К началу XX столетия в гносеологии сложились два направления — научное и вненаучное. Научный, или эмпирический, способ познания основывался на механистическом материализме, эксперимент являлся главным инструментом познания. Так называемый вненаучный способ познания имел дело с энергетикой внутреннего мира человека и его способностями, возникавшими на основе творчества этой энергетики. У каждой из этих систем была своя история, свои взаимодействия с явлением «дух — материя», свои контакты с противоположной системой, свои результаты в познании окружающего мира. Общим же было одно — источник, который их породил. Источник назывался мифологией или, точнее, мифологическим мышлением или сознанием. Он представлял собой единое целое, в котором сплелись самые разные области познания: начатки науки, философии, искусства, этики, религии, истории. Это был кладезь различного рода знаний, не разделенных ни человеческими предрассудками, ни противоположными мировоззрениями, ни разными видами творчества. «Религии, философские системы, — пишет крупный мексиканский ученый Ф.Д.Инфанте, — искусство, общественные формы бытия примитивного и современного человека, первые научные и технические открытия, даже мучительные сновидения — все это вытекает из единого мифологического источника» . Со временем не только способ познания разделился на научный и вненаучный, но и сама философия — на материалистическую и идеалистическую. Экспериментальная наука, не признававшая ничего, кроме плотной материи, в ходе своего развития занимала все большее место в пространстве познания, вытесняя оттуда иные области знания и высокомерно претендуя на широкую монополию. Представители науки и материалистической философии, борясь с идеалистическими системами, твердо были уверены, что эксперимент и эмпирический метод есть единственные средства, с помощью которых в этом сугубо материальном мире можно постичь истину, хотя бы и относительную. В XIX веке вряд ли кто-либо из ученых мог поверить, что подобное утверждение — лишь иллюзия, возникшая в бездуховной материи надменного интеллекта. По существу, наука с ее сугубо материальным методом исследования являлась лишь одной из систем познания и в силу вышеупомянутого обстоятельства далеко не совершенной. Вместе с тем, продолжала расти и развиваться другая система, идущая из глубины веков и сохранившая свои накопления на Востоке, ареале древнейшей культуры, тесно связанная с самим человеком и его внутренним духовным миром, система, в которой в течение тысячелетий формировались иные, более широкие взгляды на материю, нежели в науке. Эта система нашла отражение в религиозном опыте великих Учений и со временем захватила и мысль Запада. Огромная сумма знаний, накопленная в этом пространстве и долгое время отрицаемая в науке, становилась тем вторым крылом в универсальной системе познания, которого долгое время так не хватало сугубо материалистической науке. У этой системы были свои способы и методы познания. Важнейшие из них — те, в которых научный эксперимент был заменен свидетельством, или информацией, шедшей через духовный мир человека из пространства инобытия или, другими словами, из пространства материи иных состояний и измерений. Информация эта обладала важным качеством — она намного опережала сведения, полученные в результате эксперимента, и во многих случаях носила профетический характер. На основе этого параллельно науке возникла философия, в которой метод свидетельства имел концептуальное значение и нес в себе формообразующее начало. Такие явления, как сны, видения, информационные образы, идущие из Космоса, — все они относились к свидетельствам, ибо, несмотря на субъективный канал их получения, носили вполне объективный и даже практический характер. Подобные знания отрицались не только наукой, но и церковью, несмотря на то, что последней были хорошо известны видения и пророчества святых. Труды, созданные такими свидетелями, назывались мистическими, эзотерическими, оккультными. Ни одно из этих названий не давало ясного представления о самих знаниях и путях их получения, а скорее способствовало различного рода непониманию и кривотолкам. Если отбросить эти архаические термины и взять понятие «наука» в качестве основного, то такой метод познания можно было бы назвать сверхнаучным. Сюда же следует также отнести и искусство. Являясь самой таинственной областью человеческого творчества, искусство более чем другие области связано с инобытием, откуда, собственно, и идут к человеку творческие импульсы Красоты и образы гносеологической информации. Метод свидетельства широко использовался во многих трудах представителей умозрительного познания. Уровень свидетелей и их работ был разный, но среди них хотелось бы отметить труды немецкого философа Якоба Бёме, жившего в 1575—1624 годах. Его работа «Аврора, или Утренняя заря в восхождении» дала пример смелой диалектики (мир как движение и соединение противоречий), углубила понимание реального Космоса и была впоследствии использована представителями немецкой классической философии Гегелем и Фейербахом. Ф.Энгельс назвал Бёме «предвестником грядущих философов» . Несмотря на это, произведения Бёме в советское время были запрещены. А церковь еще при жизни философа прокляла его «Утреннюю зарю». Воззрения Бёме на устройство Вселенной намного обогнали не только тогдашнюю, но и современную науку. Из того, что он увидел духовным взором следовало, что человек тождествен Космосу, а человеческое сердце — центр мира. В то время ни наука, ни теология подобного не утверждали. И можно удивляться проницательности Ф.