А вот как виделось начало войны и дороги отступления от госграницы у Сопоцкино на августовском канале в сторону Полоцка до Лиды командиру минометного расчета 1-го взвода учебной роты 213-го стрелкового полка 56-й стрелковой дивизии Борису Матвеевичу Максименко.

Его воспоминания тем интереснее для меня, что его подразделение защищало ДОТы Гродненского укрепрайона на Августовском канале в качестве полевого заполнения. В самих же ДОТах сражались переведенные под Гродно из Полоцкого укрепрайона гарнизоны - 9-ый арт. пульбат.
ДОТы были нового поколения с пушками Л-17 76-мм и установками ДОТ-4 45 мм и пулеметами, с бронированными масками амбразур, но многие не достроены... Кроме того в подразделении где служил Максименко сражался пом. ком. взвода ст. с-т Комиссаров...
"С весны 1941 года мы находились в летнем палаточном лагере, в приграничном лесу у Августовского канала, т.е. в непосредственной близости от вражеских войск. Жили мы в палатках и никто нам не говорил, где мы находимся. Знал я только Сопоцкино и Соничи, в которых не был во время нашей дислокации в летних лагерях.
Палатки были на 50 см вкопаны в землю.
В 3 часа 45 минут 22 июня 1941 года раздались артиллерийские залпы и взрывы бомб, а над нашим лагерем стали пролетать рваться немецкие орудийные снаряды. Один из снарядов попал в 3-ю справа от нас палатку. Послышались крики и стоны. Когда мы проснулись - местечко Сопоцкино, куда и летела основная масса этих снарядов было объято пламенем. Гермаские самолеты над нашим городком были разные, в т.ч. были и "рамы" - двухбалочный "Фокке-Вульф-189".
В расположении роты началась неразбериха. Командиры рот и взводов в это время находились на своих квартирах и занимать огневые позиции учебную роту повёл старшина Лаврищев
Патроны и мины у нашей роты были рядом с палаткой старшины. Мы тут же начали получать у него боеприпасы и я получил положенный мне наган, из которого за все время службы ни разу так и не выстрелил - так показывали: "Вот это курок, это так делается", а пострелять из него никто не давал.
Когда наши снабдились боеприпасами и сухарями с двумя сушеными рыбками - тут же побежали к месту, отведенному нам по боевому расчету и заняли оборону.
На рубеже, предусмотренном планом на случай войны - в километре ниже по течению, по южному берегу Августовского канала примерно на северо-восток от расположения лагеря. Часть бойцов была направлена в траншеи возле бетонных ДОТов, занятым девятым артпульбатом (он был переведен из Полоцкого укрепрайона после его консервации в 1940 году. прим. В.К.).
Некоторые ДОТы ещё были не достроены, без стационарного вооружения и маскировки. Я, т. к. был посыльным - побежал на квартиру к командиру нашего 1-го взвода л-ту Тоболу, оставив миномет Бычкову. Жили они в д. Новоселки, т.к больше было негде в том районе, метрах в 400 от наших палаток, через небольшое болото...
Местечко Сопоцкино горело. Стало ясно: основной удар своей артиллерии немцы нанесли туда, т.к. от этого местечка идёт прямая дорога на Гродно.
На нашем участке обороны полка первый удар принял на себя 2-ой батальон под командованием капитана Шилова.
На рубеже обороны нашего батальона, вражеские атаки были слабее и поэтому часть наших бойцов была направлена на помощь соседям.
Наша рота и батальон оборонялись не возле палаток, а заняли рубеж, предусмотренный планом на случай войны - в километре ниже по течению Августовского канала. Прибежав на канал, я узнал, что там наших закрепили за ДОТами. Мое отделение закрепили за большим трехэтажным (точнее – двух, прим В.К.), почти достроенным ДОТом, кажется даже оборудованным подземным выходом.
Стоял этот ДОТ прямо по над каналом. Сзади ДОТа стояла какая-то бетонная тумба.
В амбразуре ДОТа, в шарнире стояла пушка, а ниже - спаренный с ней пулемет. Сектор обстрела был очень ровный. Лесок перед нами был редкий, высотой в метр-полтора. Кое-где были оставлены елочки для ориентиров, а остальные деревья были вырублены.
Канал перед нами был прямой, но через 50-60 м ниже по течению от того места, где был наш ДОТ - круто поворачивал вправо перед мостом на Соничи.
