Н. ПОЭТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ СЛАВЯН НА ПРИРОДУ: Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. СТИХИЯ СВЕТА в её поэтических представлениях. 1 часть Солнечный свет даёт возможность видеть и различать предметы окружающего нас мира, их формы и краски; а темнота уничтожает эту возможность. Подобно тому зрение позволяет человеку осматривать и распознавать внешнюю природу, а слепота погружает его в вечный мрак; без глаз так же нельзя видеть, как и без света.
От того стихия света и глаза, как орудие зрения, в древнейшем языке обозначались тождественными названиями: а) зреть, взор, зоркий, зорить – присматриваться, наблюдать, прицеливаться, зорька – прицел на ружье, обзариться – промахнуться из ружья, зырить – зорко смотреть, зирять – оглядываться, зирк – глядь, зирок = зрачок, зорный – имеющий хорошее зрение, и зо(а)ря, зирка (малор.) – звезда, зирка с метлою – комета, зо(а)рница (зирныця, зарянка) – утренняя или вечерняя звезда, планета Венера; зарница – отдаленная молния = малор. блискавиця, которой приписывают влияние на созревание нив и которую потому называют хлебозоркою, глагол “зреть, со-зревать” указывает на мысль, что поспевающие хлеба, окрашиваясь в жёлтый, золотистый цвет, чрез то самое уподобляются солнечному блеску; зрелый – собственно: светлый, блестящий; зорить – о молнии: сверкать и помогать вызреванию нив; зорить – прочищать, прояснять, например, “зорить масло” – дать ему отстояться, очиститься зазорить – зажечь, засветить свечу, зарный (свето-зарный) – горячий, страстный, зарево – отражение пламени, зорко (вятск.) – ясно; дозор – присмотр и дозоры (перм.) – зарница. Слово зрак, означающее у нас глаз, у сербов значит: солнечный луч, подобно тому как у немцев stern – и звезда и зрачок глаза.
В Краледворской рукописи: zira (светить) «jasne slunecko”; литов. zereti – блестеть, сиять, в) Видеть и серб. виддело – свет; с) малор. бачыть – смотреть и санскрит: bhas – блистать и видеть; d) малор. глагол дивитьця – смотреть и его корень из санскрита: div – светить, divan – день.
На эту древнейшую связь понятий света и зрения в слове “дивитьця” указывает народная загадка о месяце, в которой почти каждое слово есть метафора:
“лысый вил криз забор дывитця (вариант: загляда)«, т. е. месяц, в виде быка, смотрит или проще – светит сквозь забор,
е) В народном поверье слово глядеть употребляется в значении “светить”: если, замечают крестьяне, новый месяц обглядится до трёх дней, то во все время до следующего нарождения этого светила будет стоять ясная погода; а если на новый месяц польёт дождь и тучи помешают ему оглядеться, то в продолжение четырёх недель погода будет дождливая.
В заговорах находим такое обращение к звезде: “ты заглянь, звезда ясная, на двор к рабу божьему», f) Бельмы – глаза, от слова белый = светлый; зеница (ока = зрачок), зенки, зеньки – глаза и зенка – стекло от глагола зе(и)ять – блестеть: здесь глаз сближается со стеклом на том же основании, на каком ясное небо названо было “стеклянною горою”,
g) Луна, луниться – светать, белеть и лунить – хлопать глазами. Постоянный эпитет, сопровождающий очи – ясные, светлые; малорусы говорят: “свитить очима«, а в литературной и разговорной речи обыкновенны выражения: сверкать глазами, посыпались искры из очей, и т. п.
Из такого сродства понятий света и зрения, во-первых, возникло мифическое представление светил небесных – очами, а во-вторых, родилось верование в чудесное происхождение и таинственную силу глаз.
Представление светил очами равно принадлежит народам и Старого и Нового Света. Во многих языках Восточного архипелага названия, даваемые солнцу, означают: око дня.
Скандинавские поэты солнце, луну и звезды называют глазами неба, и наоборот: глаза человека уподобляют солнцу и луне, а лоб (чело) его – небесному своду, что встречается и в наших старинных рукописях: “яко на небеси светила солнце и луна, гром, ветр, сице и в человеке во главе очи, и глас, и дыхание, и мгновение ока, яко молния».
Выше мы привели болгарскую загадку, которая о солнце и месяце выражается, как о глазах дня и ночи. Это уподобление должно было занять подобающее ему место в антропоморфических олицетворениях неба и его явлений.
В Ведах солнце называется глазом Варуны (= неба), самое божество дневного света (Savitar) именуется златоглазым, а в некоторых гимнах солнце и луна представляются двумя очами неба.
Верховный бог германцев Один (Вотан) называется одноглазым: в человеческом образе его олицетворено дышащее бурями грозовое небо, с высоты которого солнце, словно громадное всемирное око, озирает землю.
Подобно тому у персов оно представлялось глазом Ормузда, у египтян – Демиурга, у греков Зевса.
Греческий миф знает ещё Зевса трёхглазого: два глаза составляют естественную принадлежность человеческого олицетворения, а третий во лбу есть солнце.
Отсюда в средние века явилось то обычное изображение божества в виде всевидящего ока, испускающего из себя кругом солнечные лучи, которое вошло в церковную символику и удержалось до настоящего времени; на иконах око доныне рисуется среди облаков.
Эпитет “всевидящего” придавали солнцу ещё индусы, и эта характеристическая черта постоянно соединяется с ним в народных сказаниях, на которые укажем несколько ниже.
Первобытные племена обожали в стихиях их живую творческую силу, и как в самой природе различные явления неразрывно связаны между собою и сопутствуют друг другу, так и в мифических представлениях они нередко сливаются в одно целое.
Религиозное чувство древнего человека по преимуществу обращалось к весеннему небу, которое являлось его воображению во всем божественном могуществе: одетое грозовыми тучами, оно вещало в громах, разило в молниях, изливало семена плодородия в дожде и, взирая с высоты на дольний мир ясным солнцем, пробуждало природу к новой жизни. Яркие лучи весеннего солнца возвращались миру вместе с дождями и молниями, и вместе с ними похищались на зиму злыми демонами; от того и в народных поэтических сказаниях мифы солнечные и грозовые взаимно переплетаются и спутываются.
Таково греческое сказание об исполинских одноглазых циклопах; в образе великанов арийские народы представляли тёмные тучи, громоздящиеся по небесному своду; так как громовые удары уподоблялись стуку кузнечных молотов, а молнии – стрелам, то о циклопах рассказывается, что они куют Зевсу молниеносные стрелы.
В этой грозовой обстановке солнце представляется как глаз во лбу великана; самое имя циклопов указывает на круглый диск солнца – ήλιου χυχλος — «солнечный бык».
Собственно древнейшее представление должно было всем циклопам вместе дать один глаз, как едино на небе солнце, и воспоминание об этом сохранила норвежская сказка.
Давно когда-то, повествует сказка, заплутались двое детей в лесу, развели огонь и сели греться. Вдруг послышался страшный треск и затем показались три великана, вышиной с дерево; у всех трёх был один глаз, и они пользовались им по очереди: у каждого великана было во лбу отверстие, куда и вставлялся общий всем глаз. Ловкие дети успели одного из великанов ранить в ногу, а других напугать, так что тот, который держал глаз во лбу, уронил его наземь; мальчик тотчас же подхватил его. Глаз был так велик, что не уложить и в котёл, и так прозрачен, что мальчик видел сквозь него все, будто в светлый день, хотя и была тёмная ночь.
В другой норвежской сказке [I, 24] говорится о старой одноокой бабе, у которой сказочный герой дважды похищает глаз и заставляет выкупать его за дорогие диковинки. Смысл приведенного предания тот, что малютки-молнии, поражая великанов-тучи, освобождают из их власти солнце; подвиг совершается ночью, т. е. в то время, когда дневной свет затемнён облаками.
Предание это совпадает с греческим сказанием о трех сестрах – старухах Грайях (γραιαι), названных так по их седым (т. е. дымчатым, облачным) волосам; они имели только один глаз = солнце и один зуб = молнию и также пользовались ими поочередно; Персей отнял у них то и другое и возвратил не прежде, как выпытав от них сведения, необходимые для дальнейших его подвигов.
Необходимо, однако, заметить, что поэтическая фантазия первобытных народов относилась к явлениям природы с несравненно большею свободою, нежели какую вправе себе дозволить современный поэт. Если с одной стороны она отождествляла совершенно отдельные явления, по сходству некоторых их признаков, зато с другой – единое явление дробила на разные образы, по различию производимых им впечатлений.
Как в периодических фазах луны древний человек усматривал погибель старого месяца и нарождение нового, так в закате солнца видел его смерть, а при утреннем восходе приветствовал рождение нового бога; в естественной смене годовых времён представлялась ему смена одного солнца другим: зимнее солнце уступало весеннему, весеннее – летнему, майское – июньскому, и так. далее.
В этих воззрениях, по мнению Шварца, нашла себе опору и басни о многих циклопах, из которых каждый имеет свой глаз во лбу. Предания об одноглазых великанах составляют общее достояние всех индоевропейских народов, а потому не чужды и славянам.
Итак, дневное, озаренное солнцем небо олицетворялось в образе божества, во лбу которого горит единственный глаз; напротив,
gif
ночное небо, усеянное бесчисленными звёздами (Ουρανός άδτερόεις), греки представляли многоглазым Аргусом (греч. Ἄργος = всевидящий). Убитый Гермесом, он был превращен богиней Герой в павлина: миф, возникший из поэтического уподобления звёздного неба великолепному, блистающему яркими звездочками хвосту павлина.
gif
По древнегерманскому сказанию, когда светлые асы убили великана Thiassi, Один взял его глаза и забросил на небо, откуда кажутся они двумя звездами; если допустить догадку Я. Гримма, то эти глаза сияют в созвездии Близнецов.
Но ещё чаще звезды принимались за очи небесных карликов, в образе которых древний миф воплотил обитающие в облаках молнии. Так как ночной мрак сравнивался с тёмными тучами, а звезды – с блестящими в них молниями, то отсюда понятен переход к представлению звёзд очами карликов.
В средние века место этих последних заступили ангелы; в ночные часы они кротко взирают на землю из своих небесных чертогов и охраняют мирный сон человека; в Германии запрещают детям указывать пальцем на звезды, чтобы не уколоть очей своему ангелу-хранителю. Из глаз убитого мальчика мифический кузнец Volundr выковал драгоценные камни, что стоит в связи с уподоблением звёзд самоцветным каменьям, рассыпанным по небесному своду; разгоняя облака и туманы, бог-громовник как бы куёт эти богатые украшения и прикрепляет их своим молотом к высокому небу. Селене (луне) греки давали эпитет светлоокой = γλαυωωπις.
Стих о голубиной книге поведает, что зори утренняя и вечерняя, светел месяц и частые звезды зачались от очей божиих, или по другому варианту – что свет у нас светится от господних очей; с этим согласно любопытное краинское сказание: “Iz pocetka ne biase nista nego Bog, i Bog spavase i snivase. Vieke yjekova mu taj san trajase. Nu sudjeno bi, da se probude. Prenuv se iza sna ozirase se i svaki pogled mu sepromieni u zviezdu». Перевод: Изначала не было ничего, кроме Бога, и Бог покоился и спал. Века веков продолжался тот сон. Но суждено было ему пробудиться. Очнувшись от сна, он стал озираться, и всякий взгляд его превращался в звезду.
По индийскому преданию, солнце создано из глаз Брамы. Утренняя заря предшествует восходящему солнцу, точно так, как вечерняя провожает его при закате; она есть только отблеск от сияния его божественного ока. Потому сербы “восход солнца” называют прозором божиим; в народной песне поётся, что Бог заповедал трём ангелам сойти на землю.
од божиjег` прозора, од сунчевог` истока
Слово прозор (болг. прозорец, прозорче) имеет один корень с словами зоря, заря, зрак, про-зреть и означает: окно.
В нашем языке окно (уменьш. окошко, оконце), как отверстие, пропускающее свет в избу, лингвистически тождественно с словом око, от санскрита: aksha совмещает обозначение; следовательно, окно есть глаз избы. В числе других имён, присвоенных солнцу в санскрите, оно называется также “окном небесных пиров”.
В южной Сибири словом очко называют маленькое окошечко в питейных домах, через которое подают водку. Народная загадка, означающая “глаз”, говорит: “стоит палата, кругом мохната, одно окно, и то мокро».
“Для празднования Семика выбирают лучший дом в селе, ставни окон (которого) выкрашены зелёною краскою, и по широте ставней намалевано чёрною краскою подобие лица: это изображение солнца… Замысловатая русская символика, в этом изображении видит отношение окна к солнечному свету, входящему в дом через окно”. (Сахаров., II, 107).
Малорусская загадка обозначает окно, дверь и печь в следующих выражениях: «одно просить: свитай, Боже! друге просить: смеркай, Боже! трете мовить: мени все одно, як в день, так в ночи!”
С восходом солнца небо, до той минуты погруженное в ночной мрак, прозревает; на востоке вспыхивает красная заря, и вслед за нею показывается самое светило. Появляясь на краю горизонта, оно как будто выглядывает в небесное окно, открытое ему богинею Зарею.
Болгарская загадка о ночном времени выражается: “у Господа един прозорец, а чрез него той не гледа; а русская загадка о восходящем солнце: “красная девушка в окошко глядит”.
По словам чешской сказки, Солнце к вечеру ворочается домой западным окном, а поутру выходит странствовать по свету восточным окном.
Германцы верили, что бог Вотан (Водан —*Woðanaz, «Viðurr at vígum» — «Видур в боях» («ВЕДУН»); Один (др.-сканд. Óðinn) озирает землю из окна своего небесного чертога и потому знает всё, что творится между людьми.
Лонгобардская сага рассказывает, что вандалы молили Гводана (Один) о победе над винилами; бог отвечал, что дарует её тем, которых прежде увидит при своём пробуждении. Покровительствуя винилам, Фрея научила их, чтобы рано поутру обратились они на восток к окну, из которого обыкновенно смотрит Гводан. (– Die Götterwelt, 133.)
У Гомера сказано, что Гелиос всё видит и всё ведает. Солнце, Месяц и Звезды – зоркие небесные стражи, от глаз которых ничто не укроется; к ним обращаются герои народных сказок с расспросами во всех трудных случаях жизни: “вы, – говорят они, – светите во все щели, вам все ведомо!”
В одной немецкой сказке добрый молодец отправляется искать потерянную сестру и приходит к красавице-Солнцу (“eine schone Frau – das war die Sonne”). Она принимает его дружелюбно и даёт обещание посмотреть на другой день попристальнее – “und am andern tage hat die Sonne geschienen so hell und so heiss, dass die Matter und das gras verdorrt sind».
У всех народов существует убеждение, что небесные боги взирают с высоты на землю, наблюдают за поступками смертных, судят и наказывают грешников.
