ОЛАДЬИ С ЯБЛОКАМИ...

После выхода на пенсию, тетя Сима любила поспать. Но сегодня проснулась необычно рано. Такой день! Она и не мечтала до него дожить. Столько бед, столько испытаний… Но дожила. Сегодня у нее юбилей – шестьдесят лет! Это почти что вся жизнь прожита… А толку? Ни семьи, ни близких, ни друзей. Соседи? Какие они друзья? Живут рядом, каждый своей жизнью. И какое им дело, что у нее, Симы, сегодня день рождения, юбилей этот тоскливый. Кто вообще об этом вспомнит? Она вдруг подумала, что последний ее день рождения отмечали давным-давно, и было ей тогда тринадцать. Совершеннолетие, по-еврейски. Или это только для мальчиков? А, неважно. Важно, что было весело, пришло много взрослых и детей. Взрослые сплошь сотрудники деда, преподаватели с его кафедры. А еще мамины подруги по работе в школе, соседки со двора. Да-да, с этого самого двора. Исключая эвакуацию, вся жизнь прошла тут, в этом дворе. Прошла… Вся? Да, наверное, вся. Жить не для кого, а значит, не для чего…
Отца Сима не помнила. Он умер, когда она была совсем маленькой. Так что все семья состояла из деда с бабушкой, мамы и самой Симы. Дед, профессор, доктор наук, возглавлял кафедру в университете, мама учительствовала в школе. А ею занималась бабушка, которая притворялась строгой, а на самом деле, добрая и ласковая. Единственно, в чем она была неуступчива, это: «Ребенок должен хорошо кушать». Впрочем, еда в доме была настолько вкусной, что этот бабушкин постулат, соблюдался легко.
Сима встала и подошла к окну. Двор, такой маленький с высоты, был пуст. Хотя, нет. Подгоняемый жаждой бесплатного партийного слова, вон там, вдоль стенки крадется Межбижер красть чужие газеты. Он утащит их домой и прочтет от корки до корки. А потом станет капать на мозги соседям, рассказывая о событиях в мире. В своей, конечно, интерпретации. Каждый вечер, если погода позволяла, соседи собирались на скамеечках у ворот, питались семечками и говорили о том, о сем. Вот Межбижер и решил просвещать людей насчет светлого будущего под руководством КПСС. Вытерпев, причем с трудом, две-три минуты, Межбижера затыкали. В основном, это делала мадам Берсон, которая просто ложила свою руку, весящую, впрочем, столько, сколько сам Межбижер, ему на плечо. Он пугался и замолкал.
Вот и сегодня все повторится. И Межбижер, и соседи у ворот. А что, погода прекрасная. А как же – бабье лето – лучшая пара в Одессе. Так что все будут в сборе.
Бабье лето… Ее, Симы, бабье лето миновало, так и не случившись. А что сейчас? Наверное, бабья осень. Бабье лето бывает, наверное, только у молодых и счастливых.
Бабье лето они еще проводили на даче. В саду созревали яблоки, персики, сливы… Давным-давно было сварено варенье из вишни, черешни, абрикос. Готовились к сливовому и яблочному. А главное, по ее, Симиной, просьбе, почти каждый день бабушка жарила оладьи из яблок. Это была самая вкусная еда в мире. Да и готовить ее оказалось легко. Даже неумеха-Сима легко научилась.
Через месяц после ее дня рождения арестовали деда. Пришли, перевернули все в квартире, забрали старого профессора и ушли. За что-то там страшное дали десять лет без права переписки. Передачи не принимали. Да и какие там передачи. Вскоре их нужда крепко за горло схватила. Сперва их выселили из большой трехкомнатной квартиры. Мол, негоже семье врагов народа такие хоромы занимать. Жилье дали в том же дворе. Однокомнатную конуру в коммуне. Потом маму освободили от должности учителя. Правда, оставили техничкой. Ох, тяжко ей пришлось с бывшими учениками. Дети – они разные бывают. Оказалось, в основном, сволочи. Да и Сима хлебнуть успела. Для начала, ее поставили перед классом и велели одноклассникам высказаться об этой внучке врага народа. Никто доброго слова не сказал. Ни Маруся, Ни Аня, ни другие. Попробовали бы, впрочем. Из комсомола, конечно, исключили. И никто с ней не разговаривал. Ни в школе, ни во дворе. Аня – лучшая тогда подруга, впрочем, два слова сказала:
- Пошла вон! – и дверь перед носом захлопнула.
