15 лет назад, 20 мая 2009 года, ушел из жизни Олег Иванович Янковский
Поначалу Янковского приняли то ли за филолога, то ли за физика, но оказалось, что мальчик из самой что ни на есть актерской семьи, представитель славной театральной династии Янковских. Сыграв Генриха Шварцкопфа, он очень быстро обогнал в плане актерской популярности своих родственников — Ростислава и Игоря. Личность Олега Янковского, его лицо, его пронзительные глаза оказались удивительно созвучны времени 60-х и идущих за ними 70-х годов прошлого века. Янковского можно было поместить в любую эпоху — он все равно оставался нашим современником, близким нам человеком. Мы принимали его без слов — уже тогда, в молодости, его молчание и взгляд были чрезвычайно красноречивы. Будучи на хорошем счету в Саратовском театре, Янковский совершил рывок и собрался покорить Москву. Евгений Павлович Леонов, с которым они снимались в «Гонщиках», порекомендовал Олега Марку Захарову. Захаров только начинал тогда в Ленкоме, ему нужны были единомышленники. Янковский начал вместе с Захаровым, и новая история театра началась в том числе и с него. Со спектакля «Автоград-ХХI». Сумбурное зрелище с обилием музыки, света, грохота, что-то кричащих и куда-то мчащихся людей.Больше всего поразило то, что игравший в том спектакле Арчил Гомиашвили, снявшийся к тому времени у Леонида Гайдая в «12 стульях», оказался лысым. Вы себе это представляете: Остап Бендер — и без волос на голове? Тут было не до Янковского. И союз с Захаровым оказался невероятно плодотворным, впрочем, как и для каждого другого яркого ленкомовца. Множество ролей на телевидении, в кино, ролей поразительно разных, удивительно объемных. Волшебник в «Обыкновенном чуде» — ну что тут играть: типично резонерская роль, комментируй события да изрекай умные мысли. Ан нет: Захаров с Янковским сделали Волшебника генератором событий, душой сказки, подлинным творцом красивой, светлой и в чем-то драматичной истории. Успех «Обыкновенного чуда» окрылил творцов, и они продолжили удивлять. Меньше всего достаточно серьезный Янковский был похож на враля Мюнхгаузена, но Захаров отдал ему главную роль в картине «Тот самый Мюнхгаузен» — и вновь выиграл, да еще как! Фильм стал еще более культовым, чем «Обыкновенное чудо», а финальный монолог барона: «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!» — соломинкой для утопающих в трясине позднего застоя. Застоя, в котором можно было или улыбаться, или молчать, как молчал практически весь фильм еще один янковско-захаровский герой — Джонатан Свифт. Конечно, связывать успехи Олега Янковского исключительно с Марком Захаровым было бы неверно. В конце концов, Гамлета артист сыграл у Глеба Панфилова, удачно и неоднократно снимался у Андрея Тарковского. Да у кого только Олег Иванович не снимался! Эмиль Лотяну сделал с ним «Моего ласкового и нежного зверя», Игорь Масленников — «Собаку Баскервилей» (в этом фильме зверь был совсем не ласковым и не нежным), Сергей Микаэлян — «Влюблен по собственному желанию», Роман Балаян — «Полеты во сне и наяву», знаменитую, культовую картину. Везде был востребован природный аристократизм Янковского, его великолепные манеры, которые не в силах скрыть даже бомжеватый прикид, требующийся по роли. Не благородство облика, которое на разные лады будет обыгрывать кинематограф, поручая ему роли совестливых офицеров (от немца Генриха Шварцкопфа до Кондратия Рылеева), а именно эта явленная в кадре концентрация внутренней жизни и определила уникальность Янковского в нашем театре и кино. Благородство облика, ума и манер было скорее предпосылкой этой его уникальности. Не благоприобретенное благородство, скорее врожденное. Сын сгинувшего в лагерях бывшего штабс-капитана лейб-гвардии Семеновского полка Ивана Павловича Янковского, родился в казахском городке Джезказгане (в советской России потомки дворян часто рождались на окраине империи). Артисты с такими умными лицами и тогда (да, впрочем, и теперь) встречались редко. Если бы не это