Энгельса, который, нисколько не сомневаясь, включил знания Бёме в будущую философию, наступление которой, по всей видимости, интуитивно предчувствовал. И его, в отличие от ортодоксальных ученых и советских идеологов, не смутило, каким образом было добыто такое знание. Бёме дал уникальные свидетельства о важнейшем месте человека во Вселенной. Как свидетель он был много выше своих современников, которые, возможно, и не подозревали о существовании подобных свидетельств. Но Космос сложен, и в нем существуют свидетели и свидетельства более высокого плана, несущие нам время от времени необходимые знания. Разъединение научной и вненаучной (или сверхнаучной) систем познания было столь же неплодотворным, как и отделение духа от материи, хотя бы и условное. К началу XX века такие разделения если не полностью заблокировали движение науки, то во всяком случае закрыли дорогу к правильному осмыслению открываемых явлений. Духовная революция XX века, в ходе которой формировалось новое мышление космического мироощущения, проявила определенную тенденцию к синтезу научного и вненаучного способов познания, носившую, несомненно, эволюционный характер. Наиболее яркое выражение эта тенденция получила в трудах философов Серебряного века, тесно связанных с проблемами культурно-духовной эволюции человека. Среди этих философов были такие высокие умы, как В.С.Соловьев, П.А.Флоренский, С.Н.Булгаков, Н.А.Бердяев, И.А.Ильин и другие. В их трудах мы находим мысль и религиозную, и философскую, и научную. «Чтения о Богочеловечестве», «Оправдание Добра. Нравственная философия» В.С.Соловьева, «Философия свободы», «Смысл творчества», «Судьба России», «Творчество и объективизация», «Царство Духа и царство кесаря» Н.А.Бердяева, «Столп и утверждение истины», «Мнимости в геометрии», «Обратная перспектива», «Общечеловеческие корни идеализма» П.А.Флоренского, «Свет невечерний», «Два града» С.Н.Булгакова, «Путь к очевидности» И.А.Ильина — эти и другие работы философов Серебряного века были самобытны, в них отсутствовало традиционное подражание западным школам. Отойдя от суетных политических моментов, от вопросов рутинного бытия, русские философы поместили в центр своих исследований человека, особенности его духа, эволюционную его судьбу и роль Высшего во всем этом. Старое социологическое мышление с его традиционными подходами не могло ответить на многие вопросы, которые ставили перед Россией и миром события космического масштаба. Русские мыслители интуитивно ощущали те энергетические изменения, которые несла в себе эволюция Космоса и человека в XX веке. Они, эти мыслители, переходили, по выражению Н.А.Бердяева, в «иное идейное измерение», прозревая энергетическую целостность Мироздания и его неразрывную связь с человеческим бытием. Научный взрыв 20-х годов прошлого столетия в значительной степени способствовал развитию такого процесса. Естественные науки, и в первую очередь физика, методологически оказались в критическом положении. Материя в заданных обстоятельствах эксперимента начинала вести себя непредсказуемым образом. Неделимое становилось делимым, в невидимых пространствах обнаруживалась бурная энергетическая деятельность, на «чистые» эксперименты в атомной физике стала влиять тонкая энергетика самого экспериментатора, в материи появились какие-то «нематериальные» структуры и частицы. Новое мышление, складывающееся в ходе Духовной революции, ставило перед научной мыслью новые задачи, решение которых взяли на себя самые выдающиеся ученые. Накопления вненаучных областей человеческого знания вновь оказались востребованы. Труды великих ученых, таких, как В.И.Вернадский, К.Э.Циолковский, А.Л.Чижевский, П.Тейяр де Шарден, Н.Бор, А.Эйнштейн, соединили в себе науку и не-науку. В их работах формировался целостный подход к явлениям природы и человеческого общества. Ученые обратили внимание на забытые мысли древних мудрецов о тесном взаимодействии человека, планеты, Космоса, о фундаментальном единстве макро- и микрокосмоса. Эти мысли находили подтверждение в научных открытиях. Особенно много для осмысления новых прозрений науки дала умозрительная философия Востока. Новое космическое мироощущение вводило в науку категорию духа, приближало ученых к мысли о существовании иных состояний материи и заставляло их искать экспериментальные подтверждения этого. Резкие границы между научным и вненаучным методами стали как бы размываться, направляя поток научной мысли к синтезу различных явлений космопланетарного характера. Учение В.И.Вернадского о биосфере и ноосфере, изложенное им в уникальном труде «Научная мысль как планетное явление», было одним из первых научных плодов нового космического мышления на уровне «эволюции, осознавшей себя» (Пьер Тейяр де Шарден). Ноосфера, или сфера разума, следующий, высший этап в развитии биосферы Земли, — есть результат, утверждал ученый, сознательной мыслительной деятельности человека. В те же годы А.Л.Чижевский писал о необходимости новой науки — «более современной, чем современная, более терпимой к новым идеям и новым завоеваниям человеческого гения» . Гениальный К.Э.Циолковский в провинциальной Калуге писал и говорил об одухотворенном Космосе, о разумных силах в нем, о необоримой воле Вселенной, об иерархии высокоразвитых существ. «Воля человека, — утверждал он, — и всяких других существ — высших и низших — есть только проявление воли Вселенной. Голос человека, его мысли, открытия, понятия, истины и заблуждения — есть только голос Вселенной» . А.Л.Чижевский экспериментально открыл взаимодействие человеческого организма и человеческого общества с деятельностью Солнца и, в частности, с ритмом солнечных пятен. Исходя из концепции единства человека и Космоса, взаимодействия человека и Солнца, он установил циклы и ритмы влияния Солнца на здоровье, общественную деятельность человека и на исторический процесс. Эти исследования ломали границы между науками естественными и гуманитарными, оставляя причинные приоритеты за естественными. В своих трудах ученый писал о великой электромагнитной жизни Вселенной, закладывая первые кирпичи в фундамент энергетического мировоззрения XX века. Подводя итоги своих необычных исследований, Чижевский продвигался все дальше и дальше в своем космическом поиске. «Из сказанного следует заключить, что есть некоторая внеземная сила, воздействующая извне на развитие событий в человеческих сообществах. Одновременность колебаний солнечной и человеческой деятельности служит лучшим указанием на эту силу» . Многие научные открытия XX века имели прямое отношение к вненаучной информации, касающейся в первую очередь проблем пространства, в которых и заключены основные тайны Мироздания. Первые шаги в этом направлении были сделаны еще в XIX веке русским ученым Н.И.