В средневековом сказании об Александре Македонском приведены слова Дейдамия: “Бог всё ведает, пред ним ничто не утаено; солнце, месяц и звезды суть очи его”. (– Моск. Телегр. 1832, XXIV, 561)
Из этих данных объясняются сказочные предания: а) о чудесном дворце, из окон которого видна вся вселенная, а владеет тем дворцом прекрасная царевна ( = Солнце), от взоров которой нельзя спрятаться ни в облаках, ни на суше, ни под водами; b) о волшебном зеркальце, которое открывает глазам всё – и близкое и далекое, и явное и сокровенное. Там, где в русской сказке завистливая мачеха допрашивает волшебное зеркальце, в подобной же албанской сказке она обращается прямо к Солнцу.
Народные загадки уподобляют глаза человеческие зеркалам и стеклам: “стоят вилы (ноги), на вилах короб (туловище), на коробе гора (голова), на горе два стекла (или зеркала = глаза)«;
сличи: глядильцо – зрачок глаза и гляделка, глядельце – зеркало;
то же сродство означенных понятий обнаруживается и словом зеркало (= зерцало, созерцать).
В древности зеркала были металлические; а потому мифическое представление солнца зеркалом, известное ещё греческим философам, совпадало с уподоблением его золотому щиту, о чём будет сказано в следующей главе.
Раскольники уверяют, что в зеркало по ночам смотрится нечистая сила, т. е. во время ночи блестящий щит солнца закрывается демонами мрака.
Вероятно, и примета, что разбитое зеркало предвещает несчастие или смерть, указывает на солнечное затмение, когда, по народному воззрению, нечистая сила нападает на это светило и стремится уничтожить его.
Не только с солнцем, но и с месяцем и звездами соединялась мысль о небесных окнах.
Небо, по народному выражению, – терем божий, а звезды – окна, из которых смотрят ангелы.
Связывая это представление с верою в зависимость судьбы человеческой от звезд, поселяне наши утверждают: как только народится человек, то Господь тотчас же велит прорубить в небе окошечко и посадит к нему ангела наблюдать за делами и поступками новорожденного в продолжение всей его жизни; ангел смотрит и записывает в книгу, а людям кажется, что то звезда светится. А когда человек умрет – окно запирается и звезда исчезает = падает с неба.
gif
Малорусские колядки изображают светила дня и ночи – окнами в небесном храме:
Церкву ставлять, викна будують: Одно виконце – ясне сонце, Друге виконце – ясный мисяц, Трете виконце – ясны зирки.
В первый день Светлой недели, встречая весну, крестьяне выходят в поле смотреть с пригорков на игру лучей восходящего солнца и, как скоро оно покажется на краю горизонта, начинают причитывать:
Солнышко-вёдрышко, Выгляни в окошечко!
Причитание это обращают к солнцу и тогда, когда тёмные тучи заволокут небо и настанет ненастье; на Украине говорят: “Сонечко, Сонечко! одчини, Боже, виконечко».
В русской народной сказке, замечательной по свежести древних мифических представлений, Иван-царевич, будучи преследуем злою ведьмою, скачет к теремам Солнцевой сестры (= Зори) и просит укрыть его: “Солнце, Солнце! отвори оконце».
Приготовляя с вечера опару для поминальных блинов, крестьянки становятся против месяца и шлют к нему такое воззвание: “Месяц, ты Месяц, золотые твои рожки! выглянь в окошко, подуй на опару».
По преданию русского народа, сам Бог научил человека делать окна. Долго люди не знали, как бы предохранить себя от непогоды и стужи; наконец чёрт ухитрился и выстроил для них избу: всем бы хороша – и тепло, и уютно, да темно, хоть глаз выколи! Сколько ни возился лукавый, а этому горю не помог. Но явился Господь и прорубил окно; с тех пор люди стали строить избы с окнами. Это один из древнейших мифов, примененный позднее, при забвении метафорического языка, к жилью человека.
В грядах зимних облаков нечистая сила созидала свои постройки, помрачающие светлое небо (см. гл. XXI); но весною являлся бог-громовник, рубил молниями тучи и давал миру свет, или, выражаясь метафорически, прорубал окно в небесном чертоге.
Называя солнце глазом, народ невольно должен был соединить с его закатом мысль о сне, смежающем очи, а с восходом – мысль о пробуждении.
У индейцев Северной Америки встречаем следующее любопытное поверье: когда бог Солнце закрывает свои очи, тогда наступает тёмная ночь, подобно тому, как человек, зажмуривший глаза, лишается света и возможности видеть, различать предметы.
У нас это представление выразилось в пословице: “чем чёрт не шутит, когда Бог спит”, т. е. ночью, когда перестает светить солнце и всем овладевает нечистая сила мрака.
Малорусы о солнце, скрывшемся на западе, говорят: “солнце сточило»; по пословице “солнце днём работает, а ночью отдых берёт».
Сербы убеждены, что не следует говорить: солнце зашло или село, а “смирило се (легло на покой) сунце«.
“С Успеньева дня (15 августа), — говорят великорусские крестьяне, солнце засыпается», т. е. ночь удлиняется, а день становится меньше.
Выражение: “солнце садится”, употребительное и в других языках, указывает на стул, седалище, на котором отдыхает божество от дневных забот;
закат солнца в др.-вер.-немецком – sedalkanc, англос. setelgong; наряду с словом sedal Гримм ставит выражение kadam, ср. вер.-нем. gaden – cubiculum.
Утомленное Солнце жаждало к вечеру успокоения и не только садилось, но и возлегало на постель и предавалось сну: “muss doch zu ruste gehen, so oft es abend wird, der schone himmelsschild”, слово ruste означало и покой, и захождение солнца; простой народ в Германии боялся в старину говорить о солнце, что оно заходит, а выражался: “sie gieng zu rost und gnaden”.
gif
По литовскому сказанию, Вечерняя Звезда, заступающая место вечерней Зори, приготовляла богу дневного света мягкое ложе. Поутру Солнце пробуждается – erwacht, и греческая Эос (утренняя зоря) встает с постели (έχ λεχέων) Пифона, своего бессмертного супруга.
Наоборот, месяц и звезды бодрствуют ночью и удаляются на покой с началом дня; болгары, завидя перед утренним рассветом падающие звезды, думают, что они отправляются спать.
Как свет уподоблялся зрению, так в свою очередь зрение нередко получало значение света.
Из древних языческих преданий о создании человека видно, что сродство этих понятий послужило основою весьма знаменательного мифа о происхождении человеческих глаз.
По свидетельству старинных славянских и немецких памятников, восходящих до XII столетия, очи человеческие создались от солнца; апокриф о сотворении Адама: “поиде Господь Бог очи имати от солнца”.
(– Пам. стар. рус. литер., III, 12) Верование это известно было и древним индусам.
В средневековых сказаниях находим басню, что когда орёл состарится и потеряет зрение, он возлегает превыше облаков – к самому солнцу и тем самым исцеляет свою слепоту.
Если рукописные свидетельства говорят о происхождении глаз от солнца, то следующие слова одного из записанных мною заговоров приписывают это творческое дело звездам: “Господи Боже, благослови (принять) от синя моря – силу, от сырой земли – резвоты, от частых звёзд – зрения, от буйна ветра – храбрости”.
У разных народов уцелели любопытные предания о том, что глаз человеческий не только видит, но светит и жжет.
Народная загадка выражается о “глазах”: “два вузлика всё поле освитять”. Интересен вариант этой загадки: “двомя узликами все поле засию«, очи засевают своим светом ( = зрением) поле, т. е. сразу обнимают всё видимое пространство.
Стремительность света, скорый полёт птицы и мгновенная передача предметов глазом порождали одно общее понятие о быстроте, и потому как солнце олицетворялось в виде птицы, так и “глаза” народная загадка изображает в такой метафоре: “сидит птица, без крыльев, без хвоста; куда ни взглянет – правду скажет».
Поговорка: “Что всего удалей на свете? – Очи; куда ни взглянешь, все вмиг увидишь”.
Немецкая сага рассказывает: «Одна пряха повстречала раз богиню Перхту (Perchta) и, глядя на её свиту, начала громко смеяться; раздраженная богиня быстро приблизилась, дунула ей в очи – и насмешница в ту же минуту ослепла. Целый год оставалась она в этом печальном состоянии и кормилась милостыней. По истечении годового срока явилась к ней Перхта и кротко сказала: “voriges jahr blies ich hiеr ein paar lichtlein aus, so will ich heuer sie wieder anblasen”; с этими словами она дунула ей в лицо, и слепая прозрела«.
В смелой поэтической картине живописует русская сказка ночь, блестящую звездными очами: злая мачеха посылает падчерицу за огнём к бабе-яге. Поздним вечером приходит она к избушке ведьмы; вокруг избы – забор, на заборе торчат человеческие черепа, а в тех черепах блестят глаза и озаряют поляну; к утру глаза потухают, а с вечера снова зажигаются и светят во всю ночь. Девушка сняла один череп с горящими очами, вздела его на палку и, освещая перед собою дорогу, пустилась назад. Воротившись домой, она вошла в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и её родных дочерей, так и жгут огнём: куда ни прятались бедные, глаза везде находили, и к утру превратили их в чёрный уголь.
Рассказ этот живо напоминает нам прекрасный образ трубадура Бертрама даль-Борнио в Дантовом Аде: он несет за волосы свою собственную голову, отделенную от туловища, и освещает ею путь, как фонарем.
Самое происхождение огня старинный апокриф возводит к очам божиим: “вопрос: како огнь зачася? ответ: архангел Михаил за(з)же огнь от зеница Господня и снесе на землю», т. е. земной огонь произошёл от божественного глаза = солнца.
Такое сближение понятий света и зрения проведено в народной речи до мельчайших подробностей.
Так кривого человека, лишившегося одного глаза, называют полусветье; ибо понятие полного света соединяется с двумя глазами. Наоборот, о солнце, когда оно начинает опускаться к западу, говорят, что оно косится.
Кроме того, умаление дневного света, когда заходит солнце или тучи заволакивают небо, уподобляется нахмуренным, полузакрытым очам: а) сумерки (су-мрак) – время солнечного заката, то же что сутёмки, сутемёнки (от тьма, по-тёмки); морок (обморок) – мгла, туман, облака, паморок (паморока, паморка) – пасмурная погода с мелким дождём, морочный и паморочный – пасмурный, туманный, заморочило – небо покрылось тучами или туманами, и b) мороком – незаметно, невидимо, сумёриться – нахмуриваться, надвигать брови на глаза, сумёря – кто смотрит на-хмурясь, сердито; подобно тому невыгляд – угрюмый человек.
Слово мерещиться значит: и темнеть, и плохо, слабо видеть: “тебе, видно, так померещилось!
Не менее знаменательно свидетельство следующих речений: а) хмора – туман с мелким дождем, хмара и хмура – туча, облако, густой туман, хмарно – туманно, пасмурно, хмарить – делается ненастье, собираются тучи, нахмарило – солнце скрылось за тучами, и b) хмуриться – опустить брови, что придает лицу суровый, “пасмурный” вид; нахмариться – сделаться угрюмым, “мрачным”, нахмару – в дурном расположении духа, хмурно – худо, хмара (хмыра, хмура, нахмура, хмурый) – угрюмый, невеселый человек; жмурить – закрывать глаза, жмурки – игра с завязанными глазами.
До сих пор слышится в разговорной речи выражение: смотреть или нахмуриться сентябрем, т. е. смотреть исподлобья, надвинув на глаза брови. Такой суровый взгляд уподобляется сентябрьскому солнцу, отуманенному осенними облаками.
Наоборот, ненастной погоде, предвещающей дождь, говорят: небо хмурится; следов., облака и тучи, издревле называемые на метафорическом языке волосами, здесь сравниваются с бровями и ресницами, а солнце – с глазом.
Сличи также: моргать, моргай – человек, закрывающий глаза = жмура, и моргасинница – сумрачная, осенняя погода с мелким дождем, моргаситься – накрапывать мелкому дождю.
Слова эти указывают на поэтическое уподобление небесных светил, беспрестанно затемняемых бегущими облаками, моргающим очам.
В связи с приведенными данными стоит народное поверье, что слезы прочищают недобрые (косые, чёрные и с нависшими бровями) очи и отымают у них злую силу – подобно тому, как дождь очищает небо от темных туч.
Рядом с мифическим представлением облаков бровями и ресницами слезы стали метафорическим названием дождя и росы; по свидетельству стиха о голубиной книге, который так много даёт мифических представлений, дожди дробные и роса создались от слёз Божиих; в росе древний человек видел слезы, роняемые богиней Зорею.
Язык не только сближает умаление света с ослаблением зрения, но и в совершенном отсутствии первого узнает слепоту: темнёсь, темь – ночной мрак, темень – тучи, и тёмный – слепой, темняк – пасмурный, невеселый человек, темнуха – нелюдимая женщина, стемнеть – ослепнуть, туман и тумата – слепота. Утрата зрения приравнивается тёмным тучам и непроглядной ночи.
Вместе с этим, как шумно пролившийся дождь выводит из-за туч ясное солнце, или, говоря мифическим языком: возвращает способность зрения этому всесветному глазу, и как роса, падающая на утренней заре, предвещает скорое пробуждение солнца, так думали и верили, что весенний дождь и утренняя роса могут исцелять слепоту очей.
Народная русская сказка сообщает нам предание о живой воде, возвращающей слепому царю зрение: в основе этого предания кроется древнейший миф о весеннем дожде, в ливнях которого умывается пробужденный от зимнего сна царь-Солнце.
В другой сказке (“о правде и кривде”) упоминается гремячий ключ, наделенный чудесною силою восстанавливать потерянное зрение. “Гремячими” источниками называются те, которые, по народному поверью, произошли от удара молнии: в первоначальном значении это – дождевые потоки.
Немецкая сказка говорит о подобном же источнике: едва две капли воды, взятой из него, коснулись глазных впадин слепого, как он тотчас же прозрел.
То же целебное свойство приписывается славянскими и немецкими преданиями росе и слезам. «Как только упали две слезы в глазные впадины слепого – в этих ямках вновь заблистали ясные очи».(Сказ. Грим., I, стр. 78)
В духовном стихе “Сорок калик со каликою» находим следующий эпизод: когда Михайло-Потык Иванович был оклеветан в покраже княжеской чаши, то калики “ясны очушки у него повыко-пали” и бросили несчастного в раздольице-чисто поле. Михайло-Потык Иванович подполз к сыру дубу:
“Прилетела птица райская, Садилась на тот на сырой дуб, Пела она песни царские; “Кто в эту пору-времячко Помоется росою с этой шелковой травы, Тот здрав будет!”
Михаиле догадался, умылся росою, и в тот же миг зарастались его раны кровавые, стал он молодцем по-прежнему.
