СРЕДНЕВЕКОВЫЕ МЕТАТЕЛЬНЫЕ МАШИНЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРАЗИИ - 9.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Успеху монголов способствовало равнинное расположение большинства русских городов. Напротив, камнеметы оказались неэффективны против небольших волынских крепостей, расположенных на возвышенности (Колодяжин), некоторые из них они даже не пытались штурмовать (Кременец, Данилов).
Примечательно, что в Польше и, особенно, Моравии успехи монголо-татар по захвату городов были значительно скромнее. После победы в полевом сражении у Легницы они не смогли взять ни сам этот город, ни соседний Рацибуж; хотя они взяли Краков (вероятно, еще не имевший каменной стены), но не смогли захватить каменный собор в центре города. В Моравии им не удалось взять Опаву, Оломоуц и Градищенский монастырь. Очевидно, разрушение их каменных укреплений требовало долгих осадных работ, которых монголо-татары уже не могли себе позволить. Значительно больше городов они взяли в равнинной Венгрии, причем там хронисты отмечают широкое применение зажигательных средств: еще до штурма были сожжены Буда и предместья Альбы (Секешсехервара). Альбу они так и не взяли – её защищали обширные болота, видимо, мешавшие применять камнеметы, а также и защитники активно применяли собственные машины. Отбились и многие города Словакии (Братислава, Комарно, Тренчин, Нитра, Бецков) – последние из них, очевидно, в силу возвышенного местоположения. Не взяли и цитадель венгерской столицы, Эстергома, хотя сам город был захвачен после непрерывной работы 30 камнемётов. Венгры также активно использовали баллисты и камнемёты, отмеченные, в частности, в Пеште. Наконец, не удались монголо-татарам атаки на города Далмации – горные Клиссу и Траву, приморскую Рагузу (Дубровник).
В Приложении будет приведен перечень упоминаний о пороках в «Софийской первой летописи старшего извода», Псковской, Новгородской первой, Тверской летописях, Рогожском Летописце (тверского происхождения), поздней общерусской Львовской летописи, Лаврентьевской и Ипатьевской летописях.
Софийская первая летопись поставлена на первое место, поскольку: а) это официальная московская летопись XV века, то есть составлена она в княжестве, ставшем основой будущего российского государства и наиболее передовом в военном отношении к концу интересующего нас периода; б) будучи доведена до 1422 г., она наиболее близка по времени к периоду использования пороков и полностью охватывает этот период; в) в ней равное влияние уделено как северо-западной зоне «немецкого» технического влияния, так и юго-восточной зоне «мусульманского» влияния, что позволяет оценить весомость каждого из них.
Псковская и Новгородская первая летописи, совместно с немецкими и шведскими («Хроника Эрика») источниками, дают наиболее полную картину технического противоборства на прибалтийских границах русских земель. Тверская летопись, очень подробная для XIV-XV веков, существенно дополняет московскую Софийскую летопись – как известно, Тверь и Москва были соперниками в то время, и «великокняжеское» летописание в начале XIV века концентрировалось именно в Твери. Упоминаний пороков в Тверской летописи и Рогожском Летописце очень мало, что свидетельствует о их редкости как в северо-восточных русских княжествах, так и у золотоордынских татар XIV века.
Малоинформативна в отношении пороков и общерусская сводная Львовская летопись, хотя в остальном она более подробна, чем ранние локальные летописи. Заслуживает внимания тот факт, что при буквальном воспроизводении многих фрагментов более ранних летописей (в частности, Софийско-Новгородской традиции) составитель Львовской летописи часто опускает упоминание пороков. Очевидно, слово «порок» было уже не вполне понятно летописцу и он старался избегать его употребления без явной необходимости.
Еще более скудна упоминаниями пороков Лаврентьевская летопись, самая древняя из сохранившихся (1377 г.). В её основной части, доведенной до 1305 г., единственное упоминание относится к осаде Владимира Батыем в 1238 г. Отсутствуют упоминания пороков для осад монголо-татарами Чернигова и Киева; впрочем, это может объясняться суздальским происхождением летописи и, как следствие, меньшим вниманием к событиям в Южной Руси.
Особняком стоит Ипатьевская летопись, доведенная до 1292 г. – наиболее ценный источник по истории Южной Руси. Её самая старая рукопись, датируемая началом XV века, по древности стоит на втором месте после Лаврентьевской. В ней столько же упоминаний пороков, сколько в Софийской – 15, но география резко смещена на юг: нет ни одного упоминания, связанного с «немцами», зато в 6 эпизодах пороки применяют поляки и венгры.
Из 15 упоминаний пороков в Софийской летописи 6 связаны с «латынянами», 5 (если трактовать «черниговский эпизод» в пользу монголо-татар) с монголо-татарами, остальные 4 с русскими. 9 эпизодов относятся к северо-западному направлению, 5 к юго-восточному и 1 к Константинополю.
В 7 рассмотренных летописях «северо-русского» происхождения пороки упоминаются в 20 случаях, из них 7 связаны с «немцами», 6 с монголо-татарами, 6 с русскими, 1 с литовцами (под которыми могли пониматься и союзные им русские князья). 12 эпизодов относятся к северо-западному направлению, 7 к «ордынскому», 1 к Константинополю.
В стоящей особняком Ипатьевской летописи «южно-русского» происхождения из 15 упоминаний пороков и «пращей» только 2 относятся к Владимиро-Суздальскому княжеству, все остальные – к территории современной Украины и Польше. 6 раз пороки применяют «латыняне» (поляки и венгры), из них 4 раза во внутрипольских междоусобицах, имеющих мало отношения к древнерусской истории, еще 6 раз – монголо-татары и 3 раза – русские.
Если взять все 8 летописей вместе, в них насчитывается 31 самостоятельный эпизод, подразумевающий применение пороков (естественно, один и тот же эпизод может описываться в нескольких летописях). Из них 14 (1233-1291 гг.) относятся к Южной Руси и Польше, 16 эпизодов – к Северной Руси и пограничным прибалтийским крепостям и 1 эпизод (Константинополь) никак не связан с русской историей. «Латыняне» применяют пороки в 13 случаях, литовцы – в 1, монголо-татары – в 7 (1238-1261 гг.) и русские в 10 (1234-1398 гг.), если относить «черниговский» эпизод 1239 г. на их счёт.
Вот эти эпизоды с разбивкой по годам и сторонам, применявшим пороки:
1) 1204 (Константинополь) франко-итальянские крестоносцы – против византийцев
2) 1233 (Перемиль/Галич) венгры – против русских
3) 1234 (Чернигов) русские (галичане и киевляне) против русских (черниговцев)
4) 1238 (Владимир) монголо-татары – против русских
5) 1238 (Торжок) монголо-татары – против русских
6) 1238 (Козельск) монголо-татары – против русских
7) 1239 (Чернигов) русские (?) – против монголо-татар (возможно совмещение с эпизодом 1234 г.)
8) 1240 (Киев) монголо-татары – против русских
9) 1240 (Колодяжин) монголо-татары – против русских
10) 1245 (Люблин) русские – против поляков
11) 1249 (Ярослав) поляки и венгры – против русских
12) 1259 (Луцк) монголо-татары – против русских
13) 1261 (Холм) русские – против монголо-татар
14) 1261 (Сандомир) монголо-татары – против поляков
15) 1268 (Раковор) русские (новгородцы) – против немцев
16) 1272 (Псков) немцы – против русских
17) 1281 (Сохачев) поляки – против русских и поляков
18) 1282 (Сохачев) поляки – против русских
19) 1290 (Краков) поляки – против поляков
20) 1291 (Краков) поляки – против поляков
21) 1297 (Псков) немцы – против русских
22) 1300 (Ландскрона) шведы – против русских (новгородцев)
23) 1322 (Выборг) русские (новгородцы) – против шведов
24) 1323 (Псков) немцы – против русских
25) 1342 (Псков) немцы – против русских
26) 1368 (Псков) немцы – против русских
27) 1382 (Москва) русские – против монголо-татар (возможно применение также и монголо-татарами)
28) 1392 (Псков) русские
29) 1394 (Псков) русские (новгородцы) – против русских (псковичей)
30) 1398 (Орлец) русские (новгородцы) – против русских (москвичей)
31) 1426 (Воронач) литовцы – против русских (псковичей)
Еще более интересен качественный анализ. Эпизоды с новгородцами-псковичами или их немецко-шведскими и литовскими противниками разбросаны между 1268 и 1426 гг., то есть охватывают весь период применения пороков. Судя по всему, они использовались в этом регионе регулярно обеими сторонами. Напротив, все упоминания татаро-монгольских пороков в северных летописях относятся к походам Батыя в 1238-1241 гг. Причем авторов Софийской и более подробных новгородских и тверских летописей никак нельзя упрекнуть в недостатке внимания к «татаро-монгольскому» направлению – они старательно описывают все «татарские рати» и осады XIII, XIV и XV веков, но о пороках у татар молчат, одновременно упоминая их при каждом конфликте с «немцами» и «свеями». Столь регулярное умолчание – уже не случайность, а тенденция, становящаяся значимым фактом.
Подобным образом южнорусская Ипатьевская летопись (точнее, входящий в неё «Галицко-Волынский летописец») упоминает пороки в польско-русском пограничье с 1233 до самого своего преждевременного окончания (1292 г.), тогда как период применения пороков монголо-татарами ограничивается 1238-1261 гг., т.е. практически временем правления Батыя.
Приходится сделать вывод, что тяжелая осадная техника не была органически усвоена золотоордынскими татарами, оставаясь механическим заимствованием у более развитых «городских» цивилизаций. Новые, после Батыя, поколения золотоордынских ханов были не в состоянии оценить и усвоить сложную технику и, очевидно, полагались только на традиционные кочевые методы ведения войны. Вероятно, сказывались и меньшие возможности принудительного изъятия готовых инженеров у Китая и мусульманского мира. Как следствие, осадные умения западных монголо-татар подверглись быстрой деградации уже с 1260-х гг.
Особняком стоит осада Тохтамышем Москвы в 1382 г. из Софийской летописи – пожалуй, наиболее подробный, с технической точки зрения, рассказ о русской крепостной технике во всех русских летописях. Упоминаются и «тюфяки» (как кажется, уже разновидность огнестрельного оружия, судя по термину «пущаху»), и самострелы, и пороки, «шибающие камением», и пушки. Причем всё это – только с московской стороны, татары применяли только лук со стрелами и лестницы. Правда, в Львовской летописи говорится, что и татары «шибали» по стенам и даже сбили «гражень» (деревянный парапет или частокол поверх основной стены?), но как источник она менее надежна, поскольку составлена не ранее 1560 г. Впрочем, и эта летопись свидетельствует, что низкая и сделанная из мягкого известняка стена московского Кремля не была разрушена татарами, то есть их метательные машины в любом случае не были тяжелыми стенобитными орудиями. Необычное обилие подробностей создает впечатление, что Софийский летописец наблюдал эту осаду лично или, во всяком случае, основывался на данных непосредственных участников.
Другая любопытная особенность – почти полное отсутствие упоминаний пороков применительно к междоусобным войнам русских князей, хотя такого рода войнам во всех летописях отведено едва ли не основное место. Пороки применяют только новгородцы в самом конце их истории на Руси – в Софийской летописи есть только один такой эпизод, относящийся к осаде московского гарнизона в Орлеце на Сев. Двине в 1398 г. В псковской летописи появляется другой эпизод, связанный с походом новгородцев на Псков в 1394 г. И это всё. В Тверской летописи, очень подробно описывающей борьбу Московского и Тверского княжеств в XIV веке и участие в ней татар, пороки не упоминаются ни разу. Например, целый месяц осаждавшее Тверь в 1375 г. московское войско даже не пыталось разрушить его деревянную стену, хотя «примет» и попытка штурма говорят о решительных намерениях нападавших.
Наконец, последнее упоминание пороков в северорусских летописях относится к походу литовского князя Витовта на псковскую «украину» Воронач в 1426 г. – пороки применяли литовцы (или вассальные им русские князья).
Естественно, доступный материал слишком неполон, чтобы делать однозначные выводы. Однако то, что есть, можно изложить в виде следующих тезисов:
1. Порок представлял собой требюше общеевропейского образца, либо с тяговыми веревками, либо с противовесом, как легкий противопехотный, так и тяжелый стенобитный (могли применяться все разновидности).
2. До начала XIII века крупные метательные машины на Руси не применялись. Об этом свидетельствует не только отсутствие упоминаний в летописях и иноземных хрониках, но и сохранившиеся описания древнерусских осад – они сводились или к примитивному штурму с лестниц после засыпки рва («примета»), или, чаще, к «сидению» или «стоянию» под осажденным городом на протяжении нескольких недель, то есть попытке взять его измором. Особенности древнерусской крепостной архитектуры также подтверждают этот тезис.
3. Устойчивый период существования русских пороков охватывает около 200 лет – примерно с 1230-х гг. по 1420-е гг., то есть они вышли из употребления приблизительно тогда же, когда и в Западной Европе. Требюше («пороки») появились на Руси позднее, чем в Западной Европе и, тем более, на Ближнем Востоке, зато освоена такая техника была быстрее.
4. У северной Руси заимствование порока произошло из Западной Европы через балтийский регион, Полоцкое и Новгород-Псковское княжества, в ходе борьбы с немецкими крестоносцами. Об этом говорят и прямые свидетельства ливонских хроник, и последующая концентрация упоминаний пороков в северо-западном регионе, и западно-русское или польское происхождение самого слова «порок». Слово «мастер», появляющееся в новгородской и вторичной в данном случае московской Софийской летописях применительно к специалистам по порокам под Раковором в 1268 г., также имеет однозначно «немецкое» происхождение. Косвенным, но существенным доказательством является и отсутствие упоминаний русских пороков в восточных и южных княжествах во время похода Батыя в 1237-41 гг., за исключением единственного сомнительного «черниговского» эпизода. Во Владимиро-Суздальское княжество пороки перешли достаточно поздно через Новгород и Псков. Псковичи сохраняли репутацию главных специалистов по осадному и крепостному делу в Московском государстве вплоть до XVII века. В южнорусских княжествах пороки были заимствованы, вероятно, только в начале 1230-х гг. или немногим ранее из Польши или Венгрии. Хотя путешественники из этих княжеств в Византию могли составить теоретическое представление о требюше и ранее.
5. Судя по характеру отношений северорусских княжеств с крестоносцами заимствование пороков было скорее самостоятельным воспроизведением наблюдаемых или захваченных образцов, чем мирной передачей опыта приглашенными оплачиваемыми мастерами. В южнорусских княжествах могло иметь место и мирное взаимодействие с Польшей и Венгрией.
