Ветер завывал в трубе, плакал, кидал в окна и стены горстями сухого колючего снега. Марья временами поднимала голову, прислушивалась к тому, что творилось снаружи, зябко поёживалась, крестилась. Охрани, Боже, тех, кто сейчас в степи.
Затопал кто-то в сенцах, отряхивая с обуви снег, зашвыркал по одежде чилижным* веником.
--------
* сделанным из чилиги — степного кустарника, вида жёлтой акации
--------
- Деда пришёл! - важно объявил пятилетний Матвейка. - Я завсегда его шаги узнаю!
- Да уж известное дело, ты дедов внучок! - засмеялась Марья.
- А мы-то чего, не дедовы? - насупилась Настёнка.
- Так ты ж не внучок, а внучка! - хитро подмигнул ей Андрейка.
Вошёл Никанор, на шапке его таяли сугробики необметенного снега. Повесил на стену у двери старый армячишко, в котором ходили убирать скотину.
- Замёрз, батя? Айда, взвару горячего выпей. Такая круговерть, не дай, Господи, - захлопотала Марья.
- Ништо… Не сказать, чтобы шибко холодно было, - Никанор подул на красные, как гусиные лапы, руки. - Ветер изрядный, под одёжу пробирает.
- Рукавицы-то где? - ахнула Марья.
- Да вот беда… Помню, что вчерась поклал сухие в карман. А сунулся — и нету их. Куда делись — ума не приложу…
Павлушка нырнул за печку, будто бы разыскивая что-то. Совестно ему было, ведь это его проделка вышла боком. Вчера пугал сестренку вывернутыми дедовыми рукавицами, а положить обратно забыл. Хорошо, что не шибко далеко от дома у Никанора дела были — всего лишь до скотного двора. А ежели бы из крепости поехал куда? Эх… Голова дырявая...
- Деда, а деда… - Настёнка ухватила старика за ногу, прижалась к нему. - А расскажи нам сказку!
- Да погоди ты, желна! Дай ему согреться! - махнула тряпкой Марья. - Поди на печку, неча под ногами вертеться!
- Дедушка, это я твои рукавицы брал, а взад не положил, - вышел из своего укрытия Павлик. - Ты прости меня, родимый…
- Ну… Что ж… - старик внимательно посмотрел на виновато потупившегося внука. - Сознался в проказе — молодец.
- Деда, а сказочку расскажи! - теребила его Настёнка.
- А чего же, и расскажу! - огладил бороду Никанор, усаживаясь на лавке возле стола.
- Да выпил бы горячего сначала, бать! Потом уж сказками тешить будешь! - Марья налила из казанка в кружку исходящего паром напитка, благоухающего ароматами летних трав, сладких ягод, меда.
- А про что сказочка будет? - полез на колени деда Матвей.
- Про Ивана-дурака, вестимо. Ну, слушайте. Было у одного казака три сына. Старшие два умные были, добычливые, а меньшой — Ванька — дурак-дураком. Пойдёт, бывалоча, в степь, стрепетов добывать, а вернётся ни с чем. Спрашивают его — что, мол, ни одного не нашёл? А он говорит — нашёл одного. Только у него цыплятушки малые были. Жалко, мол. Не по-божески энто, деток сиротить. Или вот — возьмется кому-нибудь сапоги подбить, а денег с него самую малость спросит. У энтого человека, мол, ребятишек дома орава, а у мене их нету. Мне одному много не надо. Смеялись над Ванькой все. Дурень ты, говорят, дурень. Да за тебя ни одна девка не пойдёт, ты зипуна добыть не умеешь. Ты же её с детками по миру пустишь!
- И впрямь дурак! - вошёл в избу, впустив снежный вихрь, Митрий. - Казаку ухи востро держать надобно, иначе пропадешь! Пуще всего, если ребятишек куча.
- Чего это тебя, братка, в такую метель из дома понесло? - удивленно посмотрел на него Никанор.
- Да так, побалакать захотелось, - усмехнулся гость. - Да ты рассказывай, рассказывай. Я тоже послухаю. Занятно ведь.
- Ну, так вот, - продолжил Никанор. - Пошел как-то Ванька на реку, рыбы наловить. А как раз пост был. И вот достает он из воду вершу*, а в ей всего одна щука и есть. Ну ладно, думает, слава те, Господи, за одну. Достал щуку, хотел уже в мешок её покласть, а рыба и говорит ему человечьим голосом: отпусти, мол, меня, Ванюша, век тебе благодарна буду.
- Так то же сказка! - засмеялся Петруха. - А ты, братка, веришь! Так не бывает!
- Сказка, она, конечно, врёт. Да не всё, - строго посмотрел на него Никанор. - А ты не перебивай.
- Деда, и что же Иван рыбке сказал? - затеребила Настёнка полу дедовой меховой безрукавки.
- А он спужался, конечно. Неужто, думает, его бесы искушают! Перекрестился, да давай Отче наш читать. А щука снова его просит — отпусти, мол, отблагодарю. Ну, тут он смотрит — рыбу от молитвы не корёжит. Значит, думает, не бесы это. Чем ты, сердешная, говорит, отслужить мне можешь! А я вот тебя отпущу чичас ради Исуса Христа, Господа нашего. Нынче пост, а в пост непременно добрые дела делать нужно. Вот и будет мне доброе дело. Да и тебя жалко — как такую умницу съешь! В горло кусок не полезет! Сказал это и выпустил щуку в воду.
Глазёнки Матвея горели любопытством и страхом — что же дальше-то будет? Настёнка смотрела на деда, раскрыв рот. Петруха с Павлом слушали его со снисходительной гримасой — взрослые они сказкам верить, девятый год уже им. Андрюха ковырял шилом подошву старого сапога, время от времени поднимал взгляд на старика и улыбался, отчего его узкие, поставленные домиком глаза делались ещё уже, а вокруг, словно лучики, прорезывались морщинки.
- А щука-то и говорит Ванюше, спасибо, мол, тебе. А за то, что сердце у тебе доброе, что всяку тварь Господню жалеешь, будет тебе награда. Коли захочешь чего — скажи «по щучьему веленью, по Божьему соизволенью», оно у тебе и исполнится. Ну, сказала, хвостом махнула и была такова. А Ваня домой пошёл. Идёт и видит — старушка дряхлая вёдра с водой на коромысле несёт. Согнулась вся — вот-вот сломается. Тут Иван и думает — дай-ка, я волшебные слова спробую. И шепоточком сказал: по щучьему веленью, по Божьему благословенью, пускай вёдра старушкины сами домой пойдут.
- Эх, старуха-то спужалась, наверно, когда они сами отправились в избу! - засмеялась Марья.
- Спужалась, закричала, упала. Едва не померла. Ванюша и сам струхнул, говорит шепотом: по щучьему веленью, по Божьему благословенью, пускай старушка здоровой станет. А про то, как ведра сами бегали, напрочь забудет. Тут бабка поднялась, будто молоденька, ведра подхватила и пошла восвояси. Ваня-то другой раз чудеса творить боялся — мало ли, не у бить бы человека ненароком. И вот по щучьему веленью, по Божьему благословенью, он и избу новую поставил, и матушке своей нарядов накупил, и отцу с братьями коней хороших справил. Год прошёл — станицу не узнать. У всех курени стоят каменны под железной крышей, в каждой избе пирогов вдоволь, а на скотных дворах скотины не сосчитать. Только для себя Ваня просить стеснялся. А братья-то над ним потешаются — дурак, мол ты, дурак! Не умеешь жить. Погляди на нас, на соседей, какие мы, и какой ты. Ваня только улыбается: я за вас оченно рад. А щука-то смотрела из моря, смотрела, да сама о нем порадела. Увидала Ваню как-то царска дочка. Полюбился он ей, захотела она за Ваню замуж. Уж как ни отговаривали её, а она ни в какую. Сердце, говорит, у него доброе, за него только пойду. Так и стал Ваня царским зятем. А когда ейный батюшка преставился, Ваня сам на царство венчался. И с тех пор все в его царстве жили не тужили, мёд-пиво пили, пирогами заедали.
- Эх, кабы так в самом деле было, - вздохнул Митрий. - А то ведь с одних трудов праведных не наживешь палат каменных…
- А ты, Митрий, при ребятишках такое не говорил бы, - резанул глазами Митрий. - Главное — по-божески жить, в любви и согласии, тогда и простая мазанка лучше каменных палат.
- Деда! - Андрейка поставил починенный сапог на пол. - А разве простой казак может быть царём?