В хорутанской сказке указывают на целебную росу вилы (облачные девы): “i dosle su vile i spominjale su se, de bi ov clovek znal da bi zorjinum rosum (росою на зоре) oci namazal, mam bi pregledal».
Наши поселяне до сих пор на Юрьев и Иванов дни собирают росу, как спасительное средство от глазных болезней, и моют ею хворые очи при чтении заговора.
В Оренбургской и других губ. умывают больные глаза водою, взятою из святого колодца; в Калужской и смежных губ. страдающий глазами идёт к роднику, бросает в него копейку, как жертву водяному божеству, и почерпает в склянку воды, приговаривая: “как чиста эта вода, так были чисты и мои очи!».
Потом достает со дна источника горсть песку, с приговором: “как здорова эта земля, так были бы здравы и мои очи!” Песок этот прикладывают к больным глазам, а водою промывают их три раза в сутки.
Обычай лечить глаза ключевой водою засвидетельствован и в житии Константина Муромского. Старинный лечебник (Пам. отреч. лит., II, 425) советует: “аще у кого будет бельмо на глазе, (возьми) кобылье молоко с медом, помажи онеми бельмо, и сгонит с ока”. Кобылье молоко и мёд – метафоры дождя.
Не одни небесные светила, но и самая молния казалась древнему человеку – зрячею. Часто мелькающая зарница, которая то озарит небо мгновенным блеском, то спрячется за тёмными тучами, была сближаема с мигающим глазом, который то взглянет, то закроется веками: сравни мигалы – глаза, веки, и мигать – заступать свет, и говоря о молнии: сверкать; нем. blick и blitz (древняя форма обоих слов: blic = взгляд, блеск, молния).
Малорусы называют зарницу – моргавкою (от моргать) и, глядя на её отблеск, говорят: “моргни, моргни, моргавко!»
gif
Сказки чехов и словаков рассказывают о великане Быстрозорком (Bystrozraky или Zarooky), от всевидящих и острых взглядов которого воспламеняется огнём всё, что только может гореть, а крепчайшие скалы трескаются и рассыпаются в песок (подобно тому, как распадаются столбы от взоров Йотуна (Jötun — «обжора» — ЕДУН, ётун — ) в одной из песен Старой Эдды, и потому он вынужден носить на своих глазах повязку. У немцев великан этот известен под именем der Scharfaugige.
Наши русские сказки знают могучего старика с огромными бровями и необычайно длинными ресницами; брови и ресницы так густо у него заросли, что совсем затемнили зрение; чтобы он мог взглянуть на мир божий, для этого нужно несколько силачей, которые бы смогли поднять ему брови и ресницы железными вилами.
Этот чудный старик напоминает малороссийского Вия – мифическое существо, у которого веки опускаются до самой земли, но если поднять их вилами, то уже ничто не утаится от его взоров; слово Вии означает: ресницы. Народное предание о Вие знакомо всякому, кто только читал Гоголя; заметим, однако, что некоторые любопытные черты не вошли в его поэтический рассказ. В Подолии, например, представляют Вия, как страшного истребителя, который взглядом своим убивает людей и обращает в пепел города и деревни; к счастию, убийственный взгляд его закрывают густые брови и близко прильнувшие к глазам веки, и только в тех случаях, когда надо уничтожить вражеские рати или зажечь неприятельский город, поднимают ему веки вилами.
В таком грандиозном образе народная фантазия рисовала себе бога-громовника (Деда Перуна); из-под облачных бровей и ресниц мечет он молниеносные взоры и посылает смерть и пожары.
Зевсу стоит только кивнуть своими чёрными бровями, как весь Олимп (небо) потрясается; когда Тор гневается, он нахмуривает свои брови.
Человек с густыми, сросшимися бровями у южных славян называется волчьим глазом, точно так же, как облачному Зевсу давался эпитет ликейского (т. е. волчьего): оба прозвания возникли из древнейшего олицетворения тучи волком (см. гл. XIV). Иногда вместо длинных ресниц и бровей, закрывающих глаза громовника, служит ему повязка, т. е. облачный покров.
Тождественные представления, созданные фантазией для “ночи” и “грозы”, повели к слиянию этих различных явлений природы в области мифа.
gif
Как тёмное небо ночи блистает бесчисленными очами-звездами, так из мрака ночеподобных туч сверкают многоокие молнии; и те, и другие равно погасают, как скоро на просветленном небе появится торжествующее солнце.
В утреннем рассвете видели ту же самую борьбу света и тьмы, что и в весенней грозе, и вот почему стоглазый Аргус погиб от руки Гермеса, как гибнут демоны-тучи под ударами громовержца.
gif
С нашими преданиями о Вие и тех страшных черепах, из которых глядят пожигающие очи, родственно греческое сказание о голове Медузы: это была одна из трёх сестер Горгон (от санскр. garj – рыкать, выть, греметь); всякий, на кого падал её взор, делался жертвою смерти (= превращался в камень); Персей отсёк Медузе голову, и голова эта явилась потом на щите Афины, воинственной богини-громовницы. Горгоны жили на западе, у великого океана, в соседстве Ночи и Гесперид (т. е. во мраке дождевых туч), изображались крылатыми и с змеями вместо волос: крылья – символ бурных полётов, а змеи – извивающихся молний.
Под влиянием метафорического языка глаза человеческие должны были получить таинственное, сверхъестественное значение.
То, что прежде говорилось о небесных очах, впоследствии понятое буквально – перенесено человеком на самого себя.
Знойный блеск солнечного ока производит засуху, неурожаи и болезни; сверкающие взоры Перуна посылают смерть и пожары: та же страшная сила усвоена и человеческому зрению.
Отсюда родилась вера в призор или сглаз, общая всем индоевропейским народам; у немцев против глазных очарований (entsehen – сглазить) прибегали к предохранительному средству – носили при себе лапу слепого крота.
“Дурной”, “недобрый” глаз распространяет своё влияние на все, чего только коснется его взгляд: посмотрит ли на дерево – оно тотчас засыхает; глянет ли на свинью с поросятами – она наверно их съест; полюбуется ли на выведенных цыплят – и они суток в двое переколеют все до единого, и так далее. Недобрый глаз влечет за собою болезни, убытки и разного рода несчастия, и такое действие его не зависит даже от воли человека.
Недобрыми очами считаются: а) косые, b) выглядывающие из-за больших, нахмуренных бровей, с) чёрные — «бойся чёрного да карего глаза; чёрный глаз – опасный» и d) глаза, чрезмерно выкатившиеся или глубоко впавшие.
Косые глаза придают лицу неприятное выражение; старинному человеку они напоминали солнечный закат, умаление дневного света, близящееся торжество нечистой силы.
Потому слову прикос даётся значение “сглаза”, оприкосить – сглазить, оприкосливый – боящийся дурного глаза, порчи; коситься на кого – смотреть неприязненно; в заговорах просят защиты “от уроков и прикосов”.
Способностью зрения, по понятиям язычников, наделяли человека всевидящего боги света и добра; с недостатком зрения — косоглазием соединялась мысль о нравственном несовершенстве, лукавстве и злобе. Оттого косой употребляется в смысле дьявола: “косой те возьми!” Идти в прикос – поступать нечестно, лукавить; на косых быть – не ладить; сравни: кривой (с одним глазом) и кривда, кривость – неправда, зло, обида; стемнеть – ослепнуть и потёма – скрытный, лукавый человек; обморочить – обманывать, обомарот – обманщик, омморок – бранное слово; малор. завязать свет ( = очи) – сделать кого несчастным.
Между другими зловещими приметами издревле признавалась и встреча с слепцом. Еще теперь слепота нередко принимается за верный признак связей с нечистою силою: от слепого знахаря ограждаются заклятиями; о нечуй-траве рассказывают, что её могут находить только слепые от рождения – в глухую полночь под Васильев вечер, когда нечистые духи, гуляя по рекам и озерам, разбрасывают эту волшебную траву. Литовцы называют чёрта akiatis – слепой.
По сказанию Эдды, чистый и всеми обожаемый Бальдер (др.-сканд. Baldr или Baldur) — бог мира, весны и света, сын главного бога Одина и его жены Фригг, погиб от слепого Гёдра (Hodr), т. е. зимние туманы (= тьма, слепота) похитили блеск солнца.
Нахмуренные брови, как метафора потемняющих небо облаков, и глаза, светящиеся из-за этих бровей – из глубоких впадин, или глаза чёрные, навыкате, яркий блеск которых особенно живо напоминал молнию, припомним выражения: “сверкающий взор”, “молниеносный взгляд”, “метать стрелы из глаз”, должны были получить тот же демонический характер, какой обыкновенно соединялся с тучами.
У колдунов и ведьм, заправляющих грозами и бурями, по народному поверью – “недобрый” глаз. Немецкие саги человеку с густыми, сросшимися бровями приписывают необычайное могущество: по своей воле он может высылать из себя духа (эльфа = молния, см. гл. XXIV), который вылетает из бровей в виде бабочки и причиняет смерть сонному врагу; по сербскому преданию, в виде бабочки вылетает злой дух из ведьмы.
gif
У поляков рассказывается следующая любопытная повесть: жил-был пан, и были у него недобрые очи. Беда тому, на кого он посмотрит – непременно заболеет и даже умрёт; от его взглядов засыхали деревья и на воде поднималась буря. Все люди бежали от него. Пан остался один; с отчаянья он вырвал свои очи и зарыл их в землю. Когда впоследствии слуга откопал зарытые очи, они горели, как две свечи в ночном мраке, и едва свет их коснулся его лица – слуга вздрогнул и упал бездыханный.
Недобрые глаза считаются завистливыми, потому что зависть невольно обнаруживается во взорах, пристально обращенных на предмет желания; почему зариться означает: сильно желать, завидовать, зазорный – завидливый; глаза разгорелись — жадно смотрят; “у него чёрный глаз” = он полон зависти.
И сон, и смерть равно смежают очи, равно лишают их дневного света. Признанные в мифических представлениях как родные братья. Сон и Смерть дали обильный материал для сравнения естественных явлений природы с спящим и умирающим человеком.
Мы уже указали, что в закате солнца предки наши усматривали его сон, а в восходе – пробуждение; но рядом с тем существовало и другое воззрение, будто солнце, нарождаясь ежедневно, восходит поутру прекрасным младенцем, мужает в полдень и к вечеру умирает дряхлым стариком (см. ниже стр. 92).
Очевидная для всех аналогия небесного света с светом обыкновенного огня повела ко многим весьма знаменательным мифическим сближениям, которые главным образом и придали стихии земного огня священный характер.
Солнце, луна, звезды, зоря и молнии противодействуют тьме под небесным сводом – точно так же, как горящая лампада или свеча под домашнею кровлею.
Язык роднит и отождествляет эти понятия: свет, светило, светок – утренний рассвет, и светло – огонь (“вздуй светло!”), свеча, светец – ночник, рассветать – зажечь лучину, светка – пламя зажженной лучины или сухих пней; луч и лучина; всполох (сполоха, сполохи) – северное сияние, и сполохи – зарница, от старинного полох = поломя (пламя).
Заходит ли солнце, закрывают ли его тучи, заслоняет ли что огонь – всё это обозначается одинаково: темень – тучи, темниться – смеркаться, темнить – загораживать свечу.
В санскрите солнце называется “всемирное, или воздушное пламя”, а огонь – “солнце домов» сербское ватра – огонь родственно с нашим ведро – ясная погода, светлое небо, а солнце обзывают сербы огненным: “сунце огн евито».
Вот основание, почему и солнце, и луна, и звезды в отдаленные времена язычества рассматривались, как небесные светильники, налитые горючим веществом и возжигаемые для освещения вселенной.
Греки, даже в позднейшую эпоху процветания наук, считали солнце и луну – телами, наполненными огненною материей, которая истекает из них через круглые отверстия; когда отверстия эти закрываются, тогда наступает солнечное или лунное затмение; к вечеру солнце погашается – и наступает ночь, поутру оно зажигается снова – и рождается день. О месяце и звездах говорили наоборот, что они возжигаются вечером и гасятся утром.
Между нашими поселянами существует поверье, в котором нельзя не признать отголоска глубокой древности, что каждое светило имеет своего ангела: один ангел носит по небу солнце, другие луну и звезды; вечером всякий ангел зажигает свою звезду, как лампаду, а перед рассветом тушит её. Звезды простой народ называет божьими огоньками; согласно с этим Виргилий даёт им эпитет огненных, а Эдда утверждает, что они образовались из искр (feuerfunken), которые в начале мира излетели из Muspelheim’a, страны, противоположной царству туманов и облаков Таким образом Эдда сближает ночные звезды с блеском молний, рассыпаемых тёмными тучами.
В русском языке до сих пор удерживаются выражения: “звезды зажглися, звезды погасли или потухли на небе”.
О месяце народная загадка говорит: “за морем (или: на небе) огонь добро-ясно горит», а поэты продолжают называть луну “ночною лампадою”.
В одной песне тоскующая девица умоляет Бога засветить на небесах восковую свечу, чтобы её милый мог переправиться через Дунай-реку.
Старинное поучение уверяет, что солнце, луна и звезды сотворены Богом “из невещественного, рекше: негасимого огня».
“Что без огня горит? – спрашивает народная загадка и отвечает: солнце; а сказки повествуют, как ходил добрый молодец к Солнцевой матери за разрешением заданных ему вопросов и как вынужден был спрятаться в её теремах под золотое корыто, чтоб не сожгло его солнце, воротившееся из дневного странствования.
Сербские загадки изображают солнце мировым светильником: “jедна чаша масла свему свjету доста” или “jедна груда воска циjелому свиjету доста»; в раскольничьих книгах находим такое определение: “лицо божие – свеча горит перед образом”, а по свидетельству стиха о голубиной книге: “солнце красное от лица божьего», и на Украина думают, что Бог “свитлость свою огнем доточив«.
В Беовульфе солнце названо всемирною свечою – woruld-candel. Финны принимают это светило – за золотое кольцо, в котором заключена огненная материя. Эстонцы рассказывают, что прадед богов, создавший вселенную, поручил своей дочери (Вечерней Зоре) принимать по вечерам солнце и хранить его огонь в продолжение ночи, а сыну (Утру, утренней зоре) при наступлении дня снова возжигать светильник солнца и отпускать его в обычный (дневной) путь. Литовцы возжжение восходящего солнца приписывают утренней звезде Auszrine, как видно из слов песни: “милое солнышко, божья дочка! кто тебе утром раскладывает огонь, а вечером стелет ложе? – Денница раскладывает огонь, Вечерница (Wakarine) стелет ложе”.
В другой песне девица ищет свою пропавшую овечку: пошла спрашивать к Деннице – Денница сказала: я должна поутру разводить солнцу огонь; пошла к Вечерней Звезде – а та отвечала: я должна готовить вечером постель солнцу.