Лобачевским, разработавшим теорию неевклидовой геометрии, перевернувшей наши представления о самой природе пространства. За пределами механистически-материального мира виделось нечто, недоступное обычному зрению, но тем не менее реально существующее, поддающееся исследованию. Невидимому пространству были присущи новые измерения, пока еще недоступные сознанию человека, но информация о которых пришла из области вненаучной. В 1907—1908 годах немецкий ученый Герман Минковский заговорил не о пространстве, как таковом, а о пространстве-времени как целостном явлении. К трем пространственным координатам он добавил четвертую, временную. То, что возникало в духовных озарениях не-науки, оказалось реальностью сегодняшней науки. Теория относительности Альберта Эйнштейна утвердила эту координату как четвертое измерение. Исходя из того, что скорость света 300 000 км/с имеет материальную границу, Эйнштейн подошел вплотную к гипотезе существования сверхсветового пространства. В науку, в ее парадигму постепенно, вместе с невидимыми пространствами и мирами, входило реальное понятие духа и предощущение революционных изменений. Космическая эволюция востребовала тех мыслителей и ученых, которые обладали способностью к синтезу. Таким человеком был, например, П.А.Флоренский — выдающийся ученый, уникальный философ, обладавший способностью свидетельства, и священнослужитель, хорошо понимавший искусство как важнейший способ познания. За предполагаемым сверхсветовым пространством Флоренский увидел инобытие, «тот свет», со всеми присущими ему особенностями, но уже поддающимися научному объяснению. Так называемое мнимое пространство, мнимости в геометрии ; все это соприкосновения науки с мирами иных состояний материи. Работы Флоренского — «Мнимости в геометрии», «Иконостас» и «Обратная перспектива», созданные им в первой половине XX века, представляют собой важнейшие вехи на пути формирования космического мышления и синтетической системы познания. В них содержатся доказательства существования иной Вселенной, иных миров, недоступных ни нашему глазу, ни нашим чувствам, но духовно связанных с нами и влияющих на мир плотной материи. «В геометрии, — пишет П.А.Флоренский, — изучаем мы пространство, — не линии, точки и поверхности, как таковые, а именно свойства пространства, выражающиеся и в этих частных пространственных образованиях» . Он ставит перед собой задачу «расширить область двухмерных образов геометрии так, чтобы в систему пространственных представлений вошли и мнимые образы. Короче говоря, необходимо найти в пространстве место для мнимых образов, и притом ничего не отнимая от уже занявших свои места образов действительности» . Ученый выполнил эту задачу, постиг свойства пространства, использовав при этом не только геометрию, но и, казалось бы, совсем неожиданный для науки источник — «Божественную комедию» Данте. Данте был не только великим поэтом, но и крупным эзотериком, обладателем тайных знаний, причастным к «свидетельскому» направлению вненаучного знания. Его описания строения Мироздания в «Божественной комедии» настолько реальны, что послужили Флоренскому основанием для его анализа «мнимостей в геометрии». В космологии Данте ученый обнаружил «предвосхищение <...> неевклидовой геометрии» . В заключение исследования Флоренский пишет: «Область мнимостей реальна, постижима, а на языке Данта называется Эмпиреем. Все пространство мы можем представить себе двойным, составленным из действительных и из совпадающих с ними мнимых гауссовых координатных поверхностей, но переход от поверхности действительной к поверхности мнимой возможен только через разлом пространства и выворачивание тела через самого себя. Пока мы представляем себе средством к этому процессу только увеличение скоростей, может быть, скоростей каких-то частиц тела, за предельную скорость света, но у нас нет доказательств невозможности каких-либо иных средств» . Эта мысль Флоренского, связывающая напрямую устройство Мироздания с внутренним пространством самого человека, была столь смела и парадоксальна, что не могла быть воспринята ни идеологами, ни учеными. Опережение своего времени, которое присуще свидетелям иного мира, обладающим духовным зрением, стоило Флоренскому жизни. Советские идеологи сразу отреагировали на эту работу, хотя и не поняли ничего в системе доказательств. И Флоренскому пришлось писать письмо в политотдел, чтобы объяснить, что он имеет в виду. «Надо думать, — утверждал он в этой записке, — в основе поэмы Данте лежит некоторый психологический факт — сон, видение и т.п. Всякий факт, раз он подлинно пережит, дает материал для размышления, и вовсе нет надобности уверовать в него, чтобы признать ценность тех или других его элементов. Если я во сне узнаю теорему Пифагора, хотя бы от говорящей обезьяны, то от того теорема не делается ложной. Хорошо известно, что множество великих открытий, в том числе математических, было сделано во сне. Моя мысль, — взяв подлинные слова Данте, показать, что символическим образом он выразил чрезвычайно важную геометрическую мысль о природе и пространстве» . Но это письмо его не спасло. У нас же остался ценнейший документ, в котором запечатлены мысли великого ученого о новой системе познания и о роли в ней вненаучного метода. Флоренский еще раз подтвердил, что в традиционной науке нет чисто научных (как это мы себе представляем) методов исследования. В нее все время вторгается так называемая вненаучная, не основанная на традиционном эксперименте информация, но тем не менее приносящая важные результаты. Ибо в конечном счете наукой занимается все тот же человек, энергетическая структура которого намного богаче, чем это себе представляет традиционная наука, полная предрассудков и самоограничений. Именно богатство внутреннего мира и энергетики человека, занимающегося научными исследованиями, и обусловливает во многих случаях отклонение от механистически-материального экспериментаторства в сторону вненаучных методик и информации. Эволюция системы познания идет к синтезу, и никакие сильные мира сего от науки не в состоянии остановить этот процесс. Если бы исследования и эксперименты проводили машины или роботы, то наука была бы совсем другой. И, возможно, наукой ее назвать было бы неверно. Известный современный философ К.