- А ты как думаешь! Ежели он, к примеру, на царской дочке жанат, а сыновей у царя вовсе нет…
- Кто ж ему дасть на царской дочке жаницца, - хмыкнул Митрий. - Небось, возля трону много всякого народу рылом почище.
- Так ведь щука порадела! - вмешалась в разговор Марья.
- В сказке звестное дело. А ежели по-настоящему? - допытывался Андрей.
- И по-настоящему может, - огладил бороду Никанор. - Вот у царя Петра Лексеевича супружница Екатерина была совсем простого происхожденья, а ведь правила Россией, когда он преставился.
- А кто будет править, когда нынешняя императрица отойдёт к Господу? - не унимался Андрей.
- Найдут к тому времени. Она, матушка, не так уж и стара ишшо.
- Уже, - коротко бросил Митрий.
- Что уже? - не понял Никанор.
- Уже преставилась. Вечор казаки из Санкт-Петербурха вернулися, которых посылали по делам Оренбургской экспедиции.
- Вернулися? - вскинулась Марья. - Савелий с Ерофеем тожа? Чего ж нас-то не оповестили? Не чужие, чай!
- Вот и оповещаю. Тимофей с Петром уже у Савки побывали. Агаша от радости сама не своя. И Анфиска. На завтра к столу вас зовут, возвращенье обмыть. Так вот, говорят казаки, что уже почитай три месяца, как императором у нас младенец Иоанн Антонович Брауншвейгский.
- Свят, свят, свят… - перекрестился Никанор. - Про всяки чудеса слышал, но такое… Как же он правит-то, младенец?
- Про то мне не известно, - развёл руками Митрий.
Метель бушевала весь день и почти всю ночь. Только к утру затихло всё, замерло. Вызвездило небо, осветила луна наметенные огромными волнами завалы снега, занесенные по самую крышу домА, облепленные белым стены крепости. А ближе к рассвету ударил мороз.
Едва вышло солнце, из засыпанных куреней стали вылезать ребятишки. Гибкими змейками выскальзывали они в узкую щель едва приоткрывающейся двери и начинали работать лопатками, отгребая от неё сугробы, освобождая из снежного плена взрослых.
- Не поддается… - Павлуша с восторженным видом толкнул створку. - Даже чуть-чуть. Даже кот не пролезет.
- Арестанты мы, значицца, теперя! - Тимофей засмеялся. - А ну-ка, пораскинь мозгами, что делать будем?
- Неужто дверь сымать? - хитро прищурился Пашка.
- Не угадал!
- Батяшка, а вот там, под крышей, у нас доска одна отодвигается. Она изнутри только на задвижке держится. Может, я в неё выскочу? Я смогу, я помещаюсь! - прозвенел Петруха.
- Откель знаешь, что помещаешься? Лазил уже? - нарочито строгим голосом спросил Тимофей.
- Нет… - погас голосок.
- А ну, говори честно!
- Лазил…
- Молодец. Хорошим казаком будешь, ежели такую мелочь углядел! - похвалил Тимоха. - Только без спроса больше не суйся. Полезай, неча сопеть.
В Белокозовской он тоже устраивал в своем курене тайный выход. На всякий случай, мало ли что. А осталось это ещё с того раза, когда он бежал через крышу из-под ареста в Троицком.
Петруха с Павлушкой в два счета выскользнули наружу, приняли поданную отцом лопату, откинули от двери снег. Тимофей через тот лаз и сам вышел бы, да хотелось радость сыновьям доставить.
- А теперь теплее одевайтесь, да бегите дядьку Петра откапывать! - скомандовал Тимофей.
Довольные, преисполненные чувством своей значимости, ребята отправились помогать родственникам.
В доме Савелия собрались уже к полудню, когда закончены были все домашние дела и убрана скотина. Уселись за большим столом, уставленным едой, наготовленной счастливой Агашей. Пришли и Ерофей с Анфисой, принесли бутыль вина да печеного гуся.
- Садитесь, родненькие, садитесь за стол! - хлопотала Агаша.
- Вы, казаки, не тяните! - сказал Никанор, усаживаясь на лавке. - Я, почитай, всю ноченьку не спал. Никак в толк взять не могу, как же это у нас императором младенец стал.
- Заместо него мамаша ихняя правит. Анна Леопольдовна, племянница прежней императрицы, - ответил Ерофей. - А вернее всего Миних да Остерман, потому как умом та Анна Леопольдовна не в тетку.
- Немцы, всё немцы… Когда уж русский царь на престоле будет! - с досадой сказал Савелий.
- Не осталось уже русских возля престола. Анна Иоанновна последняя была. А теперя уж всё с немецкими корнями перемешалось, - Ерофей со аппетитом объедал гусиную ножку. - Что ж тут сделаешь…
- Дочка Петра Алексеевича Елизавета в забвении живет, - сквозь зубы процедил Савка.
- Да ведь и у неё мать то ли немка, то ли чухонка была, - удивился Митрий.
- Зато выросла не в курляндиях и не в брауншвейгах. Своя, на русском хлебе выросла.
- Это-то верно…
- Что ж вы так долго в Петербурге-то пробыли? - спросил старший Пётр, пододвигая сидящей рядом Тане жареной зайчатины. - У меня за это время и жена, и дитё появились.
- Оренбург здеся строить будут, - ответил Савелий. - Анженеры всякие прожект делают, а мы им, значицца, обсказывали, что и как здеся устроено.
- Опять?! - изумились за столом. - Да ведь на Красной горе его заложили!
- Говорят, неудобное то место. Крепость, котору заложили, Красногорской называть станут. Тутошние места, говорят, куда как лучше.
- Может, хоть с третьего разу получится… - перекрестилась Марья. - Когда же начнут строить?
- Пока не сказано. Опять же, то при прежней императрице было, а что новая прикажет — неведомо.
- Не старая ведь совсем ещё была. Что ж она так скоро-то Богу душу отдала?
- Всё в руках Господа. Сказывали, шла она как-то по дворцу, а навстречу ей идет она сама.
- Ооой… - поразились женщины.
- Она и слегла с того. Это, говорит, сама сме рть за мной приходила.
- Что ж она Елизавете Петровне трон-то не завещала?
- Так ведь Анна Леопольдовна ей родной племянницей приходится! А Елизавету Петровну она на дух не переносила.
Разговоры казаков о трудностях престолонаследия Петрухе и Павлу интересны не были. Они затеяли возню с хозяйскими ребятишками, веселый писк и хохот разнеслись по дому.
- А ну, подите-ка сюды! - не выдержал Ерофей.
- Чего? - уставились на него любопытные мордашки.
- В прошлу зиму мы с казаками в немецкой слободе были, забаву одну видали.
- Каку забаву? - в глазах детей заплясали чёртики.
- А вот таку. Ну-ка, Петруша, подай мне мешок, что возле двери лежит!
Петруха мигом принес торбочку, в которой явно ощущалось что-то тяжёлое.
- Вот! - Ерофей торжественно извлек деревянную дощечку с укрепленным на ней стальным лезвием и кожаными ремешками.
- Что это? Для коней что-то? - удивилась Агаша.
- Нет, не для коней. А ну-ка, Петруха, подставляй ногу. Да надень катанки*, надень!
--------
* катанки, кОты — войлочная обувь, состоящая из сваляных по отдельности, а потом сшитых подошвы и верха. Цельнокатанные валенки придуманы ещё не были
--------
Через минуту на Петруха с удивлением взирал на свои ноги, к которым были привязаны лезвия.
- А теперь подымайся! - скомандовал Ерофей.
Петруша поднялся, балансируя руками и врезаясь остриями в утоптанную землю.
- Ой! - взвыла Агаша. - Спортил же мне полы!
- Это для чего же такое? - удивленно спросил Тимофей.
- А вот на этих штуковинах немцы по льду катаются. Да так ловко! Говорят, что в Голландии даже малы ребяты, даже древние старухи зимой по каналам своим на них ездиют. Жалко, мой сынок мал ишшо, а то бы я его научил.
- Научи меня! - попросил Петруха.
- Пустое… - равнодушно ответил Ерофей. - Не выйдет у тебя ничего. Да и льда хорошего здеся нет.
- На реке ветром весь снег смело, я сегодня видал. Блестит, будто зеркало, - торопливо сказал мальчишка. - Дай, я хоть спытаю, каково оно. Ты не боись, я не сломаю…
- Ну, спытай… - скучным голосом произнес Ерофей.
- И мы с тобой! - засобирались остальные ребятишки. - Мы поглядим, как выйдет!
Вынеслась вся ватага наружу.
- Ловко ты их спровадил, - покачал головой Митрий.
