Часть 1. Я попал в спецназ ФСБ случайно. Можно сказать, с улицы. Начал карьеру в ФСБ в 93-м, незадолго до событий возле Белого дома, в качестве обычного оперативного водителя. В декабре 1993-го «Вымпел» разгоняли, народ стал увольняться. Мне предложили работать в УСО (управление специальных операций), куда перешел целый отдел «Вымпела». Я решение принял сразу и не жалел потом. За две чеченские кампании у меня было 14 или 15 командировок на Кавказ. Еще работал на «Норд-Осте». Крайняя операция была в Беслане. Минное поле Боевого опыта в 1993-м у меня, конечно, не было, поэтому обучался на ходу, во время командировок. Только к 1996 году я понял, что что-то могу и что-то из себя представляю. Первый бой – в 95-м, в Веденском районе. Задача у нас была почти фантастическая – реализовать информацию от пленных боевиков о месте базирования «Катюши» дудаевцев. Говорят, была у них какая-то блуждающая самодельная или восстановленная реактивная установка. Работали мы в горном лесу совместно с грушниками, искали базу боевиков аккурат в те самые дни, когда отряд террориста Басаева захватил роддом в Буденновске. Тогда наш дозор столкнулся с большим отрядом «духов». В ходе боя у нас был один «трехсотый», а потом… А потом во время отхода мы зашли на минное поле. Вот тогда я впервые испытал страх. Страшно мне стало, когда я увидел, как человек подорвался на мине. Это был грушник Костя. Помню его слова после подрыва: «П… ц, отыгрался в футбол!» Все произошло быстро. Мы двигались по полю перебежками, в одной паре, при этом воевали, прикрывая друг друга, и Костя наступил на то самое место, где две секунды назад всем телом лежал я. Сильный хлопок взрыва, меня контузило, грушнику оторвало ногу. Мы его пережгутовали, перевязали, вкололи промедол, тащили на себе около 5 километров. Лил холодный дождь. Все промокли вдрызг. Идти по полю было скользко и ужасно неудобно с раненым. Но за этот ливень мы все судьбе благодарны: в ложбине, в глине наткнулись на размытые водой ямки с противопехотными минами. Так и шли носами в землю. Потом наконец вышли к шоссе, к блокпосту мотострелков. И оттуда нас обстреляли. Был бардак… Этот бой дал понимание того, что война – это по-настоящему, не игрушки, не игра «в войнушку». Реактивную установку мы так и не нашли. Общага. Часть первая. Белый флаг Наша командировка заканчивалась через два дня. Ждали замену. Гражданское население вело себя беспокойно. По городу циркулировали смутные слухи, что может быть акция боевиков, нападение или захват чего-то. На нашем участке все было как обычно. По ночам нас обстреливали с крыш соседних домов из гранатометов, но в целом все было спокойно. Внезапно город вымер. Никого на улицах. Даже рынки опустели. Потом начались бои по всему городу. «Духи» осаждали наши комендатуры, громили блокпосты, жгли автоколонны. Мы забаррикадировались в общежитии ФСБ, которое располагалось в Ленинском районе Грозного, и ждали. Мы понимали, что если что – нам помощи ждать особо неоткуда. Парадокс. В двух кварталах – управление ФСБ. В двадцати минутах езды – Ханкала. По всему городу разбросаны российские части. Между тем город вовсю горел и воевал, межведомственной координации не было, и каждый был сам по себе. Они появились сначала с белым флагом и с видеокамерой. Было около 6 часов вечера. Белозубо улыбаясь, они нам пожелали здоровья и пообещали жизнь. Взамен потребовали сдаться. Наврали, что какой-то большой милицейский отряд им сдался. Может, и сдался. Только этих ментов они же и расстреляли. Всех. Нас, «вымпеловцев», было в общаге около дюжины. Старший – командир группы Сергей Ромашин. Очень спокойный и уравновешенный человек. С ним было приятно работать. Он и другие старшие офицеры ФСБ с боевиками говорили коротко. Сдаваться мы отказались. «Духи» дали нам час. Потом на нас обрушился шквал огня. Часть вторая. Крыша Били по нам в основном из пулеметов и РПГ. В самом начале своего рейда на Грозный Басаев захватил железнодорожный вагон с военным имуществом, где были «Мухи» и всякое другое добро. Много. И все это в нас полетело. Около часа велся интенсивный обстрел. Давили на психику. Но мы ощетинились и подойти к окнам им не позволили. Я тогда был младшим лейтенантом, и в своей третьей командировке, что нужно делать, я знал. Собрался. Отвечал огнем. Вместе с другими вытащил в коридор все, что могло гореть. Перебегая из комнаты в комнату, меняя позицию, воевал с противником. А Ромашин взял СВД и полез на крышу. Там