай…
Кони бежали всё медленнее, и Тимоха уже не подгонял их, потому что джунгарцы, подобрав товарищей, поскакали прочь, и интерес к огрызающейся огнём кибитке потеряли. Наконец кони остановились, тяжело дыша и нервно кивая головами.
- Ну что, господин офицер, жив Фёдор?
- Как зовут-то тебя, парень?
- Тимофеем.
- Разводи огонь, Тимофей. Наконечник стрелы доставать будем. Иначе…
- Я понял.
На костре вскипятили воды, и порутчик, прокалив на огне нож, раскрыл рану.
- Его счастье. Поперек рёбер наконечник прошёл, - сказал он, осторожно вытягивая кусок металла. - Порубил кости. Долго будет заживать.
- А если бы… - подала голос Марья.
- А если бы, то был бы уже наш Фёдор на небесах.
Марья перекрестилась.
- Ну, сударушка…
- Марья я…
- ...Марья, будешь ухаживать за раненым. До деревни нам довезти его надобно.
- Буду.
- А тебе, Тимофей, вместо Фёдора конями править теперь.
- Я завсегда рад.
Отдохнули кони, отошли от бешеной скачки, и снова впряг их Тимоха в повозку.
Расстилалась впереди степь, щебетали в небе птицы, стрекотали в траве сверчки. Ехал Тимоха на передке офицерской брички, на лошадей покрикивал. А позади него тряслись на ухабах Марья, задумавшийся о чём-то порутчик и ставший вдруг таким родным Фёдор.
*******************************
Время действия - 1731 год
- Что, хозяева, примете ли гостей нежданных? - порутчик постучал в окно добротного помещичьего дома, не блещущего, однако, красотой и изяществом.
- Кого нам Бог принёс? - раздался ласковый голос, и на крыльце появился старик.
- Зови, дедушка, барина своего. Или барин ваш в столицах обретается? Тогда управляющего, или на худой конец домоправителя.
- А я, милок, и есть хозяин сего поместья. Секунд-майор* Семён Иванович Евражкин к вашим услугам!
--------
* младший штаб-офицерский чин, заведовал в полку строевой и караульной службой и был четвертым должностным лицом в полку
--------
- О, моё почтение, господин секунд-майор! - гость приподнял шляпу и поприветствовал старика легким поклоном. - Порутчик Мельников. Проездом из Петербурга в Омск.
- Из Петербурга?! Голубчик, да что же вы стоите! Скорее, скорее в дом! В дороге-то, небось, умаялись!
- Господин секунд-майор, у меня раненый. Джунгарская стрела вознице моему бок пробила. Наконечник я вынул, да плох человек. Жар начался. Лекаря бы ему.
- Хмм… Лекаря… Где же взять его в наших местах? Здесь на сотню вёрст деревни-то не найти, какой уж лекарь! А вот бабка имеется. Хорошая бабка. Травяными мазями да настойками правит.
- Пусть бабка. Скорее бы только, господин секунд-майор! Не помер бы…
- Семён Иваныч. Называйте меня Семёном Иванычем. Ибо давно уже я в отставке, живу в поместье, дарованном мне высочайшим соизволением императора Петра Алексеевича. А за раненого не тревожьтесь! Евдоким! - старик обернулся и прокричал куда-то внутрь дома. - Эй, Евдокимушка!
- Чего изволите, барин? - из-за плеча старика показался огромного роста вальяжный детина.
- Гости у нас, Евдоким. Распорядись-ка, чтобы коней господина порутчика в конюшню поставили да обиходили как положено. Бричку в сарай…
- Дело своё знаем, барин… - перебил Евражкина детина.
- А ты не гоношись. На господина порутчика в пути напали, кучера ранили. Определи-ка его к бабке Агафонихе. Да скорее, голубчик. Плох человек, говорят.
- Сделаем! - с детины разом слетела вальяжность, он метнулся в сторону длинного ряда каменных строений — то ли амбаров, то ли чуланов. - Митрофан, Савва, а ну, поторопись!
- Людей господина порутчика накорми да на отдых определи, Евдокимушка! - крикнул ему вслед старик.
- Звестно дело! - огрызнулся детина.
- Что это вы, Семён Иваныч, ему волю такую даёте? Дьвери сами отворяете? Разбаловался он у вас. Ему бы в гренадерах самое место! - порутчик неодобрительно посмотрел на Евдокима, отдающего приказания высыпавшим из амбаров мужикам.