6. Как кажется, на Руси долго не было внутренней, органической потребности в сложной осадной технике. Видимо, примитивная крепостная архитектура русских княжеств не создавала острой необходимости в сложном и трудоёмком осадном оборудовании, тем более оно было ненужно против кочевых народов и литовцев. Сказывались также невысокий общий уровень развития, относительная бедность (особенно после монголо-татарского нашествия) и малая плотность населения. Поэтому древнерусская «полиоркетика» имела локальный и вторичный, вынужденный внешними обстоятельствами характер. Сколько-нибудь существенный спрос на большие пороки и соответствующих мастеров ограничивался северо-западным регионом и Галицко-Волынским княжеством. Длительный мир на границе с ливонскими и шведскими владениями приводил к деградации познаний и навыков, растущее отчуждение между православными и католиками затрудняло приглашение заграничных мастеров. Применение легких противопехотных требюше во многих районах затруднялось, вероятно, и элементарной нехваткой камней для метания – если в лесной России сам порок может быть легко «поставлен» практически везде, то увесистые булыжники найти не так просто.
7. Положение стало меняться только к концу XIV века, когда растущая централизация и постепенное распространение каменного строительства создали и ресурсы для развития тяжелой осадной техники, и устойчивый спрос на неё. К тому же распространение пороха, «огненного зелья», создавало совершенно новые возможности для поджога пороками вражеских деревянных городов. Однако век механической артиллерии как раз в это время подошел к концу – в Софийской летописи пушки впервые упоминаются под 1382 г., в Тверской – в 1389 г., в Псковской – в 1394 г., в Новгородских – в 1401 г. До 1426 г. пороки еще упоминаются рядом с пушками, но затем исчезают окончательно.
4.6. Метательные машины и пороховая артиллерия.
Первый дошедший до нас записанный рецепт пороха происходит из Китая и датируется 1044 г. (династия Сун), хотя там начали использовать его для фейерверков значительно раньше.
Арабам очистка калийной селитры известна минимум с 1029 г. (трактат врача ибн Бахтавайя «Ал-Мукаддимат»), а первое доказанное применение её в военных целях датируется 1168 г. В это время «фиранджи» из Иерусалимского королевства осаждали Фустат (старый Каир), и защищавший его визирь Шавар решил сжечь город, чтобы он не достался врагу. Было использовано 20 тысяч керамических гранат с зажигательными материалами. Предполагается, что это был «греческий огонь» на основе нефти, но археологические исследования начала 1950-х гг. показали наличие на сохранившихся гранатах следов селитры. Очень вероятно, что зажигательные снаряды, использованные египтянами в 1250 г. в битве при ал-Мансуре, уже содержали порох. Такой вывод современные исследователи делают из описания ночного полёта сарацинского снаряда в “Histoire de Saint Louis” хрониста де Жуэнвиля: «Он прошёл прямо перед нами, большой как бочка с кислым виноградным соком (comme uns tonniaus de verjus), и огненный хвост позади него был велик как большое копьё. Он издавал такой шум, приближаясь, что, казалось, это был гром с неба; он напоминал дракона, летящего по воздуху. Так велико было пламя, что среди войска было так светло, как если бы был день”. Эти предположительно пороховые ракеты внесли свой вклад в поражение французских войск Людовика IX Святого. Впрочем, как кажется, это новое оружие не вызвало большой деморализации среди крестоносцев. Наконец, во время осады Акры в 1291 г. арабы широко использовали порох для подрыва стен, снаряжения зажигательных снарядов требюше и зажигательных стрел, выстреливаемых из луков и арбалетов.
Сохранилась книга Наджм ал-Дина Хасана ал-Раммы (ум. 1295 г.), датируемая между 1270 и 1280 гг. и содержащая 17 рецептов пороха для ракет, причем ал-Рамма ссылается на унаследованные знания своего отца и его предков. Среднестатистическое содержание селитры в этих рецептах 75%, серы 9,03% и угля 15,97%, что очень близко к оптимуму.
В четырех арабских рукописях содержатся упоминания об использовании египтянами маленьких переносных пушек («мидфа») в сражении против монголо-татар у Айн-Джалута в 1260 г., очевидно, с целью испугать вражеских лошадей. Всадники использовали и пороховые заряды, привязанные к копьям. В наиболее известном из этих трактатов, «Санкт-Петербургском манускрипте» неизвестного автора (приписывается Шамс ал-Дину Мухаммаду ал-Ансари ал-Димашки, ум. 1327 г.) под названием «Ал-Махзун джами ал-фунун», в частности, написано: «Описание снадобья («дава»), которое кладется в пушку («мидфа») – его состав таков: калийной селитры («баруд») десять, угля два дирхама и серы полтора дирхама. Измельчи это тонко и наполни треть пушки. Не клади больше, иначе её разорвет. Затем пусть токарь по дереву сделает деревянную затычку того же размера, что и дуло пушки. Забей [порох] плотно и помести на него ядро или стрелу, и поднеси огонь к заряду ... Цари прежних времен не вступали в войну кроме как из хитрости. Пророк сказал: война – это обман. Это было общей практикой вплоть до времен Халавуна [Хулагу], когда народ Египта использовал эту уловку и разбил татар. Лошади [врага] не осмеливались противостоять огню, лошадь умчится со своим наездником. Чтобы достичь этого, нужно выбрать определенное число всадников и снабдить их копья с двух концов порохом («баруд»). Всадник будет носить одежды, передняя часть которых сделана из толстой черной шерстяной ткани. Она прошивается шариками льняной пряжи с металлическими проволочками на концах, так что их можно вставить в одежду и шлем. Лошадь также покрывается [такой же] толстой шерстяной тканью. Его руки будут смочены раствором талька, так что он не будет обожжён огнем. Перед ними будут те, кого они выберут из пеших солдат, оснащенные разбрызгивающими палицами, хлопушками («саварих», взрывной фейерверк) и пушками («мадафи»). Они [конница и пехотинцы] займут своё место перед армией». Манускрипт содержит и описание, как тренировать лошадей, чтобы они не боялись грохота пушек и пороховых фейерверков.
Изображение зажигательных стрел "хитай", ракет, фейерверков и (справа) ручной пушки "мидфа" Из так называемого Санкт-Петербургского манускрипта "Ал-Махзун джами ал-фунун"неизвестного автора нач. XIV века. Библиотека Восточного института, Санкт-Петербург.
Столь же ранним было использование пороха в мусульманской Испании, единственном месте в Европе, где есть природные месторождения калийной селитры. Первое упоминание об использовании пушек маврами принадлежит Педро, епископу Леона, датируется 1248 г. и относится к 17-месячной осаде Севильи кастильским королем Фердинандом III. Впрочем, это могли быть и пороховые ракеты, подобные использовавшимся в 1250 г. египетскими мамелюками под ал-Мансурой. Более надёжное свидетельство относится к длившейся 9 с половиной месяцев осаде мусульманского города Ниэблы кастильским королем Альфонсо X в 1262 г. Защитники использовали машины, изрыгавшие каменные ядра и огонь, что сопровождалось громовыми звуками. Столь же важно и свидетельство известного географа и историка ибн Халдуна, сообщающего об осаде в 1274 г. маринидским (из Марокко) султаном Абу Юсуфом Якубом алжирского города Сиджильмаса: «Против этого города были приведены в действие манджаники и аррада (тяжелые и легкие требюше), также, как и «нефтяные машины» («хиндам ал-нафт»), выстреливавшие маленькие железные шарики. Эти шарики метались из камеры, помещённой перед воспламеняющим огнём нафта...»
К тому же 1324 г. относится запись Лисана ал-Дина ибн ал-Хатиба (1313-1374), будущего визиря Гранады, об осаде султаном Абу ал-Валидом Исмаилом I ибн Насром (правил 1314-1325) кастильского города-крепости Уэскар: «Он направился на вражескую территорию и приступил к крепости Уэскар, стоявшей как кость в горле у Базы [База – долина, основной сельскохозяйственный район Гранады], которую он осадил и атаковал. Он поразил арку непобедимой башни раскаленным докрасна железным ядром, выпущенным огромной машиной, которая действовала при помощи нафта». По этому же случаю ученый поэт Абу Закарийя Яхья ибн Худхайль, учитель ибн ал-Хатиба, составил хвалебную поэму в честь султана: «Они думали, что гром и молния снизошли с небес, тогда как гром и молния вокруг них были созданы человеком...» Эти сведения не вызывают сомнений, но толкуются по-разному. Некоторые европейские ученые ставили под сомнение точку зрения, что речь идёт именно о пушках. Они указывали, что нигде не упоминается селитра («барад»), превратившаяся в обозначение пороха у восточных арабов, а говорится только о «нафте» (нефти), не упоминаются и орудийные стволы. Поэтому допустимо толкование, что речь идет о требюше, метающими какие-то зажигательные снаряды, раскаленные при помощи зажженной нефти или обмазанные ею. Однако более убедительна точка зрения, согласно которой западные мусульмане в XIII-XIV веках стали использовать слово «нафт» для обозначения пороха на основе селитры, поскольку нефть была им недоступна в это время.
В 1331 г. гранадский султан Мухаммад IV осадил город Аликанте. По этому поводу испанский историк Зурита (1512-1580) сообщает: «Когда король мавров Гранады осадил Аликанте, он использовал новую машину, вызывавшую великий ужас. Она метала железные ядра с огнем». В 1340 г. во время осады кастильской крепости Тарифы арабы использовали «громовые машины», метающие железные ядра при помощи «нафты» и нанёсшие существенный вред башням и стенам, согласно сообщению испанского историка Конде. Другой испанский историк, Хуан де Мариана (1536-1623), сообщает об осаде кастильцами и англо-французскими крестоносцами занятого арабами города Альхесирас в 1342-44 гг.: «Осаждённые наносили великий вред христианам железными пулями, которыми они стреляли. Это первый раз, когда мы обнаруживаем упоминание пороха и ядер в нашей истории». Среди англичан в осаде участвовали графы Дерби и Солсбери, через два года сражавшиеся в битве при Креси. Английский историк Ричард Уотсон еще в 1787 г. высказал предположение, что они могли привезти из Испании сведения о мусульманских полевых пушках, более передовых, чем первые европейские “pot-de-fer”, и ставших родоначальниками европейских «рибодекинов».
Эти и другие сообщения такого рода создают уверенность у современных историков, что порох и пушки были заимствованы христианами у мусульман, первоначально в Испании и Италии. Однако подчеркнем, что это предположения, не подкрепленные прямыми доказательствами. Хотя заимствование самой идеи пороха не вызывает сомнений, его конкретный состав мог быть открыт европейскими алхимиками самостоятельно.
Первый известный европейский рецепт пороха принадлежит англичанину Роджеру Бэкону (1214-1294 гг.) в 9, 10 и 11 главах его “Epistola de secretis operibus artiis et naturae et de nullitate magia” («Письмо о тайнах искусства и природы и о ничтожности магии»), 1267 г: «Возьмите 7 частей селитры, 5 [угля из] молодой лещины и 5 серы, и вы сделаете гром и молнию, если вы знаете [эту] хитрость». Примечательно, что из-за низкого содержания селитры он ближе к ракетному топливу или зажигательной смеси, чем артиллерийскому метательному взрывчатому веществу. Примечательно также, что этот рецепт был зашифрован и разгадан только в XIX веке. Не исключено, что сведения о порохе Бэкон получил от своих коллег из Испании, с которыми он поддерживал связи. Первый известный общедоступный рецепт пороха, пригодного для артиллерийских целей, приводится в рукописи “De mirabilis mundi” немецкого богослова-алхимика Альберта фон Больштедта, он же Альберт Великий (ок. 1193-1280 гг.), ок. 1275 г., в свою очередь ссылающейся на более раннюю работу некоего Марка Грека “Liber Igneum ad comburendos hostes” («Книга огня для сжигания врагов»). Содержание селитры в нем всё еще понижено по сравнению с «идеальным» рецептом с современной точки зрения, но надо учитывать, что первые бомбарды не были приспособлены для использования «сильного» пороха. Когда же орудия стали более прочными, и рецепты пороха приблизились к оптимальным – в начале XV века в Германии и Франции. Впрочем, и после этого до конца XV века более слабые виды пороха (с содержанием селитры 50-60%) считались оптимальными для больших бомбард. В порох до конца XV века добавляли разные бесполезные, но необходимые с «алхимической» точки зрения примеси, особенно янтарь и камфару.
Бронзовая "пушка" XIV века. National Museum, Стокгольм.
Первые три упоминания пушек в христианской Европе ставятся под сомнение современными исследователями. Так, считается позднейшей вставкой запись о применении итальянцами “sclopi” (ручных пушек) в Форли в 1284 г. Признана фальсификацией XV века и запись из Гента об изготовлении там в 1313 г. “bussen met kruyt” («пушки с порохом») полулегендарным монахом Бертольдом Шварцем (немецким алхимиком, якобы самостоятельно открывшим порох и понявшим возможности его военного применения). Сочтено явным анахронизмом упоминание «серпентин» при осаде лотарингского города Меца в 1324 г.
Общепринятой датой первого надёжного упоминания пороховой артиллерии у христиан является 1326 г. 11 сентября этого года флорентийская Синьория поручила двум своим членам обеспечить изготовление снарядов и железных пуль вместе с “пушками из металла” (“pilas seu pallectas ferreas et canones de metallo”) для защиты города. В том же году появилась рукопись капеллана английского короля Эдуарда II, Уолтера Милемета (Walter de Milemete) “De notabilitatibus, sapientiis et prudentiis regum”, содержащая изображение кувшинообразной пушки (“pot-de-fer”), метающей железные стрелы («спрайт» или «спрингел»), хотя в тексте о ней ничего не говорится.
Вверху: пушка из "De Nobilitatibus, Sapientiis et Prudentiis Regum" Уолтера де Милемете. Под ней: незаконченный рисунок из комментариев на Аристотеля "De Secretis Secretorum" того же автора.