решающее обстоятельство, актерская карьера Янковского казалась бы скорее случайностью, чем закономерностью. Он ведь и в театральном-то институте Саратова, куда семья переехала из Джезказгана, оказался по комическому недоразумению - заглянул туда ненароком и узнал, что его фамилия значится в списке зачисленных на актерский факультет: оказывается, его брат, ни сказав никому ни слова, успешно сдал экзамены. Вот Янковский и стал учиться на актерском вместо брата, никак поначалу не обнаруживая своего редкого дара. И в самом институте, и в саратовском театре он играл без особого успеха. Его талант должен был войти в фокус. Он сам, a главное, окружающие его люди должны были понять, что ему самой судьбой назначено восполнить дефицит несуетного благородства в тогдашнем искусстве. Стать воплощением трудной и, в общем-то, бесконечной темы. Нет, не романтической, скорее постромантической. Для артиста-романтика Янковскому явно не хватало наивности и бесшабашной удали. А саморазъедающей меланхолии всегда было чересчур много. И прежде он лучше всего и чаще всего играл порядочного человека, больного своей порядочностью. Редкие образы негодяев (от жуткого шварцевского Дракона до среднестатистического советского мерзавца из "Мы, нижеподписавшиеся") скорее обозначают широкий диапазон его актерских возможностей, чем описывают его главную тему. А тема сквозит почти везде, где может сквозить - от ролей рефлексирующих интеллигентов до образов опустившихся джентльменов. Даже В.И. Ленин в его исполнении (и в полном соответствии с трактовкой Марка Захарова и Михаила Шатрова) становится воплощением порядочности и ответственности. Даже в комическом и жалком Жевакине из ленкомовской "Женитьбы" чувствуется желание из последних (ну, может, предпоследних) сил сохранить хоть малую толику совестливого благородства. Что бы ни играл этот артист, он все время обращен в самого себя. Он словно бы смотрит на пламя какой-то свечи. Он знает, что, пока он не дойдет до цели, свеча не должна погаснуть. «Я понял, в чём ваша беда. Вы слишком серьёзны. Серьёзное лицо ещё не признак ума, господа. Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением. Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!» – такими словами заканчивал своё земное существование герой фильма «Тот самый Мюнхгаузен» в исполнении блестящего актёра Олега Янковского. Олег Янковский: Об актерской профессии: "Роли – это нечто вроде кирпичиков в здании, которое строит актер и оставляет после себя. Но вот увидеть это здание со стороны при жизни вряд ли удастся" "Если появляется сериал в сто серий и в каждой некто играет «кушать подано», то при опросе аудитории у него хорошие шансы стать самым популярным артистом. Но ведь «самый популярный артист» и «самый лучший артист» – не всегда одно и то же" "Актеру, который позволяет себе опаздывать на спектакли, не ковер нужен, а скатерть на дорогу из театра. Публика не должна ждать" "Никогда не мечтал ни о какой роли. Что толку мечтать-то? Нет, изначально нас ведут по жизни, и надо это чувствовать. А уж тем более в актерской профессии, она же... от господа Бога, наверное?" "Мы, актеры старшего поколения, были в счастливом положении: от Владивостока до Калининграда в кинотеатрах с восьми утра шли отечественные фильмы. Миллионные аудитории!" "Немыслимо объяснить, что это такое — получить бешеную популярность, а потом в одночасье ее лишиться. И вот актеру обязательно надо готовить себя к тому, что однажды все это закончится. Другое дело, начнешь готовить - и кураж пропадет, а у нас такая профессия, что глаз должен гореть". "Одна из важных проблем современного театра — отсутствие материала. Просто какая-то депрессивная поздняя осень". "У артиста всегда есть страх: если он сейчас не снимется, завтра его просто забудут. Эта фобия привела к тому, что у меня есть ряд фильмов, за которые мне стыдно, которые не хочется вспоминать". "Не стал бы играть Воланда. Потому что к этому нельзя прикасаться. Не ко всему роману Булгакова — к