- Э, нет, господин порутчик! Евдокимушка дело знает. Дерзит оттого, что мне он как сын родной. А дьвери сам отворяю — так ведь лежать на диванах всё время тоже не сладко. Живому человеку и похаживать надо. Я с мужичками своими и в поле таскаюсь, и на луга. Да и от скуки хорошо помогает. Мы ведь живём обособленно, цельными днями одно и то же. Проходите в дом, не тревожьтесь за людей своих и бричку.
Закрылась массивная дубовая дверь, и порутчик скрылся в доме.
- Что делать будем, Тимоша? - спросила Марья товарища. - Сбежать бы самый раз, да Фёдора жалко. Присмотреть бы за ним. К бабке, говорит, определят. А сможет ли старуха обиходить раненого? Сил-то хватит?
- Знать бы, что будет с ним всё хорошо, сбежал бы не раздумывая! - отозвался Тимофей.
- Вот и я про это… - горестно сказала Марья.
Бабка Агафониха оказалась древней беззубой старухой. Худая — в чём душа держится. Нос крючком чуть не до самого подбородка.
- Бабушка, принимай раненого! - громко объявил Евдоким, распахивая дверь мазанки. - Ребята, заносите!
- Кладите, ребятушки, яво сюды! - старуха указала на широкую лавку у окна. - Что стряслося-то с им?
- Что стряслося-то? - Евдоким повернулся к Тимохе.
- Стрела попала в его. Джунгарская.
- Какая-какая? - глаза у детины полезли ко лбу.
- Джу… джунгарская… - растерялся Тимофей. - Так господин порутчик злодеев назвал. А что?
- На вас напали джунгары?! И как же вы от них отбиться смогли? - прищурился Евдоким.
- У господина порутчика пистолеты заряженные. Мы из них палили. Я под одним разбойником коня убил.
- Сколь их было? - Евдоким пропустил мимо ушей хвастливые слова парня. - Какие они из себя? А ну, рассказывай!
- Пятеро. Дикие какие-то… С луками и стрелами. Трое в шапках таких… мехом отороченных. Один в железной шапке с пучком наверху. Один вроде как с кувшином на голове. Господин порутчик сказал, что это шелом такой. А сами будто чешуей покрыты. Пики у них с хвостами конскими, сабли кривые, щиты круглые на левом локте.
- Вон чего… Появились, значицца… - лицо Евдокима враз постарело, стало суровым и жёстким. - Вот что, Митрофан. Поднимай всех. Караул нести и днями, и ночами. Ребятишек в ночное не пущать. Коров пасти не дальше реки. А ты, Савва, порох проверь, не отсырел ли. Ружья тоже почисть. Кабы не наведались к нам, ироды.
Забегали, засуетились мужики.
- Евдоким, на дальнем лугу бабы сено косят. С ими как быть? - подскочил к детине рыжий подросток.
- Пущай косят, только рядом держать две телеги, чтобы кони запряжённые стояли. И смотреть в оба глаза. Ежели увидите издаля, что скачуть нехристи, пущай садятся да скорее в деревню едут.
- Понял! - парнишка унёсся исполнять поручение.
Через час деревня ощетинилась рогатками* и сучковатыми стволами деревьев.
--------
* - лёгкое оборонительное заграждение, конструкция из перекрещенных и скреплённых (связанных) между собою деревянных бруса и кольев (обычно заострённых)
--------
- Гляди-ка, как вы быстро всё устроили! - восхитился Тимофей.
- А ты думал! - хмыкнул Савва. - Ежели чего, то помочь нам некому. Разграбят, пожгут деревню, баб да ребятишек в рабство уведут. Да и мужиков, если кто живой останется, прихватят.
- Суровая у вас жизня… - покачал головой Тимофей.
- Отчего же? Оченно даже распрекрасная жизня. Бог милостив. Барин добрый, земля плодородная. От татей да разбойников обороняться умеем по всем законам военного искусства. Семён Иваныч научил. А вы, значит, господина порутчика люди?
- А… ага… - соврал Тимоха, замявшись.
- А одеты будто деревенские. Не скажешь, что с самого Санкт-Петербурху едете.
Тимоха судорожно сглотнул набежавшую от страха слюну. Однако Савва продолжать допрос не стал:
- Как зовут-то тебя? Подите с подружкой своей на кухню. Вон тама дьверь, - он махнул рукой куда-то вбок. - Там вас покормят. Потом я вас на ночлег устрою.
Тимоха кивнул согласно головой, и Савва унёсся дальше — растревоженная деревня гомонила, галдела, стучала. Визжали пилы, блеяли овцы, возбужденно лаяли довольные переполохом собаки.
Тимоха вошёл в старухину мазанку. В полумраке после яркого солнечного света не разобрал, куда идти, толкнул ногою квашню*, свалил метлу на длинной ручке.