Петруха добежал до реки, привязал лезвия к кОтам, осторожно ступил на лёд. Однако не удержался, хлопнулся на спину, ударился больно.
Петруша поднялся, опираясь на руку брата. Деревяшки с лезвиями больно давили в подошвы, а скользкая поверхность льда норовила вывернуться из-под ног. «Пустое… не получится...» - прозвучало в голове. Нет, врёшь! Должно получиться! Разве не казак он?
Постоял, шатаясь, шагнул вперёд. И вдруг почувствовал, нашёл равновесие, и словно крылья выросли за спиной его.
- Э-ге-ге-гей!!! - радостно закричал он, раскидывая руки.
Сияло морозное солнце, сверкал алмазами чистый снег, рвалось из груди сердце. Счастлив был Петруша Калмыков, и было его счастье простым. Видно, правду сказал дед Никанор, что для счастья человеку нужны не богатые подарки, не золотые дворцы, а мир да покой в душе.
**********************************
Глава 28.
Время действия - 1743 г.
- Агаша, ты здеся? - Марья просунула голову в дверь летней пристройки.
- Здеся… - Айша подняла мокрое лицо, смахнула тыльной стороной ладони висящую на носу большую каплю пота, поправила съехавший на ухо платок.
- Не… Кончила уж почти… Смотри, взопреешь, шибко парко тут! - Айша снова склонилась над рулоном камышовой циновки, положила на него локти и с силой прокатила его по деревянному настилу.
- Уж этого-то я не боюсь, - засмеялась Марья. - Что ж не позвала-то? Вместе бы скатали.
- Да не, работы не много, да и катаю не до конца, рыхлый мне нужон.
Агаша развернула рулон, и перед удивленной гостьей раскрылся небольшой квадрат ярко-алого войлока.
- Ооой! - вскрикнула Марья. - Ажно слепит. Что ж это будет-то? Потник для коня? Али ишшо что? Не тонковат ли?
- Ковер задумала. На стенку чтоб. С узорами. Для ковра белой шерсти наготовила, а из этого куска узоров нарежу.
- Вон чего! А что же ты эти узоры-то — пришивать станешь?
- Прикатаю. Пришивать не надо. Плохая мастерица, если украшения пришивать приходится! - засмеялась Агаша-Айша.
- Погоди, так я видала такие в ауле. Белая юрта с рисунками по бокам. Вон как их делают!
- На юрту много шерсти надо, - поцокала языком Агаша, качая головой. - И катают их много женщин. Вот так в рядок садятся и катают все вместе. Да не ладонями, а локтями. Так сильнее получается, и кошма крепче.
- Вот чудеса-то! Да, у богатых киргизцев… казАков*… - поправилась Марья. - овечек много, шерсти, стало быть, в достатке.
--------
* самоназвание казахов — казак
--------
- И овец, и верблюдов. Верблюжиная шерсть тоже подходит. Только не всякому она по карману, - Агаша разложила циновку со свежим войлоком у стены. - Пушшай сохнет. Ишшо чёрного накатаю, потом уж за узоры возьмусь. Айда в избу, а то дух здеся чижолый.
- Рада, что в другое место переселяют нас из крепости? - спросила Марья с грустью в голосе, входя в чистую часть дома.
- Ага. Ишшо как рада, - улыбнулась Агаша. - За стенами, хоть и не шибко они высоки, а всё одно давит. Простору нет. А там, на новом месте — раздолье. И ветер свежий, травами пахнет.
- А мне грустно. Уж который раз покидаю место насиженное. Тута привыкла маненько, обжилась.
- И тама обживёмся. Что ж делать, если место тутошнее приглянулось под крепость?
- Это я понимаю, Агаша. Место удобное, хорошее. Как раз для города. Может, хоть здесь наконец Оренбургу покой настанет. Шутка ли, третий раз закладывать будут. Да всё же грустно мне. Нору в овраге мы с Тимошей обживали, счастливы с им были, потом в Белокозовской станице мазанку, там ребятишек рожала. Теперя здеся привыкала.
- Зато в слободе место сами выбрали, куреня по своему разумению ставили. Под матицу шерсть поклали в новой избе? Анфиса говорила, что непременно надо, чтоб скотина водилась.
- И шерсть, и денюшку поклали, - улыбнулась Марья. - Разве ж от этого что меняется!
- Эээ, не скажи! Это супротив злых духов делается. Они, духи-то, завсегда рядом с людями ходют, всё высматривают, где бы напакостить. На вот, айрану попробуй. Шибко пить хочется! - Агаша налила в деревянные пиалы шипящего мелкими пузырьками напитка, одним махом выпила свою и с наслаждением крякнула. - Карооош…
- Хорош, - похвалила Марья, попробовав свою порцию.
- Ты вот говоришь, что ничего не меняется, а я тебе расскажу, - вздохнув, сказала Агаша. - Жил у нас в ауле старик один. Ехал он как-то один по степи, а дело к ночи шло. И вдруг видит — козёл бежит, а во рту у него лёгкое. И смекнул старик, что это албасты.
- Кто?
- Албасты, злой дух. Значит, кто-то помер в ауле, понял он. И погнался за козлом. Чтобы, значицца, не успел козёл лёгкое в воду положить. Догнал и давай его плетью хлестать. Положи, говорит, откуда взял! А козёл спужалси да в аул кинулся. Забежал в одну юрту, а там молодая невестка по мерла, родила ребёнка и по мерла. Её уж к правой стороне кибитки положили. Козёл забежал и назад лёгкое положил. А старик его опять плетью хлестнул, не приходи, мол, больше сюда никогда. Невестка глаза открыла, ожила. Семья ейная тому старику много скота подарила на радостях.
- Во как! - покачала головой Марья. - Оно конечно, злые духи завсегда возле людей крутятся, соблазняют всякими пакостями. А если бы козёл успел лёгкое в воду положить, что было бы?
- Тогда бы невестка не ожила, даже если бы козёл обратно лёгкое положил.
- Вон чего…
- Ага… Они завсегда рядом. Или вот слушай — встретились как-то два шайтана. Один толстый, другой худой. Толстый говорит — ты чего такой тощий? А худой жалвается — я к шибко благочестивому человеку попал. Он прежде чем начать есть, «Бисмилла» говорит. Он ест, а мне ничего не попадает. А толстый ему отвечает — а я к неблагочестивому попал. Он к дастархану садится, никогда «Бисмилла» не скажет. Он ест, и всё мне на пользу. Оттого я и толстый.
- Ну так верно. Мы же прежде чем за еду приниматься, непременно крестимся и «Благослови, Господи» говорим. Только вот не пойму я, а шерсть-то при чём?
- Ну что тут не понять? Духи есть злые, есть добрые. Почует добрый дух запах шерсти и поймёт, что тут скотина водится. Защищать её станет.
- А денюшка к чему? - засмеялась Марья.
- Аааа… а денюшка… Ну так деньги к деньгам липнут! - нашлась Агаша.
- А одного Божьего благословения разве мало? Молитовку почитать, крестным знаменьем осенить, вот и будет хорошо.
- Мало, ой мало! - воскликнула Айша. - Вот ещё послушай. Ехал как-то один человек по степи, попросился в ауле каком-то переночевать. А в той юрте, куда его пустили, жила девица больная. Отец ейный и муллу призывал лечить её, и бАксы, всё без толку.
- Кого призывал? - не поняла Марья.
- Баксы. Он на кобызе играет, это такой струмент со струнами. И в бубен бьет. Он злых духов видит, может их от больного человека прогнать.
- Молитвами?
- Нет. Молитвами мулла лечит. А баксы заклинаньями. И игрой на кобызе. На ём не все играть могут. Этот дар свыше дается! - Агаша с благоговением сложила ладошки и посмотрела вверх.
- Свыше — значит, Богом?
- Ну, не знаю. Может, и не Богом. Какая разница!
- Вроде колдуна, значит, - решила Марья.
- Так вот, к той девице отец и муллу звал, и баксы, и ничего не помогало. И вот, значицца, лежит этот гость ночью на постели и слышит шёпот у входа: «Ты иди первый!», «Нет, ты иди!». Человек понял, что пришли злые духи, тихонько подобрался к двери, изловчился да схватил их. Оказалось, что у него был дар убивать албасты. Так вот эти духи девицу каждую ночь мучили, сжимали её, сдавливали, не давали покоя, а гость спас её. Я к чему говорю — видишь, мулла молитвой лечил, а ничего сделать не смог.
Улыбнулась Марья. Вот ведь как — сколь лет уже Агаша в станице живет, крещена в православие, а всё в своих злых демонов верит.