его и подстрелили. Пуля 7,62 прошла в грудь насквозь. Я помогал его вытаскивать. Он был тяжелораненый, но в сознании. Мы его перебинтовали и оставили. Потом я слазил на эту крышу и выгнал оттуда всех лишних («комендачей» и оперов). Помню, на меня орал какой-то полковник из-за этого. Я ему предложил вернуться туда вместе, но он … отказался. Тогда я чердак запер и возле люка посадил раненого бойца из комендатуры. По моему мнению, на крыше делать было нечего. Как позиция она была совершенно никакая – открыта снайперам с соседних крыш. Бой шел всю ночь. К утру затихло. Часть третья. Пожар На второй день «чехи» очень удачно поставили пулемет в доме напротив и принялись простреливать наши коридоры через разбитые окна. Рикошет гулял лихо, и одного из наших ранило в пах. Помню, что раненый потерял много крови и что кровь была черной. Снизу на улице машины стояли. Боевики их подожгли, дым очень мешал нашим снайперам. К обеду чеченцы пригнали откуда-то танк Т-72. На башне танка было написано белой краской «Бамут». Танк сделал по общаге три выстрела. Все здание ходило ходуном. К счастью, со своей позиции опустить ствол пушки танк мог не ниже уровня третьего этажа: мешали гаражи, примыкавшие к зданию, а ближе подъехать боевики боялись, но все равно после этого обстрела начался пожар. Горели крыша и пятый этаж. Вообще воевать было трудно. Жара была под сорок… Потом меня здорово контузило и слегка зацепило. «Духи» засекли нашу позицию и влупили из РПГ. Спас меня бронежилет, но все равно маленький осколок попал мне в лоб, и кусок уха оторвало. Контузило еще сильно. В себя приходил несколько минут. В другой раз в тот же день «духи» обвязали пластитом «выстрел» РПГ-7 и снова ударили по нам. Взрыв был такой силы, что вынесло все перегородки на этаже. Получился очень большой зал – хоть балы устраивай. Меня снова контузило. Без сознания лежал. Общага уже сильно горела. Мы все к ночи перебрались на второй этаж и только оттуда уже воевали. Стали думать, как уходить. Часть четвертая. Попытка прорыва Утром третьего дня я лично обратился к полковнику, старшему из фээсбэшников, сказал: нечего тут оборонять эти стены. Нужно прорываться. Нас почти 90 человек. Из них двадцать – матерые бойцы. Остальные тоже, если жить захотят, стрелять будут. Полковник одобрил. Весь день воевали. К ночи меня срубило – последствие двух контузий. Разбегаться из общаги начали не все разом, а группами. Кому-то пришло в голову разделиться на группы. Это была ошибка. Первыми сбежали сразу тридцать человек. Им сильно повезло. «Чехи» их проспали, и они без единого выстрела дошли до управления ФСБ. Вторая же группа вышла и напоролась на «чеховский» пулемет, который выставили под аркой дома напротив часа в четыре утра. Всю группу перебили. Погибло сразу человек тридцать. Мы, «вымпела», попытались прорваться третьей партией. Прошли метров двадцать и напоролись на пулеметы. Откатились к зданию банка, которое примыкало к общаге. Наши тащили раненого Ромашина и меня тоже. Меня под обстрелом затащили в пристройку, а Ромашина – нет. Скорее всего, я думаю, он там во время попытки прорыва сразу погиб. Итак, нас осталось 15 человек: сотрудники «Вымпела» и несколько оперов со Ставрополья. Мы засели в банковской пристройке. Решили держать оборону до конца. У нас были с собой 3 пулемета, другое оружие. Боекомплекта было достаточно. Жалко, ВСС уже похерили. В тот же день «духи» посылали к нам под окна какого-то «липового» фээсбэшника, который предлагал нам коридор. Послали мы его вместе с коридором. Потом «чехи» затеяли провокацию – согнать баб из окрестных домов и под их прикрытием к нам подобраться. Как это было ни неприятно, но мы приняли решение стрелять на поражение. К счастью, от этой затеи боевики отказались. Потом они принялись нас уговаривать сдаться, рассказывали, как им приятно с нами воевать и какие мы достойные солдаты! Нам было наплевать на их корявые комплименты. Сдаться мы снова отказались. Потихоньку воевали, обозначали присутствие. Помню, завалили одного «душка», который слишком нагло с пулеметом бегал. Боевики обиделись. Вышли на нас по станции и угрожали: «Русские, вам п… ц!» Той памятной ночью мы сожгли все наши документы, уничтожили все личные архивы. Оставили только личные жетоны с номерами. И нательные крестики. Я увлекался тогда фотографией, таскал с собой фотоаппарат и кучу пленки. Все пришлось сжечь. Подготовил Дмитрий Беляков. Фото автора и из архива В. Трегубова.