От нашего дота метров через 200 вправо стоял еще один ДОТ на открытой местности с тыла, но передом он находился впритык к лесу.
На его крыше стояла железяка, а на ней - счетверенная зенитная установка - 4 спаренных пулемета Максим. Сзади этого ДОТа проходила дорога, идущая к грунтовке Сопоцкино-Соничи-Кадыш.
Расположены ДОТы были так, что наш ДОТ захватывал сектор обстрела соседнего, а тот - нашего ДОТа. На некоторых ДОТах даже небыли еще установлены пушки и пулеметы и 22 июня их втаскивали в ДОТы и устанавливали там. В соседний слева от нас ДОТ, который прямо смотрел на заставу №2 - севернее х. Черток, втаскивали и устанавливали пушку при нас.
Левее нас стояла вроде бы 2-я стр. рота, а правее - 9-я.
Немцы появились из дальнего лесочка примерно через 15 минут после нашего прихода на позиции. Когда они подошли метров на 150-200 к каналу, их обстреляли и они покидая раненных и убитых скрылись в том же лесочке, откуда и пришли. Минометов своих мы не применяли, т.к. достаточно было и ружейно-пулеметного огня.
В первые минуты боя я видел и немецкие солдаты, обстреливавшие наш городок и м. Сопоцкино.
Противник пытался вести огонь по нашим ДОТам из пушек. Они выпустили несколько снарядов из дальнего леса по нашему ДОТу, но эффекта достичь не смогли. Наоборот, артиллерия ДОТов легко подавляла вражеские батареи - наши из ДОТа выстрелили несколько раз и их пушка умолкла. Это я хорошо помню.
Немцы трижды бросались в атаку на наши позиции, но встречный огонь из ДОТов и наших стрелков успешно их отражали.
23 июня из нашего 1-го батальона был переброшен отряд человек 60 на помощь (подкрепление) отряду, отправлявшемуся выбивать немцев из м.Сопоцкино, где развернулись особо упорные бои. Из нашего 1-го батальона выбрали 2 взвода - человек 60 для подкрепления 2-му батальону Шилова сражавшемуся у Сопоцкино. Наш взвод оставался на месте и потому я в то число не попал и сам этого не видел. А те, кто попали туда, по возвращению говорили, что майор Яковлев находился в гуще боя у м. Сопоцкино, где сражение продолжалось и на ночь 23 июня и лично поднимал и водил их в атаку.
"В тот день немцам удалось ворваться в м. Сопоцкино, но майор Яковлев лично ввел в бой свой резерв - 8-ю и 9-ю стр. роты под командованием л-тов Чудинова и Павловского. При поддержке артиллерии они уничтожили прорвавшегося врага и восстановили положение".
"Бой в районе Сопоцкино длился до 24 июня включительно" - свидетельствовал позже немецкий генерал Хейц.
Весь второй день войны 23 июня я провел в разведке, куда нас снаряжал комиссар Черных: командир полка майор Яковлев, не имея связи со штабом дивизии и соседями, решил направить разведку вдоль нашей стороны - южного берега Августовского канала, чтобы узнать, есть ли кто справа от нас.
Вызвали добровольцев. В эту группу попал и я, назначенный её старшим. Всего в разведгруппе было десять бойцов. Задачу поставил и провёл инструктаж заместитель командира полка по политической части старший батальонный комиссар Черных. Когда я уходил в разведку, мне дали автомат ППД и сказали: "Возвращаться будете правее расположения ваших позиций на канале - в район 9-й стр. роты".
Мы вложили в наши 10-11 ранцев свои документы, сложили ранцы в одно место, и прошли вдоль канала в сторону Немана около десяти километров, так и не встретив каких-либо подразделений наших войск.
Канал мы видимо не переходили - я не помню, чтобы мы выкручивали одежду или хотя бы выливали воду из сапог. А в брод канал мы не смогли бы перейти, т.к. я убедился, что он глубокий. Так что все произошедшее произошло по эту, южную, сторону канала.
На обратном пути наткнулись на конный взвод гитлеровцев, в основном на вороных конях. Внезапно обстреляв их дружным огнём, группа заставила немцев отступить. Они оставили на поле несколько убитых солдат и лошадей. 3-5 конников и 6-7 лошадей мы убили, а остальные 35-40 от нас разбежались.