--------
* - деревянная кадка для теста
--------
- Ах ты, ччё… прости, Господи! - выругался он, потирая ушибленное место.
- Тише ты, разве можно такое в избе говорить? - с укором сказала Марья.
Тимоха поморгал, зажмурился, будто давая глазам возможность скорее привыкнуть к полумраку. Марья сидела у изголовья лежащего в беспамятстве Фёдора.
- Ну, что он?
- Бабушка уже его посмотрела и взвару травяного испить дала ему, который жар сымает. Сейчас будем зелье готовить, чтобы рану помазать.
- Зелье… Небось лягушек варить станет али к ровь собачью, - зашептал Тимофей. - Старуха ведьма какая-то. Пойдём отсюда!
- Да ты что! - засмеялась Марья. - Она добрая. И лечит с молитвой. Погляди, вон иконы в красном углу и лампадка горит. Разве у ведьмы иконы висели бы? А ты иди, Тимоша, иди. Это бабское дело, не ваше.
- Бежать надо отседова, да поскорее! Выдаст нас порутчик, как пить дать выдаст!
- Не могу я Фёдора оставить, Тимоша. Ежели бы не он, то…
- Да ведь позаботятся о нём и без нас! Что ты сделать-то можешь ещё?!
- Помогу хоть бабушке Агафонихе… Старенькая она, а я тут — на подхвате.
- Так это… На кухню нас звали. Поесть бы чего!
- Вот и иди! - Марья ласково подтолкнула товарища к двери. - А я потом приду. Помогу бабушке и приду.
У печки что-то зашуршало, и Тимофей испуганно покосился в ту сторону. Из открытого люка подпола показалась старуха.
- Свят-свят-свят… - перекрестился Тимоха.
- Что, голубчик, страшно тебе? - Агафониха подняла на парня глаза.
И оказались они совсем молодыми, серо-голубыми, добрыми. Окруженные густой сеткой морщин, они будто излучали мягкий свет, и от этого безобразное лицо с крючковатым носом и выпирающим подбородком выглядело совсем другим.
- А… да… нет… - промямлил в изумлении Тимоха.
- А ты иди, голубчик. Тебе Марьюшка верно сказала, не мужиковское это дело, больных да пораненых лечить. А ты, милая, разведи на загнетке огонь под таганчиком, да водицы в горшок набери.
Тимофей выскочил из домика и помчал к кухне. Где-то раздавались голоса — Тимоха прислушался. В комнате разговаривали старый хозяин поместья и порутчик. Тимофей присел под окном, будто разыскивая что-то на земле.
- Что же вы, голубчик, по Государевой дороге* не поехали? Там путь уже известный, испытанный.
- Да ведь я не купец, господин Евражкин, мне Верхотурскую таможню** посещать в обязанности не вменялось.
--------
* - старое название Сибирского почтового тракта
** - купцы не имели права ехать в Сибирь и обратно другими путями, на Верхотурской таможне они были обязаны заплатить пошлину
--------
- Оно верно, да ведь там и станции устроены — есть, где на ночлег встать, и безопасно — не нападут злые люди.
- А мне видится так, что здесь злых людей поменее будет, чем на той дороге. Никто не поджидает в оврагах, что купец богатый проедет, шайки воровские по лесам не шастают. Ночевать же в чистом поле я привычен.
- Что же вы, с самого Петербурга втроем едете? Я не имею в виду возницу.
Порутчик замялся, сосредоточенно разыскивая в карманах трубку. Тимоха замер — вот оно… Скажет сейчас офицер, что они беглые, и всё! Схватит их Евдоким, а Савва с Митрофаном повяжут да в тёмный чулан посадят. Ах, если бы Марья не застряла в мазанке старухиной, можно было бы тихонько улизнуть. Но без подруги сбежать он никак не мог.
- Одеты они у вас по-деревенски. Из поместья своего, видно, забрали? В какой губернии у вас владения?
- Да я, господин секунд-майор, безземельный. Нет у меня поместья, - наконец сказал порутчик. - А парнишку с девицей купил совсем недавно. В Самаре у старушки одной. Да вот же беда — когда с джунгарами схватились, бумажник мой, в которой купчая лежала, выпал. Потерял я купчую, господин Евражкин.
- Вот беда-то, голубчик, вот беда-то… - старик лукаво посмотрел на гостя. - Надеюсь, ваша проезжая грамота при вас?
- А… о… да, при мне… Но она у меня в кармане камзола была.
- Вот и хорошо, вот и хорошо, - опустил глаза Евражкин. - Боюсь, как бы вас не заподозрили без купчей, что вы беглых укрываете.