К 1327 г. относится упоминание об использовании английским королём Эдуардом III пушек (“crakys”) во время похода в Шотландию. В 1331 г. пушки (“vasi e scioppi”) были использованы во время осады Чивидале в итальянской области Фриули. К 1338 г. относятся первый французский документ, касающийся приобретения серы для приготовления пороха и метаемых им железных стрел, и упоминание об использовании «железных горшков для метания огненных болтов» ("Pots de fer a traire garros a feu") во время морского рейда на Саутгемптон. В том же году английский отчет об снаряжении одного из кораблей упоминает "iii canons der fer ove v chambre" и "un handgone" («три железных пушки с пятью камерами и одна ручная пушка»). В 1339 г. французы использовали “pot-de-fer” при обороне Перигора и Камбре от англичан. В 1340 г. они же использовали “pot-de-fer” под Кенуа (Quesnoy), а в Италии была нарисована картина, содержащая изображение ручной пушки. В 1341 г. в Лукке, в Италии, зафиксировано использование «громового оружия» и железной пушки, стреляющей железными ядрами. В 1341 г. во французском городе Лилль впервые отмечен городской maistre de tonnoire (буквально «хозяин грома»), то есть мастер-артиллерист. В 1345 г. французы изготовили в Кагоре 24 пушки для осады английской крепости Эгийон, а английский король Эдуард III приказал изготовить 100 пушек в Тауэре.
К 1346 г. относят первое в Европе применение огнестрельного оружия в полевом бою (сражение при Креси). Хотя полной ясности в этом деле нет – некоторые описания битвы не содержат упоминаний о пушках. В конце года 22 пушки были задействованы во время осады Кале. Их изготовили королевский кузнец Уолтер и один из королевских плотников, Реджинальд из Сент-Олбенса. Однако использовал их во время осады Кале королевский клерк Томас из Роллстона, чье имя названо в счетах во главе 12 артиллеристов. К тому же 1346 г. относится первое надежное упоминание пушек в северной Германии. В 1356 г. «Черный принц» использовал пушки во время осады Роморантена. В 1362 г. огнестрельное оружие (Lotbüchsen) впервые использовал Тевтонский орден. В 1364 г. в хрониках Пизы в Италии впервые в христианской Европе упомянуто применение каменных пушечных ядер.
На протяжении первого полувека огнестрельное оружие имело экспериментальный характер и оказывало самое незначительное влияние на ход боевых действий. Самые ранние пушки (“pot-de-fer” по-французски, “vasi” или “sclopi” по-итальянски) представляли собой небольшие железные или бронзовые кувшины, выстреливающие арбалетные стрелы и пули из свинца или раскаленного железа. Главное их воздействие было психологическим: огонь, грохот и вонючий дым пугали лошадей и воинов противника, по реальному убойному воздействию они намного уступали обычным лукам и арбалетам. Однако психологический эффект новизны не мог держаться долго, следствием чего стало почти полное отсутствие упоминаний о легких пушках в 1350-х, 60-х гг. Около 1370 г. появились более крупные стенобитные бомбарды из сварных железных полос, стреляющие каменными ядрами, но и они пока уступали требюше с противовесом.
Эффективность раннего огнестрельного оружия ограничивалась не только его низкими техническими характеристиками, но в еще большей степени дороговизной и ненадёжностью пороха. Как известно, черный порох состоит из серы, селитры и древесного угля, причем основным компонентом является селитра. Селитра выделяется при разложении органических остатков в виде белого налета. Холодный климат не способствует её интенсивному образованию, геологических месторождений селитры в Европе нет (кроме южной Испании). Поэтому селитру преимущественно привозили с Востока, главным образом из Индии, стоила она очень дорого и поступление её было нерегулярным (перевозка осуществлялась транзитом через мусульманские страны, периодически пытавшиеся ввести запреты на продажу военных материалов христианам). К тому же далеко не сразу в Европе выявили наиболее эффективный рецепт пороха. Если процент селитры занижен (а её старались экономить), взрывная сила пороха слабеет, при проценте существенно ниже половины порох горит, но не взрывается. Поэтому порох применялся не только в пушках как метательное взрывчатое вещество, но и в качестве зажигательной смеси, которую могли забрасывать при помощи требюше. Отсюда, между прочим, проистекает трудность интерпретации многих сообщений о «машинах огненного боя» – это могут быть не только пушки.
Первое использование ракет в Европе отмечено около 1380 г., в боях между венецианцами и генуэзцами. Около 1420 г. Джованни ди Фонтана в “Metrologum de Pisce Cane et Volucre” придумал часы, способные измерять очень короткие промежутки времени, которые приводились в действие ракетами. Это первое отчетливое европейское описание ракеты: «Я видел и экспериментировал с трубкой, наполненной порохом, которая летит по воздуху. Когда она зажжена, в самом деле, она посылается вверх силой огня, вырывающегося сзади, пока порох не иссякнет». Он сообщает и о летучем драконе, вдоль всего живота которого проходит длинная толстая пороховая трубка, с огнем, вырывающимся из анального отверстия.
Применялся порох и в качестве зажигательного средства, усовершенствованного «греческого огня», например, при осаде Сен-Омера англо-фламандцами в 1340 г.
Перелом в стоимости пороха произошёл в 1380-х гг. В это время в Европе было освоено крупномасштабное производство селитры, «подвальное дело» («петеринг»). В подземные подвалы с известняковыми стенами наваливали органические остатки (навоз, экскременты, различные отбросы и падаль), и из них постепенно выделялась селитра. Это дурно пахнущее ремесло было очень выгодным и стремительно распространилось по Европе, однако главным его центром была Западная Германия (особенно район Франкфурта). Европейская селитра уступала импортной индийской в качестве (она значительно быстрее отсыревала), но зато цена была приемлемой. В самом деле, в 1370-х, 80-х гг. фунт пороха стоил во Франции 10 турских су, в 1410-х, 20-х гг. 5 су, к 1500 г. 1,5-2 су. Основную часть в стоимости занимала именно селитра; даже в конце XV века она продавалась вдвое дороже, чем сера, хотя последняя в большинстве европейских стран была привозной (преимущественно из Италии). Для сравнения, в 1478 г. во Франции чугунное ядро весом 12-15 фунтов стоило 5 су, а каменное – немногим дороже 2 су.
Любопытно, что в Лионе в 1418 г. организация «пороховой службы» была поручена аптекарю.
Как следствие, с 1370-х гг. число упоминаний о применении огнестрельного оружия в европейских сражениях стало быстро расти. К 1370 г. относится первое упоминание о литье пушек в Аугсбурге. В 1372 г. французский полководец Дюгесклен использовал пушки при осаде Туара (Thouars). В 1375 г. французы выстрелили 100 каменных ядер во время 5-месячной осады Сен-Савёр-ле-Виконт в Нормандии. 2 самые большие пушки, присланные из Парижа, имели диаметр ствола немногим менее 300 мм и стреляли ядрами весом 40-45 кг. Главной проблемой французов была постоянная нехватка пороха, делавшая обстрел эпизодическим. Поэтому из 32 французских пушек были реально задействованы 4 самые крупные, остальные только устрашали противника своим видом. Англичане с успехом отвечали зажигательными снарядами из требюше. Как пишет Фруассар, больше всего страдали от обстрела крыши домов; англичане старались держаться ближе к башням ради безопасности. Последнее замечание свидетельствует о том, что пушки еще не были в состоянии пробить толстые стены башен. Одно из французских ядер попало через окно в спальню английского коменданта Чаттертона, когда он лежал в кровати, разбило мебель и проломило пол. После этого испытавший нервное потрясение Чаттертон стал искать соглашения и сдал город 3 июля за 55 тыс. золотых франков и свободный выход. В 1377 г. бургундский герцог Филипп Храбрый использовал пушки, стрелявшие 200-фунтовыми ядрами во время осады фламандского города Одруик; они смогли разрушить стены горордского замка. В 1378 г. французский король Карл V использовал пушки при осаде Арда.
В 1382 г. фламандские мятежники использовали большие пушки во время осады Оуденаарде. Хронист Фруассар пишет по этому поводу: «Он [главарь мятежников Филипп ван Артевелде] изготовил и использовал необычайно большую бомбарду, которая имела калибр пятьдесят три дюйма (pols de bée) и метала необычайно большие болты (quarreaux), массивные и тяжелые (gros et pesans); и когда эта бомбарда разряжалась, её можно было слышать днём за добрых пять лиг [более 20 км – 15 миль] и за десять ночью, и был такой сильный грохот при разряжании, что казалось, что все дьяволы ада были на дороге.» Город был взят.
К 1376 г. относится упоминание о литье пушек в Венеции. В 1378 г. венецианские галеры использовали 3 бомбарды во время обороны Котора на побережье Черногории. Во Франции также к концу 1370-х гг. пушки, стреляющие свинцовыми ядрами, сменили спрингалды на кораблях (обычно по две штуки на каждом).
К 1382 г. относятся первые упоминания об использовании пушек литовцами (во время осады Юрбарка) и Московским княжеством (против Тохтамыша). В 1386 г. поляки успешно использовали пушки и требюше, чтобы взять замок Мариенвердер, принадлежащий Тевтонскому ордену.
Появились многочисленные примеры использования пушек в полевых сражениях. В 1382 г. жители Гента использовали «рибодекины» (несколько малокалиберных стволов на одной повозке) против жителей Брюгге при Беверхутсвелде, в 1385 г. кастильцы – против португальцев и англичан при Алжубарроте, в 1386 г. швейцарцы ручные пушки – против австрийцев при Земпахе (хотя это свидетельство оспаривается), в 1387 г. жители Падуи «рибодекины» – против жителей Вероны при Кастаньяро (один из веронских «рибодекинов» состоял из 144 стволов высотой 6 м), в 1389 г. турки – против сербов в «первой битве» при Косово (это свидетельство оспаривается). Впрочем, все эти сражения показали низкую эффективность полевой артиллерии – она была слишком медленной, неточной, недальнобойной, и не могла остановить вражескую атаку.
Сам принцип использования нескольких малокалиберных стволов вместо одного более крупного был в принципе порочен – круглые ядра малого калибра очень быстро теряют энергию в отличие от более крупных из-за сопротивления воздуха и не способны к многократному рикошетированию от земли, затруднено точное наведение, перезарядка длительна и неудобна. Поэтому многоствольность может дать какое-то преимущество только на ближней дистанции и в специфических ситуациях, вроде охраны ворот, однако использование картечи сделало крупнокалиберные одноствольные орудия более эффективными и при стрельбе в упор.
На этот период приходится и первый «провал» механической артиллерии. Именно тогда исчезли торсионные спрингалды. Их конструктивные недостатки были, в общем, такими же, как у ранних пушек среднего калибра: низкая скорострельность, уязвимость для непогоды, неприспособленность к быстрому перенацеливанию. Совершенно таким же было предназначение. В 1370-е гг. пушки превзошли спрингалды по мощности, а в 1380-е гг. как минимум сравнялись и по стоимости. К тому же пушки были компактнее, долговечнее и проще в эксплуатации и техническом обслуживании. Естественным следствием стала быстрая замена торсионных спрингалдов на пороховые спрингалды (сохранение прежнего термина очень показательно). Наглядным свидетельством этих перемен стало появление специальных орудийных амбразур в стенах – круглых (диаметром 13-30 см) с вертикальной обзорной щелью сверху (длиной 40-80 см, в среднем 70 см, и шириной 6-15 см), в отличие от крестообразных арбалетных амбразур. В Англии они появились в 1365 г., во Франции ок. 1380 г., в Испании, Италии и Германии в начале XV века. Их стали помещать значительно ниже, чем бойницы для луков и арбалетов.
Стенобитные требюше, несмотря на свою уже безнадежно недостаточную эффективность, пока сохранялись. Они были способны безотказно и непрерывно действовать в любую погоду и, к тому же, метать разные типы снарядов. Главными недостатками пушек были низкая прочность стволов из сварных железных полос и склонность пороха «мякотью» отсыревать не только от дождя, но и от атмосферной влаги. Поэтому тогдашним армиям приходилось возить с собой селитру, серу и уголь и молоть их в полевых условиях непосредственно перед применением. Срок службы такого пороха составлял всего несколько часов, потом он терял всякую надежность. Вдобавок, при перевозке он расслаивался вследствие тряски: более тяжелые частицы серы опускались вниз, легкая селитра поднималась наверх. Непредсказуемо низкая прочность орудийных стволов приводила к тому, что пушкари для перестраховки использовали заниженные пороховые заряды. Поэтому огромные бомбарды конца XIV– середины XV веков (с диаметром ствола 500 мм и даже более) имели неожиданно малую мощность.
XV век часто называют «веком экспериментов» в пороховом оружии. В это время сосуществовало великое множество самых разных производственных методов, конструкций оружия, боеприпасов и рецептов взрывчатой смеси. Определить, какие из них эффективны, какие нет, было непросто, невежество правителей и неразвитость технических наук позволяли долго процветать разнообразным изобретателям-дилетантам и энтузиастам одной идеи. Проявлением этого хаоса была чрезвычайная пестрота терминологии, десятки названий пушек, отражавших не столько разницу в конструкции, сколько фантазию создателей.
"Кулеврина" Конрада Киезера (до 1405 г.).
В 1399 г. английский король Ричард II взял с собой 8 пушек на колодах и 200 ядер во время похода в Ирландию. Образцом осадного «поезда» может служить французская кампания против занятого англичанами Кале в 1406 г.: кроме 3400 тяжеловооруженных воинов французы задействовали 710 плотников, 1860 землекопов, 322 извозчика и 49 пушкарей. Для пушек (не менее 23) было заготовлено 2750 каменных ядер и не менее 20 тысяч фунтов пороха. Примером длительного обстрела может служить осада Маастрихта: с 24 ноября 1407 г. по 7 января 1408 г. по городу было выпущено 1514 больших ядер из бомбард, в среднем 30 в день. О растущей эффективности осадной артиллерии свидетельствует “Chronique du religieux de Saint-Denis”, рассказывающая об обстреле в 1412 г. франко-бургундской артиллерией города Бурж, резиденции герцога Беррийского. Специально приводим этот фрагмент в стиле оригинала: «Но видят, что машина тотчас же была разумно поставлена для разрушения стен (machine jam erecte muros modicum debilitabant), больше всех других, названная Гретой (vocatam Griete), перед главными воротами установленная, что не без большого расхода пороха (pulveribus) и многого тяжелого и опасного труда своей умелой и искусной команды, камни огромного веса метает. Около двадцати человек требовалось, чтобы обслуживать её, и её громовой звук доходил с расстояния в четыре мили и ужасал местных жителей, как если бы адская фурия выходила наружу. Пораженный столь жестоко, в первый же день был частично разрушен фундамент одной из башен. На следующий день двенадцать каменных жерновов (lapides molares) были выпущены, два из которых эту башню пробили и многие здания с жителями подвергли крайней опасности. В то же самое время другие осадные устройства (obsidionalia instrumenta) во многих местах пробили другие стены». За время осады герцогу не менее семи раз приходилось менять свою резиденцию, чтобы избежать попаданий каменных ядер. Крупным шагом вперед стала осада английским королем Генрихом VI французского порта Арфлёр в 1415 г.; англичане использовали команду из 75 профессиональных артиллеристов, 65 бомбард и более 10000 каменных ядер. Они были задействованы после неудачи подкопа, блокированного контрминами горожан. Пушкам удалось проломить стены города и принудить его к сдаче.
