- Я не был хулиганом — но лучше бы был. У такого парня, как я, проблем было даже больше, чем у хулиганов. Я мог надолго задуматься о чем-то своем. Все записывают слова учителя, а я рисую свои картинки. Учителя выхватывали у меня листочки и орали: - Что это такое? Чем на уроке занимаешься? Я рисовал то, о чем не мог сказать словами, и эти картинки всех пугали. Мой панк-рок никогда не был социальным протестом. Панк для меня был как детская волшебная страна. Место, где ни у кого нет проблем и люди круглые сутки сочиняют песни. Одноклассников интересовали девчонки. Или дворовый футбол. Или еще что-то. А я все свое детство промолчал. Открыть рот и заговорить я немного стеснялся. Как можно рассказать о том, что я тогда видел? Зато меня не нужно было развлекать: мне достаточно было посмотреть на стену, чтобы тут же вывалиться из мира. Я начинал мечтать. Или рисовать свои странные картинки. Андрей Князев: - В 1993-м я ушел в армию, а когда вернулся, то первым делом пошел в «TaMtAm» (культовый клуб в Питере начала 90-х, - прим. ред.). К середине десятилетия вся «тамтамовская» тусовка с головой ушла в наркотики. Один из приятелей Горшка сиганул с четырнадцатого этажа. Другого как-то нашли в ванной с разорвавшимся сердцем. Из нескольких сотен человек в живых очень скоро осталось всего несколько. Эти парни были детьми из неблагополучных семей. Родители либо ненавидели их, либо просто пили и не обращали на детей внимания. Их детство было сплошной травмой... Мы с Горшком получали крошечную эрмитажную зарплату (музыканты пришли в Эрмитаж после окончания художественного училища, - прим. ред.). Эрмитажная мастерская была огромной. В одной комнате мы репетировали, а в остальных пытались жить. Но выживал там только Горшок. Остальные рано или поздно сбегали к родителям. А для Горшка эти годы стали самыми лучшими. Он так навсегда и застрял в этой эрмитажной мастерской 1994 года. Лично я выносить такую жизнь просто не мог. Жить без семьи и вечно на грани голодного обморока? Убивать себя героином? Горшок вместе с толпой самых отмороженных панков он несколько лет подряд бродил по городу: здесь забухает, там раздобудет героина… Организм у Горшка здоровый. До поры до времени он вынести мог все что угодно... Михаил Горшенев:
- В 94-м я женился. Это были самые жуткие мои годы. Чтобы не жить с родителями, мы сняли квартиру. Потом жили черт знает где.
Каждый день семейной жизни должен был стать последним. Жена бросалась на меня и ногтями до мяса раздирала мне лицо. Так продолжалось семь лет подряд. Употреблять наркотики вдвоем — значит не выбраться из этого никогда.
Андрей Князев:
- Горшку нравилось играть в Сида и Ненси. Как-то он сказал, что скоро сядет со своей Анфисой в машину… и больше мы его не увидим. Он понимал, что каждый приличный рок-герой должен умереть молодым. И он делал для этого все возможное...
Бесконечные капельницы, дикие постгероиновые депрессии, переливания крови, срывы и полное ощущение ада. Но тогда мы просто развели их с женой в разные стороны. Девушку отправили к ее родителям, а Горшка определили лечиться. И постепенно ситуация начала выправляться.
Михаил Горшенев:
- Про наркотики мои родители узнали очень поздно. Я не хотел, чтобы их это коснулось. Просто пришел момент, когда не видеть, что происходит, было уже невозможно. Я отлеживался у родителей на квартире, но потом возвращался к приятелям, и все начиналось сначала.
Я бы очень хотел верить в Бога. Если бы пришел момент, когда я по-честному смог бы прийти в церковь, то ничего другого мне было бы и не нужно... Но я не могу.
КиШ .Злобный Гений с добрейшим сердцем....
Михаил Горшенев:
- Я не был хулиганом — но лучше бы был. У такого парня, как я, проблем было даже больше, чем у хулиганов. Я мог надолго задуматься о чем-то своем. Все записывают слова учителя, а я рисую свои картинки. Учителя выхватывали у меня листочки и орали:
- Что это такое? Чем на уроке занимаешься?
Я рисовал то, о чем не мог сказать словами, и эти картинки всех пугали. Мой панк-рок никогда не был социальным протестом. Панк для меня был как детская волшебная страна. Место, где ни у кого нет проблем и люди круглые сутки сочиняют песни.
Одноклассников интересовали девчонки. Или дворовый футбол. Или еще что-то. А я все свое детство промолчал. Открыть рот и заговорить я немного стеснялся. Как можно рассказать о том, что я тогда видел? Зато меня не нужно было развлекать: мне достаточно было посмотреть на стену, чтобы тут же вывалиться из мира. Я начинал мечтать. Или рисовать свои странные картинки.
Андрей Князев:
- В 1993-м я ушел в армию, а когда вернулся, то первым делом пошел в «TaMtAm» (культовый клуб в Питере начала 90-х, - прим. ред.). К середине десятилетия вся «тамтамовская» тусовка с головой ушла в наркотики. Один из приятелей Горшка сиганул с четырнадцатого этажа. Другого как-то нашли в ванной с разорвавшимся сердцем. Из нескольких сотен человек в живых очень скоро осталось всего несколько.
Эти парни были детьми из неблагополучных семей. Родители либо ненавидели их, либо просто пили и не обращали на детей внимания. Их детство было сплошной травмой...
Мы с Горшком получали крошечную эрмитажную зарплату (музыканты пришли в Эрмитаж после окончания художественного училища, - прим. ред.). Эрмитажная мастерская была огромной. В одной комнате мы репетировали, а в остальных пытались жить. Но выживал там только Горшок. Остальные рано или поздно сбегали к родителям. А для Горшка эти годы стали самыми лучшими. Он так навсегда и застрял в этой эрмитажной мастерской 1994 года.
Лично я выносить такую жизнь просто не мог. Жить без семьи и вечно на грани голодного обморока? Убивать себя героином? Горшок вместе с толпой самых отмороженных панков он несколько лет подряд бродил по городу: здесь забухает, там раздобудет героина…
Организм у Горшка здоровый. До поры до времени он вынести мог все что угодно...
Михаил Горшенев:
Каждый день семейной жизни должен был стать последним. Жена бросалась на меня и ногтями до мяса раздирала мне лицо. Так продолжалось семь лет подряд. Употреблять наркотики вдвоем — значит не выбраться из этого никогда.
Андрей Князев:
- Горшку нравилось играть в Сида и Ненси. Как-то он сказал, что скоро сядет со своей Анфисой в машину… и больше мы его не увидим. Он понимал, что каждый приличный рок-герой должен умереть молодым. И он делал для этого все возможное...
Бесконечные капельницы, дикие постгероиновые депрессии, переливания крови, срывы и полное ощущение ада. Но тогда мы просто развели их с женой в разные стороны. Девушку отправили к ее родителям, а Горшка определили лечиться. И постепенно ситуация начала выправляться.
Михаил Горшенев:
- Про наркотики мои родители узнали очень поздно. Я не хотел, чтобы их это коснулось. Просто пришел момент, когда не видеть, что происходит, было уже невозможно. Я отлеживался у родителей на квартире, но потом возвращался к приятелям, и все начиналось сначала.
Я бы очень хотел верить в Бога. Если бы пришел момент, когда я по-честному смог бы прийти в церковь, то ничего другого мне было бы и не нужно... Но я не могу.