Воланду. Как и не согласен я с картинами, где разные актеры изображали Христа. Считаю, что трогать не надо — ни одной стороны, ни другой". "Ты выходишь на сцену — и начинают по-другому работать селезенка, печень, нервная система. Это тяжело, но это того стоит". "Я действительно благополучен. И вообще я думаю, что актерство - это очень праздничная профессия". О жизни: "Когда мы уже совсем взрослые стали, мама призналась, боясь всего и вся, что у нас от дедушки есть какие-то сбережения в швейцарском банке. К большому сожалению, за долги эти вклады исчезли, так что не разбогатели". "Мы не умеем созидать. Вместо того чтобы радоваться, например, новому красивому зданию, русский человек начинает скрежетать зубами: "Вот деньжищ-то угрохали, сволочи!" Черная зависть к богатым людям в нас заложена генетически". "Внук смеется надо мной. И внучка, которой 13 лет. Мы в этом смысле покажемся дикими людьми, но зато в душе чище. У них глаза другие, в них детскость стерта. Они уже взрослые изначально". "Не всякое время может сформировать героя. Бывает ведь и безвременье. Сейчас, по-моему, безвременье. Вот и героя нет". "Если ничего не беспокоит и ничего не болит – значит, ты умер. К тому же российская интеллигенция, к которой я, кажется, могу себя причислить, без боли просто не может. Такова уж ее участь. А перечислять все причины для волнений – времени не хватит. "Знание, что мне очень повезло, и что очень возможен, реален был совсем другой вариант моей судьбы, оно спасает. И охраняет. И дает понимание, что ты ответствен за то, что дает судьба. И что надо каждый день благодарить за это. Вставать с благодарностью и ложиться с благодарностью. А как иначе". Олег Янковский был настоящей звездой. Не той, что рассеивает холодный белый свет и сгорает столь же быстро, как и зажигается. А огромной и яркой, наполняющей видевших ее ни с чем не сравнимым ощущением жизни. Ему не нужны никакие регалии и звания. Он просто наш Янковский. Тот самый. Журнал" Культурная столица"
•●๑ஐღ༺༻ღ Сказочный мир кино ღ•●๑ஐღ༺༻
15 лет назад, 20 мая 2009 года, ушел из жизни Олег Иванович Янковский
Поначалу Янковского приняли то ли за филолога, то ли за физика, но оказалось, что мальчик из самой что ни на есть актерской семьи, представитель славной театральной династии Янковских. Сыграв Генриха Шварцкопфа, он очень быстро обогнал в плане актерской популярности своих родственников — Ростислава и Игоря.Личность Олега Янковского, его лицо, его пронзительные глаза оказались удивительно созвучны времени 60-х и идущих за ними 70-х годов прошлого века. Янковского можно было поместить в любую эпоху — он все равно оставался нашим современником, близким нам человеком. Мы принимали его без слов — уже тогда, в молодости, его молчание и взгляд были чрезвычайно красноречивы.
Будучи на хорошем счету в Саратовском театре, Янковский совершил рывок и собрался покорить Москву. Евгений Павлович Леонов, с которым они снимались в «Гонщиках», порекомендовал Олега Марку Захарову. Захаров только начинал тогда в Ленкоме, ему нужны были единомышленники. Янковский начал вместе с Захаровым, и новая история театра началась в том числе и с него. Со спектакля «Автоград-ХХI». Сумбурное зрелище с обилием музыки, света, грохота, что-то кричащих и куда-то мчащихся людей.Больше всего поразило то, что игравший в том спектакле Арчил Гомиашвили, снявшийся к тому времени у Леонида Гайдая в «12 стульях», оказался лысым. Вы себе это представляете: Остап Бендер — и без волос на голове? Тут было не до Янковского.
И союз с Захаровым оказался невероятно плодотворным, впрочем, как и для каждого другого яркого ленкомовца. Множество ролей на телевидении, в кино, ролей поразительно разных, удивительно объемных. Волшебник в «Обыкновенном чуде» — ну что тут играть: типично резонерская роль, комментируй события да изрекай умные мысли. Ан нет: Захаров с Янковским сделали Волшебника генератором событий, душой сказки, подлинным творцом красивой, светлой и в чем-то драматичной истории.