Ничего, к Аньке все это потом вернулось. Она же в оккупации оставалась, уборщицей в примерии служила. Вот ее и уборщицей, так и быть, оставили, только в музее. До сих пор служит. Жить-то на что-то надо. А ведь художественное училище закончила, одной из лучших считалась…
Маруся тоже не общалась. Могла конфету тихонько сунуть, печенье. Но молча. А раз сверток ей в подъезде протянула. А там, вот судьба, оладьи. Но из кабачков. Такие вкусные… По две штуке самой Симе, маме и бабушке.
Герцен, правда, здоровался. Одними губами, но всегда. А Межбижер за каждым шагом следил, гадости вслед орал.
Разные люди. Кто проклинал, кто просто сторонился. А кто… Когда нужда совсем прижала, стала она у себя в почтовом ящике деньги находить. В конверте за пять копеек. Грех, конечно, проследила. «Почтальоном» дядя Ваня-самогонщик оказался…
А там война. Маме как-то удалось в эшелоне на Майкоп два места добыть. А бабушка осталась.
- Немцы цивилизованные, а хуже этой власти ничего быть не может…
Оказалось, может… Во дворе, надо отдать должное, никто не выдал. А на улице схватили. Тогда после взрыва всех хватали. И убили бабушку.
До Майкопа они месяц ехали. Под бомбами. Но доехали как-то. А враг сам почти дошел. Так что, сформировали эшелон уже в Стерлитамак. Опять месяц в пути. И голод. Все за еду отдавали. Раз оладьи выменяли. Из свеклы. Кормовой, наверное. Но сладкие. Ели и плакали.
В Стерлитамаке определили их в крошечную землянку. Яма с крышей, комнатенка метров десять, буржуйка и нары. Живи и радуйся. И радовались. Работать пошли. Мама в цех, а она, Сима, посудомойкой. Работа страшная с утра и до ночи. Зато в обед хлеб и кипяток давали. А еще, главное, картофельные очистки домой уносить дозволили. А из них такие оладьи получились! Сима их мелко-мелко порезала – ювелирно просто. Немного муки было. Ее на серебряные ложки сменяли. Муку ту с водичкой Сима смешала, добавила очистки, слепила, таки оладушки. Жарить пришлось на рыбьем жире. Ничего! И, кстати, сладенькие оладьи получились. Картошка, видать, мороженной была. Ели! Не передать, как ели! Собственно и выжили-то на этих очистках.
А вскоре Сима одна осталась. Мать замуж вышла. За военного из охраны объекта. У того комната в бараке имелась. Мать к мужу, Сима… ну, вы ж понимаете, что третья, в данном случае, лишняя. Впрочем, жить легче стало. По крайней мере, с питанием. Мать помогала, конечно. Да и муж ее не возражал.
А там и победа. Стала Сима домой собираться. Дело долгое. В Одессу только по вызову пускали. Написала заявление в три института, из двух вызовы на экзамены пришли…
Дорога заняла почти два месяца. Во дворе ей не то что бы обрадовались, но как-то привечали. Аня подошла, как ни в чем не бывало. Маруся на чай с пирожками из конины позвала.
Имелись во дворе и новые люди. Рива с Новорыбной с мужем Петром. Хорошие люди, спокойные. А еще участковый Ваня. Сима его сперва боялась. Но зря. Нормальным оказался. Зашел познакомиться. Еле в ее комнатушке поместился. Поговорили… Выспросил все про деда, маму, про эвакуацию. Бумаги посмотрел. А потом спросил насчет соседей. Мол, где они. Две комнаты соседские пустые стоят…
- Не знаю ничего! – Сима ответила.