- Надо было православную молитву читать, Отче наш, к примеру, али к Богородице, али Кресту Животворящему. Тогда бы не посмели духи её терзать!
- Какая же разница? - удивилась Айша. - Разве не тому же Богу молимся? И молитвы одни и те же, разве что на другом языке. И святые одни и те же. Я вот слушала, как батюшка в церкви рассказывал про сотворение мира, про Каина, про Авраама и Сару — да ведь у мусульман то же самое говорится! Только не Авраам, а Ибраим. И не Агарь, а Хаджар. И Исус Христос тоже есть, только Пророком Исой его называют. И креста казАки не боятся.
- Правда?
- В юрте самое святое — шанырак. Это такой обод наверху, через который свет попадает внутрь кибитки, и дым выходит наружу. Внутри этого обода — крестовина. Так вот, каждый казАк, родившись, видит перед собою крест. Чего же нам его бояться?
Загалдели снаружи голоса, распахнулась дверь, ворвались в дом ребятишки:
- Мамка, мамка, мы сегодня скотину на новую карду перегнали!
- Батюшки! - всплеснула руками Агаша. - Кто ж коров там доить будет!
Мальчишки виновато потупились.
- Ладно уж, придется ехать мне туда, - решила Агаша. - Заодно и возле новой избы приберусь маненько.
- А утром снова туда поедешь? - улыбнулась Марья.
- Семь верст туда-обратно ездить не шибко хочется, - задумчиво сказала Агаша. - Придется заночевать на месте, а завтра перебираться с вещами.
Ребятишки радостно переглянулись, очень уж им хотелось поскорее переселиться на новое место.
- Яика там уже нет, - грустно сказала Марья.
- Зато есть Сакмара-река. И к крепости Сакмарской оттуда ближе, Таня будет чаще к сестрице в гости ездить. Ничего, хорошо там будет! Обмывать-то новую избу приедете? - захлопотала Агаша.
- Приедем, как не приехать! Большое застолье потом уж сделаем, когда все переберёмся, а по чарочке завтра выпить можно!
На другой день загрузили скарб из Савельевой избы на телеги, прочитали молитвы, поклонились старой избе. Младшой Савкин сынок Митька, взяв в руки кошку, вышел в середину двора и стал домового зазывать:
- Милый дедушка, родимый, айда с нами в новую избу!
Сказал трижды да забрался в телегу. С кошкой в седло не полезешь — кошка испугаться может, убежать. А убежит — как домового в новый дом заманивать?
Приехали в новую слободу, куда всех казаков из крепости выселили, - Агаша нарадоваться не может. Нравится ей место, ох, как нравится.
Митьке в руки петуха дали, да кошка уже на груди у него пригрелась.
- Удержит ли обоих-то? - волновалась Анфиса. - Не выронил ба! Не ровен час котка вырываться станет!
- Ласковая котка, и Митьку шибко любит, - Савелий потрепал темные волосы сына. - Не вырвется. Кочета бы удержал…
Благословили молитвами да иконами новый дом. Митька поднялся на невысокое крылечко, спустил с рук кошку. Пушистая красотка вальяжно вошла, осмотрела все углы, вспрыгнула на печку, заурчала довольно.
Потом Митька впустил кочета, деловито заскочившего внутрь избы. Петух по-хозяйски обошел жилище, придирчиво осматривая стены и пол то одним глазом, то другим. Услышал где-то далеко кукарекнувшего собрата и подал ответный сигнал.
- Вот хорошо-то! - засмеялась Анфиса. - Добрый знак. Всю нечисть изгнал, легко жить будет в новом курене.
- Да куды уж! Пора и квашню заносить! - замахала руками Агаша. - Овечьей шерсти под матицу поклали, достанет её.
- Ну так с Богом! - сказала Анфиса.
Занесли деревянную дежу с пыхтящим в ней тестом, поставили у печи. Следом затащили сундуки да лавки, водрузили на почетном месте большой, чисто выскобленный стол.
- Айда, усаживайтесь покамесь, а я быстро! - сказала Агаша, отделила из дежи часть теста и унеслась во двор, к маленькой печурке, сложенной в отдалении.
Из жерла печи уже вырывался огонь, разожженный старшим сыном, а в казане шипело разогретое масло, оттого очень скоро Агаша вернулась в дом с блюдом румяных пышек.
- Угощайтесь, берите хлеб!
- С Богом! Пусть в этом курене всегда будет богатый стол! - сказал Никанор и взял первый кусок.
- Ну что грустишь? - тихо спросил Марью Тимофей.
- Да вроде не с чего, а всё же грустно, - улыбнулась та. - Видно, стареть стала. Сердцем прикипать к насиженному гнезду.
- Хочешь, я тебе местечко одно покажу? Здесь, недалеко.
- Покажи… - глаза Марьи засияли.
- Вот выйдем из-за стола…
Местечком оказался овраг, размытый бойкой говорливой речушкой в рыжей глинистой земле. Где-то он был покрыт зарослями колючей ежевики, где-то стены его были голы, и только низкие травы в тенистой глубине украшали его.
- Чем-то похоже на наш овраг возле Белокозовской, - сказала Марья.
- Да, очень похож. А вот тута… - Тимофей раздвинул ветви.
За кустами тальника виднелась глубокая промоина в отвесной стене. Марья ахнула:
- Будто наша нора… Только поменьше!
- Войдем?
- Конечно! - счастливо засмеялась Марья. - А не обвалится на нас?
- Нет. Плитняк! - Тимоха заскочил внутрь норы, постучал по стенке. - Видишь, камень! Хоть железом долби. Давай руку!
Он втянул Марью внутрь тесного грота, посмотрел на неё влюблёнными глазами.
- Господи… Будто и не было стольких лет… - она положила голову на плечо мужа. - Будто бы снова мы в горЕ, а рядом станица…
- Мы снова в горЕ, а рядом станица… - Тимофей обнял жену. - А ты всё такая же молодая и гибкая, как тогда. Помнишь, тогда мы не знали, пустят ли нас жить в Белокозовской, и собирались зимовать в землянке.
- А я всё думала, что же мы будем делать без хлеба… - тихо сказала Марья.
- А я думал, где же взять обутку на твои босые ноги. А ещё — не завалит ли землянку снегом.
- Завалило бы, если бы не Василь Степаныч, атаман наш дорогой, царствие ему…
- Да, много он нам помог. А хочешь, я тебе ещё что-то покажу?
- Что? - весело засмеялась Марья.
- Пойдем! - Тимоха взял жену за руку и потянул наружу. - Мы ещё с тобой придём сюда, чтобы снова побыть молодыми.
- И не раз!
- Ну вот, снова глаза твои засияли! А теперь посмотри здесь!
Тимофей помог Марье выбраться из оврага и повел её дальше, к виднеющейся у подножия небольшого холма роще.
- Слышишь? - он картинно приложил ладонь к уху, будто прислушиваясь к чему-то.
- Слышу. Ручеек журчит.
- Вот! - Тимофей раздвинул кусты. - Смотри!
По уступам рыжего плитняка, будто по ступеням, весело скакали потоки чистейшей воды. Струи свивались, ударялись о камни, рассыпались и снова сливались, сверкая на солнце, а упав вниз с последнего выступа в ровное полотно реки, становились вдруг степенными и важными, лишь изредка вздрагивая от движения беспокойных мальков.
- Красота-то какая! - прошептала Марья. - Господи, на всё воля твоя…
- Нравится? - спросил Тимофей, с улыбкой глядя на неё.
- Конечно!
- Ты больше не будешь печалиться?
- Нет, Тимоша, не буду. Всяко место у Бога красиво.
- Ты полюбишь новую станицу.
- Я уже её люблю, - тихо засмеялась Марья.
- Тогда поедем в старый дом, готовиться к переезду?
Она не ответила. Но глаза её были красноречивее всяких слов.
Продолжение следует.......... _______________________________________
Произведение взято с канала Чаинки """"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""" Напоминаем Вам,что большие литературные произведения мы публикуем в рубрике "Вечерние чтения". Для того , чтобы зайти в эту рубрику нужно зайти в Темы и с правой стороны найти хештэк #вечерниечтения Эта рубрика выходит каждый день в 18.30 Большая просьба написать отзыв об этой серии романов. А также пишите в комментариях какой тематики произведения Вы бы ,ещё,хотели почитать .
️
АЛЧЕВСК ГОРОД НОВОРОССИИ
Дикая степь...
Время действия - зима 1740-41 гг.
Ветер завывал в трубе, плакал, кидал в окна и стены горстями сухого колючего снега. Марья временами поднимала голову, прислушивалась к тому, что творилось снаружи, зябко поёживалась, крестилась. Охрани, Боже, тех, кто сейчас в степи.