А.Кедров пишет, что, соединив Эйнштейна с Данте, «Флоренский создал свой неповторимый образ Вселенной. Здесь дух является причиной возникновения света, а мысль летит по Вселенной быстрее всех скоростей. Границы же нашего земного мира очерчивает радиус светового луча, пробегая свой путь за одну секунду <...> Получается, что физически мы пребываем здесь в пределах скорости света, а мысленно проникаем во все измерения Мироздания, свернулось в клубок наше земное время, вмещая прошлое, будущее и настоящее. Это есть реальная вечность» . И еще: «Флоренский считает, что скорость света 300 000 км/с не предел, а только граница между миром земным и миром небесным» Иными словами, миром более высокого измерения. И «Обратная перспектива», и «Иконостас» Флоренского несут в себе научные доказательства существования миров иных состояний материи и иных измерений. Флоренский получает эти доказательства в художественных творениях, в которых отражен религиозный опыт постижения инобытия. Речь идет об иконах, на которых изображены те или иные моменты, связанные с Высшими мирами. Флоренский считал икону, в силу высокого духа ее создателя, окном или даже дверью в мир иной, откуда на молящихся в минуты душевного подъема нисходит особая благодать. Исследуя особенности человеческого духа и символического искусства, Флоренский утверждал, что дух святого или художника в определенном состоянии поднимается в мир горний, чтобы принести в мир дольний, земной, информацию о Высшем мире. Святой становился свидетелем мира горнего, в то время как художник-иконописец, создавая ту или иную икону, являлся лишь свидетелем свидетеля. Здесь, в искусстве сакральной живописи, присутствует очень важный момент свидетельства миров других измерений, который и запечатлевается художником на доске иконы. Слияние святого и художника в одной личности — явление крайне редкое и неповторимое. Такой феномен мы наблюдаем в творчестве Андрея Рублева. Поэтому его иконы представляют уникальное явление, которое дает возможность провести научный анализ мира более высокого измерения, что и было сделано Флоренским в его «Обратной перспективе». Он показал, что перспектива на иконе «Троица» не такая, как на картинах художников-реалистов, а обратная. В результате пространство на иконе оказывается искривленным, как оно искривляется, согласно Эйнштейну, в более высоком, в данном случае четвертом, измерении. Пространство в четвертом измерении искривляется именно по законам обратной перспективы. Мысль Эйнштейна остановилась на границе скорости света в нашем мире. Флоренский же прошел за этот предел, где существует мир более высокого измерения и иного состояния материи — мир реальный, где действует и творит дух и где сама материя ближе к духу, а не к тому ее состоянию, которое мы наблюдаем в земных условиях. Также и Данте в своем путешествии по различным кругам и уровням Мироздания в «Божественной комедии» пересекает эти границы или, пользуясь терминологией Флоренского, разломы пространства. В.И.Вернадский также не раз прибегал к вненаучному способу познания, чтобы доказать научные положения теории ноосферы. «Художественное творчество выявляет нам космос, проходящий через сознание живого существа» , — писал гениальный ученый. Занимаясь самым серьезнейшим образом историей науки и научного мировоззрения, Вернадский как бы ощущал в себе ток эволюции, ведущей к созданию не только космического мироощущения, но и новой системы познания, в которой так нуждалась бурно развивавшаяся в начале XX века наука. Великий русский ученый был не только уникальным специалистом-естественником, но и интереснейшим философом, чье философское наследие долго отрицалось в нашей стране, а сейчас только начинает разрабатываться. Отношение к его трудам со стороны философов и ученых и сегодня далеко не однозначное. Вернадский был одним из первых, кто понял несоответствие старой системы познания современному процессу развития науки и поставил в своих философских трудах проблему иных взглядов на систему познания. Он как бы снял антагонизм, существовавший ранее в пространстве «наука — не-наука», и даровал равные права науке и другим способам познания, прекрасно понимая, что, если этого не сделать, это скажется самым роковым образом в первую очередь на самой науке. «Научное мировоззрение, — писал он в 1902 году, — развивается в тесном общении и широком взаимодействии с другими сторонами духовной жизни человечества. Отделение научного мировоззрения и науки от одновременно или ранее происходившей деятельности человека в области религии, философии, общественной жизни или искусства невозможно. Все эти проявления человеческой жизни тесно сплетены между собою — могут быть разделены только в воображении» . И еще: «При изучении истории науки легко убедиться, что источники наиболее важных сторон научного мировоззрения возникли вне области научного мышления, проникли в него извне, как вошло в науку извне всеохватывающее ее представление о мировой гармонии, стремление к числу. Так, столь обычные и более частные, конкретные черты нашего научного мышления, как атомы, влияние отдельных явлений, материя, наследственность, энергия, эфир, элементы, инерция, бесконечность мира и т.п., вошли в мировоззрение (научное. — Л.Ш.) из других областей человеческого духа; они зародились и развивались под влиянием идей и представлений, чуждых научной мысли <...> Но они возникли одновременно и в кругу иных людей, придававших им более близкую к научным построениям форму, — в среде религиозных сект, главным образом магических и еретических, и в среде мистических философских учений, которые издревле привыкли допускать эманации, инфлюэнции, всякого рода бестелесные влияния в окружающем нас мире» . Вернадский считал, и вполне справедливо: в современном научном мировоззрении невозможно отделить то, что пришло в него от «чистой», эмпирической науки, а что от не-науки. И если это вдруг произойдет вопреки здравому смыслу, то от научного мировоззрения останутся осколки. Л.В. Шапошникова. Философия Космической Реальности Читать полностью: http://www.icr.su/rus/evolution/ethics/zov.pdf
ЛЮДМИЛА ВАСИЛЬЕВНА ШАПОШНИКОВА.