Возвращаясь с разведки, уже вечером, мы шли мимо хутора, на котором стоял большой рубленый дом. Заходить в дом мы не собирались. Вдруг с чердака неожиданно послышались винтовочные выстрелы и засвистели пули, но к счастью никого не задели. Дом, из которого стрелял поляк, находился, если стоять от правого крайнего ДОТа - в 1,5-2 км. Чердачное окошечко, с которого прогремел выстрел, выходило на поляну - видимо огород. Кругом лес. На поляне было заготовлено много дров, аккуратно сложенных в штабеля.
По моей команде ребята залегли за поленницей дров. Я скомандовал: "Открыть огонь по чердаку, а трое - за мной!" и сам с тремя бойцами бросился к дому, который находился в 100-140 м от поленницы.
Когда 5-6 ребят открыли огонь по чердаку, тому стрелку, оказавшемуся хозяином хутора, поляку по национальности, не осталось ничего как оттуда соскочить. Когда мы добежали до входа в дом, стрелок уже стоял на пороге.
- Кто стрелял? - спросил я.
- Не ведам - отвечает.
Тогда я послал своих ребят на чердак. Они зашли в квадратные сени, в потолке которых был ход на чердак и на чердаке нашли винтовку, патроны и горсть стреляных гильз. Услышав наш разговор, выбежали жена, бабушка и 2-3 детей. Стрелявший, разумеется, вначале отказывался признать, что стрелял он, но затем, будучи припертым фактами, вынужден был признаться, и сказал, что стрелял он, но думал, что мы - немцы.
Мы хотели его расстрелять, но его семья: старая мать, жена и дети просили пощадить отца и не расстреливать. Мы решили проявить гуманность, и не убивать его. Я сказал ему: "Красная армия гуманна - твоих детей жалко, а немцы тебя расстреляли бы немедленно"…
"Из разведки мы вернулись прямо перед закатом солнца - в одиннадцатом часу вечера. Возвращались на место, указанное на карте, когда уже стемнело и нас снова обстреляли, но теперь уже свои. Тогда я стал во весь рост и крикнул, что подойду один. После опознания группу пропустили в расположение роты.
Когда мы вернулись из разведки - уже было темно и нам сказали, мол вот здесь была воронка, или специально выкопали яму, куда закопали ранцы, а наверх бросили убитую лошадь. Было это на месте нашей обороны, метров 30-50 ниже по течению от нашего ДОТа.
"После этого, ночью с 23 на 24 июня, меня вызвали в штаб полка, где командование решило хоть что-то прояснить из сложившейся обстановки по передачам немецкого радио, т.к. из-за дальности расстояния приём советских сводок полковой рацией был невозможен. Кто-то из руководства велел привести меня на нашу радиостанцию, установленную в кунге ЗИСа, на половину вкопанного в землю под горкой в лесу, в 100-150 м от канала, где я около часа слушал немецкую передачу и ужасался от полученных сведений. Я тогда еще плохо понимал немецкую речь и боялся докладывать услышанное, из которого я не всё понял, но главное установил: взятыми городами гитлеровцы называли Гродно, Лиду, Белосток и другие города, и даже сообщили, что они идут на Минск и уже находятся под Минском.
Я боялся докладывать услышанное, но все же всё это доложил штабу, в присутствии майора Яковлева и комиссара Черных.
Примерно через час поступила команда сворачиваться и отходить.
Лично Яковлев дал команду нашим подразделениям, прикрывавшим ДОТы, всем собраться и уведомить командование ДОТов, что полк уходит.
В наш ДОТ мне лично пришлось ходить трижды, но его командир лейтенант в возрасте 25-26 лет, одетый в новую форму, велел передать, что у них нет приказа на отход и без приказа штаба девятого артпульбата ДОТ покинуть они не имеют права и они остаются. При этом их комбат капитан Жила со своим штабом отходил вместе со штабом 213-го стрелкового полка. Я вернулся и доложил Яковлеву об этом.
Яковлев провел военный совет и проинформировал комсостав о сложившейся ситуации: "Еще вчера, во второй половине дня, мы были отрезаны от Гродно и в настоящее время находимся в окружении. Тем самым мы лишены доставки нам боеприпасов, продовольствия и мед. помощи.
