Пасха 1942 года на фронте

Без куличей и крашеных яиц. А с верой - в Победу!
20 марта 1942 года части 137-й стрелковой дивизии, входившей в состав 3-й армии и наступавшей на Болховском направлении, были выведены с передовой в район станции Чернь на отдых и пополнение… Солдат в трёх стрелковых полках дивизии после тяжелейших и кровопролитных боёв оставалось меньше, чем в одном батальоне.
Богатых И. И, военфельдшер батальона:
— Полки, утопая в мартовской грязи, медленно шли вдоль фронта. Обозы отставали, многие повозки буквально выносили на руках из грязи, потому что лошади были крайне изнурены. Больно было видеть у обочины брошенную лошаденку… Однажды, помню, у одной такой жалкой скотины лежал клочок сена перед мордой, и этот клочок один ездовый поднял, чтобы подкормить такую же тощую, но еще в упряжке лошадь…
Санин В. Г., связист батальона связи:
— Никогда не забуду такую картину из этого перехода… Идем колонной по непролазной грязи, впереди две тощие лошаденки еле тянут орудие, и встали на подъеме, совершенно обессилевшие. Бойцы из расчета их распрягли, взялись за орудие и вместо лошадей закатили его на горку. Да, думаю, до чего же мы довоевались…
Степанцев А. П., зам. командира полка по тылу:
— Кони были настолько истощены от бескормицы, что перед походом пришлось делать им уколы кофеина. У меня была кобыла — ткнешь ее — падает, и сама встать уже не может, за хвост поднимал. Как-то очередью из самолета убило лошадь, через полчаса солдаты растащили, что и копыт не осталось, один хвост. И люди устали не меньше лошадей, и от боев, и от нервного напряжения. С питанием было туго, приходилось носить продукты на себе за много километров до передовой. Даже хлеб от пекарен носили километров за 20—30 …
Богатых И. И.:
— Наш 409-й полк занял маленькое село с церквушкой. Здесь и остановились на переформирование. Наступала Пасха, она в 1942-м году была 5-го апреля, но русские хаты ей и не пахли. Наш армейский хлеб, которым мы делились с местными жителями, был для них лучше всяких куличей. В один из таких дней к нам в санроту пришел комиссар полка Александровский. Сообщил о приезде горьковской делегации рабочих — надо дать для них концерт. Театром была церковь, народу набилось — тьма. Я был конферансье, Пиорунский — дирижером. Приветствую делегацию, объявляю номер: «Выступает наш хор!». А как пели Хмельнов, Ира Мамонова, Катя Белоусова, Игнатова, Клевцов, Мочалин Петр! Чудо! Конечно, пели «Катюшу», «Три танкиста», «Синий платочек». Читаю стихи «Последний выстрел на войне». Полковой парикмахер поет частушки под баян, просмеивая Гитлера. Под куполом святые смотрели на нас, а мы кричали: «Смерть немецким оккупантам! За Родину! За Сталина!» Потом делегаты, они были из Сормова, пригласили артистов к себе, где они записывали что-то из наших рассказов. Они привезли, помнится, знамя и посылки с подарками и запиской в каждом пакете: «Бейте гадов!» В ротах делегаты раздавали подарки и спрашивали: «Ну, как?» — «Разобьем!», — отвечали. Делегаты рассказывали нам, как люди работают у станков, не смыкая глаз, а мы — как ползали среди убитых, отыскивая раненых, как перевязывали раны, держа бинты зубами, потому что руки коченели на морозе. Рассказывали, как, не смыкая глаз, обрабатывали раненых, поднимая на столы до четырехсот человек изувеченных солдат, как Хмельнов, Вера Игнатова, Ира Мамонова спали стоя урывками по пять минут. Делегаты прощались с нами с грустью, понимали, что многие из нас скоро станут холмиками у дорог…
Во второй половине апреля 137-я стрелковая дивизия начала готовиться к операции по взятию города Мценска.
Весна 42-го была для нашей страны периодом, когда производство военной техники только-только миновало крайнюю точку падения. Заводы Урала и Сибири лишь начинали массовый выпуск вооружения и боеприпасов.
До Победы оставалось еще три года…