ПРОКЛЯТИЕ АЛКОГОЛИКА

Сегодня не все из тех, кто считается местным, помнят Гошу Сундука.
Те, кто видел его лично, при жизни, разъехались в разных направлениях, а некоторые уже и навсегда покинули сей мир.
Район у нас был пограничный: с одной стороны - город, а с другой - бывшая деревня, которая в черту города вошла, уклад прежний потеряла, но все-таки сохранила что-то дикое. Мы тот полудеревенский район именовали аулом, а тех ребят, которые то и дело приходили, чтобы подраться с нами, называли аульскими.
Среди старшего поколения были люди разные, в основном далекие от молодежной суеты. Не до глупостей становится, когда у человека начинается работа, заводится семья и прочие взрослые штуки. А вот если человек вышел на инвалидность, то выпал он из общего ритма, и в таком положении трудно ему удержаться вровень с другими. Это самое коснулось Гоши. Почему он Сундук, я не знаю. По слухам, он был нормальным, но потом что-то повредил. Получил инвалидность, стал закладывать за воротник, побираться у магазина «Мечта». Гоша ко всем обращался одинаково: «Дядь, а дядь, дай копеек триста...» - но такую сумму ему никто не давал. Отсыплют мелочовки сколько не жалко, а в лучшем случае - угостят.
Однажды прошла по району мрачная новость, мол, аульские забили Сундука насмерть. Нагрянули, как всегда, группой, а около «Мечты» не оказалось никого. Сундука забили арматурой.
Полтора года спустя встретил я товарища из параллельного класса, Олегом его звали. Говорит:
- Я только что около “Мечты” видел Сундука. Он появился откуда-то сзади и говорит: “Дядь, а дядь, дай копеек триста...” Я обернулся, а это он. Я с перепугу ему рубль отдал!
Мы вместе с Олегом пошли к «Мечте», но Сундука там не застали. Я даже обиделся, подумав, будто Олег меня разводит. Потом еще пару раз слыхал, что Сундук появляется и просит копеек триста. Стало это чем-то вроде легенды.
Потом всех нас загребли в армию, даже тех, которые поступили в институты с военной кафедрой. Конечно, это была массовая подлянка, за которую стране и жить осталось всего ничего. Из армии я вернулся уже в другую страну, и сразу началась какая-то иная, сумбурная жизнь. «Мечта» закрылась за ненадобностью. Еще бы! Торговать теперь разрешалось каждому желающему, питейных ларьков открылось больше, чем народу, и все по 24 часа в сутки.
Как-то за полночь уже, как раз возле такого киоска, встретил я инвалида на кресле-каталке. Он подкатил к окошечку и покупал водку. Из окошка ему протянули бутылку, а инвалид повернулся ко мне и попросил, чтоб я ему бутылку передал. Неудобно ему было, боялся разбить. Слово за слово, и всплыло вдруг, что инвалид из бывших аульских. Мы уже к тому времени обид не держали. Выпив лишку, сказал он мне про Сундука, чего я сам не знал и не узнал бы. Он, оказывается, видел, как Сундука били.
Действительно, аульские то были парни. Шли они мимо «Мечты», разбираться за очередную обиду, а тут Сундук со своими тремястами копейками. Вот и вывалилась на него вся злость, с которой они шли. Потом никто из той компании не вернулся из армии. Закинула их судьба в Афганистан, и всех с летальным исходом. Единственный, кто уцелел, - этот самый инвалид. Он утверждал, что выжил благодаря своему неучастию в избиении Сундука.
Инвалид на выпивку оказался слабым. Быстро опьянел. Я откатил его до аула, благо недалеко, всего через квартал. А сам потом сквозь кромешную ночь возвращался домой. В голове роились воспоминания, усиленные выпивкой. И тут я увидел двух парней у киоска. Явно выскочили из дому, чтоб купить и догнаться. Рядом с ними из темноты, словно из воздуха, появилась знакомая с юности фигура и прозвучала та самая просьба:
- Дядь, а дядь, дай копеек триста...
- Какие копейки? Че ты гонишь? - ответил один из парней агрессивно.
Действительно, в те времена копейки стали совсем неактуальны и хранились только в памяти народной.
Я не стал останавливаться, подумав про себя, что не моего это ума дело. Не хватало еще под пьяную лавочку вляпаться в драку.
Пошел мимо, прошел, наверное, шагов сто, как вдруг на пустынную улицу вырулили жигули-трешка, по тем временам - роскошная тачка. Ехала она рывками и зигзагами. Явно пьяный водитель. Просвистела мимо, а за спиной уже, там, откуда я шел, раздались визг тормозов, удар. Я обернулся. Смотрю - лежит человек на дороге, второй бегает вокруг, а из тачки уже кто-то лезет не спеша.
Снова я не стал выяснять, кто там ехал и чем кончилось дело. Пьяными по ночам тогда ездили либо бандюки, либо менты. Нам, нормальным людям, соваться к ним ни к чему. Я так и ушел домой, а потом уже узнал, что действительно была авария и задавили насмерть одного человека.
Слухами мир полнится. Вскоре уже не я один знал, а многие рассказывали, мол, появляется Сундук у киосков и просит триста копеек. Неизменно кто-то ему грубит, а кто-то норовит еще и обидеть. Всякий раз, когда это происходит, жди беды. Обидеть Сундука - все равно как подписать себе смертный приговор. Авария, пьяная драка, бандитский беспредел, да мало ли каких причин подкинет судьба? Времена в лихие 90-е были как раз такие, когда многих грубиянов находили весной в лесополосах. Истории про Сундука то и дело мерцали среди моих знакомых.
Теперь уже все переменилось до неузнаваемости. Никаких ларьков не осталось. Мелкое предпринимательство сошло на нет. У меня тоже было нечто вроде фирмы. Я наладил производство могильных оградок, а потом разорился. Сейчас работаю сторожем. С бывшими одноклассниками мы пересекаемся нечасто, да и мало нас в городе. Кто уехал, а кто и совсем... того. Но до сих пор иногда появляется слух, что видели Сундука, который просил копеек триста. Если ему чего-то дать, то отстанет, а если нагрубить или еще как обидеть, то неминуемо произойдет беда. Такая судьба.
Автор Евгений