Словацкие сказки сообщают любопытное предание о странствовании гонимой мачехою падчерицы на вершину горы (= небо), на которой пылает огонь, а вокруг него сидят двенадцать Месяцев; каждый из них в своё определенное время в году занимает первое место, держа в руках правительственный жезл, и смотря по тому, какой Месяц властвует – весенний, летний, осенний или зимний – пламя горит то ярче, то бледнее, и вместе с тем то животворнее, то слабее влияет на производительность земли.
Костры, возжигаемые при солнечных поворотах, служили эмблемою небесного огня Дажьбога.
Молнии также уподоблялись горящим светочам. Народная загадка изображает “грозу” в такой поэтической картине: “гроб плывет, мертвец поёт, ладон пышет и свечи горят”; гроб – туча, песнь – гром, свечи – молнии. Блеск молний, по финском поверью, происходит от того, что Укко высекает огонь; как удар стали (кресала) рождает из кремня искру, так бог-громовник высекает огонь (крес) из скалы-тучи. Финны приписывают этому богу власть над огнём и наделяют его огненною рубашкою ( = грозовое облако) и такими же стрелами, мечом и луком. То же огненное оружие дают славяне своему Перуну.
Понятие теплоты, соединяемое равно и с светилами и с огнём, обозначается в языке родственными словами: теплеть – теплая погода, тепло (тяпло, типлышко) – горячий уголь, огонь: “вздуй тепло!” тепленка – огонь, разведенный в овине; теплить – протапливать овин; теплина – теплое время и огонь, зажженная лучина; степлиться – о воде: согреться от лучей солнца, и об огне: гореть; о звездах говорят, что они теплятся = светят. Слово печёт – в Архангельской губернии употребляется вместо светит.
С светом и теплотою первобытные народы связывали идею жизни, а с отсутствием того и другого – идею смерти. При вечернем закате, при наплыве туч и во время затмений солнце казалось потухающим; а когда огонь гаснет – это и есть для него смерть.
В словаре гасить означает: истребить, уничтожить.
Ночь, санскр. nakta от корня nас – perire, interire, т. е. время, когда день умирает; нем. untergehen значит: заходить, садиться солнцу, и погибать. Отсюда возникло: во-первых, уподобление жизни – возжженному светильнику, а смерти – потухшему (смотри главу XXIV), и во-вторых, уподобление восходящего, утреннего солнца – новорожденному ребёнку, а заходящего, вечернего – умирающему старцу.
gif
В Ведах встающее поутру Солнце (Arusha) представляется прекрасным младенцем, а Утренняя Зоря – богинею, которая каждый день снова нарождается; у греков Заря называлась Протогенея – перворожденная, и Солнце рассматривалось, как сын, рождаемый Небом и Зарею (или Ночью). Сербская песня заставляет молодца будить на рассвете свою любу: “устан’, срдце, родило сесунце!»
Герой чешской сказки, посланный к Деду-Всеведу за тремя золотыми волосами, приходит в золотой дворец. Там встретила его вещая старуха (судица) и сказала: Ded – Vseved je muoj syn – jasne Slynce: rano je pacholatkem, v poledne muzem a vecer starym dedem”. Вечером прилетело в светлицу западным окном Солнце – stary dedecek se zlaton hiavou; после ужина склонило оно голову на колена к матери и заснуло. “К ranu strhl se zas venku vitr a ra kline sve stare maticky probudilo se, misto star cka, krasne zlatovlase dite bozi Slunecko, dalo matce s Bohem a vychodnim (восточным) oknem vyietelo ven».
В сказках словацкой и венгерской добрый молодец отправляется к Солнцу и спрашивает: зачем оно к полдню подымается все выше да выше и греет сильнее и сильнее, а к вечеру спускается все ниже да ниже и греет слабей и слабее? “Эх, милый! – отвечало Солнце, – спроси у твоего господина, отчего он со дня рождения всё более и более вырастал в теле и в силах и отчего в старости ослабел и пригнулся к земле? То же самое и со мной: моя мать каждое утро рождает меня прекрасным младенцем и каждый вечер хоронит хилым стариком».
Русская загадка говорит о “дне”: “к вечеру умирает, к утру оживает». Чешск, “ze mne since zapada” – уже близится моя смерть.
Дневное движение солнца играло весьма важную роль в древнейших верованиях, отголосок которых замечаем в доселе уцелевшем пристрастии раскольников к церковным выходам посолонь с Евангельем и дарами и в некоторых народных обычаях и приметах.
На свадьбах жених и невеста, их родичи и гости выходят из-за стола “по солнцу»; купленную скотину покупщик трижды обводит около столба “по солнцу”, чтобы она пришла к нему на счастье; гадая о чем-нибудь, подымают на пальцах ржаной хлеб и смотрят: в какую сторону станет он вертеться? если “по солнцу” – задуманное сбудется, и нет – если “против солнца».
Солнечным движением определились страны света: а) восток (области, веток, сток) от глагола теку – иногда заменяется словами всход и солновосход, из которых последнее означает также “утро». Это сторона, где рождается солнце, откуда несёт оно дневной свет и жизнь миру, и потому сторона – счастливая, благодатная.
Сербы говорят: “солнце на восход, а Бог на помощь!”
Пословица: “взойдет солнце и к нам на двор” у всех славян употребляется в смысле: будет и нам счастье!
На восток обращались и продолжают обращаться с молитвами и заклятиями; заговоры большею частию и начинаются этою формулою: “на заре было на утренней, на востоке красна солнышка”. На восток строятся храмы; в старину покойников полагали лицом к востоку – в ожидании великого утра всеобщего воскресения мёртвых, знамением которого служил ежедневный восход (= пробуждение) накануне почившего солнца.
“Зашедшю солнцю, говорит памятник XII века, не достоит мертвеца хоронити, но тако погре(б)сти, яко еще высоко: то бо последнее видить солнце до общего воскресения». (“Впрашэние Кюриково”), В волошских же деревнях не хоронят никого до полудня, потому что родные желают направить душу усопшего в загробный мир вместе с отходящим на покой солнцем.
С востоком соединялось представление рая, блаженного царства вечной весны, неиссякаемого света и радостей. Наоборот, b) запад (от глагола: западать) называют заход и солносяд и связывают с ним идею смерти и ада, печального царства вечной тьмы.
Где умирало солнце, туда – казалось древнему человеку – удалились и все усопшие предки, там ожидает судьба и его по смерти.
В поучительном слове Кирилла Туровского читаем: “и потом сведет ю (душу умершего) в пропасть, идеже затворены суть душа(и) грешных от века, показаеть ей места, идеже им мучитися, понеже мука далече мира есть на западе».
По сказанию Иосифа Волоцкого о ереси жидовствующих, новгородский архиепископ Геннадий приказал посадить уличённых еретиков на коней – лицом к лошадиным хвостам, “яко да зрят на запад в уготованный им огнь».
В послании другого новгородского архиепископа – Василия сказано, что рай был насажден на востоке, “а муки и ныне суть на западе».
Любопытна народная примета: когда корова принесёт телёнка, то прежде всего обращают внимание, как он лежит: если голова его обращена к востоку – телёнок вырастет, а если на запад – то непременно падёт;
с) Юг крестьяне называют солнопёк (солнопечный – знойный, солнопека и пекунство – место, открытое для солнечных лучей) и полдень: это сторона, где полуденное солнце блестит наиболее ярким светом и откуда веют тёплые весенние ветры.
Паисиевский сборник (в “слове св. Григория”), указывая на требы, совершаемые огню, как эмблеме солнца: “огнь творит спорыню, сушит и зреет” нивы, прибавляет: “того ради окаяннии полуден чтут и кланяються на полд(е)нь обратившеся».
d) Север же – сторона холодных ветров, зимней вьюги и ночного мрака; на областном языке она называется полночь и сивер; сравни с словами: сиверко – холодно, сивер и сиверик – холодный, резкий ветер, сиверка – ветреная, сырая погода.
Полуночник – северо-восток, обедник (полдень-время обеда) – юго-восток. Как восток противополагается западу, так юг – северу; подобно западу, север в народных преданиях представляется жилищем злых духов; по поверью, не должно ставить ворот на полночь, не то нечистая сила выживет из дому.
С рассветом дня соединяется всё благое, всё предвещающее жизнь, урожай, прибыток, а с закатом солнца, с ночью – все недоброе: смерть, бесплодие, убыток, несчастие.
Отсюда объясняется и поговорка, так часто повторяемая в наших сказках: утро вечера мудренее, т. е. при солнечном восходе всякое дело, всякий подвиг совершаются удачнее.
“Ночь меркнет, заря-свет запала, мгла поля покрыла”, говорит автор Слова о полку, желая в этой картине солнечного заката, в этом торжестве тьмы над светом – указать на грядущее торжество враждебных ратей над русскими воинами.
Наоборот, “Слово о вел. князе Димитрии Ивановиче” пользуется эпическим выражением: “солнце ему на восток(е) сияет и путь поведает” – в смысле: все ему сулит успех, победу.
Народные приметы дают обильные свидетельства: солнышко закатилось – не бросай на улицу сора, пробросаешься = разоришься; не починай тогда и новой ковриги, а то хлеб будет не спор, да, пожалуй, и все хозяйство расстроится. Если уже необходимо приняться за ужином за целый хлеб, то первую отрезанную горбушку не едят, а после трапезы приставляют её к початой ковриге, чтоб она казалась нетронутою.
Отдавать деньги к ночи – не хорошо, не будут водиться; по захождении солнца крестьяне, из боязни обеднеть, не сводят счетов, не ссужают в долг и не дают из дому никакой вещи.
В одной из старинных рукописей Кирилло-Белозерского монастыря об этом замечено: “по заходу солнца не дают ничтоже от дому своего – ни огнь, ни ссуд некаков или требование нечто».
Не гляди в окно до утренней зори – грешно;
не оставляй на ночь на столе нож – лукавый зарежет.
Если жеребенок (сосун) резвится на пастбище вечером, при закате солнца, то его непременно в течение года съест волк; а если играет он поутру, при восходе солнца, то будет хорошо расти и уцелеет от хищного зверя.
Когда мать купает ребёнка на ночь, то не должна выливать воды до утреннего рассвета; несоблюдение этого правила может повредить ребенку.
На ночь следует покрывать кадку с водою и кринки с яствами, чтобы не нагадил в них нечистый.
Эдда не советует вступать в битву по захождении солнца. По глубоко вкорененному убеждению язычников, война была судом Божиим, а дневное светило являлось свидетелем людской правды. Оно должно было взирать с высоты на состязание враждующих племён и склонять весы правосудия на сторону правого.
У древних народов как скоро заходило солнце – суд закрывался (так предписано законами XII таблиц), и вообще всякая юридическая сделка, заключенная в ночное время, была недействительна; заимодавец мог требовать уплаты долга только днём, пока не село солнце; судебные поединки должны были заканчиваться с наступлением сумерок.
По солнечному движению человек определил и своё собственное отношение к окружающему миру, что очевидно из совпадения понятий левого с северным и правого с южным; в санскрите: dakshina (греч. δεξιός, λат. dexter, наше десный и десница) значит: и правый, и южный, а слово север (лат. saevis или saevus – свирепый, лютый, литов. szaure – северный) лингвисты сближают с санскр. savya (зенд. havya, haoya, слав. шуйца) – левый, так как древний человек обращался всегда для молитвы к востоку и, следовательно, с правой руки имел полуденный юг, а с левой – полночный север.
Указанная противоположность юга и севера сочеталась в народных поверьях и с сторонами правой и левой.
По убеждению простолюдина, с правой руки человека стоит добрый ангел, а с левой – злой; не плюй направо, чтобы не отогнать от себя ангела-хранителя; плюнешь налево – попадешь в черта, и потому советуют, вставая поутру с постели, плевать в левую сторону и растирать слюну ногою: этим средством прогонишь нечистого, и в тот день он уже не будет записывать за тобою грехи.
Спать на правом боку почитают за грех, ибо можно задавить ангела-хранителя (Полтав. губ.).
Вставать с постели должно правою ногою, встанешь левою – весь день будешь не в духе: брюзглив и невесел;
обуваясь и снимая обувь, следует начинать с правой ноги;
кто, входя в дом, ступит наперед правою ногою, того ждёт хороший приём;
при древних гаданиях славяне наблюдали, какою ногою переступит священный конь через положенные жерди – правой или левой, и в первом случае ожидали успеха, в последнем – неудачи;
кто упадет на правый бок – тому не будет помехи в делах, а кто на левый – того ждет беда.
Нечистые (лешие, водяные) носят шубы, запахивая левой полою поверх правой; православный же люд должен правою полу закидывать на левую.
Литвин, при посеве огородов, боится пересыпать семена из правой руки в левую, чтобы не повредить будущим всходам.
Увидать народившуюся луну с правой стороны – знак, что получишь неожиданную прибыль или в продолжение целого месяца будешь счастлив во всех предприятиях; а кто усмотрит её слева, тот испытает неудачи.
Крик и полёт вещей птицы с правой руки принимался у славян, немцев, греков и у других народов за счастливую примету, и наоборот, если предвещание шло с левой стороны.
Чешется правый глаз – на милого смотреть, левый – к плачу;
чешется правая ладонь – получать деньги (прибыль), левая – отдавать (убыток);
правое ухо горит – слышать добрые вести или похвалу, левое – слышать худые вести и брань;
в правом ухе звенит – вспоминают друзья, в левом – корят недруги, и так далее.
Под влиянием этих воззрений слово правый получило значение всего нравственно хорошего, справедливого, могучего (право, правда, правило, правило, управа; то же соотношение понятий запечатлено и в языках немецком и французском: recht, die rechte hand, richtig. droit и droite).
Поэтические представления о рождении и смерти солнца были прилагаемы и к судьбам его в течение года.
Потеря солнцем плодотворной теплоты и помрачение его блеска в осенние и зимние месяцы послужили основою мифа, что светило это с окончанием летнего времени утрачивает свои силы и погибает (= гаснет).
С поворотом на зиму (в июне) оно видимо стареет и начинает уступать демонам тьмы: дни сокращаются, ночи увеличиваются; одряхлевшее, оно умирает.
Но при следующем повороте — в декабре вместо старого солнца нарождается новое: sol novus, как называли его римляне. С его рождением (nativitas solisinvicti) дни начинали прибывать, ночи умаляться.
Это радостное событие встречали особенным празднеством, которое в эпоху христианскую было приурочено ко времени Рождества Христова и доныне известно между поселянами под именем Коляды. Повторяя слова старинной обрядовой песни, народ бессознательно продолжает воспевать новорожденное солнце: Уродилась Коляда Накануне Рождества.
Рядом с указанным представлением о возрождении солнца было другое, совершенно аналогичное с первым, что при повороте на лето солнце воскресает к новой жизни.
