МОРЯ И ОКЕАНЫ.

Л. Соболев, 1940 год.
#Книги
Очерк из цикла рассказов "Морская душа" о рождении и становлении Красного флота. Связь поколений матросов революции, комсомольцев первого призыва и строителей нового мира. Первые защитили молодую республику, вторые оздоравливали флот, третьи создали экономику, которая могла позволить построить современный Советский Флот.
"...Сюда, по новым им волнам,
Все флаги в гости будут к нам...
Военные корабли под разнообразными флагами деловито сворачивали из океанов в лабиринт Каттегата и Бельтов, стремясь в Биорке, в Ревель, в Гельсингфорс – поближе к Петрограду и его промышленности.
Военные корабли огибали Скандинавию, выходя к Белому морю, к Мурманску – к рыбе и лесу.
Военные корабли протискивались через раскупоренные с таким трудом Дарданеллы в Чёрное море – к Одессе, к Батуми, Крыму – к зерну, углю, нефти.
Военные корабли отдавали якоря на Владивостокском рейде, поближе к сибирской магистрали, которая, как насос, могла выкачать богатства Сибири.
Весь мир, казалось, торопился не пропустить грандиозной распродажи страны, которой задёшево торговали десятки белогвардейских правительств. Новые Колумбы и Магелланы шли водружать свои флаги на беззащитных берегах, везя в трюмах вместо традиционных бус и зеркал солдатские штаны и оружие, благо цена на эти товары после окончания мировой войны катастрофически упала. С опытностью громил, орудующих в покинутой хозяевами квартире, интервенты вязали в узлы сетей мурманскую рыбу; взламывали крепкие сибирские сундуки, набитые золотом и мехами; торопясь и расплёскивая через край, сливали в поместительные бидоны трюмов бакинскую нефть; набивали мешки украинским зерном; уводили из портов мёртвые корабли; расчётливо грабили склады.
Флоты и флотилии Советского государства голодали. Расшатанные за четыре года походов корабли и издёрганные за четыре года войны люди мерили свой паёк одинаковыми мерами: уголь и хлеб – четвертками фунта, селёдочный суп и нефть – тарелками, снаряды и воблу – штуками. Балтийский флот превратился в Балтийский "дот" из нескольких кораблей. Миноносцы, поднятые на поплавки, перетаскивались буксирами по каналам с Балтики на Волгу и в Каспий. Подводные лодки, на которых, по теперешним нашим понятиям, опасно погрузиться даже в гавани, лазали подо льдом в глубокую разведку, ухитрялись топить вражеские крейсера.
Сытые флоты интервентов, в изобилии снабжённые боеприпасами, сжимали кольцо блокады. Вот уже прижат спиной к последней опоре – Кронштадту Балтийский флот. Вот уже заперты на двенадцатифутовом рейде Астрахани немногие корабли Каспия. Вот уже эсминец "Керчь" топит у Новороссийска родные свои корабли, и вода, поднятая в небо взрывами, падает в Чёрное море крупными каплями, тяжёлыми и страшными, как матросские слёзы... Вот нет уже у страны Белого моря, и на Приморье стоят на рейдах японские корабли...
Будто сами моря и океаны выступили из берегов, затопляя собой Советскую страну: так хлынули в неё со всех сторон, где она граничила с морем, армии интервентов.
Враждебные океаны вливаются в моря, заливают советскую землю, выбрасывая в пене прибоя армии, пушки, шпионов, правительства, консервы и танки. Всё меньше и меньше становится сжимающийся остров, в центре которого – Москва. География летит к чёрту. По Донбассу, сшибаясь в двенадцатибалльном шторме гражданской войны, ходят валы двух морей – Чёрного и Балтийского; на гребнях черноморских волн – офицерские фуражки, на балтийских – бескозырки матросов. Уголь, уголь! Уголь – спасение Кронштадту, Питеру, стране, революции!.. Тихий океан, выходя из узких берегов сибирской магистрали, заливает Сибирь... Холодно в Питере от ледяных валов Белого моря, и, вздуваясь, захватывают серые плоские волны Финского залива Петергоф, Гатчину, Детское Село...
Понятия странно смешиваются и путаются. Страна мечется в тифозном голодном бреду кольцевых фронтов, выплёскивая в историю героические видения, поражающие и необычайные. Матросы – верхом на конях бьются в зелёной степи, морские корабли – ходят по рекам. Полевые трёхдюймовки, изумляясь непонятным морским командам, бьют по кораблям с покачивающихся барж, а морские орудия стреляют с площадок бронепоездов по пехотным цепям, отсчитывая дистанцию по привычке на кабельтовы. Кронштадтские форты, до судороги сворачивая прицелы, стреляют себе за спину, в тыл, по обходным группам белоэстонцев, а где-то на Волге уже записана в вахтенный журнал небывалая в истории военно-морского искусства атака кавалерии на миноносец. Линейный корабль "Андрей Первозванный" двое суток громит с моря Красную Горку – форт, выстроенный для поддержки в бою линейных кораблей.
Так, ломая традиции морской войны, Красный флот, в самих боях отыскивая новые правила боя, бился эсминцами на реках, матросами – в степи, подлодками – во льдах, линкорами – в гавани, пока в гигантском напряжении сил республика не остановила валы катящихся на неё океанов и пока моря не отступили к своим естественным бассейнам.
Разрушенные заводы, голые поля, истоптанные пастбища одни за другими показывались из-под отступающих океанов. Остров Москвы обсыхал, расширяясь в пространстве. Корабли интервентов, захваченные отливной волной, дрейфовали из Балтики, оставив одну шестую часть своих семидесяти двух вымпелов на неглубоком дне Финского залива. Французская эскадра, потрёпанная штормом восстания, уходила от Одессы, и скоро вслед за ней, увлекаемая неудержимым отливом, скатилась с крутых отрогов Крыма мутная врангелевская волна: с Перекопа дул пронзительный, с ног сшибающий норд. В радуге нефтяных пятен вошёл в свои берега Каспий, вновь отделившись от Чёрного моря Кавказским хребтом, и, наконец, последним отступил от Приморья Тихий океан вместе с японскими крейсерами.
Моря вновь стали советскими. И к израненным, разграбленным их берегам медленно начала приливать восстанавливающаяся жизненная сила республики. "