Успех «Обыкновенного чуда» окрылил творцов, и они продолжили удивлять. Меньше всего достаточно серьезный Янковский был похож на враля Мюнхгаузена, но Захаров отдал ему главную роль в картине «Тот самый Мюнхгаузен» — и вновь выиграл, да еще как! Фильм стал еще более культовым, чем «Обыкновенное чудо», а финальный монолог барона: «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!» — соломинкой для утопающих в трясине позднего застоя. Застоя, в котором можно было или улыбаться, или молчать, как молчал практически весь фильм еще один янковско-захаровский герой — Джонатан Свифт.
Конечно, связывать успехи Олега Янковского исключительно с Марком Захаровым было бы неверно. В конце концов, Гамлета артист сыграл у Глеба Панфилова, удачно и неоднократно снимался у Андрея Тарковского. Да у кого только Олег Иванович не снимался!
Эмиль Лотяну сделал с ним «Моего ласкового и нежного зверя», Игорь Масленников — «Собаку Баскервилей» (в этом фильме зверь был совсем не ласковым и не нежным), Сергей Микаэлян — «Влюблен по собственному желанию», Роман Балаян — «Полеты во сне и наяву», знаменитую, культовую картину. Везде был востребован природный аристократизм Янковского, его великолепные манеры, которые не в силах скрыть даже бомжеватый прикид, требующийся по роли.
Не благородство облика, которое на разные лады будет обыгрывать кинематограф, поручая ему роли совестливых офицеров (от немца Генриха Шварцкопфа до Кондратия Рылеева), а именно эта явленная в кадре концентрация внутренней жизни и определила уникальность Янковского в нашем театре и кино. Благородство облика, ума и манер было скорее предпосылкой этой его уникальности. Не благоприобретенное благородство, скорее врожденное. Сын сгинувшего в лагерях бывшего штабс-капитана лейб-гвардии Семеновского полка Ивана Павловича Янковского, родился в казахском городке Джезказгане (в советской России потомки дворян часто рождались на окраине империи).
Артисты с такими умными лицами и тогда (да, впрочем, и теперь) встречались редко. Если бы не это решающее обстоятельство, актерская карьера Янковского казалась бы скорее случайностью, чем закономерностью. Он ведь и в театральном-то институте Саратова, куда семья переехала из Джезказгана, оказался по комическому недоразумению - заглянул туда ненароком и узнал, что его фамилия значится в списке зачисленных на актерский факультет: оказывается, его брат, ни сказав никому ни слова, успешно сдал экзамены. Вот Янковский и стал учиться на актерском вместо брата, никак поначалу не обнаруживая своего редкого дара. И в самом институте, и в саратовском театре он играл без особого успеха. Его талант должен был войти в фокус. Он сам, a главное, окружающие его люди должны были понять, что ему самой судьбой назначено восполнить дефицит несуетного благородства в тогдашнем искусстве. Стать воплощением трудной и, в общем-то, бесконечной темы. Нет, не романтической, скорее постромантической.
Для артиста-романтика Янковскому явно не хватало наивности и бесшабашной удали. А саморазъедающей меланхолии всегда было чересчур много. И прежде он лучше всего и чаще всего играл порядочного человека, больного своей порядочностью. Редкие образы негодяев (от жуткого шварцевского Дракона до среднестатистического советского мерзавца из "Мы, нижеподписавшиеся") скорее обозначают широкий диапазон его актерских возможностей, чем описывают его главную тему. А тема сквозит почти везде, где может сквозить - от ролей рефлексирующих интеллигентов до образов опустившихся джентльменов. Даже В.И. Ленин в его исполнении (и в полном соответствии с трактовкой Марка Захарова и Михаила Шатрова) становится воплощением порядочности и ответственности. Даже в комическом и жалком Жевакине из ленкомовской "Женитьбы" чувствуется желание из последних (ну, может, предпоследних) сил сохранить хоть малую толику совестливого благородства. Что бы ни играл этот артист, он все время обращен в самого себя. Он словно бы смотрит на пламя какой-то свечи. Он знает, что, пока он не дойдет до цели, свеча не должна погаснуть.