Эти первые успехи осадной пороховой артиллерии породили первые попытки модернизировать старые крепостные стены. Перед ними стали наваливать землю спереди, превращая стены в подобие крутых валов, однако этот подход показал себя малоудачным. Земляной вал сильно давил на каменную кладку и часто ослаблял её, вместо того, чтобы усиливать. Кроме того, в результате обстрела земля осыпалась, что облегчало последующий штурм при помощи лестниц.
Более удачным методом оказалось использование «гласисов» – каменных наклонных подпорок, сделанных из твердых материалов – гранитных блоков (замок в Фужере), красного песчаника (замок Кенигсберга) или кирпича (замки в Англии). Стены также ремонтировали или вовсе заменяли на новые из этих материалов. Однако такая модернизация стоила очень дорого. Дешевле было рытье дополнительных рвов, затрудняющих приближение к стенам, но и это было не под силу мелким городам и второстепенным замкам.
Ок. 1400 г. в “Bellifortis” Конрада Киезера появилось изображение маленькой кулевриноподобной пушки, закрепленной на длинном шесте, играющем роль приклада, и установленной на подставке-штативе. Обслуживающий её пушкарь подносит раскаленный прут к пороховой затравке. К 1411 г. относится первое известное изображение Z-образного фитильного замка. В конце XIV века появились первые мортиры.
Первое изображение Z-образного ("серпентинного") замка. Другой человек отливает пули. Из Венской рукописи 1411 г. Austrian National Library, Вена.
Важным шагом в прогрессе новой артиллерии стало появление «лепешечного» пороха в 1420-х гг., сначала в Германии, потом в других странах. Теперь из пороха «мякотью» с использованием специального раствора на основе спирта стали готовить твердые лепешки, способные долго храниться без существенного отсыревания и расслаивания. Размалывать их перед боем было куда практичнее, чем изготавливать порох полностью. К этому добавился прогресс в изготовлении орудийных стволов (их теперь стали делать из двух слоев сварных железных полос – на поперечные полосы накладывались сверху круговые) и лафетов. Появились мушки, обеспечивающие более точную наводку. Результатом стало вытеснение больших требюше в 1420-х гг. В это же время кулеврины вытеснили большие станковые арбалеты. И тут решающим фактором стало повышение надежности легких пушек.
Впервые лёгкая артиллерия была успешно использована в полевых боях в ходе Гуситских войн (1419-1437 гг.). Гуситы использовали тяжелые аркебузы-«тарасницы» и пушки-«хоуфницы» (от нем. слова «хоуф», толпа, поскольку они предназначались для стрельбы по скоплениям противника). По современным оценкам, на 6000 гуситов приходилось 36 полевых пушек, 10 тяжелых пушек и 360 аркебуз. Грохот и дым огнестрельного оружия оказались очень эффективными, что побудило Яна Жижку после 1421 г. вооружить им всю армию. Тогдашние аркебузы стреляли всего на 50 м, зато за 20 м пробивали рыцарский доспех. Их длина ствола составляла 40-50 см, калибр ок. 18 мм, вероятный вес 10-14 кг.
В 1429 г. в первый раз засвидетельствовано ведение снайперского огня из кулеврины орлеанским пушкарем Жаном де Монтсилером. В свою очередь, англичане выпустили 124 каменных ядра из 15 казнозарядных пушек во время осады Орлеана в 1428-29 гг. В 1435 г. ручные пушки (“culverins ad manum”) были задействованы в Руане.
Очередной шаг вперед пороховое оружие сделало ок. 1450 г. во Франции в результате деятельности братьев Бюро. В 30-х, начале 40-х гг. братья провели ряд успешных осад занятых англичанами крепостей, в награду Жан Бюро (ум. 1463 г.) в 1443 г. был назначен королевским казначеем и, по совместительству, главным военным инженером. Он перевел французскую артиллерию на чугунные ядра (впервые они засвидетельствованы ок. 1400 г.). При той же массе они имели в 2,5-3 раза меньший объём, чем каменные, что позволяло использовать более легкие орудия уменьшенного калибра с более длинными стволами. Данное обстоятельство, в сочетании с внедрением четырёхколесных лафетов, повысило мобильность французской артиллерии. Кроме того, чугунные ядра более плотно прилегали к внутренним стенкам стволов, что позволяло снизить расход пороха. Способствовало его экономии и удлинение стволов. Но главным новаторским достижением Жана Бюро была стандартизация, введение так называемых «7 калибров Франции»: полевые пушки стали делиться на предназначенные для ядер весом 1, 2, 4, 8, 16, 32 и 64 фунтов (во французском фунте было 409 г). Улучшению организации и снабжения французской артиллерии способствовало и учреждение трёх специальных артиллерийских парков – в Даксе (1442 г.), Молеоне и Гисане (1449 г.). Самые крупные орудия именовались бомбардами, среднего калибра – «вёглерами» («птицеловами», длиной ок. 2,5 м, весом 100-500 кг, часто казнозарядными), поменьше – «краподинами» (1-2,5 м длины), самые маленькие длинноствольные – кулевринами и серпентинами. Например, для похода 1442 г. Жан Бюро изготовил 6 бомбард, 16 вёглеров, 20 серпентин, 40 кулеврин и неизвестное число рибодекинов, общей стоимостью 4198 турских ливров. Для них потребовалось 20000 фунтов (8 тонн) пороха стоимостью 2200 турских ливров. По бургундским стандартам 1470-х гг. бомбарду тащили 24 лошади, краподину – 8, серпентину или мортиру – 4, малую серпентину – 2.
55-мм легкая пушка из Данцига, ок. 1450 г. Zeughause, Берлин.
Столь же важным стало появление бронзовых литых дульнозарядных пушек наряду с железными сварными казнозарядными, чему во Франции также способствовали братья Бюро. Некоторое время эти две технологии сосуществовали. Железо в это время стоило в 6 раз дешевле бронзы, и сварные железные пушки стоили в 3 раза дешевле бронзовых. Тем не менее, победа вскоре оказалась за вторыми. Бронзовые литые пушки имели стенки ствола одинаковой толщины и прочности, что делало их предсказуемыми. Теперь стало возможным точно рассчитать, какой максимальный вес заряда допустим для данного типа орудия. Напротив, многочисленные швы сварных стволов могли дать слабину в любом месте и в непредсказуемый момент с катастрофическими последствиями для самого орудия и прислуги. Эта опасность проявилась, например, в 1460 г., когда шотландский король Яков (Джеймс) II был убит во время осады английского замка Роксборо в результате взрыва пушки The Lion («Лев»). Поэтому в сварных пушках приходилось использовать в несколько раз заниженные заряды по сравнению с бронзовыми пушками такого же калибра.
Второй брат, Гаспар Бюро (ум. в 1469 г.), «мэтр артиллерии», специализировался на её практическом применении. Раньше упор делался на единичные бомбарды огромного калибра, их большая мощность сводилась на нет сверхнизкой скорострельностью (несколько выстрелов в день) и крайним неудобством развертывания. Братья Бюро стали использовать многочисленные скорострельные пушки среднего калибра на колесных лафетах. Их огонь умело концентрировался на выбранном участке стены, и оказывался значительно результативнее единичных выстрелов больших бомбард. Этот новый метод показал себя исключительно эффективным в конце Столетней войны (особенно в кампании 1449-50 гг., когда было проведено 60 успешных осад) и произвёл глубокое впечатление на всю Европу. С его использованием стены замков сносились за недели, а порой и за считанные дни. С тех пор требюше использовались только в единичных случаях и при исключительных обстоятельствах. К тому же такой осадной парк можно было использовать для поражения вражеской живой силы, в том числе в полевых сражениях с оборонительных позиций, что было наглядно продемонстрировано при Форминьи (1450 г.) и, особенно, Кастильоне (1453 г.).
При Форминьи две французские пушки (вероятно, кулеврины), обстреливая плотные боевые порядки английских лучников из-за пределов досягаемости их стрел, вынудили их покинуть свою укрепленную позицию. Хотя атаковавшие англичане и захватили эти пушки, на открытой местности они не смогли противостоять контратаке тяжелой французской конницы и были разгромлены. В сражении при Кастильоне братья Бюро принимали личное участие, укрепив французский лагерь ломаной линией валов, на которых были установлены 300 пушек малого и среднего калибра. Атаковавшие его англичане понесли большие потери, особенно от картечи. Ядром была убита лошадь английского полководца Джона Талбота, графа Шрусбери, придавившая его и лишившая возможности командовать. Затем стоявшие в резерве французские конные жандармы атаковали с тыла втянувшихся в бой за укрепления англичан и разгромили их.
Успех осадной артиллерии братьев Бюро был обусловлен не только недостаточной прочностью каменных стен, но и их неприспособленностью для размещения тяжелых пушек, имевших намного более сильную отдачу, чем механические спрингалды, бриколи и куйяры. Поэтому обороняющиеся были лишены возможности вести эффективную контрбатарейную борьбу. Кризис фортификации середины XV века породил очередную волну изменений в крепостной архитектуре – стены стали ниже, толще, стал шире применяться обожженый кирпич вместо камня. Кирпич смягчает удар, осыпается, но не раскалывается, не создавая большой бреши. Московский Кремль постройки 1485-95 гг. – прекрасный образец крепости, спроектированной в расчете на применение пороховой артиллерии обеими сторонами. Большое значение приобрело использование различных земляных сооружений с обеих сторон старых каменных стен – внутренний вал («ретирата», впервые опробованная в Пизе в 1500 г.), и особенно выносные «бульвары», специально спроектированные под пушки: низкие широкие валы с дерево-земляными позициями для орудий, хорошо абсорбирующими удары каменных ядер. Они вошли в употребление начиная с 1420-х гг. и стали общим местом с середины XV века.
Окончательно восстановила позиции обороны в противостоянии с артиллерией «бастионная система», достигшая «зрелости» в 1520-х гг. в Италии, но она выходит за рамки рассматриваемого временного периода. Хотя её предтечу можно обнаружить уже во французском лагере под Кастильоном в 1453 г., в итальянских укреплениях Чезены 1466 г., Вольтерры 1472 г., Сенигальи 1480 г. и т.д.
Соперник французов, бургундский герцог Филипп Добрый, в это же время делал ставку на создание все более гигантских бомбард: рекордсменами были изготовленные в Фландрии из сварных железных полос “Mons Meg” и, несколько лет спустя, “Dulle Griet”. Зрелищности в этих орудиях было больше, чем эффективности. Сохранившаяся до наших дней 3,9-м “Mons Meg” («Марго из Монса», сделана в 1449 г., в 1457 г. подарена шотландскому королю Якову II) имеет калибр 480 мм и весит 6040 кг. По оценкам современного исследователя Эриха Эгга она могла метать 150-кг ядра на 263 м. Более тяжелое железное ядро металось на 129 м, по утверждениям современников. Еще крупнее была 5-м «Бешеная Грета», захваченная в 1452 г. бургундцами в Оденарде – её 5-м ствол весил 16,4 т, она метала 340-кг ядра диаметром 64 см.
"Бешеная Грета" за работой. Иллюстрация Антона Хоффмана, Мюнхен, из Elbinger Jahrbuch, 1924 г
На 12 гигантских бомбард, отлитых из бронзы венгерским ренегатом Урбаном, делал ставку и турецкий султан Мехмед II во время осады Константинополя в 1453 г. Одна из них, 12-м «Базилика», при весе 32 т и диаметре ствола 930 мм выстреливала 91-см каменные ядра весом 590 кг (для сравнения, кремлевская «Царь-пушка» XVI века имеет калибр 920 мм). Уже на второй день осады в ней появились трещины. Вот что о ней пишет хронист Дука в «Византрийской истории» (Византийский временник. – 1953. – №7): “...в три месяца было сооружено и выплавлено чудище некое — страшное и необыкновенное. ... Гул же распространился в длину до 100 стадий; а камень упал далеко от того места, откуда был выпущен, — примерно в одной миле. В месте же, где он упал, образовалась яма величиной в сажень. (гл. 35) ...приказал Магомет перевезти бомбарду к Константинополю: и запрягли тридцать упряжек, и тащили ее позади себя 60 быков; я сказал бы: быки быков. А с боков бомбарды — по 200 мужчин с каждой стороны, чтобы тянули и уравновешивали ее, чтоб не упала в пути. А впереди упряжек — 50 плотников, чтобы готовили деревянные мосты для уравнивания дороги, — и с ними 200 рабочих. (гл. 37)”. Остальные бомбарды стреляли ядрами весом ок. 200 кг, еще более 50 орудий использовали 90-кг ядра. Две недели эти орудия выпускали по 100-120 ядер в день, пока не пробили первую брешь. Сомнительная эффективность, учитывая размеры осадного парка (всего 200 пушек и метательных машин) и устарелость укреплений Константинополя, ветхих и неприспособленных к установке оборонительной артиллерии. Участь города была решена обычным людским штурмом. Любопытен приводимый Дукой совет венгерского посла Янки, как следует разрушать стены (г. 38): ««Если хочешь, чтобы легко упали стены, направь пушку в другую часть стены, отступив от места попадания первого снаряда саженей пять или шесть, — и тогда, равняясь по первому, мечи другой снаряд. А когда аккуратно попали два крайних, тогда бросай и третий, – так, чтобы три снаряда находились в фигуре треугольника, и тогда увидишь, как эта часть стены упадет на землю». Понравился этот совет, и канонир так и сделал, — так и вышло.»
Средняя бомбарда того времени обслуживалась командой 10-20 человек и выстреливала 2 100-кг ядра в час (причем далеко не круглосуточно) на 200 м, хотя максимальная дальнобойность могла достигать 1000 м. На перевозку 2,5-т пушки и снаряжения к ней требовалось 44 упряжные лошади. Примечательно, что вес наиболее распространенных каменных пушечных ядер того времени (100-200 кг) в общем совпадал с весом ядер больших требюше, хотя попадались единичные сверхкрупные экземпляры. Крупным минусом больших бомбард была очень сильная отдача, вынуждавшая использовать их стационарно с дубовых колод, сзади которых располагалась целая система деревянных упоров. После каждого выстрела её приходилось ремонтировать. Естественно, ни о какой точности и скорострельности не могло быть и речи. Зато ядро бомбарды било с такой же силой, как вдвое более тяжелое ядро требюше. Из-за малой практической дальности стрельбы бомбарды приходилось защищать специальными щитами.