Как слово погаснуть метафорически означает: умереть, так выражение “возжечь пламя” должно было получить значение: ожить, восстать от смерти, что и подтверждается на самом деле; ибо воскресать (вскрешати, крьснти, кресити) происходит от крес – пламя, огонь.
В одном рукописном прологе слова крес и кресины употреблены именно в значении небесного света, возжжённого при повороте солнца на лето: “в дьни слньчного креса, егда ся наплньшим годинам сльньце взвратить кресины, да ношть мьняеть (уменьшается), а дьни да прибываеть».
Вновь народившееся или воскресшее светило постепенно крепнет в своих силах; божественный младенец растет и мужает и при начале весны является прекрасным и могучим юношею.
С весенним солнцем нераздельно понятие молодости; народные сказания изображают его в грозовой обстановке: оно купается в живой воде дождевых потоков, очищается в блеске молний и, просветленное, несёт миру дары плодородия.
Когда солнце закрывается белыми = летними облаками, оно, по народному выражению, замолодело.
В грозе видели его благодатное обновление: погашаемый демонами мрака (= тучами), светильник солнца снова возжигается молниеносным Перуном, разгоняющим враждебные рати нечистых духов. Финский эпос заставляет громовника Укко зажигать в облаках искры (молнии), чтобы осветить чрез то вселенную новым солнцем и новым месяцем.
Не менее любопытны те мифические представления, какие соединяла фантазия с обычными изменениями луны.
В первой четверти месяц называется новым (новей, пол. now, чешск, nowy, англос. niwe mona, сканд. nymani, др.-нем. niumani, греч. νεόμήν, лат. novilunium), молодым (молодик, на молоду – в новолуние, серб. младина, илл. miadi miesez), народившимся (“новый месяц народился”); в следующие затем дни – подполнь; потом наступает полнолуние (серб. луна, слов. рота, пол. pelnia, илл. pun miesez, литов. pilnatis, санскр. purnamasi, греч. πληροδελήνον, лат. plenilunium, англос. fullmona, др.-нем. fbller mano), за ним перекрой – первые дни после полнолуния (“на перекрое”) и старый или ветхий месяц (“на ветху”, luna senescens).
gif
Итак, по древнейшему воззрению, закрепленному в языке, луна рождается, вырастает (= полнеет), бывает молодою, стареет и умирает и затем возрождается снова.
Народная загадка так живописует это светило: “когда я молод был – светло светил, под старость стал – меркнуть стал».
Следя за постепенно умаляющимся ликом полной луны, древний человек объяснял себе это явление или губительным влиянием старости, или действием враждебной силы, которая наносила месяцу ущерб и как бы урезывала его острым ножом: перекрой от кроить – резать, откуда и край, краюха, крома.
gif
Народная загадка уподобляет неполный месяц краюшке хлеба: “постелю рогожку (небесный покров), посыплю горошку (звезды), положу окрайчик хлеба (месяц)” или: “взгляну в окошко, раскину рогожку, посею горошку, положу хлеба краюшку»; “у нас над двором краюха висит».
Продолжение следует...
Алекса́ндр Никола́евич Афана́сьев (11 [23] июля 1826 — 23 сентября [5 октября] 1871) — русский собиратель фольклора, исследователь духовной культуры славянских народов, историк и литературовед. Надворный советник (1859).
РУСЬ. Идущие со светом по свету.
Афанасьев А.
Н. ПОЭТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ СЛАВЯН НА ПРИРОДУ: Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов.
СТИХИЯ СВЕТА в её поэтических представлениях.
1 часть
Солнечный свет даёт возможность видеть и различать предметы окружающего нас мира, их формы и краски; а темнота уничтожает эту возможность. Подобно тому зрение позволяет человеку осматривать и распознавать внешнюю природу, а слепота погружает его в вечный мрак; без глаз так же нельзя видеть, как и без света.
От того стихия света и глаза, как орудие зрения, в древнейшем языке обозначались тождественными названиями:
а) зреть, взор, зоркий, зорить – присматриваться, наблюдать, прицеливаться, зорька – прицел на ружье,
обзариться – промахнуться из ружья,
зырить – зорко смотреть,
зирять – оглядываться,
зирк – глядь, зирок = зрачок,
зорный – имеющий хорошее зрение,
и зо(а)ря, зирка (малор.) – звезда,
зирка с метлою – комета,
зо(а)рница (зирныця, зарянка) – утренняя или вечерняя звезда, планета Венера;
зарница – отдаленная молния = малор. блискавиця, которой приписывают влияние на созревание нив и которую потому называют хлебозоркою,
глагол “зреть, со-зревать” указывает на мысль, что поспевающие хлеба, окрашиваясь в жёлтый, золотистый цвет, чрез то самое уподобляются солнечному блеску;
зрелый – собственно: светлый, блестящий;
зорить – о молнии: сверкать и помогать вызреванию нив;
зорить – прочищать, прояснять, например, “зорить масло” – дать ему отстояться, очиститься
зазорить – зажечь, засветить свечу,
зарный (свето-зарный) – горячий, страстный,
зарево – отражение пламени,
зорко (вятск.) – ясно;
дозор – присмотр и дозоры (перм.) – зарница.
Слово зрак, означающее у нас глаз, у сербов значит: солнечный луч, подобно тому как у немцев stern – и звезда и зрачок глаза.
В Краледворской рукописи: zira (светить) «jasne slunecko”;
литов. zereti – блестеть, сиять,
в) Видеть и серб. виддело – свет;
с) малор. бачыть – смотреть и санскрит: bhas – блистать и видеть;
d) малор. глагол дивитьця – смотреть и его корень из санскрита: div – светить, divan – день.
На эту древнейшую связь понятий света и зрения в слове “дивитьця” указывает народная загадка о месяце, в которой почти каждое слово есть метафора:
“лысый вил криз забор дывитця (вариант: загляда)«, т. е. месяц, в виде быка, смотрит или проще – светит сквозь забор,
е) В народном поверье слово глядеть употребляется в значении “светить”: если, замечают крестьяне, новый месяц обглядится до трёх дней, то во все время до следующего нарождения этого светила будет стоять ясная погода; а если на новый месяц польёт дождь и тучи помешают ему оглядеться, то в продолжение четырёх недель погода будет дождливая.
В заговорах находим такое обращение к звезде: “ты заглянь, звезда ясная, на двор к рабу божьему»,
f) Бельмы – глаза, от слова белый = светлый; зеница (ока = зрачок), зенки, зеньки – глаза и зенка – стекло от глагола зе(и)ять – блестеть: здесь глаз сближается со стеклом на том же основании, на каком ясное небо названо было “стеклянною горою”,
g) Луна, луниться – светать, белеть и лунить – хлопать глазами. Постоянный эпитет, сопровождающий очи – ясные, светлые; малорусы говорят: “свитить очима«, а в литературной и разговорной речи обыкновенны выражения: сверкать глазами, посыпались искры из очей, и т. п.
Из такого сродства понятий света и зрения, во-первых, возникло мифическое представление светил небесных – очами, а во-вторых, родилось верование в чудесное происхождение и таинственную силу глаз.
Представление светил очами равно принадлежит народам и Старого и Нового Света. Во многих языках Восточного архипелага названия, даваемые солнцу, означают: око дня.
Скандинавские поэты солнце, луну и звезды называют глазами неба, и наоборот: глаза человека уподобляют солнцу и луне, а лоб (чело) его – небесному своду, что встречается и в наших старинных рукописях: “яко на небеси светила солнце и луна, гром, ветр, сице и в человеке во главе очи, и глас, и дыхание, и мгновение ока, яко молния».
Выше мы привели болгарскую загадку, которая о солнце и месяце выражается, как о глазах дня и ночи. Это уподобление должно было занять подобающее ему место в антропоморфических олицетворениях неба и его явлений.
В Ведах солнце называется глазом Варуны (= неба), самое божество дневного света (Savitar) именуется златоглазым, а в некоторых гимнах солнце и луна представляются двумя очами неба.
Верховный бог германцев Один (Вотан) называется одноглазым: в человеческом образе его олицетворено дышащее бурями грозовое небо, с высоты которого солнце, словно громадное всемирное око, озирает землю.
Подобно тому у персов оно представлялось глазом Ормузда, у египтян – Демиурга, у греков Зевса.
Греческий миф знает ещё Зевса трёхглазого: два глаза составляют естественную принадлежность человеческого олицетворения, а третий во лбу есть солнце.
Эпитет “всевидящего” придавали солнцу ещё индусы, и эта характеристическая черта постоянно соединяется с ним в народных сказаниях, на которые укажем несколько ниже.
Религиозное чувство древнего человека по преимуществу обращалось к весеннему небу, которое являлось его воображению во всем божественном могуществе: одетое грозовыми тучами, оно вещало в громах, разило в молниях, изливало семена плодородия в дожде и, взирая с высоты на дольний мир ясным солнцем, пробуждало природу к новой жизни. Яркие лучи весеннего солнца возвращались миру вместе с дождями и молниями, и вместе с ними похищались на зиму злыми демонами; от того и в народных поэтических сказаниях мифы солнечные и грозовые взаимно переплетаются и спутываются.
Таково греческое сказание об исполинских одноглазых циклопах; в образе великанов арийские народы представляли тёмные тучи, громоздящиеся по небесному своду; так как громовые удары уподоблялись стуку кузнечных молотов, а молнии – стрелам, то о циклопах рассказывается, что они куют Зевсу молниеносные стрелы.
В этой грозовой обстановке солнце представляется как глаз во лбу великана; самое имя циклопов указывает на круглый диск солнца – ήλιου χυχλος — «солнечный бык».
Собственно древнейшее представление должно было всем циклопам вместе дать один глаз, как едино на небе солнце, и воспоминание об этом сохранила норвежская сказка.
Давно когда-то, повествует сказка, заплутались двое детей в лесу, развели огонь и сели греться. Вдруг послышался страшный треск и затем показались три великана, вышиной с дерево; у всех трёх был один глаз, и они пользовались им по очереди: у каждого великана было во лбу отверстие, куда и вставлялся общий всем глаз. Ловкие дети успели одного из великанов ранить в ногу, а других напугать, так что тот, который держал глаз во лбу, уронил его наземь; мальчик тотчас же подхватил его. Глаз был так велик, что не уложить и в котёл, и так прозрачен, что мальчик видел сквозь него все, будто в светлый день, хотя и была тёмная ночь.
В другой норвежской сказке [I, 24] говорится о старой одноокой бабе, у которой сказочный герой дважды похищает глаз и заставляет выкупать его за дорогие диковинки. Смысл приведенного предания тот, что малютки-молнии, поражая великанов-тучи, освобождают из их власти солнце; подвиг совершается ночью, т. е. в то время, когда дневной свет затемнён облаками.
Предание это совпадает с греческим сказанием о трех сестрах – старухах Грайях (γραιαι), названных так по их седым (т. е. дымчатым, облачным) волосам; они имели только один глаз = солнце и один зуб = молнию и также пользовались ими поочередно; Персей отнял у них то и другое и возвратил не прежде, как выпытав от них сведения, необходимые для дальнейших его подвигов.
Необходимо, однако, заметить, что поэтическая фантазия первобытных народов относилась к явлениям природы с несравненно большею свободою, нежели какую вправе себе дозволить современный поэт. Если с одной стороны она отождествляла совершенно отдельные явления, по сходству некоторых их признаков, зато с другой – единое явление дробила на разные образы, по различию производимых им впечатлений.
Как в периодических фазах луны древний человек усматривал погибель старого месяца и нарождение нового, так в закате солнца видел его смерть, а при утреннем восходе приветствовал рождение нового бога; в естественной смене годовых времён представлялась ему смена одного солнца другим: зимнее солнце уступало весеннему, весеннее – летнему, майское – июньскому, и так. далее.
Итак, дневное, озаренное солнцем небо олицетворялось в образе божества, во лбу которого горит единственный глаз; напротив,
По древнегерманскому сказанию, когда светлые асы убили великана Thiassi, Один взял его глаза и забросил на небо, откуда кажутся они двумя звездами; если допустить догадку Я. Гримма, то эти глаза сияют в созвездии Близнецов.
Но ещё чаще звезды принимались за очи небесных карликов, в образе которых древний миф воплотил обитающие в облаках молнии. Так как ночной мрак сравнивался с тёмными тучами, а звезды – с блестящими в них молниями, то отсюда понятен переход к представлению звёзд очами карликов.
В средние века место этих последних заступили ангелы; в ночные часы они кротко взирают на землю из своих небесных чертогов и охраняют мирный сон человека; в Германии запрещают детям указывать пальцем на звезды, чтобы не уколоть очей своему ангелу-хранителю. Из глаз убитого мальчика мифический кузнец Volundr выковал драгоценные камни, что стоит в связи с уподоблением звёзд самоцветным каменьям, рассыпанным по небесному своду; разгоняя облака и туманы, бог-громовник как бы куёт эти богатые украшения и прикрепляет их своим молотом к высокому небу. Селене (луне) греки давали эпитет светлоокой = γλαυωωπις.
Стих о голубиной книге поведает, что зори утренняя и вечерняя, светел месяц и частые звезды зачались от очей божиих, или по другому варианту – что свет у нас светится от господних очей; с этим согласно любопытное краинское сказание: “Iz pocetka ne biase nista nego Bog, i Bog spavase i snivase. Vieke yjekova mu taj san trajase. Nu sudjeno bi, da se probude. Prenuv se iza sna ozirase se i svaki pogled mu sepromieni u zviezdu».
Перевод: Изначала не было ничего, кроме Бога, и Бог покоился и спал. Века веков продолжался тот сон. Но суждено было ему пробудиться. Очнувшись от сна, он стал озираться, и всякий взгляд его превращался в звезду.
По индийскому преданию, солнце создано из глаз Брамы. Утренняя заря предшествует восходящему солнцу, точно так, как вечерняя провожает его при закате; она есть только отблеск от сияния его божественного ока. Потому сербы “восход солнца” называют прозором божиим; в народной песне поётся, что Бог заповедал трём ангелам сойти на землю.
од божиjег` прозора,
од сунчевог` истока
Слово прозор (болг. прозорец, прозорче) имеет один корень с словами зоря, заря, зрак, про-зреть и означает: окно.
В нашем языке окно (уменьш. окошко, оконце), как отверстие, пропускающее свет в избу, лингвистически тождественно с словом око, от санскрита: aksha совмещает обозначение; следовательно, окно есть глаз избы. В числе других имён, присвоенных солнцу в санскрите, оно называется также “окном небесных пиров”.
“Для празднования Семика выбирают лучший дом в селе, ставни окон (которого) выкрашены зелёною краскою, и по широте ставней намалевано чёрною краскою подобие лица: это изображение солнца… Замысловатая русская символика, в этом изображении видит отношение окна к солнечному свету, входящему в дом через окно”. (Сахаров., II, 107).