Затопал кто-то в сенцах, отряхивая с обуви снег, зашвыркал по одежде чилижным* веником.
--------
* сделанным из чилиги — степного кустарника, вида жёлтой акации
--------
- Деда пришёл! - важно объявил пятилетний Матвейка. - Я завсегда его шаги узнаю!
- Да уж известное дело, ты дедов внучок! - засмеялась Марья.
- А мы-то чего, не дедовы? - насупилась Настёнка.
- Так ты ж не внучок, а внучка! - хитро подмигнул ей Андрейка.
Вошёл Никанор, на шапке его таяли сугробики необметенного снега. Повесил на стену у двери старый армячишко, в котором ходили убирать скотину.
- Замёрз, батя? Айда, взвару горячего выпей. Такая круговерть, не дай, Господи, - захлопотала Марья.
- Ништо… Не сказать, чтобы шибко холодно было, - Никанор подул на красные, как гусиные лапы, руки. - Ветер изрядный, под одёжу пробирает.
- Рукавицы-то где? - ахнула Марья.
- Да вот беда… Помню, что вчерась поклал сухие в карман. А сунулся — и нету их. Куда делись — ума не приложу…
Павлушка нырнул за печку, будто бы разыскивая что-то. Совестно ему было, ведь это его проделка вышла боком. Вчера пугал сестренку вывернутыми дедовыми рукавицами, а положить обратно забыл. Хорошо, что не шибко далеко от дома у Никанора дела были — всего лишь до скотного двора. А ежели бы из крепости поехал куда? Эх… Голова дырявая...
- Деда, а деда… - Настёнка ухватила старика за ногу, прижалась к нему. - А расскажи нам сказку!
- Да погоди ты, желна! Дай ему согреться! - махнула тряпкой Марья. - Поди на печку, неча под ногами вертеться!
- Дедушка, это я твои рукавицы брал, а взад не положил, - вышел из своего укрытия Павлик. - Ты прости меня, родимый…
- Ну… Что ж… - старик внимательно посмотрел на виновато потупившегося внука. - Сознался в проказе — молодец.
- Деда, а сказочку расскажи! - теребила его Настёнка.
- А чего же, и расскажу! - огладил бороду Никанор, усаживаясь на лавке возле стола.
- Да выпил бы горячего сначала, бать! Потом уж сказками тешить будешь! - Марья налила из казанка в кружку исходящего паром напитка, благоухающего ароматами летних трав, сладких ягод, меда.
- Хорош, хорош взвар! - Никанор отхлебнул, причмокивая, покачал головой.
- А про что сказочка будет? - полез на колени деда Матвей.
- Про Ивана-дурака, вестимо. Ну, слушайте. Было у одного казака три сына. Старшие два умные были, добычливые, а меньшой — Ванька — дурак-дураком. Пойдёт, бывалоча, в степь, стрепетов добывать, а вернётся ни с чем. Спрашивают его — что, мол, ни одного не нашёл? А он говорит — нашёл одного. Только у него цыплятушки малые были. Жалко, мол. Не по-божески энто, деток сиротить. Или вот — возьмется кому-нибудь сапоги подбить, а денег с него самую малость спросит. У энтого человека, мол, ребятишек дома орава, а у мене их нету. Мне одному много не надо. Смеялись над Ванькой все. Дурень ты, говорят, дурень. Да за тебя ни одна девка не пойдёт, ты зипуна добыть не умеешь. Ты же её с детками по миру пустишь!
- И впрямь дурак! - вошёл в избу, впустив снежный вихрь, Митрий. - Казаку ухи востро держать надобно, иначе пропадешь! Пуще всего, если ребятишек куча.
- Чего это тебя, братка, в такую метель из дома понесло? - удивленно посмотрел на него Никанор.
- Да так, побалакать захотелось, - усмехнулся гость. - Да ты рассказывай, рассказывай. Я тоже послухаю. Занятно ведь.
- Ну, так вот, - продолжил Никанор. - Пошел как-то Ванька на реку, рыбы наловить. А как раз пост был. И вот достает он из воду вершу*, а в ей всего одна щука и есть. Ну ладно, думает, слава те, Господи, за одну. Достал щуку, хотел уже в мешок её покласть, а рыба и говорит ему человечьим голосом: отпусти, мол, меня, Ванюша, век тебе благодарна буду.
--------
* рыболовная снасть
--------
- Рыба-то?! - всплеснул руками Павлушка. - Человечьим голосом?!
- Так то же сказка! - засмеялся Петруха. - А ты, братка, веришь! Так не бывает!
- Сказка, она, конечно, врёт. Да не всё, - строго посмотрел на него Никанор. - А ты не перебивай.
- Деда, и что же Иван рыбке сказал? - затеребила Настёнка полу дедовой меховой безрукавки.
- А он спужался, конечно. Неужто, думает, его бесы искушают! Перекрестился, да давай Отче наш читать. А щука снова его просит — отпусти, мол, отблагодарю. Ну, тут он смотрит — рыбу от молитвы не корёжит. Значит, думает, не бесы это. Чем ты, сердешная, говорит, отслужить мне можешь! А я вот тебя отпущу чичас ради Исуса Христа, Господа нашего. Нынче пост, а в пост непременно добрые дела делать нужно. Вот и будет мне доброе дело. Да и тебя жалко — как такую умницу съешь! В горло кусок не полезет! Сказал это и выпустил щуку в воду.
Глазёнки Матвея горели любопытством и страхом — что же дальше-то будет? Настёнка смотрела на деда, раскрыв рот. Петруха с Павлом слушали его со снисходительной гримасой — взрослые они сказкам верить, девятый год уже им. Андрюха ковырял шилом подошву старого сапога, время от времени поднимал взгляд на старика и улыбался, отчего его узкие, поставленные домиком глаза делались ещё уже, а вокруг, словно лучики, прорезывались морщинки.
- А щука-то и говорит Ванюше, спасибо, мол, тебе. А за то, что сердце у тебе доброе, что всяку тварь Господню жалеешь, будет тебе награда. Коли захочешь чего — скажи «по щучьему веленью, по Божьему соизволенью», оно у тебе и исполнится. Ну, сказала, хвостом махнула и была такова. А Ваня домой пошёл. Идёт и видит — старушка дряхлая вёдра с водой на коромысле несёт. Согнулась вся — вот-вот сломается. Тут Иван и думает — дай-ка, я волшебные слова спробую. И шепоточком сказал: по щучьему веленью, по Божьему благословенью, пускай вёдра старушкины сами домой пойдут.
- Эх, старуха-то спужалась, наверно, когда они сами отправились в избу! - засмеялась Марья.
- Спужалась, закричала, упала. Едва не померла. Ванюша и сам струхнул, говорит шепотом: по щучьему веленью, по Божьему благословенью, пускай старушка здоровой станет. А про то, как ведра сами бегали, напрочь забудет. Тут бабка поднялась, будто молоденька, ведра подхватила и пошла восвояси. Ваня-то другой раз чудеса творить боялся — мало ли, не у бить бы человека ненароком. И вот по щучьему веленью, по Божьему благословенью, он и избу новую поставил, и матушке своей нарядов накупил, и отцу с братьями коней хороших справил. Год прошёл — станицу не узнать. У всех курени стоят каменны под железной крышей, в каждой избе пирогов вдоволь, а на скотных дворах скотины не сосчитать. Только для себя Ваня просить стеснялся. А братья-то над ним потешаются — дурак, мол ты, дурак! Не умеешь жить. Погляди на нас, на соседей, какие мы, и какой ты. Ваня только улыбается: я за вас оченно рад. А щука-то смотрела из моря, смотрела, да сама о нем порадела. Увидала Ваню как-то царска дочка. Полюбился он ей, захотела она за Ваню замуж. Уж как ни отговаривали её, а она ни в какую. Сердце, говорит, у него доброе, за него только пойду. Так и стал Ваня царским зятем. А когда ейный батюшка преставился, Ваня сам на царство венчался. И с тех пор все в его царстве жили не тужили, мёд-пиво пили, пирогами заедали.
- Эх, кабы так в самом деле было, - вздохнул Митрий. - А то ведь с одних трудов праведных не наживешь палат каменных…
- А ты, Митрий, при ребятишках такое не говорил бы, - резанул глазами Митрий. - Главное — по-божески жить, в любви и согласии, тогда и простая мазанка лучше каменных палат.
- Деда! - Андрейка поставил починенный сапог на пол. - А разве простой казак может быть царём?