Как вам известно, снаряды к полковой артиллерии и мины к тяжелым минометам кончились,
боеприпасы к стрелковому вооружению на исходе.
Получена радиограмма от командующего, что помощи не будет и нам предстоит действовать по своему усмотрению, исходя из сложившейся обстановки, т.е. прорываться к своим из окружения".
Посовещавшись, штаб нашего полка принял решение под прикрытием пулеметчиков, в т.ч. присоединившегося к полку 1-го б-на 184-го стрелкового полка, отвести личный состав от передовой и двигаться к Неману.
Примерно в 1-2 часа ночи 24 июня полк по проселочной дороге отправился в путь мимо ДОТа, на котором стояла счетверенная зенитная установка. При отходе штаб и командование полка, в т.ч. Яковлев и Черных, находились рядом с нашей ротой - шли после взвода разведки впереди колонны. Вели нас "по темному": никто не говорил, как идем и через какие деревни. Знали только что отходим. Шли хорошей проселочной дорогой. В пути встречались деревеньки, но никто не знал их названия.
Часа в 4 утра 24 июня, двигаясь колонной вдоль леса, который был справа, а слева - поле, мы подходили к Т-образному перекрестку. Подошли к Неману, на удаление 3 км. Был туман. Смотрим: под самым лесом стоят танки, около которых горят костры каких-то отдыхающих у леса танкистов Мы думали, что это наши - никто не мог поверить, что это немцы.
Думаем: красотища-то какая - вот уж нам опора будет!
Чтобы узнать, чьи это танки, Яковлев выслал вперед маленькую танкетку "Комсомолку", так мы называли эту бронемашину с пулеметом. В боях на границе я ее не видел, а тут она ехала вместе с нами. Т.к. меня признали уже за разведчика, кто-то из командиров сказал: "Давай, садись на "Комсомолку" и проверь, что там".
Вместе с тремя бойцами мы быстро запрыгнули на нее. Полк идет себе потихоньку, медленным шагом, а мы направились прямо к кострам.
Подъехали ближе, смотрим: что-то не то - увидели на танках кресты, а у костров – экипажи. Танки эти были большие Pz-IV, на них немцы воевали всю войну - немцы! Танкетка с ходу открыла огонь, а нас все это так возмутило, что мы тоже не удержались и обстреляли их раз-другой из автоматов и ходу оттуда - назад, к колонне! Всполошившиеся немцы завели танки, как начали "смолить" из пулеметов и обрушили в нашу сторону град снарядов и пуль, а тут и колонна от нас в метрах 500. Танки согнали нас с дороги влево по ходу движения в рожь и погнали к переправе. Я спрыгнул с танкетки, т.к. по ней вели сильный огонь, и тут меня ранило в правую ногу, разрывной пулей из танка.
Рассыпавшись по полю, нашему полку пришлось отходить к р. Неман - к переправе, а наши артиллеристы, двигавшиеся в колонне, развернули батарею ПТО и открыли огонь по танкам. В результате этого один был подбит, а остальные подъехали к перекрестку и стали оттуда вести по нам огонь, отказавшись от дальнейшего преследования.
Я сбросил с себя миномет. Ко мне подошел мой №2 Бычков и еще кто-то - забрали миномет с автоматом и крикнули санитара. Подошел наш ротный санитар - приписник белорус, с усиками, по фамилии кажется Иваськевич, призванный в мае 1941 г. Перевязал меня и говорит: "Ну, мы подались. Вернемся - заберем тебя. Знаем, где ты". И тут меня и оставили, не до раненных было, и стали отходить к Неману. Я попробовал ползти - больно. Стал подниматься. Нашел винтовку, оперся на нее. Танки стали гнать наших к Неману. Проковылял я метров 100-150. Часов в 5-6 часов утра, смотрю: во ржи лежит артиллерист, ст.л-т в серой "стальной" гимнастерке раненный в поясницу осколком снаряда. Пол бока у него отхватило, все разворочено и никто его даже не перевязал. Говорит мне: "Слушай, помоги! Мы можем спастись - вот оттуда, когда мы утром шли, видели хутор. Там была лошадь и повозка. Сходи, попроси - тут до переправы 3 км.