- Я тоже этого опасаюсь, - ответил порутчик. - Но что же делать?
- Даже и не знаю, что посоветовать вам, голубчик. Ближайшие власти здесь в Самаре, но не возвращаться же вам назад! Или Яицкий городок, но он вам не по пути.
- Да, конечно…
- Но я бы мог написать что-то вроде рекомендательного письма, в котором указал бы, что вы подверглись нападению джунгар, из-за чего утеряли часть вашего имущества. И о том, что ваш кучер находится в моем поместье. Благодаря этому письму вам было бы легче объяснить нахождение с вами этих молодых людей.
- О, господин секунд-майор… - порутчик замер. - Я вам очень благодарен! Но… но что за прок вам помогать мне?
- Я нисколько не солгу, написав такую бумагу. Моя совесть будет чиста перед Господом. И одно доброе дело будет зачтено мне на том свете. Нет-нет, не благодарите! Я не для вас это делаю. Для себя.
- Храни вас Бог, господин секунд-майор!
- Семён Иваныч. Называйте меня Семёном Иванычем. Даа… Я порой думаю о тех бедолагах, что от помещиков своих бегут. Ведь не от труда тяжкого они бегут — где бедняку жить легко! От несправедливости, от утеснений, что хозяева им чинят. А для чего мужика утеснять? Тебе власть над ним дадена, ты ему вместо отца-матери поставлен. И перед Богом за него отвечаешь, как за родное дитя. И воспитать его надобно, чтобы жил без греха, в труде и радости. И оградить от бед, и пожалеть. А ведь есть такие хозяева, что и сами в грех впадают, и мужиков, а особливо девок да баб молодых, за собой тянут. И когда бегут от них крепостные — кого наказывать в первую очередь нужно? Помещиков, которые довели своих людей до побега.
- У вас, Семён Иваныч, мужики не бегали?
- Не бегали. Ни к чему им это. Вот только об одном душа моя болит — нет у меня наследников. Супруга моя померла давно, и деток Бог прибрал ещё во младенчестве. Кому достанутся люди? Что ждёт их после кончины моей? Отойдут казне? А дальше что? Оставят жить здесь, в деревне, и определят к ним управляющего? Хорошо, если доброго! Отправят на какой-нибудь завод? Горше судьбы не придумаешь.
- Так завещайте поместье человеку, в котором уверены.
- В том-то всё и дело, что ни в ком я не уверен. Смотрю на каждого и думаю — а ведь доведись тебе хозяином в моем поместье стать, ты ведь три шкуры с мужиков драть начнешь!
- Отчего же так?!
- Оттого, что у меня семьи нет, а одному мне много не надо. Я ведь из простых, родители были городскими обывателями, дворянство и земли пожалованы мне за верную службу государем Петром Алексеевичем. Не привычен я к роскоши. Потому и живут мои крепостные в достатке. Молодежь же здесь, в глуши, жить не станет. А город деньги любит. Значит, станет новый хозяин вытягивать из поместья все соки.
- Эй, мОлодец! - раздался голос чуть не над самым ухом Тимохи. - Ты чего это здесь делаешь?
Тимофей поднял голову — перед ним стоял Евдоким.
- Чего тут делаешь, спрашиваю!
- Кольцо обронил в траве, теперя ищу.
- Кольцо? Давно обронил?
- Когда приехали, тогда и потерял. В суматохе и не заметил.
- Что ж, найдется кольцо твое, если сороки не утащут. А люди наши греха на душу не возьмут, чужую вещь не присвоят. Ты на кухне был?
- Нет ещё…
- Так иди. Потом поди, помоги воды от реки в баню натаскать. С дороги помыть вас, и то… Столько дней в пути — небось уже вшей развели.
- Баня бы не помешала, - Тимоха с довольной улыбкой почесал голову.
В кухне толстая румяная стряпуха поставила перед ним миску грибных щей, отвалила от каравая здоровый ломоть хлеба:
- Ешь, исхудал-то как в дороге!
Тимоха с аппетитом наворачивал поданное, думая при этом, что судьба не так уж сурова с ними, а впереди их ждет счастливое будущее.
Продолжение следует..........
_______________________________________
Произведение взято с канала Чаинки
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Напоминаем Вам,что большие литературные произведения мы публикуем в рубрике "Вечерние чтения".
Для того , чтобы зайти в эту рубрику нужно зайти в Темы и с правой стороны найти хештэк #вечерниечтения
Эта рубрика выходит каждый день в 18.30
Большая просьба написать отзыв об этой серии романов.
А также пишите в комментариях какой тематики произведения Вы бы ,ещё,хотели почитать .