СЛОЖНОЕ ПРОСТРАНСТВО ПОЗНАНИЯ XX ВЕКА
К началу XX столетия в гносеологии сложились два направления — научное и вненаучное. Научный, или эмпирический, способ познания основывался на механистическом материализме, эксперимент являлся главным инструментом познания.
Так называемый вненаучный способ познания имел дело с энергетикой внутреннего мира человека и его способностями, возникавшими на основе творчества этой энергетики.
У каждой из этих систем была своя история, свои взаимодействия с явлением «дух — материя», свои контакты с противоположной системой, свои результаты в познании окружающего мира. Общим же было одно — источник, который их породил. Источник назывался мифологией или, точнее, мифологическим мышлением или сознанием. Он представлял собой единое целое, в котором сплелись самые разные области познания: начатки науки, философии, искусства, этики, религии, истории. Это был кладезь различного рода знаний, не разделенных ни человеческими предрассудками, ни противоположными мировоззрениями, ни разными видами творчества. «Религии, философские системы, — пишет крупный мексиканский ученый Ф.Д.Инфанте, — искусство, общественные формы бытия примитивного и современного человека, первые научные и технические открытия, даже мучительные сновидения — все это вытекает из единого мифологического источника» . Со временем не только способ познания разделился на научный и вненаучный, но и сама философия — на материалистическую и идеалистическую. Экспериментальная наука, не признававшая ничего, кроме плотной материи, в ходе своего развития занимала все большее место в пространстве познания, вытесняя оттуда иные области знания и высокомерно претендуя на широкую монополию. Представители науки и материалистической философии, борясь с идеалистическими системами, твердо были уверены, что эксперимент и эмпирический метод есть единственные средства, с помощью которых в этом сугубо материальном мире можно постичь истину, хотя бы и относительную. В XIX веке вряд ли кто-либо из ученых мог поверить, что подобное утверждение — лишь иллюзия, возникшая в бездуховной материи надменного интеллекта. По существу, наука с ее сугубо материальным методом исследования являлась лишь одной из систем познания и в силу вышеупомянутого обстоятельства далеко не совершенной.
Вместе с тем, продолжала расти и развиваться другая система, идущая из глубины веков и сохранившая свои накопления на Востоке, ареале древнейшей культуры, тесно связанная с самим человеком и его внутренним духовным миром, система, в которой в течение тысячелетий формировались иные, более широкие взгляды на материю, нежели в науке. Эта система нашла отражение в религиозном опыте великих Учений и со временем захватила и мысль Запада. Огромная сумма знаний, накопленная в этом пространстве и долгое время отрицаемая в науке, становилась тем вторым крылом в универсальной системе познания, которого долгое время так не хватало сугубо материалистической науке. У этой системы были свои способы и методы познания. Важнейшие из них — те, в которых научный эксперимент был заменен свидетельством, или информацией, шедшей через духовный мир человека из пространства инобытия или, другими словами, из пространства материи иных состояний и измерений. Информация эта обладала важным качеством — она намного опережала сведения, полученные в результате эксперимента, и во многих случаях носила профетический характер. На основе этого параллельно науке возникла философия, в которой метод свидетельства имел концептуальное значение и нес в себе формообразующее начало. Такие явления, как сны, видения, информационные образы, идущие из Космоса, — все они относились к свидетельствам, ибо, несмотря на субъективный канал их получения, носили вполне объективный и даже практический характер. Подобные знания отрицались не только наукой, но и церковью, несмотря на то, что последней были хорошо известны видения и пророчества святых. Труды, созданные такими свидетелями, назывались мистическими, эзотерическими, оккультными. Ни одно из этих названий не давало ясного представления о самих знаниях и путях их получения, а скорее способствовало различного рода непониманию и кривотолкам. Если отбросить эти архаические термины и взять понятие «наука» в качестве основного, то такой метод познания можно было бы назвать сверхнаучным. Сюда же следует также отнести и искусство. Являясь самой таинственной областью человеческого творчества, искусство более чем другие области связано с инобытием, откуда, собственно, и идут к человеку творческие импульсы Красоты и образы гносеологической информации.
Метод свидетельства широко использовался во многих трудах представителей умозрительного познания. Уровень свидетелей и их работ был разный, но среди них хотелось бы отметить труды немецкого философа Якоба Бёме, жившего в 1575—1624 годах. Его работа «Аврора, или Утренняя заря в восхождении» дала пример смелой диалектики (мир как движение и соединение противоречий), углубила понимание реального Космоса и была впоследствии использована представителями немецкой классической философии Гегелем и Фейербахом. Ф.Энгельс назвал Бёме «предвестником грядущих философов» .
Несмотря на это, произведения Бёме в советское время были запрещены. А церковь еще при жизни философа прокляла его «Утреннюю зарю».
Воззрения Бёме на устройство Вселенной намного обогнали не только тогдашнюю, но и современную науку. Из того, что он увидел духовным взором следовало, что человек тождествен Космосу, а человеческое сердце — центр мира. В то время ни наука, ни теология подобного не утверждали. И можно удивляться проницательности Ф.Энгельса, который, нисколько не сомневаясь, включил знания Бёме в будущую философию, наступление которой, по всей видимости, интуитивно предчувствовал. И его, в отличие от ортодоксальных ученых и советских идеологов, не смутило, каким образом было добыто такое знание. Бёме дал уникальные свидетельства о важнейшем месте человека во Вселенной. Как свидетель он был много выше своих современников, которые, возможно, и не подозревали о существовании подобных свидетельств. Но Космос сложен, и в нем существуют свидетели и свидетельства более высокого плана, несущие нам время от времени необходимые знания.
Разъединение научной и вненаучной (или сверхнаучной) систем познания было столь же неплодотворным, как и отделение духа от материи, хотя бы и условное. К началу XX века такие разделения если не полностью заблокировали движение науки, то во всяком случае закрыли дорогу к правильному осмыслению открываемых явлений.