- А ты как думаешь! Ежели он, к примеру, на царской дочке жанат, а сыновей у царя вовсе нет…
- Кто ж ему дасть на царской дочке жаницца, - хмыкнул Митрий. - Небось, возля трону много всякого народу рылом почище.
- Так ведь щука порадела! - вмешалась в разговор Марья.
- В сказке звестное дело. А ежели по-настоящему? - допытывался Андрей.
- И по-настоящему может, - огладил бороду Никанор. - Вот у царя Петра Лексеевича супружница Екатерина была совсем простого происхожденья, а ведь правила Россией, когда он преставился.
- А кто будет править, когда нынешняя императрица отойдёт к Господу? - не унимался Андрей.
- Найдут к тому времени. Она, матушка, не так уж и стара ишшо.
- Уже, - коротко бросил Митрий.
- Что уже? - не понял Никанор.
- Уже преставилась. Вечор казаки из Санкт-Петербурха вернулися, которых посылали по делам Оренбургской экспедиции.
- Вернулися? - вскинулась Марья. - Савелий с Ерофеем тожа? Чего ж нас-то не оповестили? Не чужие, чай!
- Вот и оповещаю. Тимофей с Петром уже у Савки побывали. Агаша от радости сама не своя. И Анфиска. На завтра к столу вас зовут, возвращенье обмыть. Так вот, говорят казаки, что уже почитай три месяца, как императором у нас младенец Иоанн Антонович Брауншвейгский.
- Свят, свят, свят… - перекрестился Никанор. - Про всяки чудеса слышал, но такое… Как же он правит-то, младенец?
- Про то мне не известно, - развёл руками Митрий.
Метель бушевала весь день и почти всю ночь. Только к утру затихло всё, замерло. Вызвездило небо, осветила луна наметенные огромными волнами завалы снега, занесенные по самую крышу домА, облепленные белым стены крепости. А ближе к рассвету ударил мороз.
Едва вышло солнце, из засыпанных куреней стали вылезать ребятишки. Гибкими змейками выскальзывали они в узкую щель едва приоткрывающейся двери и начинали работать лопатками, отгребая от неё сугробы, освобождая из снежного плена взрослых.
- Не поддается… - Павлуша с восторженным видом толкнул створку. - Даже чуть-чуть. Даже кот не пролезет.
- Арестанты мы, значицца, теперя! - Тимофей засмеялся. - А ну-ка, пораскинь мозгами, что делать будем?
- Неужто дверь сымать? - хитро прищурился Пашка.
- Не угадал!
- Батяшка, а вот там, под крышей, у нас доска одна отодвигается. Она изнутри только на задвижке держится. Может, я в неё выскочу? Я смогу, я помещаюсь! - прозвенел Петруха.
- Откель знаешь, что помещаешься? Лазил уже? - нарочито строгим голосом спросил Тимофей.
- Нет… - погас голосок.
- А ну, говори честно!
- Лазил…
- Молодец. Хорошим казаком будешь, ежели такую мелочь углядел! - похвалил Тимоха. - Только без спроса больше не суйся. Полезай, неча сопеть.
В Белокозовской он тоже устраивал в своем курене тайный выход. На всякий случай, мало ли что. А осталось это ещё с того раза, когда он бежал через крышу из-под ареста в Троицком.
Петруха с Павлушкой в два счета выскользнули наружу, приняли поданную отцом лопату, откинули от двери снег. Тимофей через тот лаз и сам вышел бы, да хотелось радость сыновьям доставить.
- А теперь теплее одевайтесь, да бегите дядьку Петра откапывать! - скомандовал Тимофей.
Довольные, преисполненные чувством своей значимости, ребята отправились помогать родственникам.
В доме Савелия собрались уже к полудню, когда закончены были все домашние дела и убрана скотина. Уселись за большим столом, уставленным едой, наготовленной счастливой Агашей. Пришли и Ерофей с Анфисой, принесли бутыль вина да печеного гуся.
- Садитесь, родненькие, садитесь за стол! - хлопотала Агаша.
- Вы, казаки, не тяните! - сказал Никанор, усаживаясь на лавке. - Я, почитай, всю ноченьку не спал. Никак в толк взять не могу, как же это у нас императором младенец стал.
- Заместо него мамаша ихняя правит. Анна Леопольдовна, племянница прежней императрицы, - ответил Ерофей. - А вернее всего Миних да Остерман, потому как умом та Анна Леопольдовна не в тетку.
- Немцы, всё немцы… Когда уж русский царь на престоле будет! - с досадой сказал Савелий.
- Не осталось уже русских возля престола. Анна Иоанновна последняя была. А теперя уж всё с немецкими корнями перемешалось, - Ерофей со аппетитом объедал гусиную ножку. - Что ж тут сделаешь…
- Дочка Петра Алексеевича Елизавета в забвении живет, - сквозь зубы процедил Савка.
- Да ведь и у неё мать то ли немка, то ли чухонка была, - удивился Митрий.
- Зато выросла не в курляндиях и не в брауншвейгах. Своя, на русском хлебе выросла.
- Это-то верно…
- Что ж вы так долго в Петербурге-то пробыли? - спросил старший Пётр, пододвигая сидящей рядом Тане жареной зайчатины. - У меня за это время и жена, и дитё появились.
- Оренбург здеся строить будут, - ответил Савелий. - Анженеры всякие прожект делают, а мы им, значицца, обсказывали, что и как здеся устроено.
- Опять?! - изумились за столом. - Да ведь на Красной горе его заложили!
- Говорят, неудобное то место. Крепость, котору заложили, Красногорской называть станут. Тутошние места, говорят, куда как лучше.
- Может, хоть с третьего разу получится… - перекрестилась Марья. - Когда же начнут строить?
- Пока не сказано. Опять же, то при прежней императрице было, а что новая прикажет — неведомо.
- Не старая ведь совсем ещё была. Что ж она так скоро-то Богу душу отдала?
- Всё в руках Господа. Сказывали, шла она как-то по дворцу, а навстречу ей идет она сама.
- Ооой… - поразились женщины.
- Она и слегла с того. Это, говорит, сама сме рть за мной приходила.
- Что ж она Елизавете Петровне трон-то не завещала?
- Так ведь Анна Леопольдовна ей родной племянницей приходится! А Елизавету Петровну она на дух не переносила.
Разговоры казаков о трудностях престолонаследия Петрухе и Павлу интересны не были. Они затеяли возню с хозяйскими ребятишками, веселый писк и хохот разнеслись по дому.
- А ну, подите-ка сюды! - не выдержал Ерофей.
- Чего? - уставились на него любопытные мордашки.
- В прошлу зиму мы с казаками в немецкой слободе были, забаву одну видали.
- Каку забаву? - в глазах детей заплясали чёртики.
- А вот таку. Ну-ка, Петруша, подай мне мешок, что возле двери лежит!
Петруха мигом принес торбочку, в которой явно ощущалось что-то тяжёлое.
- Вот! - Ерофей торжественно извлек деревянную дощечку с укрепленным на ней стальным лезвием и кожаными ремешками.
- Что это? Для коней что-то? - удивилась Агаша.
- Нет, не для коней. А ну-ка, Петруха, подставляй ногу. Да надень катанки*, надень!
--------
* катанки, кОты — войлочная обувь, состоящая из сваляных по отдельности, а потом сшитых подошвы и верха. Цельнокатанные валенки придуманы ещё не были
--------
Через минуту на Петруха с удивлением взирал на свои ноги, к которым были привязаны лезвия.
- А теперь подымайся! - скомандовал Ерофей.
Петруша поднялся, балансируя руками и врезаясь остриями в утоптанную землю.
- Ой! - взвыла Агаша. - Спортил же мне полы!
- Это для чего же такое? - удивленно спросил Тимофей.
- А вот на этих штуковинах немцы по льду катаются. Да так ловко! Говорят, что в Голландии даже малы ребяты, даже древние старухи зимой по каналам своим на них ездиют. Жалко, мой сынок мал ишшо, а то бы я его научил.
- Научи меня! - попросил Петруха.
- Пустое… - равнодушно ответил Ерофей. - Не выйдет у тебя ничего. Да и льда хорошего здеся нет.
- На реке ветром весь снег смело, я сегодня видал. Блестит, будто зеркало, - торопливо сказал мальчишка. - Дай, я хоть спытаю, каково оно. Ты не боись, я не сломаю…
- Ну, спытай… - скучным голосом произнес Ерофей.
- И мы с тобой! - засобирались остальные ребятишки. - Мы поглядим, как выйдет!
Вынеслась вся ватага наружу.
- Ловко ты их спровадил, - покачал головой Митрий.