Я попробовал встать. Мне это удалось и опираясь на винтовку я дошел до хутора - нашел его метров в 200 слева от дороги на переправу. Смотрю стоит старая длинная изба, рядом сарай, колодец и высокое дерево. Во дворе - хозяин лет 35-40, обросший, видимо поляк, хозяйка и 2 девочки лет 8-10 и лет пяти. Я говорю хозяину:
- Слушай, пан: там вон командир во ржи лежит раненный. Надо его погрузить и на переправу доставить.
- Ни, - говорит, - вчера были немцы и сказали, что "Советам" помогать будете - штреляем"!
Я решил припугнуть хозяина - достал свой револьвер и говорю: "Ну, тогда я тебя застрелю. Запрягай"!
Смотрю: дети заплакали. Говорю: "Ну, надо же это сделать"!
Смотрю, поляк взял уздечку, лошадь паслась - пошел, привел, запряг ее в розвальню.
Я - на розвальню. Поехали, нашли артиллериста, погрузили. Очень больно ему было - может и кость была задета. Притарабанили его на переправу.
Было жарко. В 30-50 м друг от друга работали 2 парома: левый – понтонный и правый - деревянный (или железный).
Подъехали к парому. Хозяин довез нас до берега и тут же повернул обратно. Я доставил этого раненного. Наша рота уже вся переправилась, но нас встретили другие бойцы. Меня встретили, его взяли санитары.
И вот, на деревянном пароме мы стали переправляться на правый берег Немана. Мне думается, что паром тянули бойцы. Лебедки не помню, да и внимания не обратил.
Из старшего комсостава на переправе я никого не видел.
Часов в 8-9 утра мы увидели несколько партий, кажется двухмоторных, пикирующих бомбардировщиков, которые шли на восток. Одна из них в 5-6 машин завернула и прошлась по переправе. Сделали один удар и пошли на восток. Немецкий самолет сделал боевой заход над переправой. Прямого попадания в понтоны не было, но тот паром, с людьми, лошадьми и пушкой, что был левее нашего - ниже по течению, перевернуло волной. Бойцы и стоявшая на нем пароконная упряжка с пушкой слетели в воду примерно на середине реки и я увидел борющихся за жизнь лошадок, у которых на шее висел тяжелый груз - 45-ти мм пушка. Пушка тянет ко дну, лошадки карабкаются бедные - вынырнут и опять под воду. Долго эту картину смотреть я не мог, а лошадки те так и утонули, вместе с пушкой. Бойцы тоже попадали, но уцепились за перевернутый паром и спаслись таким образом.
Не смотря на бомбежку немецкой авиации, мы благополучно достигли правого берега, артиллериста взяли санитары на повозку.
Переправа длилась примерно с 5 утра и до 14-15 часов.
Полк и его подразделения накапливались и сосредотачивались на правом берегу Немана. Место, где я встретился со своей ротой и ее командиром, и куда сдал раненного офицера, было прямо на берегу, в кустарнике мелколесья.
Раненный похвалил меня, после чего нас привели прямо к командиру роты ст.л-ту Кузьмичеву и я встретился со своей ротой в мелколесье.
Улыбнувшись Кузмичев сказал мне тогда:
- А я тебя, Максименко, уже записал в погибшие - мне ребята сказали, что тебя ранило там и ты упал замертво.
- А как мне с вами двигаться - я ходить не могу, нога у меня распухла, а сапог был полон крови и двигаться я почти не мог.
- … а ты можешь пристроиться на передки.
Кузьмичева тогда я видел в последний раз, но полковой военфельдшер Екатерина Яворская говорила, что он был с полком всю дорогу и еще был жив при роспуске полка на отдельные группы.
Я пошел туда (куда указал Кузьмичев - В.Б.) искать... Смотрю: земляк мой из Казахстана Витька Прусаков. Говорю:
- Слушай, вот так и так…
- Ничево - говорит".
Переправившись мы начали выстраиваться в колонну и идти походным порядком по дороге на д. Гожа (севернее Гродно).
Меня посадили на зарядный ящик передка противотанковой пушки "45-ки", где ездовым и 2-м номером был мой земляк рядовой Виктор Прусаков. И с тех пор, наверное дней 5, пока не убило лошадей, до д. Гуды Лидского р-на, я ехал на передке этого орудия с этой пушкой. Когда я ехал на передке зарядного ящика, после переправы, артиллеристы Прусакова пожевать дали мне какой-то еды, вроде консервы и сухари. Я поел. Уже по-моему часа в 2 мы по этой дороге ехали. Когда двинулись от переправы, нас начала обстреливать немецкая артиллерия и загнала нас на кладбище.