«Я понял, в чём ваша беда. Вы слишком серьёзны. Серьёзное лицо ещё не признак ума, господа. Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением. Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!» – такими словами заканчивал своё земное существование герой фильма «Тот самый Мюнхгаузен» в исполнении блестящего актёра Олега Янковского.
Олег Янковский:
Об актерской профессии:
"Роли – это нечто вроде кирпичиков в здании, которое строит актер и оставляет после себя. Но вот увидеть это здание со стороны при жизни вряд ли удастся"
"Если появляется сериал в сто серий и в каждой некто играет «кушать подано», то при опросе аудитории у него хорошие шансы стать самым популярным артистом. Но ведь «самый популярный артист» и «самый лучший артист» – не всегда одно и то же"
"Актеру, который позволяет себе опаздывать на спектакли, не ковер нужен, а скатерть на дорогу из театра. Публика не должна ждать"
"Никогда не мечтал ни о какой роли. Что толку мечтать-то? Нет, изначально нас ведут по жизни, и надо это чувствовать. А уж тем более в актерской профессии, она же... от господа Бога, наверное?"
"Мы, актеры старшего поколения, были в счастливом положении: от Владивостока до Калининграда в кинотеатрах с восьми утра шли отечественные фильмы. Миллионные аудитории!"
"Немыслимо объяснить, что это такое — получить бешеную популярность, а потом в одночасье ее лишиться. И вот актеру обязательно надо готовить себя к тому, что однажды все это закончится. Другое дело, начнешь готовить - и кураж пропадет, а у нас такая профессия, что глаз должен гореть".
"Одна из важных проблем современного театра — отсутствие материала. Просто какая-то депрессивная поздняя осень".
"У артиста всегда есть страх: если он сейчас не снимется, завтра его просто забудут. Эта фобия привела к тому, что у меня есть ряд фильмов, за которые мне стыдно, которые не хочется вспоминать".
"Не стал бы играть Воланда. Потому что к этому нельзя прикасаться. Не ко всему роману Булгакова — к Воланду. Как и не согласен я с картинами, где разные актеры изображали Христа. Считаю, что трогать не надо — ни одной стороны, ни другой".
"Ты выходишь на сцену — и начинают по-другому работать селезенка, печень, нервная система. Это тяжело, но это того стоит".
"Я действительно благополучен. И вообще я думаю, что актерство - это очень праздничная профессия".
О жизни:
"Когда мы уже совсем взрослые стали, мама призналась, боясь всего и вся, что у нас от дедушки есть какие-то сбережения в швейцарском банке. К большому сожалению, за долги эти вклады исчезли, так что не разбогатели".
"Мы не умеем созидать. Вместо того чтобы радоваться, например, новому красивому зданию, русский человек начинает скрежетать зубами: "Вот деньжищ-то угрохали, сволочи!" Черная зависть к богатым людям в нас заложена генетически".
"Внук смеется надо мной. И внучка, которой 13 лет. Мы в этом смысле покажемся дикими людьми, но зато в душе чище. У них глаза другие, в них детскость стерта. Они уже взрослые изначально".
"Не всякое время может сформировать героя. Бывает ведь и безвременье. Сейчас, по-моему, безвременье. Вот и героя нет".
"Если ничего не беспокоит и ничего не болит – значит, ты умер. К тому же российская интеллигенция, к которой я, кажется, могу себя причислить, без боли просто не может. Такова уж ее участь. А перечислять все причины для волнений – времени не хватит.
"Знание, что мне очень повезло, и что очень возможен, реален был совсем другой вариант моей судьбы, оно спасает. И охраняет. И дает понимание, что ты ответствен за то, что дает судьба. И что надо каждый день благодарить за это. Вставать с благодарностью и ложиться с благодарностью. А как иначе".
Олег Янковский был настоящей звездой. Не той, что рассеивает холодный белый свет и сгорает столь же быстро, как и зажигается. А огромной и яркой, наполняющей видевших ее ни с чем не сравнимым ощущением жизни. Ему не нужны никакие регалии и звания. Он просто наш Янковский. Тот самый.
Журнал" Культурная столица"