Миниатюра из французского манускрипта "Histoire de Charles Martel", ок. 1470 г. Изображены казнозарядные сварные бомбарды на колесных лафетах и рядом с ними сменные пороховые каморы, банник и ядра. Одна из пушек имеет два ствола. Bibliothèque Royale, Брюссель.
Большинство пушек среднего и крупного калибра XIV-XV веков были казнозарядными – в задней части ствола имелась выемка, в которую вставляли камору, закрепляемую клином. В камору помещали заряд пороха. Такой подход повышал скорострельность – сменные каморы можно было готовить заранее. Однако в то время было невозможно добиться герметичности и долговечности казнозарядных пушек – возникали утечки пороховых газов из казенной части, что снижало мощность выстрела, создавало опасность для персонала и самой пушки. К началу XVI века верх одержали орудия, заряжаемые спереди, с дула – сперва порох, потом деревянная пробка, затем ядро. Такая конструкция была прочнее, надежнее и имела более высокий КПД. Казнозарядные орудия сохранились лишь на флоте – там некоторое время не могли решить проблему удобной и безопасной перезарядки дульнозарядных пушек, ведь их дула высовывались наружу. Откреплять и откатывать орудия в условиях качки было рискованно.
В 1448 г. в ходе «второй битвы» при Косово немецкие и богемские аркебузиры венгерского правителя Хуньяди продемонстрировали своё преимущество перед турецкими лучниками-янычарами; противники вели перестрелку из-за палисадников на примерно 100-м дистанции. Хотя общая победа и досталась более многочисленным туркам, впечатленный султан Мурад II приказал принять аркебузы на вооружение янычаров.
В 1452 г. во время осады Бордо впервые зафиксировано применение полых заполненных порохом ядер, т.е. разрывных бомб. В 1454 г. в Руане в первый раз упомянут двухколесный орудийный лафет. Первые реалистичные изображения такого лафета зафиксированы в 1483 г. в швейцарской Berner Chronicles. К 1480 г. скорострельность орудий крупного калибра достигла 30 выстрелов в день; большего нельзя было себе позволить из-за нагревания ствола (после каждых нескольких выстрелов пушку приходилось охлаждать не менее часа).
Миниатюра, иллюстрирующая осаду города Обантон в 1339 г., но фактически показывающая вооружение середины XV века. Обратите внимание на спаренную пушку слева на примитивном колесном лафете, прикрытую дощатым щитом для защиты от стрел и камней; каменные ядра возле неё; "английский ворот", лежащий на земле (его отсоединяли перед выстрелом из арбалета); мортиру на полях справа. Bibliotheque nationale de France, Париж.
Точные характеристики ручного огнестрельного оружия XIV-XV веков неизвестны. Эксперименты проводились только датчанином Таге Лассоном в 1930-х гг. Аркебуза, реконструированная по образцу, найденному в датском замке Ведельспанг (разрушенном в 1426 г.) имела калибр 23 мм, круглая пуля весила 52 г., заряд негранулированного пороха «мякотью» по рецепту 1380 г. (селитра:сера:уголь как 8:1:1) весил 39 г. На дальности 28 м пуля пробивала 5-см сосновую доску или легкую броню. На 46 м пробиваемость составила 2,5 см сосновой доски. Эта аркебуза уступала по мощности арбалету с композитным луком – согласно данным раскопок в Висбю, где в 1361 г. происходили бои между местным ополчением и датчанами, такой арбалет за 80 м пробивал стальной шлем вместе с черепом. Для сравнения, игольчатая стрела длинного английского лука при натяжении ок. 70 кг в упор пробивает 10-см дубовую доску – этот результат следует уменьшить вдвое для «массированной» стрельбы с более слабым натяжением, но разница с аркебузой всё равно впечатляет.
В 1440-е гг. появились первые аркебузы с укороченным прикладом, уже напоминающим современный, который упирали в плечо близко к щеке. В это же время удлинились стволы (до 50-100 см) и уменьшился калибр (до 12,5 – 16 мм). Одновременно применялись и легкие пушки («колумбины») со стволом 1,5-2 м и калибром 25-32 мм.
Ручное оружие, известное с последней четверти XIV века, именовалось “hakenbusch” в Германии, “hagbuts” или ”hackbuts” в Англии, “harquebus” во Франции. Оно обычно клалось на парапет и зацеплялось за него специальным крюком («хакен»), принимавшим на себя часть отдачи. Слово «буш» означает церковный ящик для милостыни, который, видимо, напоминала казенная часть оружия.
Стенная "hakenbüchse" 1420 г., вес 7 кг. Landesmuseum, Цюрих.
В свою очередь, бомбарда происходит от греческого «бомбос» («гудение»), а артиллерия – от французского atillement, снаряжение, оборудование (сравните «ателье»=«мастерская»). Так с XIII века именовали разнообразную осадную технику.
Если большие требюше были окончательно вытеснены пороховым оружием к 1440-м гг., то ручные арбалеты только начали вытесняться в это время. Как полагают, первые аркебузы появились в Германии. Из-за большого веса они первоначально использовались только для стрельбы с укреплений. Несмотря на невысокую, в общем, эффективность (низкую точность, дальнобойность, скорострельность), это оружие сразу же стало популярным у горожан. Освоить его было намного проще, чем арбалет. К тому же в конце XV века аркебуза стоила в 2-3 раза дешевле, чем арбалет, хранить и поддерживать её в рабочем состоянии было значительно легче. Важным плюсом была и компактность, позволяющая аркебузиром размещаться плотнее по фронту, чем арбалетчикам, а также стрелять из окопов и лежа. Грохот, огонь и дым аркебуз долгое время пугали лошадей, что помогало отбивать конные атаки. До начала XVI века арбалеты и аркебузы применялись на равных в полевых армиях. Окончательное вытеснение арбалета из военного дела произошло с середине франко-испанской войны в Италии, 1494-1559 гг., с переломной точкой в 1520-х гг., хотя для охоты они использовались еще более двух столетий. #европа#средневековье#МетательноеОружие
ПОКОЛЕНИЕ ИСТОРИКОВ
СРЕДНЕВЕКОВЫЕ МЕТАТЕЛЬНЫЕ МАШИНЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРАЗИИ - 9.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Примечательно, что в Польше и, особенно, Моравии успехи монголо-татар по захвату городов были значительно скромнее. После победы в полевом сражении у Легницы они не смогли взять ни сам этот город, ни соседний Рацибуж; хотя они взяли Краков (вероятно, еще не имевший каменной стены), но не смогли захватить каменный собор в центре города. В Моравии им не удалось взять Опаву, Оломоуц и Градищенский монастырь. Очевидно, разрушение их каменных укреплений требовало долгих осадных работ, которых монголо-татары уже не могли себе позволить. Значительно больше городов они взяли в равнинной Венгрии, причем там хронисты отмечают широкое применение зажигательных средств: еще до штурма были сожжены Буда и предместья Альбы (Секешсехервара). Альбу они так и не взяли – её защищали обширные болота, видимо, мешавшие применять камнеметы, а также и защитники активно применяли собственные машины. Отбились и многие города Словакии (Братислава, Комарно, Тренчин, Нитра, Бецков) – последние из них, очевидно, в силу возвышенного местоположения. Не взяли и цитадель венгерской столицы, Эстергома, хотя сам город был захвачен после непрерывной работы 30 камнемётов. Венгры также активно использовали баллисты и камнемёты, отмеченные, в частности, в Пеште. Наконец, не удались монголо-татарам атаки на города Далмации – горные Клиссу и Траву, приморскую Рагузу (Дубровник).
В Приложении будет приведен перечень упоминаний о пороках в «Софийской первой летописи старшего извода», Псковской, Новгородской первой, Тверской летописях, Рогожском Летописце (тверского происхождения), поздней общерусской Львовской летописи, Лаврентьевской и Ипатьевской летописях.
Софийская первая летопись поставлена на первое место, поскольку: а) это официальная московская летопись XV века, то есть составлена она в княжестве, ставшем основой будущего российского государства и наиболее передовом в военном отношении к концу интересующего нас периода; б) будучи доведена до 1422 г., она наиболее близка по времени к периоду использования пороков и полностью охватывает этот период; в) в ней равное влияние уделено как северо-западной зоне «немецкого» технического влияния, так и юго-восточной зоне «мусульманского» влияния, что позволяет оценить весомость каждого из них.
Псковская и Новгородская первая летописи, совместно с немецкими и шведскими («Хроника Эрика») источниками, дают наиболее полную картину технического противоборства на прибалтийских границах русских земель. Тверская летопись, очень подробная для XIV-XV веков, существенно дополняет московскую Софийскую летопись – как известно, Тверь и Москва были соперниками в то время, и «великокняжеское» летописание в начале XIV века концентрировалось именно в Твери. Упоминаний пороков в Тверской летописи и Рогожском Летописце очень мало, что свидетельствует о их редкости как в северо-восточных русских княжествах, так и у золотоордынских татар XIV века.
Малоинформативна в отношении пороков и общерусская сводная Львовская летопись, хотя в остальном она более подробна, чем ранние локальные летописи. Заслуживает внимания тот факт, что при буквальном воспроизводении многих фрагментов более ранних летописей (в частности, Софийско-Новгородской традиции) составитель Львовской летописи часто опускает упоминание пороков. Очевидно, слово «порок» было уже не вполне понятно летописцу и он старался избегать его употребления без явной необходимости.
Еще более скудна упоминаниями пороков Лаврентьевская летопись, самая древняя из сохранившихся (1377 г.). В её основной части, доведенной до 1305 г., единственное упоминание относится к осаде Владимира Батыем в 1238 г. Отсутствуют упоминания пороков для осад монголо-татарами Чернигова и Киева; впрочем, это может объясняться суздальским происхождением летописи и, как следствие, меньшим вниманием к событиям в Южной Руси.
Особняком стоит Ипатьевская летопись, доведенная до 1292 г. – наиболее ценный источник по истории Южной Руси. Её самая старая рукопись, датируемая началом XV века, по древности стоит на втором месте после Лаврентьевской. В ней столько же упоминаний пороков, сколько в Софийской – 15, но география резко смещена на юг: нет ни одного упоминания, связанного с «немцами», зато в 6 эпизодах пороки применяют поляки и венгры.
Из 15 упоминаний пороков в Софийской летописи 6 связаны с «латынянами», 5 (если трактовать «черниговский эпизод» в пользу монголо-татар) с монголо-татарами, остальные 4 с русскими. 9 эпизодов относятся к северо-западному направлению, 5 к юго-восточному и 1 к Константинополю.
В 7 рассмотренных летописях «северо-русского» происхождения пороки упоминаются в 20 случаях, из них 7 связаны с «немцами», 6 с монголо-татарами, 6 с русскими, 1 с литовцами (под которыми могли пониматься и союзные им русские князья). 12 эпизодов относятся к северо-западному направлению, 7 к «ордынскому», 1 к Константинополю.
В стоящей особняком Ипатьевской летописи «южно-русского» происхождения из 15 упоминаний пороков и «пращей» только 2 относятся к Владимиро-Суздальскому княжеству, все остальные – к территории современной Украины и Польше. 6 раз пороки применяют «латыняне» (поляки и венгры), из них 4 раза во внутрипольских междоусобицах, имеющих мало отношения к древнерусской истории, еще 6 раз – монголо-татары и 3 раза – русские.
Если взять все 8 летописей вместе, в них насчитывается 31 самостоятельный эпизод, подразумевающий применение пороков (естественно, один и тот же эпизод может описываться в нескольких летописях). Из них 14 (1233-1291 гг.) относятся к Южной Руси и Польше, 16 эпизодов – к Северной Руси и пограничным прибалтийским крепостям и 1 эпизод (Константинополь) никак не связан с русской историей. «Латыняне» применяют пороки в 13 случаях, литовцы – в 1, монголо-татары – в 7 (1238-1261 гг.) и русские в 10 (1234-1398 гг.), если относить «черниговский» эпизод 1239 г. на их счёт.
Вот эти эпизоды с разбивкой по годам и сторонам, применявшим пороки:
1) 1204 (Константинополь) франко-итальянские крестоносцы – против византийцев
2) 1233 (Перемиль/Галич) венгры – против русских
3) 1234 (Чернигов) русские (галичане и киевляне) против русских (черниговцев)
4) 1238 (Владимир) монголо-татары – против русских
5) 1238 (Торжок) монголо-татары – против русских
6) 1238 (Козельск) монголо-татары – против русских
7) 1239 (Чернигов) русские (?) – против монголо-татар (возможно совмещение с эпизодом 1234 г.)
8) 1240 (Киев) монголо-татары – против русских
9) 1240 (Колодяжин) монголо-татары – против русских
10) 1245 (Люблин) русские – против поляков
11) 1249 (Ярослав) поляки и венгры – против русских
12) 1259 (Луцк) монголо-татары – против русских
13) 1261 (Холм) русские – против монголо-татар
14) 1261 (Сандомир) монголо-татары – против поляков
15) 1268 (Раковор) русские (новгородцы) – против немцев
16) 1272 (Псков) немцы – против русских
17) 1281 (Сохачев) поляки – против русских и поляков
18) 1282 (Сохачев) поляки – против русских
19) 1290 (Краков) поляки – против поляков
20) 1291 (Краков) поляки – против поляков
21) 1297 (Псков) немцы – против русских
22) 1300 (Ландскрона) шведы – против русских (новгородцев)
23) 1322 (Выборг) русские (новгородцы) – против шведов
24) 1323 (Псков) немцы – против русских
25) 1342 (Псков) немцы – против русских
26) 1368 (Псков) немцы – против русских
27) 1382 (Москва) русские – против монголо-татар (возможно применение также и монголо-татарами)
28) 1392 (Псков) русские
29) 1394 (Псков) русские (новгородцы) – против русских (псковичей)
30) 1398 (Орлец) русские (новгородцы) – против русских (москвичей)
31) 1426 (Воронач) литовцы – против русских (псковичей)
Еще более интересен качественный анализ. Эпизоды с новгородцами-псковичами или их немецко-шведскими и литовскими противниками разбросаны между 1268 и 1426 гг., то есть охватывают весь период применения пороков. Судя по всему, они использовались в этом регионе регулярно обеими сторонами. Напротив, все упоминания татаро-монгольских пороков в северных летописях относятся к походам Батыя в 1238-1241 гг. Причем авторов Софийской и более подробных новгородских и тверских летописей никак нельзя упрекнуть в недостатке внимания к «татаро-монгольскому» направлению – они старательно описывают все «татарские рати» и осады XIII, XIV и XV веков, но о пороках у татар молчат, одновременно упоминая их при каждом конфликте с «немцами» и «свеями». Столь регулярное умолчание – уже не случайность, а тенденция, становящаяся значимым фактом.