Малорусская загадка обозначает окно, дверь и печь в следующих выражениях: «одно просить: свитай, Боже! друге просить: смеркай, Боже! трете мовить: мени все одно, як в день, так в ночи!”
Болгарская загадка о ночном времени выражается: “у Господа един прозорец, а чрез него той не гледа; а русская загадка о восходящем солнце: “красная девушка в окошко глядит”.
По словам чешской сказки, Солнце к вечеру ворочается домой западным окном, а поутру выходит странствовать по свету восточным окном.
Германцы верили, что бог Вотан (Водан —*Woðanaz, «Viðurr at vígum» — «Видур в боях» («ВЕДУН»);
Один (др.-сканд. Óðinn) озирает землю из окна своего небесного чертога и потому знает всё, что творится между людьми.
Лонгобардская сага рассказывает, что вандалы молили Гводана (Один) о победе над винилами; бог отвечал, что дарует её тем, которых прежде увидит при своём пробуждении. Покровительствуя винилам, Фрея научила их, чтобы рано поутру обратились они на восток к окну, из которого обыкновенно смотрит Гводан. (– Die Götterwelt, 133.)
У Гомера сказано, что Гелиос всё видит и всё ведает. Солнце, Месяц и Звезды – зоркие небесные стражи, от глаз которых ничто не укроется; к ним обращаются герои народных сказок с расспросами во всех трудных случаях жизни: “вы, – говорят они, – светите во все щели, вам все ведомо!”
В одной немецкой сказке добрый молодец отправляется искать потерянную сестру и приходит к красавице-Солнцу (“eine schone Frau – das war die Sonne”). Она принимает его дружелюбно и даёт обещание посмотреть на другой день попристальнее – “und am andern tage hat die Sonne geschienen so hell und so heiss, dass die Matter und das gras verdorrt sind».
У всех народов существует убеждение, что небесные боги взирают с высоты на землю, наблюдают за поступками смертных, судят и наказывают грешников.
В средневековом сказании об Александре Македонском приведены слова Дейдамия: “Бог всё ведает, пред ним ничто не утаено; солнце, месяц и звезды суть очи его”. (– Моск. Телегр. 1832, XXIV, 561)
Народные загадки уподобляют глаза человеческие зеркалам и стеклам: “стоят вилы (ноги), на вилах короб (туловище), на коробе гора (голова), на горе два стекла (или зеркала = глаза)«;
сличи: глядильцо – зрачок глаза и гляделка, глядельце – зеркало;
то же сродство означенных понятий обнаруживается и словом зеркало (= зерцало, созерцать).
В древности зеркала были металлические; а потому мифическое представление солнца зеркалом, известное ещё греческим философам, совпадало с уподоблением его золотому щиту, о чём будет сказано в следующей главе.
Раскольники уверяют, что в зеркало по ночам смотрится нечистая сила, т. е. во время ночи блестящий щит солнца закрывается демонами мрака.
Вероятно, и примета, что разбитое зеркало предвещает несчастие или смерть, указывает на солнечное затмение, когда, по народному воззрению, нечистая сила нападает на это светило и стремится уничтожить его.
Небо, по народному выражению, – терем божий, а звезды – окна, из которых смотрят ангелы.
Связывая это представление с верою в зависимость судьбы человеческой от звезд, поселяне наши утверждают: как только народится человек, то Господь тотчас же велит прорубить в небе окошечко и посадит к нему ангела наблюдать за делами и поступками новорожденного в продолжение всей его жизни; ангел смотрит и записывает в книгу, а людям кажется, что то звезда светится. А когда человек умрет – окно запирается и звезда исчезает = падает с неба.
Малорусские колядки изображают светила дня и ночи – окнами в небесном храме:
Церкву ставлять, викна будують:
Одно виконце – ясне сонце,
Друге виконце – ясный мисяц,
Трете виконце – ясны зирки.
В первый день Светлой недели, встречая весну, крестьяне выходят в поле смотреть с пригорков на игру лучей восходящего солнца и, как скоро оно покажется на краю горизонта, начинают причитывать:
Солнышко-вёдрышко,
Выгляни в окошечко!
Причитание это обращают к солнцу и тогда, когда тёмные тучи заволокут небо и настанет ненастье; на Украине говорят: “Сонечко, Сонечко! одчини, Боже, виконечко».
В русской народной сказке, замечательной по свежести древних мифических представлений, Иван-царевич, будучи преследуем злою ведьмою, скачет к теремам Солнцевой сестры (= Зори) и просит укрыть его: “Солнце, Солнце! отвори оконце».
Приготовляя с вечера опару для поминальных блинов, крестьянки становятся против месяца и шлют к нему такое воззвание: “Месяц, ты Месяц, золотые твои рожки! выглянь в окошко, подуй на опару».
По преданию русского народа, сам Бог научил человека делать окна. Долго люди не знали, как бы предохранить себя от непогоды и стужи; наконец чёрт ухитрился и выстроил для них избу: всем бы хороша – и тепло, и уютно, да темно, хоть глаз выколи! Сколько ни возился лукавый, а этому горю не помог. Но явился Господь и прорубил окно; с тех пор люди стали строить избы с окнами. Это один из древнейших мифов, примененный позднее, при забвении метафорического языка, к жилью человека.
В грядах зимних облаков нечистая сила созидала свои постройки, помрачающие светлое небо (см. гл. XXI); но весною являлся бог-громовник, рубил молниями тучи и давал миру свет, или, выражаясь метафорически, прорубал окно в небесном чертоге.
Называя солнце глазом, народ невольно должен был соединить с его закатом мысль о сне, смежающем очи, а с восходом – мысль о пробуждении.
У индейцев Северной Америки встречаем следующее любопытное поверье: когда бог Солнце закрывает свои очи, тогда наступает тёмная ночь, подобно тому, как человек, зажмуривший глаза, лишается света и возможности видеть, различать предметы.
У нас это представление выразилось в пословице: “чем чёрт не шутит, когда Бог спит”, т. е. ночью, когда перестает светить солнце и всем овладевает нечистая сила мрака.
Малорусы о солнце, скрывшемся на западе, говорят: “солнце сточило»; по пословице “солнце днём работает, а ночью отдых берёт».
Сербы убеждены, что не следует говорить: солнце зашло или село, а “смирило се (легло на покой) сунце«.
“С Успеньева дня (15 августа), — говорят великорусские крестьяне, солнце засыпается», т. е. ночь удлиняется, а день становится меньше.
Выражение: “солнце садится”, употребительное и в других языках, указывает на стул, седалище, на котором отдыхает божество от дневных забот;
закат солнца в др.-вер.-немецком – sedalkanc, англос. setelgong;
наряду с словом sedal Гримм ставит выражение kadam, ср. вер.-нем. gaden – cubiculum.
Утомленное Солнце жаждало к вечеру успокоения и не только садилось, но и возлегало на постель и предавалось сну: “muss doch zu ruste gehen, so oft es abend wird, der schone himmelsschild”, слово ruste означало и покой, и захождение солнца; простой народ в Германии боялся в старину говорить о солнце, что оно заходит, а выражался: “sie gieng zu rost und gnaden”.
Наоборот, месяц и звезды бодрствуют ночью и удаляются на покой с началом дня; болгары, завидя перед утренним рассветом падающие звезды, думают, что они отправляются спать.
Как свет уподоблялся зрению, так в свою очередь зрение нередко получало значение света.
Из древних языческих преданий о создании человека видно, что сродство этих понятий послужило основою весьма знаменательного мифа о происхождении человеческих глаз.
По свидетельству старинных славянских и немецких памятников, восходящих до XII столетия, очи человеческие создались от солнца; апокриф о сотворении Адама: “поиде Господь Бог очи имати от солнца”.
(– Пам. стар. рус. литер., III, 12) Верование это известно было и древним индусам.
В средневековых сказаниях находим басню, что когда орёл состарится и потеряет зрение, он возлегает превыше облаков – к самому солнцу и тем самым исцеляет свою слепоту.
Если рукописные свидетельства говорят о происхождении глаз от солнца, то следующие слова одного из записанных мною заговоров приписывают это творческое дело звездам: “Господи Боже, благослови (принять) от синя моря – силу, от сырой земли – резвоты, от частых звёзд – зрения, от буйна ветра – храбрости”.
У разных народов уцелели любопытные предания о том, что глаз человеческий не только видит, но светит и жжет.
Народная загадка выражается о “глазах”: “два вузлика всё поле освитять”. Интересен вариант этой загадки: “двомя узликами все поле засию«, очи засевают своим светом ( = зрением) поле, т. е. сразу обнимают всё видимое пространство.
Стремительность света, скорый полёт птицы и мгновенная передача предметов глазом порождали одно общее понятие о быстроте, и потому как солнце олицетворялось в виде птицы, так и “глаза” народная загадка изображает в такой метафоре: “сидит птица, без крыльев, без хвоста; куда ни взглянет – правду скажет».
Поговорка: “Что всего удалей на свете? – Очи; куда ни взглянешь, все вмиг увидишь”.
Немецкая сага рассказывает: «Одна пряха повстречала раз богиню Перхту (Perchta) и, глядя на её свиту, начала громко смеяться; раздраженная богиня быстро приблизилась, дунула ей в очи – и насмешница в ту же минуту ослепла. Целый год оставалась она в этом печальном состоянии и кормилась милостыней. По истечении годового срока явилась к ней Перхта и кротко сказала: “voriges jahr blies ich hiеr ein paar lichtlein aus, so will ich heuer sie wieder anblasen”; с этими словами она дунула ей в лицо, и слепая прозрела«.
В смелой поэтической картине живописует русская сказка ночь, блестящую звездными очами: злая мачеха посылает падчерицу за огнём к бабе-яге. Поздним вечером приходит она к избушке ведьмы; вокруг избы – забор, на заборе торчат человеческие черепа, а в тех черепах блестят глаза и озаряют поляну; к утру глаза потухают, а с вечера снова зажигаются и светят во всю ночь. Девушка сняла один череп с горящими очами, вздела его на палку и, освещая перед собою дорогу, пустилась назад. Воротившись домой, она вошла в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и её родных дочерей, так и жгут огнём: куда ни прятались бедные, глаза везде находили, и к утру превратили их в чёрный уголь.
Рассказ этот живо напоминает нам прекрасный образ трубадура Бертрама даль-Борнио в Дантовом Аде: он несет за волосы свою собственную голову, отделенную от туловища, и освещает ею путь, как фонарем.
Самое происхождение огня старинный апокриф возводит к очам божиим: “вопрос: како огнь зачася? ответ: архангел Михаил за(з)же огнь от зеница Господня и снесе на землю», т. е. земной огонь произошёл от божественного глаза = солнца.
Такое сближение понятий света и зрения проведено в народной речи до мельчайших подробностей.
Так кривого человека, лишившегося одного глаза, называют полусветье; ибо понятие полного света соединяется с двумя глазами. Наоборот, о солнце, когда оно начинает опускаться к западу, говорят, что оно косится.
Кроме того, умаление дневного света, когда заходит солнце или тучи заволакивают небо, уподобляется нахмуренным, полузакрытым очам:
а) сумерки (су-мрак) – время солнечного заката, то же что сутёмки, сутемёнки (от тьма, по-тёмки);
морок (обморок) – мгла, туман, облака,
паморок (паморока, паморка) – пасмурная погода с мелким дождём,
морочный и паморочный – пасмурный,
туманный, заморочило – небо покрылось тучами или туманами, и
b) мороком – незаметно, невидимо,
сумёриться – нахмуриваться, надвигать брови на глаза,
сумёря – кто смотрит на-хмурясь, сердито;
подобно тому невыгляд – угрюмый человек.
Слово мерещиться значит: и темнеть, и плохо, слабо видеть: “тебе, видно, так померещилось!
Мизйкать – издавать слабый свет, а мизюкать (мизюрить) – худо видеть, смотреть полуоткрытыми глазами».
Не менее знаменательно свидетельство следующих речений:
а) хмора – туман с мелким дождем,
хмара и хмура – туча, облако, густой туман, хмарно – туманно, пасмурно, хмарить – делается ненастье, собираются тучи,
нахмарило – солнце скрылось за тучами, и
b) хмуриться – опустить брови, что придает лицу суровый, “пасмурный” вид; нахмариться – сделаться угрюмым, “мрачным”,
нахмару – в дурном расположении духа,
хмурно – худо,
хмара (хмыра, хмура, нахмура, хмурый) – угрюмый, невеселый человек; жмурить – закрывать глаза, жмурки – игра с завязанными глазами.
До сих пор слышится в разговорной речи выражение: смотреть или нахмуриться сентябрем, т. е. смотреть исподлобья, надвинув на глаза брови. Такой суровый взгляд уподобляется сентябрьскому солнцу, отуманенному осенними облаками.
Сличи также: моргать, моргай – человек, закрывающий глаза = жмура, и моргасинница – сумрачная, осенняя погода с мелким дождем, моргаситься – накрапывать мелкому дождю.
Слова эти указывают на поэтическое уподобление небесных светил, беспрестанно затемняемых бегущими облаками, моргающим очам.
В связи с приведенными данными стоит народное поверье, что слезы прочищают недобрые (косые, чёрные и с нависшими бровями) очи и отымают у них злую силу – подобно тому, как дождь очищает небо от темных туч.
Рядом с мифическим представлением облаков бровями и ресницами слезы стали метафорическим названием дождя и росы; по свидетельству стиха о голубиной книге, который так много даёт мифических представлений, дожди дробные и роса создались от слёз Божиих; в росе древний человек видел слезы, роняемые богиней Зорею.
Язык не только сближает умаление света с ослаблением зрения, но и в совершенном отсутствии первого узнает слепоту:
темнёсь, темь – ночной мрак,
темень – тучи,
и тёмный – слепой,
темняк – пасмурный, невеселый человек,
темнуха – нелюдимая женщина,
стемнеть – ослепнуть, туман
и тумата – слепота.
Утрата зрения приравнивается тёмным тучам и непроглядной ночи.
Вместе с этим, как шумно пролившийся дождь выводит из-за туч ясное солнце, или, говоря мифическим языком: возвращает способность зрения этому всесветному глазу, и как роса, падающая на утренней заре, предвещает скорое пробуждение солнца, так думали и верили, что весенний дождь и утренняя роса могут исцелять слепоту очей.
Народная русская сказка сообщает нам предание о живой воде, возвращающей слепому царю зрение: в основе этого предания кроется древнейший миф о весеннем дожде, в ливнях которого умывается пробужденный от зимнего сна царь-Солнце.
В другой сказке (“о правде и кривде”) упоминается гремячий ключ, наделенный чудесною силою восстанавливать потерянное зрение. “Гремячими” источниками называются те, которые, по народному поверью, произошли от удара молнии: в первоначальном значении это – дождевые потоки.