Петруха добежал до реки, привязал лезвия к кОтам, осторожно ступил на лёд. Однако не удержался, хлопнулся на спину, ударился больно.
- Вставай, Петруха! - подал руку Павел. - Спробуй ишшо.
Петруша поднялся, опираясь на руку брата. Деревяшки с лезвиями больно давили в подошвы, а скользкая поверхность льда норовила вывернуться из-под ног. «Пустое… не получится...» - прозвучало в голове. Нет, врёшь! Должно получиться! Разве не казак он?
Постоял, шатаясь, шагнул вперёд. И вдруг почувствовал, нашёл равновесие, и словно крылья выросли за спиной его.
- Э-ге-ге-гей!!! - радостно закричал он, раскидывая руки.
Сияло морозное солнце, сверкал алмазами чистый снег, рвалось из груди сердце. Счастлив был Петруша Калмыков, и было его счастье простым. Видно, правду сказал дед Никанор, что для счастья человеку нужны не богатые подарки, не золотые дворцы, а мир да покой в душе.
**********************************
Время действия - 1743 г.
- Агаша, ты здеся? - Марья просунула голову в дверь летней пристройки.
- Здеся… - Айша подняла мокрое лицо, смахнула тыльной стороной ладони висящую на носу большую каплю пота, поправила съехавший на ухо платок.
- Войлок катаешь? Давай подмогну! - гостья прошла внутрь полутемного помещения.
- Не… Кончила уж почти… Смотри, взопреешь, шибко парко тут! - Айша снова склонилась над рулоном камышовой циновки, положила на него локти и с силой прокатила его по деревянному настилу.
- Уж этого-то я не боюсь, - засмеялась Марья. - Что ж не позвала-то? Вместе бы скатали.
- Да не, работы не много, да и катаю не до конца, рыхлый мне нужон.
Агаша развернула рулон, и перед удивленной гостьей раскрылся небольшой квадрат ярко-алого войлока.
- Ооой! - вскрикнула Марья. - Ажно слепит. Что ж это будет-то? Потник для коня? Али ишшо что? Не тонковат ли?
- Ковер задумала. На стенку чтоб. С узорами. Для ковра белой шерсти наготовила, а из этого куска узоров нарежу.
- Вон чего! А что же ты эти узоры-то — пришивать станешь?
- Прикатаю. Пришивать не надо. Плохая мастерица, если украшения пришивать приходится! - засмеялась Агаша-Айша.
- Погоди, так я видала такие в ауле. Белая юрта с рисунками по бокам. Вон как их делают!
- На юрту много шерсти надо, - поцокала языком Агаша, качая головой. - И катают их много женщин. Вот так в рядок садятся и катают все вместе. Да не ладонями, а локтями. Так сильнее получается, и кошма крепче.
- Вот чудеса-то! Да, у богатых киргизцев… казАков*… - поправилась Марья. - овечек много, шерсти, стало быть, в достатке.
--------
* самоназвание казахов — казак
--------
- И овец, и верблюдов. Верблюжиная шерсть тоже подходит. Только не всякому она по карману, - Агаша разложила циновку со свежим войлоком у стены. - Пушшай сохнет. Ишшо чёрного накатаю, потом уж за узоры возьмусь. Айда в избу, а то дух здеся чижолый.
- Рада, что в другое место переселяют нас из крепости? - спросила Марья с грустью в голосе, входя в чистую часть дома.
- Ага. Ишшо как рада, - улыбнулась Агаша. - За стенами, хоть и не шибко они высоки, а всё одно давит. Простору нет. А там, на новом месте — раздолье. И ветер свежий, травами пахнет.
- А мне грустно. Уж который раз покидаю место насиженное. Тута привыкла маненько, обжилась.
- И тама обживёмся. Что ж делать, если место тутошнее приглянулось под крепость?
- Это я понимаю, Агаша. Место удобное, хорошее. Как раз для города. Может, хоть здесь наконец Оренбургу покой настанет. Шутка ли, третий раз закладывать будут. Да всё же грустно мне. Нору в овраге мы с Тимошей обживали, счастливы с им были, потом в Белокозовской станице мазанку, там ребятишек рожала. Теперя здеся привыкала.
- Зато в слободе место сами выбрали, куреня по своему разумению ставили. Под матицу шерсть поклали в новой избе? Анфиса говорила, что непременно надо, чтоб скотина водилась.
- И шерсть, и денюшку поклали, - улыбнулась Марья. - Разве ж от этого что меняется!
- Эээ, не скажи! Это супротив злых духов делается. Они, духи-то, завсегда рядом с людями ходют, всё высматривают, где бы напакостить. На вот, айрану попробуй. Шибко пить хочется! - Агаша налила в деревянные пиалы шипящего мелкими пузырьками напитка, одним махом выпила свою и с наслаждением крякнула. - Карооош…
- Хорош, - похвалила Марья, попробовав свою порцию.
- Ты вот говоришь, что ничего не меняется, а я тебе расскажу, - вздохнув, сказала Агаша. - Жил у нас в ауле старик один. Ехал он как-то один по степи, а дело к ночи шло. И вдруг видит — козёл бежит, а во рту у него лёгкое. И смекнул старик, что это албасты.
- Кто?
- Албасты, злой дух. Значит, кто-то помер в ауле, понял он. И погнался за козлом. Чтобы, значицца, не успел козёл лёгкое в воду положить. Догнал и давай его плетью хлестать. Положи, говорит, откуда взял! А козёл спужалси да в аул кинулся. Забежал в одну юрту, а там молодая невестка по мерла, родила ребёнка и по мерла. Её уж к правой стороне кибитки положили. Козёл забежал и назад лёгкое положил. А старик его опять плетью хлестнул, не приходи, мол, больше сюда никогда. Невестка глаза открыла, ожила. Семья ейная тому старику много скота подарила на радостях.
- Во как! - покачала головой Марья. - Оно конечно, злые духи завсегда возле людей крутятся, соблазняют всякими пакостями. А если бы козёл успел лёгкое в воду положить, что было бы?
- Тогда бы невестка не ожила, даже если бы козёл обратно лёгкое положил.
- Вон чего…
- Ага… Они завсегда рядом. Или вот слушай — встретились как-то два шайтана. Один толстый, другой худой. Толстый говорит — ты чего такой тощий? А худой жалвается — я к шибко благочестивому человеку попал. Он прежде чем начать есть, «Бисмилла» говорит. Он ест, а мне ничего не попадает. А толстый ему отвечает — а я к неблагочестивому попал. Он к дастархану садится, никогда «Бисмилла» не скажет. Он ест, и всё мне на пользу. Оттого я и толстый.
- Ну так верно. Мы же прежде чем за еду приниматься, непременно крестимся и «Благослови, Господи» говорим. Только вот не пойму я, а шерсть-то при чём?
- Ну что тут не понять? Духи есть злые, есть добрые. Почует добрый дух запах шерсти и поймёт, что тут скотина водится. Защищать её станет.
- А денюшка к чему? - засмеялась Марья.
- Аааа… а денюшка… Ну так деньги к деньгам липнут! - нашлась Агаша.
- А одного Божьего благословения разве мало? Молитовку почитать, крестным знаменьем осенить, вот и будет хорошо.
- Мало, ой мало! - воскликнула Айша. - Вот ещё послушай. Ехал как-то один человек по степи, попросился в ауле каком-то переночевать. А в той юрте, куда его пустили, жила девица больная. Отец ейный и муллу призывал лечить её, и бАксы, всё без толку.
- Кого призывал? - не поняла Марья.
- Баксы. Он на кобызе играет, это такой струмент со струнами. И в бубен бьет. Он злых духов видит, может их от больного человека прогнать.
- Молитвами?
- Нет. Молитвами мулла лечит. А баксы заклинаньями. И игрой на кобызе. На ём не все играть могут. Этот дар свыше дается! - Агаша с благоговением сложила ладошки и посмотрела вверх.
- Свыше — значит, Богом?
- Ну, не знаю. Может, и не Богом. Какая разница!
- Вроде колдуна, значит, - решила Марья.
- Так вот, к той девице отец и муллу звал, и баксы, и ничего не помогало. И вот, значицца, лежит этот гость ночью на постели и слышит шёпот у входа: «Ты иди первый!», «Нет, ты иди!». Человек понял, что пришли злые духи, тихонько подобрался к двери, изловчился да схватил их. Оказалось, что у него был дар убивать албасты. Так вот эти духи девицу каждую ночь мучили, сжимали её, сдавливали, не давали покоя, а гость спас её. Я к чему говорю — видишь, мулла молитвой лечил, а ничего сделать не смог.