Подобным образом южнорусская Ипатьевская летопись (точнее, входящий в неё «Галицко-Волынский летописец») упоминает пороки в польско-русском пограничье с 1233 до самого своего преждевременного окончания (1292 г.), тогда как период применения пороков монголо-татарами ограничивается 1238-1261 гг., т.е. практически временем правления Батыя.
Приходится сделать вывод, что тяжелая осадная техника не была органически усвоена золотоордынскими татарами, оставаясь механическим заимствованием у более развитых «городских» цивилизаций. Новые, после Батыя, поколения золотоордынских ханов были не в состоянии оценить и усвоить сложную технику и, очевидно, полагались только на традиционные кочевые методы ведения войны. Вероятно, сказывались и меньшие возможности принудительного изъятия готовых инженеров у Китая и мусульманского мира. Как следствие, осадные умения западных монголо-татар подверглись быстрой деградации уже с 1260-х гг.
Особняком стоит осада Тохтамышем Москвы в 1382 г. из Софийской летописи – пожалуй, наиболее подробный, с технической точки зрения, рассказ о русской крепостной технике во всех русских летописях. Упоминаются и «тюфяки» (как кажется, уже разновидность огнестрельного оружия, судя по термину «пущаху»), и самострелы, и пороки, «шибающие камением», и пушки. Причем всё это – только с московской стороны, татары применяли только лук со стрелами и лестницы. Правда, в Львовской летописи говорится, что и татары «шибали» по стенам и даже сбили «гражень» (деревянный парапет или частокол поверх основной стены?), но как источник она менее надежна, поскольку составлена не ранее 1560 г. Впрочем, и эта летопись свидетельствует, что низкая и сделанная из мягкого известняка стена московского Кремля не была разрушена татарами, то есть их метательные машины в любом случае не были тяжелыми стенобитными орудиями. Необычное обилие подробностей создает впечатление, что Софийский летописец наблюдал эту осаду лично или, во всяком случае, основывался на данных непосредственных участников.
Другая любопытная особенность – почти полное отсутствие упоминаний пороков применительно к междоусобным войнам русских князей, хотя такого рода войнам во всех летописях отведено едва ли не основное место. Пороки применяют только новгородцы в самом конце их истории на Руси – в Софийской летописи есть только один такой эпизод, относящийся к осаде московского гарнизона в Орлеце на Сев. Двине в 1398 г. В псковской летописи появляется другой эпизод, связанный с походом новгородцев на Псков в 1394 г. И это всё. В Тверской летописи, очень подробно описывающей борьбу Московского и Тверского княжеств в XIV веке и участие в ней татар, пороки не упоминаются ни разу. Например, целый месяц осаждавшее Тверь в 1375 г. московское войско даже не пыталось разрушить его деревянную стену, хотя «примет» и попытка штурма говорят о решительных намерениях нападавших.
Наконец, последнее упоминание пороков в северорусских летописях относится к походу литовского князя Витовта на псковскую «украину» Воронач в 1426 г. – пороки применяли литовцы (или вассальные им русские князья).
Естественно, доступный материал слишком неполон, чтобы делать однозначные выводы. Однако то, что есть, можно изложить в виде следующих тезисов:
1. Порок представлял собой требюше общеевропейского образца, либо с тяговыми веревками, либо с противовесом, как легкий противопехотный, так и тяжелый стенобитный (могли применяться все разновидности).
2. До начала XIII века крупные метательные машины на Руси не применялись. Об этом свидетельствует не только отсутствие упоминаний в летописях и иноземных хрониках, но и сохранившиеся описания древнерусских осад – они сводились или к примитивному штурму с лестниц после засыпки рва («примета»), или, чаще, к «сидению» или «стоянию» под осажденным городом на протяжении нескольких недель, то есть попытке взять его измором. Особенности древнерусской крепостной архитектуры также подтверждают этот тезис.
3. Устойчивый период существования русских пороков охватывает около 200 лет – примерно с 1230-х гг. по 1420-е гг., то есть они вышли из употребления приблизительно тогда же, когда и в Западной Европе. Требюше («пороки») появились на Руси позднее, чем в Западной Европе и, тем более, на Ближнем Востоке, зато освоена такая техника была быстрее.
4. У северной Руси заимствование порока произошло из Западной Европы через балтийский регион, Полоцкое и Новгород-Псковское княжества, в ходе борьбы с немецкими крестоносцами. Об этом говорят и прямые свидетельства ливонских хроник, и последующая концентрация упоминаний пороков в северо-западном регионе, и западно-русское или польское происхождение самого слова «порок». Слово «мастер», появляющееся в новгородской и вторичной в данном случае московской Софийской летописях применительно к специалистам по порокам под Раковором в 1268 г., также имеет однозначно «немецкое» происхождение. Косвенным, но существенным доказательством является и отсутствие упоминаний русских пороков в восточных и южных княжествах во время похода Батыя в 1237-41 гг., за исключением единственного сомнительного «черниговского» эпизода. Во Владимиро-Суздальское княжество пороки перешли достаточно поздно через Новгород и Псков. Псковичи сохраняли репутацию главных специалистов по осадному и крепостному делу в Московском государстве вплоть до XVII века. В южнорусских княжествах пороки были заимствованы, вероятно, только в начале 1230-х гг. или немногим ранее из Польши или Венгрии. Хотя путешественники из этих княжеств в Византию могли составить теоретическое представление о требюше и ранее.
5. Судя по характеру отношений северорусских княжеств с крестоносцами заимствование пороков было скорее самостоятельным воспроизведением наблюдаемых или захваченных образцов, чем мирной передачей опыта приглашенными оплачиваемыми мастерами. В южнорусских княжествах могло иметь место и мирное взаимодействие с Польшей и Венгрией.
6. Как кажется, на Руси долго не было внутренней, органической потребности в сложной осадной технике. Видимо, примитивная крепостная архитектура русских княжеств не создавала острой необходимости в сложном и трудоёмком осадном оборудовании, тем более оно было ненужно против кочевых народов и литовцев. Сказывались также невысокий общий уровень развития, относительная бедность (особенно после монголо-татарского нашествия) и малая плотность населения. Поэтому древнерусская «полиоркетика» имела локальный и вторичный, вынужденный внешними обстоятельствами характер. Сколько-нибудь существенный спрос на большие пороки и соответствующих мастеров ограничивался северо-западным регионом и Галицко-Волынским княжеством. Длительный мир на границе с ливонскими и шведскими владениями приводил к деградации познаний и навыков, растущее отчуждение между православными и католиками затрудняло приглашение заграничных мастеров. Применение легких противопехотных требюше во многих районах затруднялось, вероятно, и элементарной нехваткой камней для метания – если в лесной России сам порок может быть легко «поставлен» практически везде, то увесистые булыжники найти не так просто.
7. Положение стало меняться только к концу XIV века, когда растущая централизация и постепенное распространение каменного строительства создали и ресурсы для развития тяжелой осадной техники, и устойчивый спрос на неё. К тому же распространение пороха, «огненного зелья», создавало совершенно новые возможности для поджога пороками вражеских деревянных городов. Однако век механической артиллерии как раз в это время подошел к концу – в Софийской летописи пушки впервые упоминаются под 1382 г., в Тверской – в 1389 г., в Псковской – в 1394 г., в Новгородских – в 1401 г. До 1426 г. пороки еще упоминаются рядом с пушками, но затем исчезают окончательно.
4.6. Метательные машины и пороховая артиллерия.
Первый дошедший до нас записанный рецепт пороха происходит из Китая и датируется 1044 г. (династия Сун), хотя там начали использовать его для фейерверков значительно раньше.
Арабам очистка калийной селитры известна минимум с 1029 г. (трактат врача ибн Бахтавайя «Ал-Мукаддимат»), а первое доказанное применение её в военных целях датируется 1168 г. В это время «фиранджи» из Иерусалимского королевства осаждали Фустат (старый Каир), и защищавший его визирь Шавар решил сжечь город, чтобы он не достался врагу. Было использовано 20 тысяч керамических гранат с зажигательными материалами. Предполагается, что это был «греческий огонь» на основе нефти, но археологические исследования начала 1950-х гг. показали наличие на сохранившихся гранатах следов селитры. Очень вероятно, что зажигательные снаряды, использованные египтянами в 1250 г. в битве при ал-Мансуре, уже содержали порох. Такой вывод современные исследователи делают из описания ночного полёта сарацинского снаряда в “Histoire de Saint Louis” хрониста де Жуэнвиля: «Он прошёл прямо перед нами, большой как бочка с кислым виноградным соком (comme uns tonniaus de verjus), и огненный хвост позади него был велик как большое копьё. Он издавал такой шум, приближаясь, что, казалось, это был гром с неба; он напоминал дракона, летящего по воздуху. Так велико было пламя, что среди войска было так светло, как если бы был день”. Эти предположительно пороховые ракеты внесли свой вклад в поражение французских войск Людовика IX Святого. Впрочем, как кажется, это новое оружие не вызвало большой деморализации среди крестоносцев. Наконец, во время осады Акры в 1291 г. арабы широко использовали порох для подрыва стен, снаряжения зажигательных снарядов требюше и зажигательных стрел, выстреливаемых из луков и арбалетов.
Сохранилась книга Наджм ал-Дина Хасана ал-Раммы (ум. 1295 г.), датируемая между 1270 и 1280 гг. и содержащая 17 рецептов пороха для ракет, причем ал-Рамма ссылается на унаследованные знания своего отца и его предков. Среднестатистическое содержание селитры в этих рецептах 75%, серы 9,03% и угля 15,97%, что очень близко к оптимуму.
В четырех арабских рукописях содержатся упоминания об использовании египтянами маленьких переносных пушек («мидфа») в сражении против монголо-татар у Айн-Джалута в 1260 г., очевидно, с целью испугать вражеских лошадей. Всадники использовали и пороховые заряды, привязанные к копьям. В наиболее известном из этих трактатов, «Санкт-Петербургском манускрипте» неизвестного автора (приписывается Шамс ал-Дину Мухаммаду ал-Ансари ал-Димашки, ум. 1327 г.) под названием «Ал-Махзун джами ал-фунун», в частности, написано: «Описание снадобья («дава»), которое кладется в пушку («мидфа») – его состав таков: калийной селитры («баруд») десять, угля два дирхама и серы полтора дирхама. Измельчи это тонко и наполни треть пушки. Не клади больше, иначе её разорвет. Затем пусть токарь по дереву сделает деревянную затычку того же размера, что и дуло пушки. Забей [порох] плотно и помести на него ядро или стрелу, и поднеси огонь к заряду ... Цари прежних времен не вступали в войну кроме как из хитрости. Пророк сказал: война – это обман. Это было общей практикой вплоть до времен Халавуна [Хулагу], когда народ Египта использовал эту уловку и разбил татар. Лошади [врага] не осмеливались противостоять огню, лошадь умчится со своим наездником. Чтобы достичь этого, нужно выбрать определенное число всадников и снабдить их копья с двух концов порохом («баруд»). Всадник будет носить одежды, передняя часть которых сделана из толстой черной шерстяной ткани. Она прошивается шариками льняной пряжи с металлическими проволочками на концах, так что их можно вставить в одежду и шлем. Лошадь также покрывается [такой же] толстой шерстяной тканью. Его руки будут смочены раствором талька, так что он не будет обожжён огнем. Перед ними будут те, кого они выберут из пеших солдат, оснащенные разбрызгивающими палицами, хлопушками («саварих», взрывной фейерверк) и пушками («мадафи»). Они [конница и пехотинцы] займут своё место перед армией». Манускрипт содержит и описание, как тренировать лошадей, чтобы они не боялись грохота пушек и пороховых фейерверков.
Изображение зажигательных стрел "хитай", ракет, фейерверков и (справа) ручной пушки "мидфа" Из так называемого Санкт-Петербургского манускрипта "Ал-Махзун джами ал-фунун"неизвестного автора нач. XIV века. Библиотека Восточного института, Санкт-Петербург.
К тому же 1324 г. относится запись Лисана ал-Дина ибн ал-Хатиба (1313-1374), будущего визиря Гранады, об осаде султаном Абу ал-Валидом Исмаилом I ибн Насром (правил 1314-1325) кастильского города-крепости Уэскар: «Он направился на вражескую территорию и приступил к крепости Уэскар, стоявшей как кость в горле у Базы [База – долина, основной сельскохозяйственный район Гранады], которую он осадил и атаковал. Он поразил арку непобедимой башни раскаленным докрасна железным ядром, выпущенным огромной машиной, которая действовала при помощи нафта». По этому же случаю ученый поэт Абу Закарийя Яхья ибн Худхайль, учитель ибн ал-Хатиба, составил хвалебную поэму в честь султана: «Они думали, что гром и молния снизошли с небес, тогда как гром и молния вокруг них были созданы человеком...» Эти сведения не вызывают сомнений, но толкуются по-разному. Некоторые европейские ученые ставили под сомнение точку зрения, что речь идёт именно о пушках. Они указывали, что нигде не упоминается селитра («барад»), превратившаяся в обозначение пороха у восточных арабов, а говорится только о «нафте» (нефти), не упоминаются и орудийные стволы. Поэтому допустимо толкование, что речь идет о требюше, метающими какие-то зажигательные снаряды, раскаленные при помощи зажженной нефти или обмазанные ею. Однако более убедительна точка зрения, согласно которой западные мусульмане в XIII-XIV веках стали использовать слово «нафт» для обозначения пороха на основе селитры, поскольку нефть была им недоступна в это время.
В 1331 г. гранадский султан Мухаммад IV осадил город Аликанте. По этому поводу испанский историк Зурита (1512-1580) сообщает: «Когда король мавров Гранады осадил Аликанте, он использовал новую машину, вызывавшую великий ужас. Она метала железные ядра с огнем». В 1340 г. во время осады кастильской крепости Тарифы арабы использовали «громовые машины», метающие железные ядра при помощи «нафты» и нанёсшие существенный вред башням и стенам, согласно сообщению испанского историка Конде. Другой испанский историк, Хуан де Мариана (1536-1623), сообщает об осаде кастильцами и англо-французскими крестоносцами занятого арабами города Альхесирас в 1342-44 гг.: «Осаждённые наносили великий вред христианам железными пулями, которыми они стреляли. Это первый раз, когда мы обнаруживаем упоминание пороха и ядер в нашей истории». Среди англичан в осаде участвовали графы Дерби и Солсбери, через два года сражавшиеся в битве при Креси. Английский историк Ричард Уотсон еще в 1787 г. высказал предположение, что они могли привезти из Испании сведения о мусульманских полевых пушках, более передовых, чем первые европейские “pot-de-fer”, и ставших родоначальниками европейских «рибодекинов».