Немецкая сказка говорит о подобном же источнике: едва две капли воды, взятой из него, коснулись глазных впадин слепого, как он тотчас же прозрел.
То же целебное свойство приписывается славянскими и немецкими преданиями росе и слезам. «Как только упали две слезы в глазные впадины слепого – в этих ямках вновь заблистали ясные очи».(Сказ. Грим., I, стр. 78)
В духовном стихе “Сорок калик со каликою» находим следующий эпизод: когда Михайло-Потык Иванович был оклеветан в покраже княжеской чаши, то калики “ясны очушки у него повыко-пали” и бросили несчастного в раздольице-чисто поле. Михайло-Потык Иванович подполз к сыру дубу:
“Прилетела птица райская,
Садилась на тот на сырой дуб,
Пела она песни царские;
“Кто в эту пору-времячко
Помоется росою с этой шелковой травы,
Тот здрав будет!”
Михаиле догадался, умылся росою, и в тот же миг зарастались его раны кровавые, стал он молодцем по-прежнему.
Наши поселяне до сих пор на Юрьев и Иванов дни собирают росу, как спасительное средство от глазных болезней, и моют ею хворые очи при чтении заговора.
В Оренбургской и других губ. умывают больные глаза водою, взятою из святого колодца; в Калужской и смежных губ. страдающий глазами идёт к роднику, бросает в него копейку, как жертву водяному божеству, и почерпает в склянку воды, приговаривая: “как чиста эта вода, так были чисты и мои очи!».
Потом достает со дна источника горсть песку, с приговором: “как здорова эта земля, так были бы здравы и мои очи!” Песок этот прикладывают к больным глазам, а водою промывают их три раза в сутки.
Не одни небесные светила, но и самая молния казалась древнему человеку – зрячею. Часто мелькающая зарница, которая то озарит небо мгновенным блеском, то спрячется за тёмными тучами, была сближаема с мигающим глазом, который то взглянет, то закроется веками:
сравни мигалы – глаза, веки,
и мигать – заступать свет,
и говоря о молнии: сверкать;
нем. blick и blitz (древняя форма обоих слов: blic = взгляд, блеск, молния).
Малорусы называют зарницу – моргавкою (от моргать) и, глядя на её отблеск, говорят: “моргни, моргни, моргавко!»
Наши русские сказки знают могучего старика с огромными бровями и необычайно длинными ресницами; брови и ресницы так густо у него заросли, что совсем затемнили зрение; чтобы он мог взглянуть на мир божий, для этого нужно несколько силачей, которые бы смогли поднять ему брови и ресницы железными вилами.
Этот чудный старик напоминает малороссийского Вия – мифическое существо, у которого веки опускаются до самой земли, но если поднять их вилами, то уже ничто не утаится от его взоров; слово Вии означает: ресницы. Народное предание о Вие знакомо всякому, кто только читал Гоголя; заметим, однако, что некоторые любопытные черты не вошли в его поэтический рассказ. В Подолии, например, представляют Вия, как страшного истребителя, который взглядом своим убивает людей и обращает в пепел города и деревни; к счастию, убийственный взгляд его закрывают густые брови и близко прильнувшие к глазам веки, и только в тех случаях, когда надо уничтожить вражеские рати или зажечь неприятельский город, поднимают ему веки вилами.
В таком грандиозном образе народная фантазия рисовала себе бога-громовника (Деда Перуна); из-под облачных бровей и ресниц мечет он молниеносные взоры и посылает смерть и пожары.
Зевсу стоит только кивнуть своими чёрными бровями, как весь Олимп (небо) потрясается; когда Тор гневается, он нахмуривает свои брови.
Человек с густыми, сросшимися бровями у южных славян называется волчьим глазом, точно так же, как облачному Зевсу давался эпитет ликейского (т. е. волчьего): оба прозвания возникли из древнейшего олицетворения тучи волком (см. гл. XIV).
Иногда вместо длинных ресниц и бровей, закрывающих глаза громовника, служит ему повязка, т. е. облачный покров.
Тождественные представления, созданные фантазией для “ночи” и “грозы”, повели к слиянию этих различных явлений природы в области мифа.
Как тёмное небо ночи блистает бесчисленными очами-звездами, так из мрака ночеподобных туч сверкают многоокие молнии; и те, и другие равно погасают, как скоро на просветленном небе появится торжествующее солнце.
В утреннем рассвете видели ту же самую борьбу света и тьмы, что и в весенней грозе, и вот почему стоглазый Аргус погиб от руки Гермеса, как гибнут демоны-тучи под ударами громовержца.
Под влиянием метафорического языка глаза человеческие должны были получить таинственное, сверхъестественное значение.
То, что прежде говорилось о небесных очах, впоследствии понятое буквально – перенесено человеком на самого себя.
Знойный блеск солнечного ока производит засуху, неурожаи и болезни; сверкающие взоры Перуна посылают смерть и пожары: та же страшная сила усвоена и человеческому зрению.
Отсюда родилась вера в призор или сглаз, общая всем индоевропейским народам; у немцев против глазных очарований (entsehen – сглазить) прибегали к предохранительному средству – носили при себе лапу слепого крота.
“Дурной”, “недобрый” глаз распространяет своё влияние на все, чего только коснется его взгляд: посмотрит ли на дерево – оно тотчас засыхает; глянет ли на свинью с поросятами – она наверно их съест; полюбуется ли на выведенных цыплят – и они суток в двое переколеют все до единого, и так далее. Недобрый глаз влечет за собою болезни, убытки и разного рода несчастия, и такое действие его не зависит даже от воли человека.
Недобрыми очами считаются: а) косые, b) выглядывающие из-за больших, нахмуренных бровей, с) чёрные — «бойся чёрного да карего глаза; чёрный глаз – опасный» и d) глаза, чрезмерно выкатившиеся или глубоко впавшие.
Косые глаза придают лицу неприятное выражение; старинному человеку они напоминали солнечный закат, умаление дневного света, близящееся торжество нечистой силы.
Потому слову прикос даётся значение “сглаза”,
оприкосить – сглазить,
оприкосливый – боящийся дурного глаза, порчи;
коситься на кого – смотреть неприязненно;
в заговорах просят защиты “от уроков и прикосов”.
Способностью зрения, по понятиям язычников, наделяли человека всевидящего боги света и добра;
с недостатком зрения — косоглазием соединялась мысль о нравственном несовершенстве, лукавстве и злобе. Оттого косой употребляется в смысле дьявола: “косой те возьми!”
Идти в прикос – поступать нечестно,
лукавить;
на косых быть – не ладить;
сравни: кривой (с одним глазом) и кривда,
кривость – неправда, зло, обида;
стемнеть – ослепнуть
и потёма – скрытный, лукавый человек;
обморочить – обманывать,
обомарот – обманщик,
омморок – бранное слово;
малор. завязать свет ( = очи) – сделать кого несчастным.
Между другими зловещими приметами издревле признавалась и встреча с слепцом. Еще теперь слепота нередко принимается за верный признак связей с нечистою силою: от слепого знахаря ограждаются заклятиями; о нечуй-траве рассказывают, что её могут находить только слепые от рождения – в глухую полночь под Васильев вечер, когда нечистые духи, гуляя по рекам и озерам, разбрасывают эту волшебную траву. Литовцы называют чёрта akiatis – слепой.
По сказанию Эдды, чистый и всеми обожаемый Бальдер (др.-сканд. Baldr или Baldur) — бог мира, весны и света, сын главного бога Одина и его жены Фригг, погиб от слепого Гёдра (Hodr), т. е. зимние туманы (= тьма, слепота) похитили блеск солнца.
Нахмуренные брови, как метафора потемняющих небо облаков, и глаза, светящиеся из-за этих бровей – из глубоких впадин, или глаза чёрные, навыкате, яркий блеск которых особенно живо напоминал молнию, припомним выражения: “сверкающий взор”, “молниеносный взгляд”, “метать стрелы из глаз”, должны были получить тот же демонический характер, какой обыкновенно соединялся с тучами.
У колдунов и ведьм, заправляющих грозами и бурями, по народному поверью – “недобрый” глаз. Немецкие саги человеку с густыми, сросшимися бровями приписывают необычайное могущество: по своей воле он может высылать из себя духа (эльфа = молния, см. гл. XXIV), который вылетает из бровей в виде бабочки и причиняет смерть сонному врагу; по сербскому преданию, в виде бабочки вылетает злой дух из ведьмы.
Недобрые глаза считаются завистливыми, потому что зависть невольно обнаруживается во взорах, пристально обращенных на предмет желания; почему зариться означает: сильно желать, завидовать, зазорный – завидливый; глаза разгорелись — жадно смотрят; “у него чёрный глаз” = он полон зависти.
И сон, и смерть равно смежают очи, равно лишают их дневного света. Признанные в мифических представлениях как родные братья. Сон и Смерть дали обильный материал для сравнения естественных явлений природы с спящим и умирающим человеком.
Мы уже указали, что в закате солнца предки наши усматривали его сон, а в восходе – пробуждение; но рядом с тем существовало и другое воззрение, будто солнце, нарождаясь ежедневно, восходит поутру прекрасным младенцем, мужает в полдень и к вечеру умирает дряхлым стариком (см. ниже стр. 92).
Очевидная для всех аналогия небесного света с светом обыкновенного огня повела ко многим весьма знаменательным мифическим сближениям, которые главным образом и придали стихии земного огня священный характер.
Солнце, луна, звезды, зоря и молнии противодействуют тьме под небесным сводом – точно так же, как горящая лампада или свеча под домашнею кровлею.
Язык роднит и отождествляет эти понятия:
свет, светило,
светок – утренний рассвет,
и светло – огонь (“вздуй светло!”),
свеча, светец – ночник,
рассветать – зажечь лучину,
светка – пламя зажженной лучины или сухих пней;
луч и лучина;
всполох (сполоха, сполохи) – северное сияние,
и сполохи – зарница, от старинного полох = поломя (пламя).
Заходит ли солнце, закрывают ли его тучи, заслоняет ли что огонь – всё это обозначается одинаково: темень – тучи, темниться – смеркаться, темнить – загораживать свечу.
В санскрите солнце называется “всемирное, или воздушное пламя”, а огонь – “солнце домов» сербское ватра – огонь родственно с нашим ведро – ясная погода, светлое небо, а солнце обзывают сербы огненным: “сунце огн евито».
Греки, даже в позднейшую эпоху процветания наук, считали солнце и луну – телами, наполненными огненною материей, которая истекает из них через круглые отверстия; когда отверстия эти закрываются, тогда наступает солнечное или лунное затмение; к вечеру солнце погашается – и наступает ночь, поутру оно зажигается снова – и рождается день.
О месяце и звездах говорили наоборот, что они возжигаются вечером и гасятся утром.
Между нашими поселянами существует поверье, в котором нельзя не признать отголоска глубокой древности, что каждое светило имеет своего ангела: один ангел носит по небу солнце, другие луну и звезды; вечером всякий ангел зажигает свою звезду, как лампаду, а перед рассветом тушит её. Звезды простой народ называет божьими огоньками; согласно с этим Виргилий даёт им эпитет огненных, а Эдда утверждает, что они образовались из искр (feuerfunken), которые в начале мира излетели из Muspelheim’a, страны, противоположной царству туманов и облаков
Таким образом Эдда сближает ночные звезды с блеском молний, рассыпаемых тёмными тучами.
В русском языке до сих пор удерживаются выражения: “звезды зажглися, звезды погасли или потухли на небе”.
О месяце народная загадка говорит: “за морем (или: на небе) огонь добро-ясно горит», а поэты продолжают называть луну “ночною лампадою”.
В одной песне тоскующая девица умоляет Бога засветить на небесах восковую свечу, чтобы её милый мог переправиться через Дунай-реку.
Старинное поучение уверяет, что солнце, луна и звезды сотворены Богом “из невещественного, рекше: негасимого огня».
“Что без огня горит? – спрашивает народная загадка и отвечает: солнце; а сказки повествуют, как ходил добрый молодец к Солнцевой матери за разрешением заданных ему вопросов и как вынужден был спрятаться в её теремах под золотое корыто, чтоб не сожгло его солнце, воротившееся из дневного странствования.
В Беовульфе солнце названо всемирною свечою – woruld-candel. Финны принимают это светило – за золотое кольцо, в котором заключена огненная материя. Эстонцы рассказывают, что прадед богов, создавший вселенную, поручил своей дочери (Вечерней Зоре) принимать по вечерам солнце и хранить его огонь в продолжение ночи, а сыну (Утру, утренней зоре) при наступлении дня снова возжигать светильник солнца и отпускать его в обычный (дневной) путь. Литовцы возжжение восходящего солнца приписывают утренней звезде Auszrine, как видно из слов песни: “милое солнышко, божья дочка! кто тебе утром раскладывает огонь, а вечером стелет ложе? – Денница раскладывает огонь, Вечерница (Wakarine) стелет ложе”.
В другой песне девица ищет свою пропавшую овечку: пошла спрашивать к Деннице – Денница сказала: я должна поутру разводить солнцу огонь; пошла к Вечерней Звезде – а та отвечала: я должна готовить вечером постель солнцу.
Словацкие сказки сообщают любопытное предание о странствовании гонимой мачехою падчерицы на вершину горы (= небо), на которой пылает огонь, а вокруг него сидят двенадцать Месяцев; каждый из них в своё определенное время в году занимает первое место, держа в руках правительственный жезл, и смотря по тому, какой Месяц властвует – весенний, летний, осенний или зимний – пламя горит то ярче, то бледнее, и вместе с тем то животворнее, то слабее влияет на производительность земли.
Костры, возжигаемые при солнечных поворотах, служили эмблемою небесного огня Дажьбога.
Молнии также уподоблялись горящим светочам. Народная загадка изображает “грозу” в такой поэтической картине: “гроб плывет, мертвец поёт, ладон пышет и свечи горят”; гроб – туча, песнь – гром, свечи – молнии. Блеск молний, по финском поверью, происходит от того, что Укко высекает огонь; как удар стали (кресала) рождает из кремня искру, так бог-громовник высекает огонь (крес) из скалы-тучи. Финны приписывают этому богу власть над огнём и наделяют его огненною рубашкою ( = грозовое облако) и такими же стрелами, мечом и луком. То же огненное оружие дают славяне своему Перуну.
Понятие теплоты, соединяемое равно и с светилами и с огнём, обозначается в языке родственными словами:
теплеть – теплая погода,
тепло (тяпло, типлышко) – горячий уголь,
огонь: “вздуй тепло!”
тепленка – огонь, разведенный в овине;
теплить – протапливать овин;
теплина – теплое время и огонь, зажженная лучина;
степлиться – о воде: согреться от лучей солнца,
и об огне: гореть; о звездах говорят, что они теплятся = светят.
Слово печёт – в Архангельской губернии употребляется вместо светит.