Духовная революция XX века, в ходе которой формировалось новое мышление космического мироощущения, проявила определенную тенденцию к синтезу научного и вненаучного способов познания, носившую, несомненно, эволюционный характер. Наиболее яркое выражение эта тенденция получила в трудах философов Серебряного века, тесно связанных с проблемами культурно-духовной эволюции человека.
Среди этих философов были такие высокие умы, как В.С.Соловьев, П.А.Флоренский, С.Н.Булгаков, Н.А.Бердяев, И.А.Ильин и другие. В их трудах мы находим мысль и религиозную, и философскую, и научную. «Чтения о Богочеловечестве», «Оправдание Добра. Нравственная философия» В.С.Соловьева, «Философия свободы», «Смысл творчества», «Судьба России», «Творчество и объективизация», «Царство Духа и царство кесаря» Н.А.Бердяева, «Столп и утверждение истины», «Мнимости в геометрии», «Обратная перспектива», «Общечеловеческие корни идеализма» П.А.Флоренского, «Свет невечерний», «Два града» С.Н.Булгакова, «Путь к очевидности» И.А.Ильина — эти и другие работы философов Серебряного века были самобытны, в них отсутствовало традиционное подражание западным школам. Отойдя от суетных политических моментов, от вопросов рутинного бытия, русские философы поместили в центр своих исследований человека, особенности его духа, эволюционную его судьбу и роль Высшего во всем этом. Старое социологическое мышление с его традиционными подходами не могло ответить на многие вопросы, которые ставили перед Россией и миром события космического масштаба. Русские мыслители интуитивно ощущали те энергетические изменения, которые несла в себе эволюция Космоса и человека в XX веке. Они, эти мыслители, переходили, по выражению Н.А.Бердяева, в «иное идейное измерение», прозревая энергетическую целостность Мироздания и его неразрывную связь с человеческим бытием.
Научный взрыв 20-х годов прошлого столетия в значительной степени способствовал развитию такого процесса. Естественные науки, и в первую очередь физика, методологически оказались в критическом положении. Материя в заданных обстоятельствах эксперимента начинала вести себя непредсказуемым образом. Неделимое становилось делимым, в невидимых пространствах обнаруживалась бурная энергетическая деятельность, на «чистые» эксперименты в атомной физике стала влиять тонкая энергетика самого экспериментатора, в материи появились какие-то «нематериальные» структуры и частицы. Новое мышление, складывающееся в ходе Духовной революции, ставило перед научной мыслью новые задачи, решение которых взяли на себя самые выдающиеся ученые. Накопления вненаучных областей человеческого знания вновь оказались востребованы. Труды великих ученых, таких, как В.И.Вернадский, К.Э.Циолковский, А.Л.Чижевский, П.Тейяр де Шарден, Н.Бор, А.Эйнштейн, соединили в себе науку и не-науку. В их работах формировался целостный подход к явлениям природы и человеческого общества.
Ученые обратили внимание на забытые мысли древних мудрецов о тесном взаимодействии человека, планеты, Космоса, о фундаментальном единстве макро- и микрокосмоса. Эти мысли находили подтверждение в научных открытиях. Особенно много для осмысления новых прозрений науки дала умозрительная философия Востока. Новое космическое мироощущение вводило в науку категорию духа, приближало ученых к мысли о существовании иных состояний материи и заставляло их искать экспериментальные подтверждения этого.
Резкие границы между научным и вненаучным методами стали как бы размываться, направляя поток научной мысли к синтезу различных явлений космопланетарного характера. Учение В.И.Вернадского о биосфере и ноосфере, изложенное им в уникальном труде «Научная мысль как планетное явление», было одним из первых научных плодов нового космического мышления на уровне «эволюции, осознавшей себя» (Пьер Тейяр де Шарден).
Ноосфера, или сфера разума, следующий, высший этап в развитии биосферы Земли, — есть результат, утверждал ученый, сознательной мыслительной деятельности человека. В те же годы А.Л.Чижевский писал о необходимости новой науки — «более современной, чем современная, более терпимой к новым идеям и новым завоеваниям человеческого гения» .
Гениальный К.Э.Циолковский в провинциальной Калуге писал и говорил об одухотворенном Космосе, о разумных силах в нем, о необоримой воле Вселенной, об иерархии высокоразвитых существ. «Воля человека, — утверждал он, — и всяких других существ — высших и низших — есть только проявление воли Вселенной. Голос человека, его мысли, открытия, понятия, истины и заблуждения — есть только голос Вселенной» .
А.Л.Чижевский экспериментально открыл взаимодействие человеческого организма и человеческого общества с деятельностью Солнца и, в частности, с ритмом солнечных пятен. Исходя из концепции единства человека и Космоса, взаимодействия человека и Солнца, он установил циклы и ритмы влияния Солнца на здоровье, общественную деятельность человека и на исторический процесс. Эти исследования ломали границы между науками естественными и гуманитарными, оставляя причинные приоритеты за естественными. В своих трудах ученый писал о великой электромагнитной жизни Вселенной, закладывая первые кирпичи в фундамент энергетического мировоззрения XX века. Подводя итоги своих необычных исследований, Чижевский продвигался все дальше и дальше в своем космическом поиске. «Из сказанного следует заключить, что есть некоторая внеземная сила, воздействующая извне на развитие событий в человеческих сообществах. Одновременность колебаний солнечной и человеческой деятельности служит лучшим указанием на эту силу» .