Эти и другие сообщения такого рода создают уверенность у современных историков, что порох и пушки были заимствованы христианами у мусульман, первоначально в Испании и Италии. Однако подчеркнем, что это предположения, не подкрепленные прямыми доказательствами. Хотя заимствование самой идеи пороха не вызывает сомнений, его конкретный состав мог быть открыт европейскими алхимиками самостоятельно.
Первый известный европейский рецепт пороха принадлежит англичанину Роджеру Бэкону (1214-1294 гг.) в 9, 10 и 11 главах его “Epistola de secretis operibus artiis et naturae et de nullitate magia” («Письмо о тайнах искусства и природы и о ничтожности магии»), 1267 г: «Возьмите 7 частей селитры, 5 [угля из] молодой лещины и 5 серы, и вы сделаете гром и молнию, если вы знаете [эту] хитрость». Примечательно, что из-за низкого содержания селитры он ближе к ракетному топливу или зажигательной смеси, чем артиллерийскому метательному взрывчатому веществу. Примечательно также, что этот рецепт был зашифрован и разгадан только в XIX веке. Не исключено, что сведения о порохе Бэкон получил от своих коллег из Испании, с которыми он поддерживал связи. Первый известный общедоступный рецепт пороха, пригодного для артиллерийских целей, приводится в рукописи “De mirabilis mundi” немецкого богослова-алхимика Альберта фон Больштедта, он же Альберт Великий (ок. 1193-1280 гг.), ок. 1275 г., в свою очередь ссылающейся на более раннюю работу некоего Марка Грека “Liber Igneum ad comburendos hostes” («Книга огня для сжигания врагов»). Содержание селитры в нем всё еще понижено по сравнению с «идеальным» рецептом с современной точки зрения, но надо учитывать, что первые бомбарды не были приспособлены для использования «сильного» пороха. Когда же орудия стали более прочными, и рецепты пороха приблизились к оптимальным – в начале XV века в Германии и Франции. Впрочем, и после этого до конца XV века более слабые виды пороха (с содержанием селитры 50-60%) считались оптимальными для больших бомбард. В порох до конца XV века добавляли разные бесполезные, но необходимые с «алхимической» точки зрения примеси, особенно янтарь и камфару.
Бронзовая "пушка" XIV века. National Museum, Стокгольм.
Общепринятой датой первого надёжного упоминания пороховой артиллерии у христиан является 1326 г. 11 сентября этого года флорентийская Синьория поручила двум своим членам обеспечить изготовление снарядов и железных пуль вместе с “пушками из металла” (“pilas seu pallectas ferreas et canones de metallo”) для защиты города. В том же году появилась рукопись капеллана английского короля Эдуарда II, Уолтера Милемета (Walter de Milemete) “De notabilitatibus, sapientiis et prudentiis regum”, содержащая изображение кувшинообразной пушки (“pot-de-fer”), метающей железные стрелы («спрайт» или «спрингел»), хотя в тексте о ней ничего не говорится.
Вверху: пушка из "De Nobilitatibus, Sapientiis et Prudentiis Regum" Уолтера де Милемете. Под ней: незаконченный рисунок из комментариев на Аристотеля "De Secretis Secretorum" того же автора.
К 1346 г. относят первое в Европе применение огнестрельного оружия в полевом бою (сражение при Креси). Хотя полной ясности в этом деле нет – некоторые описания битвы не содержат упоминаний о пушках. В конце года 22 пушки были задействованы во время осады Кале. Их изготовили королевский кузнец Уолтер и один из королевских плотников, Реджинальд из Сент-Олбенса. Однако использовал их во время осады Кале королевский клерк Томас из Роллстона, чье имя названо в счетах во главе 12 артиллеристов. К тому же 1346 г. относится первое надежное упоминание пушек в северной Германии. В 1356 г. «Черный принц» использовал пушки во время осады Роморантена. В 1362 г. огнестрельное оружие (Lotbüchsen) впервые использовал Тевтонский орден. В 1364 г. в хрониках Пизы в Италии впервые в христианской Европе упомянуто применение каменных пушечных ядер.
На протяжении первого полувека огнестрельное оружие имело экспериментальный характер и оказывало самое незначительное влияние на ход боевых действий. Самые ранние пушки (“pot-de-fer” по-французски, “vasi” или “sclopi” по-итальянски) представляли собой небольшие железные или бронзовые кувшины, выстреливающие арбалетные стрелы и пули из свинца или раскаленного железа. Главное их воздействие было психологическим: огонь, грохот и вонючий дым пугали лошадей и воинов противника, по реальному убойному воздействию они намного уступали обычным лукам и арбалетам. Однако психологический эффект новизны не мог держаться долго, следствием чего стало почти полное отсутствие упоминаний о легких пушках в 1350-х, 60-х гг. Около 1370 г. появились более крупные стенобитные бомбарды из сварных железных полос, стреляющие каменными ядрами, но и они пока уступали требюше с противовесом.
Эффективность раннего огнестрельного оружия ограничивалась не только его низкими техническими характеристиками, но в еще большей степени дороговизной и ненадёжностью пороха. Как известно, черный порох состоит из серы, селитры и древесного угля, причем основным компонентом является селитра. Селитра выделяется при разложении органических остатков в виде белого налета. Холодный климат не способствует её интенсивному образованию, геологических месторождений селитры в Европе нет (кроме южной Испании). Поэтому селитру преимущественно привозили с Востока, главным образом из Индии, стоила она очень дорого и поступление её было нерегулярным (перевозка осуществлялась транзитом через мусульманские страны, периодически пытавшиеся ввести запреты на продажу военных материалов христианам). К тому же далеко не сразу в Европе выявили наиболее эффективный рецепт пороха. Если процент селитры занижен (а её старались экономить), взрывная сила пороха слабеет, при проценте существенно ниже половины порох горит, но не взрывается. Поэтому порох применялся не только в пушках как метательное взрывчатое вещество, но и в качестве зажигательной смеси, которую могли забрасывать при помощи требюше. Отсюда, между прочим, проистекает трудность интерпретации многих сообщений о «машинах огненного боя» – это могут быть не только пушки.
Первое использование ракет в Европе отмечено около 1380 г., в боях между венецианцами и генуэзцами. Около 1420 г. Джованни ди Фонтана в “Metrologum de Pisce Cane et Volucre” придумал часы, способные измерять очень короткие промежутки времени, которые приводились в действие ракетами. Это первое отчетливое европейское описание ракеты: «Я видел и экспериментировал с трубкой, наполненной порохом, которая летит по воздуху. Когда она зажжена, в самом деле, она посылается вверх силой огня, вырывающегося сзади, пока порох не иссякнет». Он сообщает и о летучем драконе, вдоль всего живота которого проходит длинная толстая пороховая трубка, с огнем, вырывающимся из анального отверстия.
Применялся порох и в качестве зажигательного средства, усовершенствованного «греческого огня», например, при осаде Сен-Омера англо-фламандцами в 1340 г.
Перелом в стоимости пороха произошёл в 1380-х гг. В это время в Европе было освоено крупномасштабное производство селитры, «подвальное дело» («петеринг»). В подземные подвалы с известняковыми стенами наваливали органические остатки (навоз, экскременты, различные отбросы и падаль), и из них постепенно выделялась селитра. Это дурно пахнущее ремесло было очень выгодным и стремительно распространилось по Европе, однако главным его центром была Западная Германия (особенно район Франкфурта). Европейская селитра уступала импортной индийской в качестве (она значительно быстрее отсыревала), но зато цена была приемлемой. В самом деле, в 1370-х, 80-х гг. фунт пороха стоил во Франции 10 турских су, в 1410-х, 20-х гг. 5 су, к 1500 г. 1,5-2 су. Основную часть в стоимости занимала именно селитра; даже в конце XV века она продавалась вдвое дороже, чем сера, хотя последняя в большинстве европейских стран была привозной (преимущественно из Италии). Для сравнения, в 1478 г. во Франции чугунное ядро весом 12-15 фунтов стоило 5 су, а каменное – немногим дороже 2 су.
Любопытно, что в Лионе в 1418 г. организация «пороховой службы» была поручена аптекарю.
Как следствие, с 1370-х гг. число упоминаний о применении огнестрельного оружия в европейских сражениях стало быстро расти. К 1370 г. относится первое упоминание о литье пушек в Аугсбурге. В 1372 г. французский полководец Дюгесклен использовал пушки при осаде Туара (Thouars). В 1375 г. французы выстрелили 100 каменных ядер во время 5-месячной осады Сен-Савёр-ле-Виконт в Нормандии. 2 самые большие пушки, присланные из Парижа, имели диаметр ствола немногим менее 300 мм и стреляли ядрами весом 40-45 кг. Главной проблемой французов была постоянная нехватка пороха, делавшая обстрел эпизодическим. Поэтому из 32 французских пушек были реально задействованы 4 самые крупные, остальные только устрашали противника своим видом. Англичане с успехом отвечали зажигательными снарядами из требюше. Как пишет Фруассар, больше всего страдали от обстрела крыши домов; англичане старались держаться ближе к башням ради безопасности. Последнее замечание свидетельствует о том, что пушки еще не были в состоянии пробить толстые стены башен. Одно из французских ядер попало через окно в спальню английского коменданта Чаттертона, когда он лежал в кровати, разбило мебель и проломило пол. После этого испытавший нервное потрясение Чаттертон стал искать соглашения и сдал город 3 июля за 55 тыс. золотых франков и свободный выход. В 1377 г. бургундский герцог Филипп Храбрый использовал пушки, стрелявшие 200-фунтовыми ядрами во время осады фламандского города Одруик; они смогли разрушить стены горордского замка. В 1378 г. французский король Карл V использовал пушки при осаде Арда.
В 1382 г. фламандские мятежники использовали большие пушки во время осады Оуденаарде. Хронист Фруассар пишет по этому поводу: «Он [главарь мятежников Филипп ван Артевелде] изготовил и использовал необычайно большую бомбарду, которая имела калибр пятьдесят три дюйма (pols de bée) и метала необычайно большие болты (quarreaux), массивные и тяжелые (gros et pesans); и когда эта бомбарда разряжалась, её можно было слышать днём за добрых пять лиг [более 20 км – 15 миль] и за десять ночью, и был такой сильный грохот при разряжании, что казалось, что все дьяволы ада были на дороге.» Город был взят.
К 1376 г. относится упоминание о литье пушек в Венеции. В 1378 г. венецианские галеры использовали 3 бомбарды во время обороны Котора на побережье Черногории. Во Франции также к концу 1370-х гг. пушки, стреляющие свинцовыми ядрами, сменили спрингалды на кораблях (обычно по две штуки на каждом).
К 1382 г. относятся первые упоминания об использовании пушек литовцами (во время осады Юрбарка) и Московским княжеством (против Тохтамыша). В 1386 г. поляки успешно использовали пушки и требюше, чтобы взять замок Мариенвердер, принадлежащий Тевтонскому ордену.
Появились многочисленные примеры использования пушек в полевых сражениях. В 1382 г. жители Гента использовали «рибодекины» (несколько малокалиберных стволов на одной повозке) против жителей Брюгге при Беверхутсвелде, в 1385 г. кастильцы – против португальцев и англичан при Алжубарроте, в 1386 г. швейцарцы ручные пушки – против австрийцев при Земпахе (хотя это свидетельство оспаривается), в 1387 г. жители Падуи «рибодекины» – против жителей Вероны при Кастаньяро (один из веронских «рибодекинов» состоял из 144 стволов высотой 6 м), в 1389 г. турки – против сербов в «первой битве» при Косово (это свидетельство оспаривается). Впрочем, все эти сражения показали низкую эффективность полевой артиллерии – она была слишком медленной, неточной, недальнобойной, и не могла остановить вражескую атаку.
Сам принцип использования нескольких малокалиберных стволов вместо одного более крупного был в принципе порочен – круглые ядра малого калибра очень быстро теряют энергию в отличие от более крупных из-за сопротивления воздуха и не способны к многократному рикошетированию от земли, затруднено точное наведение, перезарядка длительна и неудобна. Поэтому многоствольность может дать какое-то преимущество только на ближней дистанции и в специфических ситуациях, вроде охраны ворот, однако использование картечи сделало крупнокалиберные одноствольные орудия более эффективными и при стрельбе в упор.
На этот период приходится и первый «провал» механической артиллерии. Именно тогда исчезли торсионные спрингалды. Их конструктивные недостатки были, в общем, такими же, как у ранних пушек среднего калибра: низкая скорострельность, уязвимость для непогоды, неприспособленность к быстрому перенацеливанию. Совершенно таким же было предназначение. В 1370-е гг. пушки превзошли спрингалды по мощности, а в 1380-е гг. как минимум сравнялись и по стоимости. К тому же пушки были компактнее, долговечнее и проще в эксплуатации и техническом обслуживании. Естественным следствием стала быстрая замена торсионных спрингалдов на пороховые спрингалды (сохранение прежнего термина очень показательно). Наглядным свидетельством этих перемен стало появление специальных орудийных амбразур в стенах – круглых (диаметром 13-30 см) с вертикальной обзорной щелью сверху (длиной 40-80 см, в среднем 70 см, и шириной 6-15 см), в отличие от крестообразных арбалетных амбразур. В Англии они появились в 1365 г., во Франции ок. 1380 г., в Испании, Италии и Германии в начале XV века. Их стали помещать значительно ниже, чем бойницы для луков и арбалетов.
Стенобитные требюше, несмотря на свою уже безнадежно недостаточную эффективность, пока сохранялись. Они были способны безотказно и непрерывно действовать в любую погоду и, к тому же, метать разные типы снарядов. Главными недостатками пушек были низкая прочность стволов из сварных железных полос и склонность пороха «мякотью» отсыревать не только от дождя, но и от атмосферной влаги. Поэтому тогдашним армиям приходилось возить с собой селитру, серу и уголь и молоть их в полевых условиях непосредственно перед применением. Срок службы такого пороха составлял всего несколько часов, потом он терял всякую надежность. Вдобавок, при перевозке он расслаивался вследствие тряски: более тяжелые частицы серы опускались вниз, легкая селитра поднималась наверх. Непредсказуемо низкая прочность орудийных стволов приводила к тому, что пушкари для перестраховки использовали заниженные пороховые заряды. Поэтому огромные бомбарды конца XIV– середины XV веков (с диаметром ствола 500 мм и даже более) имели неожиданно малую мощность.