С светом и теплотою первобытные народы связывали идею жизни, а с отсутствием того и другого – идею смерти. При вечернем закате, при наплыве туч и во время затмений солнце казалось потухающим; а когда огонь гаснет – это и есть для него смерть.
В словаре гасить означает: истребить, уничтожить.
Ночь, санскр. nakta от корня nас – perire, interire, т. е. время, когда день умирает; нем. untergehen значит: заходить, садиться солнцу, и погибать. Отсюда возникло: во-первых, уподобление жизни – возжженному светильнику, а смерти – потухшему (смотри главу XXIV), и во-вторых, уподобление восходящего, утреннего солнца – новорожденному ребёнку, а заходящего, вечернего – умирающему старцу.
Герой чешской сказки, посланный к Деду-Всеведу за тремя золотыми волосами, приходит в золотой дворец. Там встретила его вещая старуха (судица) и сказала: Ded – Vseved je muoj syn – jasne Slynce: rano je pacholatkem, v poledne muzem a vecer starym dedem”. Вечером прилетело в светлицу западным окном Солнце – stary dedecek se zlaton hiavou; после ужина склонило оно голову на колена к матери и заснуло. “К ranu strhl se zas venku vitr a ra kline sve stare maticky probudilo se, misto star cka, krasne zlatovlase dite bozi Slunecko, dalo matce s Bohem a vychodnim (восточным) oknem vyietelo ven».
В сказках словацкой и венгерской добрый молодец отправляется к Солнцу и спрашивает: зачем оно к полдню подымается все выше да выше и греет сильнее и сильнее, а к вечеру спускается все ниже да ниже и греет слабей и слабее? “Эх, милый! – отвечало Солнце, – спроси у твоего господина, отчего он со дня рождения всё более и более вырастал в теле и в силах и отчего в старости ослабел и пригнулся к земле? То же самое и со мной: моя мать каждое утро рождает меня прекрасным младенцем и каждый вечер хоронит хилым стариком».
Русская загадка говорит о “дне”: “к вечеру умирает, к утру оживает». Чешск, “ze mne since zapada” – уже близится моя смерть.
Дневное движение солнца играло весьма важную роль в древнейших верованиях, отголосок которых замечаем в доселе уцелевшем пристрастии раскольников к церковным выходам посолонь с Евангельем и дарами и в некоторых народных обычаях и приметах.
На свадьбах жених и невеста, их родичи и гости выходят из-за стола “по солнцу»; купленную скотину покупщик трижды обводит около столба “по солнцу”, чтобы она пришла к нему на счастье; гадая о чем-нибудь, подымают на пальцах ржаной хлеб и смотрят: в какую сторону станет он вертеться? если “по солнцу” – задуманное сбудется, и нет – если “против солнца».
Солнечным движением определились страны света: а) восток (области, веток, сток) от глагола теку – иногда заменяется словами всход и солновосход, из которых последнее означает также “утро». Это сторона, где рождается солнце, откуда несёт оно дневной свет и жизнь миру, и потому сторона – счастливая, благодатная.
Сербы говорят: “солнце на восход, а Бог на помощь!”
Пословица: “взойдет солнце и к нам на двор” у всех славян употребляется в смысле: будет и нам счастье!
На восток обращались и продолжают обращаться с молитвами и заклятиями; заговоры большею частию и начинаются этою формулою: “на заре было на утренней, на востоке красна солнышка”. На восток строятся храмы; в старину покойников полагали лицом к востоку – в ожидании великого утра всеобщего воскресения мёртвых, знамением которого служил ежедневный восход (= пробуждение) накануне почившего солнца.
“Зашедшю солнцю, говорит памятник XII века, не достоит мертвеца хоронити, но тако погре(б)сти, яко еще высоко: то бо последнее видить солнце до общего воскресения». (“Впрашэние Кюриково”), В волошских же деревнях не хоронят никого до полудня, потому что родные желают направить душу усопшего в загробный мир вместе с отходящим на покой солнцем.
С востоком соединялось представление рая, блаженного царства вечной весны, неиссякаемого света и радостей. Наоборот, b) запад (от глагола: западать) называют заход и солносяд и связывают с ним идею смерти и ада, печального царства вечной тьмы.
Где умирало солнце, туда – казалось древнему человеку – удалились и все усопшие предки, там ожидает судьба и его по смерти.
В поучительном слове Кирилла Туровского читаем: “и потом сведет ю (душу умершего) в пропасть, идеже затворены суть душа(и) грешных от века, показаеть ей места, идеже им мучитися, понеже мука далече мира есть на западе».
По сказанию Иосифа Волоцкого о ереси жидовствующих, новгородский архиепископ Геннадий приказал посадить уличённых еретиков на коней – лицом к лошадиным хвостам, “яко да зрят на запад в уготованный им огнь».
В послании другого новгородского архиепископа – Василия сказано, что рай был насажден на востоке, “а муки и ныне суть на западе».
Любопытна народная примета: когда корова принесёт телёнка, то прежде всего обращают внимание, как он лежит: если голова его обращена к востоку – телёнок вырастет, а если на запад – то непременно падёт;
Паисиевский сборник (в “слове св. Григория”), указывая на требы, совершаемые огню, как эмблеме солнца: “огнь творит спорыню, сушит и зреет” нивы, прибавляет: “того ради окаяннии полуден чтут и кланяються на полд(е)нь обратившеся».
d) Север же – сторона холодных ветров, зимней вьюги и ночного мрака; на областном языке она называется полночь и сивер; сравни с словами: сиверко – холодно, сивер и сиверик – холодный, резкий ветер, сиверка – ветреная, сырая погода.
Полуночник – северо-восток, обедник (полдень-время обеда) – юго-восток. Как восток противополагается западу, так юг – северу; подобно западу, север в народных преданиях представляется жилищем злых духов; по поверью, не должно ставить ворот на полночь, не то нечистая сила выживет из дому.
С рассветом дня соединяется всё благое, всё предвещающее жизнь, урожай, прибыток, а с закатом солнца, с ночью – все недоброе: смерть, бесплодие, убыток, несчастие.
Отсюда объясняется и поговорка, так часто повторяемая в наших сказках: утро вечера мудренее, т. е. при солнечном восходе всякое дело, всякий подвиг совершаются удачнее.
“Ночь меркнет, заря-свет запала, мгла поля покрыла”, говорит автор Слова о полку, желая в этой картине солнечного заката, в этом торжестве тьмы над светом – указать на грядущее торжество враждебных ратей над русскими воинами.
Наоборот, “Слово о вел. князе Димитрии Ивановиче” пользуется эпическим выражением: “солнце ему на восток(е) сияет и путь поведает” – в смысле: все ему сулит успех, победу.
Народные приметы дают обильные свидетельства:
солнышко закатилось – не бросай на улицу сора, пробросаешься = разоришься; не починай тогда и новой ковриги, а то хлеб будет не спор, да, пожалуй, и все хозяйство расстроится. Если уже необходимо приняться за ужином за целый хлеб, то первую отрезанную горбушку не едят, а после трапезы приставляют её к початой ковриге, чтоб она казалась нетронутою.
В одной из старинных рукописей Кирилло-Белозерского монастыря об этом замечено: “по заходу солнца не дают ничтоже от дому своего – ни огнь, ни ссуд некаков или требование нечто».
Не гляди в окно до утренней зори – грешно;
не оставляй на ночь на столе нож – лукавый зарежет.
Если жеребенок (сосун) резвится на пастбище вечером, при закате солнца, то его непременно в течение года съест волк; а если играет он поутру, при восходе солнца, то будет хорошо расти и уцелеет от хищного зверя.
Когда мать купает ребёнка на ночь, то не должна выливать воды до утреннего рассвета; несоблюдение этого правила может повредить ребенку.
На ночь следует покрывать кадку с водою и кринки с яствами, чтобы не нагадил в них нечистый.
Эдда не советует вступать в битву по захождении солнца. По глубоко вкорененному убеждению язычников, война была судом Божиим, а дневное светило являлось свидетелем людской правды. Оно должно было взирать с высоты на состязание враждующих племён и склонять весы правосудия на сторону правого.
У древних народов как скоро заходило солнце – суд закрывался (так предписано законами XII таблиц), и вообще всякая юридическая сделка, заключенная в ночное время, была недействительна; заимодавец мог требовать уплаты долга только днём, пока не село солнце; судебные поединки должны были заканчиваться с наступлением сумерок.
По солнечному движению человек определил и своё собственное отношение к окружающему миру, что очевидно из совпадения понятий левого с северным и правого с южным;
в санскрите: dakshina (греч. δεξιός, λат. dexter, наше десный и десница) значит: и правый, и южный,
а слово север (лат. saevis или saevus – свирепый, лютый, литов. szaure – северный)
лингвисты сближают с санскр. savya (зенд. havya, haoya, слав. шуйца) – левый, так как древний человек обращался всегда для молитвы к востоку и, следовательно, с правой руки имел полуденный юг, а с левой – полночный север.
Указанная противоположность юга и севера сочеталась в народных поверьях и с сторонами правой и левой.
По убеждению простолюдина, с правой руки человека стоит добрый ангел, а с левой – злой;
не плюй направо, чтобы не отогнать от себя ангела-хранителя; плюнешь налево – попадешь в черта, и потому советуют,
вставая поутру с постели, плевать в левую сторону и растирать слюну ногою: этим средством прогонишь нечистого, и в тот день он уже не будет записывать за тобою грехи.
Спать на правом боку почитают за грех, ибо можно задавить ангела-хранителя (Полтав. губ.).
Вставать с постели должно правою ногою, встанешь левою – весь день будешь не в духе: брюзглив и невесел;
обуваясь и снимая обувь, следует начинать с правой ноги;
кто, входя в дом, ступит наперед правою ногою, того ждёт хороший приём;
при древних гаданиях славяне наблюдали, какою ногою переступит священный конь через положенные жерди – правой или левой, и в первом случае ожидали успеха, в последнем – неудачи;
кто упадет на правый бок – тому не будет помехи в делах, а кто на левый – того ждет беда.
Нечистые (лешие, водяные) носят шубы, запахивая левой полою поверх правой; православный же люд должен правою полу закидывать на левую.
Литвин, при посеве огородов, боится пересыпать семена из правой руки в левую, чтобы не повредить будущим всходам.
Увидать народившуюся луну с правой стороны – знак, что получишь неожиданную прибыль или в продолжение целого месяца будешь счастлив во всех предприятиях; а кто усмотрит её слева, тот испытает неудачи.
Крик и полёт вещей птицы с правой руки принимался у славян, немцев, греков и у других народов за счастливую примету, и наоборот, если предвещание шло с левой стороны.
чешется правая ладонь – получать деньги (прибыль), левая – отдавать (убыток);
правое ухо горит – слышать добрые вести или похвалу, левое – слышать худые вести и брань;
в правом ухе звенит – вспоминают друзья, в левом – корят недруги, и так далее.
Под влиянием этих воззрений слово правый получило значение всего нравственно хорошего, справедливого, могучего (право, правда, правило, правило, управа; то же соотношение понятий запечатлено и в языках немецком и французском: recht, die rechte hand, richtig. droit и droite).
Поэтические представления о рождении и смерти солнца были прилагаемы и к судьбам его в течение года.
Потеря солнцем плодотворной теплоты и помрачение его блеска в осенние и зимние месяцы послужили основою мифа, что светило это с окончанием летнего времени утрачивает свои силы и погибает (= гаснет).
С поворотом на зиму (в июне) оно видимо стареет и начинает уступать демонам тьмы: дни сокращаются, ночи увеличиваются; одряхлевшее, оно умирает.
Но при следующем повороте — в декабре вместо старого солнца нарождается новое: sol novus, как называли его римляне. С его рождением (nativitas solisinvicti) дни начинали прибывать, ночи умаляться.
Это радостное событие встречали особенным празднеством, которое в эпоху христианскую было приурочено ко времени Рождества Христова и доныне известно между поселянами под именем Коляды. Повторяя слова старинной обрядовой песни, народ бессознательно продолжает воспевать новорожденное солнце:
Уродилась Коляда
Накануне Рождества.
Рядом с указанным представлением о возрождении солнца было другое, совершенно аналогичное с первым, что при повороте на лето солнце воскресает к новой жизни.
Как слово погаснуть метафорически означает: умереть, так выражение “возжечь пламя” должно было получить значение: ожить, восстать от смерти, что и подтверждается на самом деле; ибо воскресать (вскрешати, крьснти, кресити) происходит от крес – пламя, огонь.
В одном рукописном прологе слова крес и кресины употреблены именно в значении небесного света, возжжённого при повороте солнца на лето: “в дьни слньчного креса, егда ся наплньшим годинам сльньце взвратить кресины, да ношть мьняеть (уменьшается), а дьни да прибываеть».
Вновь народившееся или воскресшее светило постепенно крепнет в своих силах; божественный младенец растет и мужает и при начале весны является прекрасным и могучим юношею.
Когда солнце закрывается белыми = летними облаками, оно, по народному выражению, замолодело.
В грозе видели его благодатное обновление: погашаемый демонами мрака (= тучами), светильник солнца снова возжигается молниеносным Перуном, разгоняющим враждебные рати нечистых духов. Финский эпос заставляет громовника Укко зажигать в облаках искры (молнии), чтобы осветить чрез то вселенную новым солнцем и новым месяцем.
Не менее любопытны те мифические представления, какие соединяла фантазия с обычными изменениями луны.
В первой четверти месяц называется новым (новей, пол. now, чешск, nowy, англос. niwe mona, сканд. nymani, др.-нем. niumani, греч. νεόμήν, лат. novilunium),
молодым (молодик, на молоду – в новолуние, серб. младина, илл. miadi miesez),
народившимся (“новый месяц народился”);
в следующие затем дни – подполнь;
потом наступает полнолуние (серб. луна, слов. рота, пол. pelnia, илл. pun miesez, литов. pilnatis, санскр. purnamasi, греч. πληροδελήνον, лат. plenilunium, англос. fullmona, др.-нем. fbller mano),
за ним перекрой – первые дни после полнолуния (“на перекрое”)
и старый или ветхий месяц (“на ветху”, luna senescens).
Народная загадка так живописует это светило: “когда я молод был – светло светил, под старость стал – меркнуть стал».
Следя за постепенно умаляющимся ликом полной луны, древний человек объяснял себе это явление или губительным влиянием старости, или действием враждебной силы, которая наносила месяцу ущерб и как бы урезывала его острым ножом: перекрой от кроить – резать, откуда и край, краюха, крома.
Продолжение следует...
Алекса́ндр Никола́евич Афана́сьев (11 [23] июля 1826 — 23 сентября [5 октября] 1871) — русский собиратель фольклора, исследователь духовной культуры славянских народов, историк и литературовед. Надворный советник (1859).
#афанасьев #русскаякультура #знакиисимволы