Многие научные открытия XX века имели прямое отношение к вненаучной информации, касающейся в первую очередь проблем пространства, в которых и заключены основные тайны Мироздания. Первые шаги в этом направлении были сделаны еще в XIX веке русским ученым Н.И.Лобачевским, разработавшим теорию неевклидовой геометрии, перевернувшей наши представления о самой природе пространства. За пределами механистически-материального мира виделось нечто, недоступное обычному зрению, но тем не менее реально существующее, поддающееся исследованию. Невидимому пространству были присущи новые измерения, пока еще недоступные сознанию человека, но информация о которых пришла из области вненаучной.
В 1907—1908 годах немецкий ученый Герман Минковский заговорил не о пространстве, как таковом, а о пространстве-времени как целостном явлении. К трем пространственным координатам он добавил четвертую, временную. То, что возникало в духовных озарениях не-науки, оказалось реальностью сегодняшней науки. Теория относительности Альберта Эйнштейна утвердила эту координату как четвертое измерение. Исходя из того, что скорость света 300 000 км/с имеет материальную границу, Эйнштейн подошел вплотную к гипотезе существования сверхсветового пространства.
В науку, в ее парадигму постепенно, вместе с невидимыми пространствами и мирами, входило реальное понятие духа и предощущение революционных изменений.
Космическая эволюция востребовала тех мыслителей и ученых, которые обладали способностью к синтезу. Таким человеком был, например, П.А.Флоренский — выдающийся ученый, уникальный философ, обладавший способностью свидетельства, и священнослужитель, хорошо понимавший искусство как важнейший способ познания. За предполагаемым сверхсветовым пространством Флоренский увидел инобытие, «тот свет», со всеми присущими ему особенностями, но уже поддающимися научному объяснению. Так называемое мнимое пространство, мнимости в геометрии ; все это соприкосновения науки с мирами иных состояний материи. Работы Флоренского — «Мнимости в геометрии», «Иконостас» и «Обратная перспектива», созданные им в первой половине XX века, представляют собой важнейшие вехи на пути формирования космического мышления и синтетической системы познания. В них содержатся доказательства существования иной Вселенной, иных миров, недоступных ни нашему глазу, ни нашим чувствам, но духовно связанных с нами и влияющих на мир плотной материи.
«В геометрии, — пишет П.А.Флоренский, — изучаем мы пространство, — не линии, точки и поверхности, как таковые, а именно свойства пространства, выражающиеся и в этих частных пространственных образованиях» . Он ставит перед собой задачу «расширить область двухмерных образов геометрии так, чтобы в систему пространственных представлений вошли и мнимые образы. Короче говоря, необходимо найти в пространстве место для мнимых образов, и притом ничего не отнимая от уже занявших свои места образов действительности» .
Ученый выполнил эту задачу, постиг свойства пространства, использовав при этом не только геометрию, но и, казалось бы, совсем неожиданный для науки источник — «Божественную комедию» Данте. Данте был не только великим поэтом, но и крупным эзотериком, обладателем тайных знаний, причастным к «свидетельскому» направлению вненаучного знания. Его описания строения Мироздания в «Божественной комедии» настолько реальны, что послужили Флоренскому основанием для его анализа «мнимостей в геометрии». В космологии Данте ученый обнаружил «предвосхищение <...> неевклидовой геометрии» .
В заключение исследования Флоренский пишет: «Область мнимостей реальна, постижима, а на языке Данта называется Эмпиреем. Все пространство мы можем представить себе двойным, составленным из действительных и из совпадающих с ними мнимых гауссовых координатных поверхностей, но переход от поверхности действительной к поверхности мнимой возможен только через разлом пространства и выворачивание тела через самого себя. Пока мы представляем себе средством к этому процессу только увеличение скоростей, может быть, скоростей каких-то частиц тела, за предельную скорость света, но у нас нет доказательств невозможности каких-либо иных средств» . Эта мысль Флоренского, связывающая напрямую устройство Мироздания с внутренним пространством самого человека, была столь смела и парадоксальна, что не могла быть воспринята ни идеологами, ни учеными. Опережение своего времени, которое присуще свидетелям иного мира, обладающим духовным зрением, стоило Флоренскому жизни. Советские идеологи сразу отреагировали на эту работу, хотя и не поняли ничего в системе доказательств. И Флоренскому пришлось писать письмо в политотдел, чтобы объяснить, что он имеет в виду. «Надо думать, — утверждал он в этой записке, — в основе поэмы Данте лежит некоторый психологический факт — сон, видение и т.п. Всякий факт, раз он подлинно пережит, дает материал для размышления, и вовсе нет надобности уверовать в него, чтобы признать ценность тех или других его элементов. Если я во сне узнаю теорему Пифагора, хотя бы от говорящей обезьяны, то от того теорема не делается ложной. Хорошо известно, что множество великих открытий, в том числе математических, было сделано во сне. Моя мысль, — взяв подлинные слова Данте, показать, что символическим образом он выразил чрезвычайно важную геометрическую мысль о природе и пространстве» .
Но это письмо его не спасло. У нас же остался ценнейший документ, в котором запечатлены мысли великого ученого о новой системе познания и о роли в ней вненаучного метода. Флоренский еще раз подтвердил, что в традиционной науке нет чисто научных (как это мы себе представляем) методов исследования. В нее все время вторгается так называемая вненаучная, не основанная на традиционном эксперименте информация, но тем не менее приносящая важные результаты. Ибо в конечном счете наукой занимается все тот же человек, энергетическая структура которого намного богаче, чем это себе представляет традиционная наука, полная предрассудков и самоограничений. Именно богатство внутреннего мира и энергетики человека, занимающегося научными исследованиями, и обусловливает во многих случаях отклонение от механистически-материального экспериментаторства в сторону вненаучных методик и информации.