Улыбнулась Марья. Вот ведь как — сколь лет уже Агаша в станице живет, крещена в православие, а всё в своих злых демонов верит.
- Надо было православную молитву читать, Отче наш, к примеру, али к Богородице, али Кресту Животворящему. Тогда бы не посмели духи её терзать!
- Какая же разница? - удивилась Айша. - Разве не тому же Богу молимся? И молитвы одни и те же, разве что на другом языке. И святые одни и те же. Я вот слушала, как батюшка в церкви рассказывал про сотворение мира, про Каина, про Авраама и Сару — да ведь у мусульман то же самое говорится! Только не Авраам, а Ибраим. И не Агарь, а Хаджар. И Исус Христос тоже есть, только Пророком Исой его называют. И креста казАки не боятся.
- Правда?
- В юрте самое святое — шанырак. Это такой обод наверху, через который свет попадает внутрь кибитки, и дым выходит наружу. Внутри этого обода — крестовина. Так вот, каждый казАк, родившись, видит перед собою крест. Чего же нам его бояться?
Загалдели снаружи голоса, распахнулась дверь, ворвались в дом ребятишки:
- Мамка, мамка, мы сегодня скотину на новую карду перегнали!
- Батюшки! - всплеснула руками Агаша. - Кто ж коров там доить будет!
Мальчишки виновато потупились.
- Ладно уж, придется ехать мне туда, - решила Агаша. - Заодно и возле новой избы приберусь маненько.
- А утром снова туда поедешь? - улыбнулась Марья.
- Семь верст туда-обратно ездить не шибко хочется, - задумчиво сказала Агаша. - Придется заночевать на месте, а завтра перебираться с вещами.
Ребятишки радостно переглянулись, очень уж им хотелось поскорее переселиться на новое место.
- Яика там уже нет, - грустно сказала Марья.
- Зато есть Сакмара-река. И к крепости Сакмарской оттуда ближе, Таня будет чаще к сестрице в гости ездить. Ничего, хорошо там будет! Обмывать-то новую избу приедете? - захлопотала Агаша.
- Приедем, как не приехать! Большое застолье потом уж сделаем, когда все переберёмся, а по чарочке завтра выпить можно!
На другой день загрузили скарб из Савельевой избы на телеги, прочитали молитвы, поклонились старой избе. Младшой Савкин сынок Митька, взяв в руки кошку, вышел в середину двора и стал домового зазывать:
- Милый дедушка, родимый, айда с нами в новую избу!
Сказал трижды да забрался в телегу. С кошкой в седло не полезешь — кошка испугаться может, убежать. А убежит — как домового в новый дом заманивать?
Приехали в новую слободу, куда всех казаков из крепости выселили, - Агаша нарадоваться не может. Нравится ей место, ох, как нравится.
Митьке в руки петуха дали, да кошка уже на груди у него пригрелась.
- Удержит ли обоих-то? - волновалась Анфиса. - Не выронил ба! Не ровен час котка вырываться станет!
- Ласковая котка, и Митьку шибко любит, - Савелий потрепал темные волосы сына. - Не вырвется. Кочета бы удержал…
Благословили молитвами да иконами новый дом. Митька поднялся на невысокое крылечко, спустил с рук кошку. Пушистая красотка вальяжно вошла, осмотрела все углы, вспрыгнула на печку, заурчала довольно.
Потом Митька впустил кочета, деловито заскочившего внутрь избы. Петух по-хозяйски обошел жилище, придирчиво осматривая стены и пол то одним глазом, то другим. Услышал где-то далеко кукарекнувшего собрата и подал ответный сигнал.
- Вот хорошо-то! - засмеялась Анфиса. - Добрый знак. Всю нечисть изгнал, легко жить будет в новом курене.
- Теперь овечку, овечку давай! - засуетился Ерофей. - Пускай овца пройдется!
- Да куды уж! Пора и квашню заносить! - замахала руками Агаша. - Овечьей шерсти под матицу поклали, достанет её.
- Ну так с Богом! - сказала Анфиса.
Занесли деревянную дежу с пыхтящим в ней тестом, поставили у печи. Следом затащили сундуки да лавки, водрузили на почетном месте большой, чисто выскобленный стол.
- Айда, усаживайтесь покамесь, а я быстро! - сказала Агаша, отделила из дежи часть теста и унеслась во двор, к маленькой печурке, сложенной в отдалении.
Из жерла печи уже вырывался огонь, разожженный старшим сыном, а в казане шипело разогретое масло, оттого очень скоро Агаша вернулась в дом с блюдом румяных пышек.
- Угощайтесь, берите хлеб!
- С Богом! Пусть в этом курене всегда будет богатый стол! - сказал Никанор и взял первый кусок.
- Ну что грустишь? - тихо спросил Марью Тимофей.
- Да вроде не с чего, а всё же грустно, - улыбнулась та. - Видно, стареть стала. Сердцем прикипать к насиженному гнезду.
- Хочешь, я тебе местечко одно покажу? Здесь, недалеко.
- Покажи… - глаза Марьи засияли.
- Вот выйдем из-за стола…
Местечком оказался овраг, размытый бойкой говорливой речушкой в рыжей глинистой земле. Где-то он был покрыт зарослями колючей ежевики, где-то стены его были голы, и только низкие травы в тенистой глубине украшали его.
- Чем-то похоже на наш овраг возле Белокозовской, - сказала Марья.
- Да, очень похож. А вот тута… - Тимофей раздвинул ветви.
За кустами тальника виднелась глубокая промоина в отвесной стене. Марья ахнула:
- Будто наша нора… Только поменьше!
- Войдем?
- Конечно! - счастливо засмеялась Марья. - А не обвалится на нас?
- Нет. Плитняк! - Тимоха заскочил внутрь норы, постучал по стенке. - Видишь, камень! Хоть железом долби. Давай руку!
Он втянул Марью внутрь тесного грота, посмотрел на неё влюблёнными глазами.
- Господи… Будто и не было стольких лет… - она положила голову на плечо мужа. - Будто бы снова мы в горЕ, а рядом станица…
- Мы снова в горЕ, а рядом станица… - Тимофей обнял жену. - А ты всё такая же молодая и гибкая, как тогда. Помнишь, тогда мы не знали, пустят ли нас жить в Белокозовской, и собирались зимовать в землянке.
- А я всё думала, что же мы будем делать без хлеба… - тихо сказала Марья.
- А я думал, где же взять обутку на твои босые ноги. А ещё — не завалит ли землянку снегом.
- Завалило бы, если бы не Василь Степаныч, атаман наш дорогой, царствие ему…
- Да, много он нам помог. А хочешь, я тебе ещё что-то покажу?
- Что? - весело засмеялась Марья.
- Пойдем! - Тимоха взял жену за руку и потянул наружу. - Мы ещё с тобой придём сюда, чтобы снова побыть молодыми.
- И не раз!
- Ну вот, снова глаза твои засияли! А теперь посмотри здесь!
Тимофей помог Марье выбраться из оврага и повел её дальше, к виднеющейся у подножия небольшого холма роще.
- Слышишь? - он картинно приложил ладонь к уху, будто прислушиваясь к чему-то.
- Слышу. Ручеек журчит.
- Вот! - Тимофей раздвинул кусты. - Смотри!
По уступам рыжего плитняка, будто по ступеням, весело скакали потоки чистейшей воды. Струи свивались, ударялись о камни, рассыпались и снова сливались, сверкая на солнце, а упав вниз с последнего выступа в ровное полотно реки, становились вдруг степенными и важными, лишь изредка вздрагивая от движения беспокойных мальков.
- Красота-то какая! - прошептала Марья. - Господи, на всё воля твоя…
- Нравится? - спросил Тимофей, с улыбкой глядя на неё.
- Конечно!
- Ты больше не будешь печалиться?
- Нет, Тимоша, не буду. Всяко место у Бога красиво.
- Ты полюбишь новую станицу.
- Я уже её люблю, - тихо засмеялась Марья.
- Тогда поедем в старый дом, готовиться к переезду?
Она не ответила. Но глаза её были красноречивее всяких слов.
Продолжение следует..........
_______________________________________
Произведение взято с канала Чаинки
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Напоминаем Вам,что большие литературные произведения мы публикуем в рубрике "Вечерние чтения".
Для того , чтобы зайти в эту рубрику нужно зайти в Темы и с правой стороны найти хештэк #вечерниечтения
Эта рубрика выходит каждый день в 18.30
Большая просьба написать отзыв об этой серии романов.
А также пишите в комментариях какой тематики произведения Вы бы ,ещё,хотели почитать .