XV век часто называют «веком экспериментов» в пороховом оружии. В это время сосуществовало великое множество самых разных производственных методов, конструкций оружия, боеприпасов и рецептов взрывчатой смеси. Определить, какие из них эффективны, какие нет, было непросто, невежество правителей и неразвитость технических наук позволяли долго процветать разнообразным изобретателям-дилетантам и энтузиастам одной идеи. Проявлением этого хаоса была чрезвычайная пестрота терминологии, десятки названий пушек, отражавших не столько разницу в конструкции, сколько фантазию создателей.
"Кулеврина" Конрада Киезера (до 1405 г.).
Эти первые успехи осадной пороховой артиллерии породили первые попытки модернизировать старые крепостные стены. Перед ними стали наваливать землю спереди, превращая стены в подобие крутых валов, однако этот подход показал себя малоудачным. Земляной вал сильно давил на каменную кладку и часто ослаблял её, вместо того, чтобы усиливать. Кроме того, в результате обстрела земля осыпалась, что облегчало последующий штурм при помощи лестниц.
Более удачным методом оказалось использование «гласисов» – каменных наклонных подпорок, сделанных из твердых материалов – гранитных блоков (замок в Фужере), красного песчаника (замок Кенигсберга) или кирпича (замки в Англии). Стены также ремонтировали или вовсе заменяли на новые из этих материалов. Однако такая модернизация стоила очень дорого. Дешевле было рытье дополнительных рвов, затрудняющих приближение к стенам, но и это было не под силу мелким городам и второстепенным замкам.
Ок. 1400 г. в “Bellifortis” Конрада Киезера появилось изображение маленькой кулевриноподобной пушки, закрепленной на длинном шесте, играющем роль приклада, и установленной на подставке-штативе. Обслуживающий её пушкарь подносит раскаленный прут к пороховой затравке. К 1411 г. относится первое известное изображение Z-образного фитильного замка. В конце XIV века появились первые мортиры.
Первое изображение Z-образного ("серпентинного") замка. Другой человек отливает пули. Из Венской рукописи 1411 г. Austrian National Library, Вена.
Впервые лёгкая артиллерия была успешно использована в полевых боях в ходе Гуситских войн (1419-1437 гг.). Гуситы использовали тяжелые аркебузы-«тарасницы» и пушки-«хоуфницы» (от нем. слова «хоуф», толпа, поскольку они предназначались для стрельбы по скоплениям противника). По современным оценкам, на 6000 гуситов приходилось 36 полевых пушек, 10 тяжелых пушек и 360 аркебуз. Грохот и дым огнестрельного оружия оказались очень эффективными, что побудило Яна Жижку после 1421 г. вооружить им всю армию. Тогдашние аркебузы стреляли всего на 50 м, зато за 20 м пробивали рыцарский доспех. Их длина ствола составляла 40-50 см, калибр ок. 18 мм, вероятный вес 10-14 кг.
В 1429 г. в первый раз засвидетельствовано ведение снайперского огня из кулеврины орлеанским пушкарем Жаном де Монтсилером. В свою очередь, англичане выпустили 124 каменных ядра из 15 казнозарядных пушек во время осады Орлеана в 1428-29 гг. В 1435 г. ручные пушки (“culverins ad manum”) были задействованы в Руане.
Очередной шаг вперед пороховое оружие сделало ок. 1450 г. во Франции в результате деятельности братьев Бюро. В 30-х, начале 40-х гг. братья провели ряд успешных осад занятых англичанами крепостей, в награду Жан Бюро (ум. 1463 г.) в 1443 г. был назначен королевским казначеем и, по совместительству, главным военным инженером. Он перевел французскую артиллерию на чугунные ядра (впервые они засвидетельствованы ок. 1400 г.). При той же массе они имели в 2,5-3 раза меньший объём, чем каменные, что позволяло использовать более легкие орудия уменьшенного калибра с более длинными стволами. Данное обстоятельство, в сочетании с внедрением четырёхколесных лафетов, повысило мобильность французской артиллерии. Кроме того, чугунные ядра более плотно прилегали к внутренним стенкам стволов, что позволяло снизить расход пороха. Способствовало его экономии и удлинение стволов. Но главным новаторским достижением Жана Бюро была стандартизация, введение так называемых «7 калибров Франции»: полевые пушки стали делиться на предназначенные для ядер весом 1, 2, 4, 8, 16, 32 и 64 фунтов (во французском фунте было 409 г). Улучшению организации и снабжения французской артиллерии способствовало и учреждение трёх специальных артиллерийских парков – в Даксе (1442 г.), Молеоне и Гисане (1449 г.). Самые крупные орудия именовались бомбардами, среднего калибра – «вёглерами» («птицеловами», длиной ок. 2,5 м, весом 100-500 кг, часто казнозарядными), поменьше – «краподинами» (1-2,5 м длины), самые маленькие длинноствольные – кулевринами и серпентинами. Например, для похода 1442 г. Жан Бюро изготовил 6 бомбард, 16 вёглеров, 20 серпентин, 40 кулеврин и неизвестное число рибодекинов, общей стоимостью 4198 турских ливров. Для них потребовалось 20000 фунтов (8 тонн) пороха стоимостью 2200 турских ливров. По бургундским стандартам 1470-х гг. бомбарду тащили 24 лошади, краподину – 8, серпентину или мортиру – 4, малую серпентину – 2.
55-мм легкая пушка из Данцига, ок. 1450 г. Zeughause, Берлин.
Второй брат, Гаспар Бюро (ум. в 1469 г.), «мэтр артиллерии», специализировался на её практическом применении. Раньше упор делался на единичные бомбарды огромного калибра, их большая мощность сводилась на нет сверхнизкой скорострельностью (несколько выстрелов в день) и крайним неудобством развертывания. Братья Бюро стали использовать многочисленные скорострельные пушки среднего калибра на колесных лафетах. Их огонь умело концентрировался на выбранном участке стены, и оказывался значительно результативнее единичных выстрелов больших бомбард. Этот новый метод показал себя исключительно эффективным в конце Столетней войны (особенно в кампании 1449-50 гг., когда было проведено 60 успешных осад) и произвёл глубокое впечатление на всю Европу. С его использованием стены замков сносились за недели, а порой и за считанные дни. С тех пор требюше использовались только в единичных случаях и при исключительных обстоятельствах. К тому же такой осадной парк можно было использовать для поражения вражеской живой силы, в том числе в полевых сражениях с оборонительных позиций, что было наглядно продемонстрировано при Форминьи (1450 г.) и, особенно, Кастильоне (1453 г.).
При Форминьи две французские пушки (вероятно, кулеврины), обстреливая плотные боевые порядки английских лучников из-за пределов досягаемости их стрел, вынудили их покинуть свою укрепленную позицию. Хотя атаковавшие англичане и захватили эти пушки, на открытой местности они не смогли противостоять контратаке тяжелой французской конницы и были разгромлены. В сражении при Кастильоне братья Бюро принимали личное участие, укрепив французский лагерь ломаной линией валов, на которых были установлены 300 пушек малого и среднего калибра. Атаковавшие его англичане понесли большие потери, особенно от картечи. Ядром была убита лошадь английского полководца Джона Талбота, графа Шрусбери, придавившая его и лишившая возможности командовать. Затем стоявшие в резерве французские конные жандармы атаковали с тыла втянувшихся в бой за укрепления англичан и разгромили их.
Успех осадной артиллерии братьев Бюро был обусловлен не только недостаточной прочностью каменных стен, но и их неприспособленностью для размещения тяжелых пушек, имевших намного более сильную отдачу, чем механические спрингалды, бриколи и куйяры. Поэтому обороняющиеся были лишены возможности вести эффективную контрбатарейную борьбу. Кризис фортификации середины XV века породил очередную волну изменений в крепостной архитектуре – стены стали ниже, толще, стал шире применяться обожженый кирпич вместо камня. Кирпич смягчает удар, осыпается, но не раскалывается, не создавая большой бреши. Московский Кремль постройки 1485-95 гг. – прекрасный образец крепости, спроектированной в расчете на применение пороховой артиллерии обеими сторонами. Большое значение приобрело использование различных земляных сооружений с обеих сторон старых каменных стен – внутренний вал («ретирата», впервые опробованная в Пизе в 1500 г.), и особенно выносные «бульвары», специально спроектированные под пушки: низкие широкие валы с дерево-земляными позициями для орудий, хорошо абсорбирующими удары каменных ядер. Они вошли в употребление начиная с 1420-х гг. и стали общим местом с середины XV века.
Окончательно восстановила позиции обороны в противостоянии с артиллерией «бастионная система», достигшая «зрелости» в 1520-х гг. в Италии, но она выходит за рамки рассматриваемого временного периода. Хотя её предтечу можно обнаружить уже во французском лагере под Кастильоном в 1453 г., в итальянских укреплениях Чезены 1466 г., Вольтерры 1472 г., Сенигальи 1480 г. и т.д.
Соперник французов, бургундский герцог Филипп Добрый, в это же время делал ставку на создание все более гигантских бомбард: рекордсменами были изготовленные в Фландрии из сварных железных полос “Mons Meg” и, несколько лет спустя, “Dulle Griet”. Зрелищности в этих орудиях было больше, чем эффективности. Сохранившаяся до наших дней 3,9-м “Mons Meg” («Марго из Монса», сделана в 1449 г., в 1457 г. подарена шотландскому королю Якову II) имеет калибр 480 мм и весит 6040 кг. По оценкам современного исследователя Эриха Эгга она могла метать 150-кг ядра на 263 м. Более тяжелое железное ядро металось на 129 м, по утверждениям современников. Еще крупнее была 5-м «Бешеная Грета», захваченная в 1452 г. бургундцами в Оденарде – её 5-м ствол весил 16,4 т, она метала 340-кг ядра диаметром 64 см.
"Бешеная Грета" за работой. Иллюстрация Антона Хоффмана, Мюнхен, из Elbinger Jahrbuch, 1924 г
Средняя бомбарда того времени обслуживалась командой 10-20 человек и выстреливала 2 100-кг ядра в час (причем далеко не круглосуточно) на 200 м, хотя максимальная дальнобойность могла достигать 1000 м. На перевозку 2,5-т пушки и снаряжения к ней требовалось 44 упряжные лошади. Примечательно, что вес наиболее распространенных каменных пушечных ядер того времени (100-200 кг) в общем совпадал с весом ядер больших требюше, хотя попадались единичные сверхкрупные экземпляры. Крупным минусом больших бомбард была очень сильная отдача, вынуждавшая использовать их стационарно с дубовых колод, сзади которых располагалась целая система деревянных упоров. После каждого выстрела её приходилось ремонтировать. Естественно, ни о какой точности и скорострельности не могло быть и речи. Зато ядро бомбарды било с такой же силой, как вдвое более тяжелое ядро требюше. Из-за малой практической дальности стрельбы бомбарды приходилось защищать специальными щитами.
Миниатюра из французского манускрипта "Histoire de Charles Martel", ок. 1470 г. Изображены казнозарядные сварные бомбарды на колесных лафетах и рядом с ними сменные пороховые каморы, банник и ядра. Одна из пушек имеет два ствола. Bibliothèque Royale, Брюссель.
В 1448 г. в ходе «второй битвы» при Косово немецкие и богемские аркебузиры венгерского правителя Хуньяди продемонстрировали своё преимущество перед турецкими лучниками-янычарами; противники вели перестрелку из-за палисадников на примерно 100-м дистанции. Хотя общая победа и досталась более многочисленным туркам, впечатленный султан Мурад II приказал принять аркебузы на вооружение янычаров.
В 1452 г. во время осады Бордо впервые зафиксировано применение полых заполненных порохом ядер, т.е. разрывных бомб. В 1454 г. в Руане в первый раз упомянут двухколесный орудийный лафет. Первые реалистичные изображения такого лафета зафиксированы в 1483 г. в швейцарской Berner Chronicles. К 1480 г. скорострельность орудий крупного калибра достигла 30 выстрелов в день; большего нельзя было себе позволить из-за нагревания ствола (после каждых нескольких выстрелов пушку приходилось охлаждать не менее часа).
Миниатюра, иллюстрирующая осаду города Обантон в 1339 г.,
но фактически показывающая вооружение середины XV века. Обратите внимание на спаренную пушку слева на примитивном колесном лафете, прикрытую дощатым щитом для защиты от стрел и камней; каменные ядра возле неё; "английский ворот", лежащий на земле (его отсоединяли перед выстрелом из арбалета); мортиру на полях справа. Bibliotheque nationale de France, Париж.
В 1440-е гг. появились первые аркебузы с укороченным прикладом, уже напоминающим современный, который упирали в плечо близко к щеке. В это же время удлинились стволы (до 50-100 см) и уменьшился калибр (до 12,5 – 16 мм). Одновременно применялись и легкие пушки («колумбины») со стволом 1,5-2 м и калибром 25-32 мм.
Ручное оружие, известное с последней четверти XIV века, именовалось “hakenbusch” в Германии, “hagbuts” или ”hackbuts” в Англии, “harquebus” во Франции. Оно обычно клалось на парапет и зацеплялось за него специальным крюком («хакен»), принимавшим на себя часть отдачи. Слово «буш» означает церковный ящик для милостыни, который, видимо, напоминала казенная часть оружия.
Стенная "hakenbüchse" 1420 г., вес 7 кг. Landesmuseum, Цюрих.
Если большие требюше были окончательно вытеснены пороховым оружием к 1440-м гг., то ручные арбалеты только начали вытесняться в это время. Как полагают, первые аркебузы появились в Германии. Из-за большого веса они первоначально использовались только для стрельбы с укреплений. Несмотря на невысокую, в общем, эффективность (низкую точность, дальнобойность, скорострельность), это оружие сразу же стало популярным у горожан. Освоить его было намного проще, чем арбалет. К тому же в конце XV века аркебуза стоила в 2-3 раза дешевле, чем арбалет, хранить и поддерживать её в рабочем состоянии было значительно легче. Важным плюсом была и компактность, позволяющая аркебузиром размещаться плотнее по фронту, чем арбалетчикам, а также стрелять из окопов и лежа. Грохот, огонь и дым аркебуз долгое время пугали лошадей, что помогало отбивать конные атаки. До начала XVI века арбалеты и аркебузы применялись на равных в полевых армиях. Окончательное вытеснение арбалета из военного дела произошло с середине франко-испанской войны в Италии, 1494-1559 гг., с переломной точкой в 1520-х гг., хотя для охоты они использовались еще более двух столетий.
#европа #средневековье #МетательноеОружие