Эволюция системы познания идет к синтезу, и никакие сильные мира сего от науки не в состоянии остановить этот процесс. Если бы исследования и эксперименты проводили машины или роботы, то наука была бы совсем другой. И, возможно, наукой ее назвать было бы неверно. Известный современный философ К.А.Кедров пишет, что, соединив Эйнштейна с Данте, «Флоренский создал свой неповторимый образ Вселенной. Здесь дух является причиной возникновения света, а мысль летит по Вселенной быстрее всех скоростей. Границы же нашего земного мира очерчивает радиус светового луча, пробегая свой путь за одну секунду <...>
Получается, что физически мы пребываем здесь в пределах скорости света, а мысленно проникаем во все измерения Мироздания, свернулось в клубок наше земное время, вмещая прошлое, будущее и настоящее. Это есть реальная вечность» . И еще: «Флоренский считает, что скорость света 300 000 км/с не предел, а только граница между миром земным и миром небесным» Иными словами, миром более высокого измерения. И «Обратная перспектива», и «Иконостас» Флоренского несут в себе научные доказательства существования миров иных состояний материи и иных измерений. Флоренский получает эти доказательства в художественных творениях, в которых отражен религиозный опыт постижения инобытия. Речь идет об иконах, на которых изображены те или иные моменты, связанные с Высшими мирами. Флоренский считал икону, в силу высокого духа ее создателя, окном или даже дверью в мир иной, откуда на молящихся в минуты душевного подъема нисходит особая благодать. Исследуя особенности человеческого духа и символического искусства, Флоренский утверждал, что дух святого или художника в определенном состоянии поднимается в мир горний, чтобы принести в мир дольний, земной, информацию о Высшем мире. Святой становился свидетелем мира горнего, в то время как художник-иконописец, создавая ту или иную икону, являлся лишь свидетелем свидетеля. Здесь, в искусстве сакральной живописи, присутствует очень важный момент свидетельства миров других измерений, который и запечатлевается художником на доске иконы. Слияние святого и художника в одной личности — явление крайне редкое и неповторимое. Такой феномен мы наблюдаем в творчестве Андрея Рублева. Поэтому его иконы представляют уникальное явление, которое дает возможность провести научный анализ мира более высокого измерения, что и было сделано Флоренским в его «Обратной перспективе». Он показал, что перспектива на иконе «Троица» не такая, как на картинах художников-реалистов, а обратная. В результате пространство на иконе оказывается искривленным, как оно искривляется, согласно Эйнштейну, в более высоком, в данном случае четвертом, измерении. Пространство в четвертом измерении искривляется именно по законам обратной перспективы.
Мысль Эйнштейна остановилась на границе скорости света в нашем мире. Флоренский же прошел за этот предел, где существует мир более высокого измерения и иного состояния материи — мир реальный, где действует и творит дух и где сама материя ближе к духу, а не к тому ее состоянию, которое мы наблюдаем в земных условиях. Также и Данте в своем путешествии по различным кругам и уровням Мироздания в «Божественной комедии» пересекает эти границы или, пользуясь терминологией Флоренского, разломы пространства.
В.И.Вернадский также не раз прибегал к вненаучному способу познания, чтобы доказать научные положения теории ноосферы. «Художественное творчество выявляет нам космос, проходящий через сознание живого существа» , — писал гениальный ученый.
Занимаясь самым серьезнейшим образом историей науки и научного мировоззрения, Вернадский как бы ощущал в себе ток эволюции, ведущей к созданию не только космического мироощущения, но и новой системы познания, в которой так нуждалась бурно развивавшаяся в начале XX века наука. Великий русский ученый был не только уникальным специалистом-естественником, но и интереснейшим философом, чье философское наследие долго отрицалось в нашей стране, а сейчас только начинает разрабатываться. Отношение к его трудам со стороны философов и ученых и сегодня далеко не однозначное. Вернадский был одним из первых, кто понял несоответствие старой системы познания современному процессу развития науки и поставил в своих философских трудах проблему иных взглядов на систему познания. Он как бы снял антагонизм, существовавший ранее в пространстве «наука — не-наука», и даровал равные права науке и другим способам познания, прекрасно понимая, что, если этого не сделать, это скажется самым роковым образом в первую очередь на самой науке. «Научное мировоззрение, — писал он в 1902 году, — развивается в тесном общении и широком взаимодействии с другими сторонами духовной жизни человечества. Отделение научного мировоззрения и науки от одновременно или ранее происходившей деятельности человека в области религии, философии, общественной жизни или искусства невозможно. Все эти проявления человеческой жизни тесно сплетены между собою — могут быть разделены только в воображении» .
И еще: «При изучении истории науки легко убедиться, что источники наиболее важных сторон научного мировоззрения возникли вне области научного мышления, проникли в него извне, как вошло в науку извне всеохватывающее ее представление о мировой гармонии, стремление к числу. Так, столь обычные и более частные, конкретные черты нашего научного мышления, как атомы, влияние отдельных явлений, материя, наследственность, энергия, эфир, элементы, инерция, бесконечность мира и т.п., вошли в мировоззрение (научное. — Л.Ш.) из других областей человеческого духа; они зародились и развивались под влиянием идей и представлений, чуждых научной мысли <...>
Но они возникли одновременно и в кругу иных людей, придававших им более близкую к научным построениям форму, — в среде религиозных сект, главным образом магических и еретических, и в среде мистических философских учений, которые издревле привыкли допускать эманации, инфлюэнции, всякого рода бестелесные влияния в окружающем нас мире» .
Вернадский считал, и вполне справедливо: в современном научном мировоззрении невозможно отделить то, что пришло в него от «чистой», эмпирической науки, а что от не-науки. И если это вдруг произойдет вопреки здравому смыслу, то от научного мировоззрения останутся осколки.
Л.В. Шапошникова. Философия Космической Реальности
Читать полностью: http://www.icr.su/rus/evolution/ethics/zov.pdf