Обоз с раненными я последний раз видел при подходе к кладбищу. Потом на кладбище д. Гожа был бой и я помню удары такие… Мы рассыпались по кладбищу и уничтожили немцев.
Перед костелом завязался бой, в котором я не участвовал.
Чтобы из колокольни этого костела валил густой дым.
Жен ком.состава я там видел: их было более десятка. Меня встретила жена моего командира взвода мл.л-та Тобола. Спрашивала о муже, но я его не видел. Последний раз я ее видел кажется при отходе под Лидой.
Начался артобстрел, продолжавшийся часа 1,5-2. На кладбище в Гоже мы лежали между памятниками - пережидали артобстрел.
Под вечер артобстрел кладбища прекратился и мы пошли колонной дальше, в направлении Литвы. Местность сразу за Гожей: мне кажется местами был лес и рожь, но паханого поля я не помню.
Ночевали мы и не раз в лесу справа и слева от шоссе, но подробностей не помню. Иногда отдыхали и днем, а шли ночью, тоже с боями и перестрелкой.
"По пути много встречалось битых машин - как немецких, так и наших в т.ч.
Стычки с немцами были всю дорогу, часто вступали в бой с немцами, но что за части нам попадались я не знаю. Сколько их было я не помню, но много. Как правило немцев мы изгоняли и двигались дальше, в направлении Лиды. Бои происходили в лесной местности, в зоне ограниченной видимости.
Во вражеском тылу полк продвигался на восток и таял.
Последний большой бой для нас был по моему 28 июня 1941 г. у д. Гуды, севернее г. Лида, где стоит памятник нашим бойцам на повороте с шоссе идущего из Лиды в Литву на право, на д.Гуды, где одна дорога ведет на совхоз Лидский, а другая идет прямо - асфальтовая на север в Литву.
В этом бою погибли лошади ездового Прусакова: пройти метров 500 дорогой и вот тут то бой был, где ребят побило и вправо к совхозу Лидский. Там был большой густой сосновый бор и уже деревья крупные - по 100 с лишним лет. И вот тут стояли пушки наши, на одной из которых я ехал. В том районе много стреляли наши пушки "45-ки".
Когда немецкие снаряды начали падать - одну лошадь убило, вторую.
Потом был бой пехоты: наши наступали, "Ура!" кричали. Прогнали немцев и стали собираться уже под вечер. А немцы тут с огнеметов зажгли кругом лес. Лес горит, дым страшный. Наши их отогнали и стали уходить.
Ребята пришли, мимо меня отходили, и говорят: "Ну, что, Борис - везти тебя не на чем. Нести мы тебя не можем - сами еле ходим. Оставайся: вон где-то стрельба идет - наверно наши основные силы идут - выручат".
Вернувшись от командира батареи Виктор сообщил мне безрадостные вести: остатки полка истекают кровью, нет продовольствия и боеприпасов, артиллерию везти нечем, кругом враги, застрелились ст. бат.комиссар Черных и ст. политрук Титов, полковое знамя закопали там, где похоронили комиссара Черных, решено пробиваться к своим небольшими группами.
Нога моя распухла - никто не перевязывает, ни чем не мажет, ничего нет.
Ребята меня и орудия оставили в надежде на скорое возвращение и пошли сами дальше. Так вот там 2 наши пушки 45-ки противотанковые и бросили. Может они и сейчас там лежат.
Они должны быть целыми и можно будет попытаться найти их водрузить их на памятник-ДОТ, где доска установленная сыном м-ра Яковлева в честь памяти боевых товарищей его отца южнее Сонического моста через Августовского канал.
И так я там и остался один в лесу. Отдохнул немножко и превознемогая боль пошел к деревне. В крайней хате мне дали молока и хлеба. Посоветовали пробираться хуторами. В Литве встретил таких же окруженцев, как и я.
Я и группа товарищей солдат и офицеров, а затем в одиночку пытался как-то прорваться к своим. Долго бродили по лесам от хутора к хутору и вновь пути расходились.
15-16 июля, когда отдыхал на одном из хуторов недалеко от Лиды, его неожиданно окружили немецкие мотоциклисты и я попал в плен.