С тем и ушел участковый. Но настырным оказался. Выяснил, что одни соседи при бомбежке в эшелоне погибли. А другие, те, чья комната рядом с ее, Симиной, в Нижнем Тагиле на тракторном заводе остались. Пустые комнаты, короче.
- Занимай, какую хочешь! – участковый разрешил.
Сима заняла ту, что рядом. Большая комната, метров четырнадцать. Представляете? Теперь у нее две комнаты были. Старая – шесть метров и навая – четырнадцать. А главное в большой комнате печка имелась. До зимы далеко, зато топлива много. Грустного, правда. Напротив дом разбомбленный, на углу Канатной еще один… Таскали…
На новоселье Сима нажарила оладьев. Из кабака. Тыквы по-правильному. На постном масле, представляете! Гостей позвала: Риву с Петей, Марусю и Аню пришлось. Хотела участкового позвать, но он в отъезде оказался. За невестой в село поехал. Но и так хорошо посидели.
А вскоре и мадам Берсон из эвакуации прибыла. Сима и до войны ее побаивалась. А тут… Впрочем, прибытие мадам это отдельный сюжет. И он будет предъявлен в свое время.
А через день или два двор решил участковому свадьбу справить. Ну, и решали, кто что сготовит. И выпало Симе холодец варить. А она тот холодец сто лет назад видела. Но пришел сосед, Сёмой зовут, принес кулек с костями, порубил их секачкой, чтоб в кастрюлю вошли, добавил штук десять куриных лапок и приговорил:
- Вари тетя Сима!
- Какая я тебе тетя? – хотела закричать, но осеклась. Как время летит ей уже четвертый десяток пошел. А Семе этому девятнадцать, кажется.
Пришлось варить. И, знаете, получилось. Да так, что весь двор признал ее лучшей изготовительницей холодца. А если двор признал, то это навеки.
А годы шли, бежали, тащились, снова шли. Вот и до шестидесяти добрались. И никто…
И тут, как в старом кино раздался стук в дверь. Аня явилась и сразу затароторила:
- Симка! В музей яблоки привезли. Много. Из колхоза. В благодарность за экскурсию. Ее Олег Аркадьевич Соколов вел. Ну, которого задержали из органов после нее. А потом строго отпустили. Помнишь, я рассказывала?
Сима ничего не помнила, но почему-то кивала. А Аня продолжала:
- Ну и их сотрудникам раздали. И мне. Так я тебе половину принесла. Хорошие, сладкие. Ешь на здоровье.
И уже уходя, почти у дверей, почти прошептала:
- С юбилеем тебя, подруга…
Подруга… Как же, как же… Но вдруг вся боль, вся горечь этих лет превратилась в тихие, тихие слезы, которые покатились, покатились из глаз и исчезли вместе с горечью и обидой.
Кто еще пришел? А почитай все. А последней мадам Берсон. Она не тратила время на поздравления, а сразу перешла к делу.
- Стол во дворе накроем. А ты, Симка, изготовь что-то свое. На всех. Но чтоб вкусно было! – погрозила она пальцем и удалилась.
А Сима заметалась в тревоге. День рожденья во дворе, это вам не междусобойчик, а великая честь. Надо соответствовать. Но что, что готовить? Магазинное в такие дни не признают. Разве что казенное. Вино, там, водку. Руки приложить надобно. Холодец уже не успеет…
И тут ее осенило – оладьи! Настоящие, с яблоками оладьи! Как когда-то… Давно, очень давно.
Сначала Сима приготовила тесто. Растерла яйца с сахаром и солью, добавила муку, снова растерла, влила кефир со щепоткой соды, размешала, добавила самую малость ванили. Настал черед яблок. Почистив, Сима натерла их на крупной терке и смешала с ранее приготовленной смесью. Тесто получилось такое, как надо. Далее чугунная сковородка, раскаленное постное масло в ней. И оладушки. Две минуты с одной стороны, две с другой…
Соседки принесли к столу варенье. Оладьи пришлись как бы на десерт. Все ели, хвалили. А Сима сидела и думала, что оладьи, как жизнь. Когда плохая жизнь, оладьи из очистков, когда хорошая – из яблок. Значит, сейчас жизнь хорошая...
/Александр Бирштейн/