Мы не скачем. Мы МОСКАЛИ!!!
Интервью с ветераном Управления "В" ЦСН ФСБ РФ.
Часть 1.
Я попал в спецназ ФСБ случайно. Можно сказать, с улицы. Начал карьеру в ФСБ в 93-м, незадолго до событий возле Белого дома, в качестве обычного оперативного водителя. В декабре 1993-го «Вымпел» разгоняли, народ стал увольняться. Мне предложили работать в УСО (управление специальных операций), куда перешел целый отдел «Вымпела». Я решение принял сразу и не жалел потом. За две чеченские кампании у меня было 14 или 15 командировок на Кавказ. Еще работал на «Норд-Осте». Крайняя операция была в Беслане.
Минное поле
Боевого опыта в 1993-м у меня, конечно, не было, поэтому обучался на ходу, во время командировок. Только к 1996 году я понял, что что-то могу и что-то из себя представляю. Первый бой – в 95-м, в Веденском районе. Задача у нас была почти фантастическая – реализовать информацию от пленных боевиков о месте базирования «Катюши» дудаевцев. Говорят, была у них какая-то блуждающая самодельная или восстановленная реактивная установка. Работали мы в горном лесу совместно с грушниками, искали базу боевиков аккурат в те самые дни, когда отряд террориста Басаева захватил роддом в Буденновске. Тогда наш дозор столкнулся с большим отрядом «духов». В ходе боя у нас был один «трехсотый», а потом…
А потом во время отхода мы зашли на минное поле. Вот тогда я впервые испытал страх. Страшно мне стало, когда я увидел, как человек подорвался на мине. Это был грушник Костя. Помню его слова после подрыва: «П… ц, отыгрался в футбол!» Все произошло быстро. Мы двигались по полю перебежками, в одной паре, при этом воевали, прикрывая друг друга, и Костя наступил на то самое место, где две секунды назад всем телом лежал я. Сильный хлопок взрыва, меня контузило, грушнику оторвало ногу. Мы его пережгутовали, перевязали, вкололи промедол, тащили на себе около 5 километров. Лил холодный дождь. Все промокли вдрызг. Идти по полю было скользко и ужасно неудобно с раненым. Но за этот ливень мы все судьбе благодарны: в ложбине, в глине наткнулись на размытые водой ямки с противопехотными минами. Так и шли носами в землю. Потом наконец вышли к шоссе, к блокпосту мотострелков. И оттуда нас обстреляли. Был бардак… Этот бой дал понимание того, что война – это по-настоящему, не игрушки, не игра «в войнушку». Реактивную установку мы так и не нашли.
Общага. Часть первая. Белый флаг
Наша командировка заканчивалась через два дня. Ждали замену. Гражданское население вело себя беспокойно. По городу циркулировали смутные слухи, что может быть акция боевиков, нападение или захват чего-то. На нашем участке все было как обычно. По ночам нас обстреливали с крыш соседних домов из гранатометов, но в целом все было спокойно. Внезапно город вымер. Никого на улицах. Даже рынки опустели. Потом начались бои по всему городу. «Духи» осаждали наши комендатуры, громили блокпосты, жгли автоколонны. Мы забаррикадировались в общежитии ФСБ, которое располагалось в Ленинском районе Грозного, и ждали. Мы понимали, что если что – нам помощи ждать особо неоткуда. Парадокс. В двух кварталах – управление ФСБ. В двадцати минутах езды – Ханкала. По всему городу разбросаны российские части. Между тем город вовсю горел и воевал, межведомственной координации не было, и каждый был сам по себе.
Они появились сначала с белым флагом и с видеокамерой. Было около 6 часов вечера. Белозубо улыбаясь, они нам пожелали здоровья и пообещали жизнь. Взамен потребовали сдаться. Наврали, что какой-то большой милицейский отряд им сдался. Может, и сдался. Только этих ментов они же и расстреляли. Всех.
Нас, «вымпеловцев», было в общаге около дюжины. Старший – командир группы Сергей Ромашин. Очень спокойный и уравновешенный человек. С ним было приятно работать. Он и другие старшие офицеры ФСБ с боевиками говорили коротко. Сдаваться мы отказались. «Духи» дали нам час. Потом на нас обрушился шквал огня.
Часть вторая. Крыша
Били по нам в основном из пулеметов и РПГ. В самом начале своего рейда на Грозный Басаев захватил железнодорожный вагон с военным имуществом, где были «Мухи» и всякое другое добро. Много. И все это в нас полетело. Около часа велся интенсивный обстрел. Давили на психику. Но мы ощетинились и подойти к окнам им не позволили. Я тогда был младшим лейтенантом, и в своей третьей командировке, что нужно делать, я знал. Собрался. Отвечал огнем. Вместе с другими вытащил в коридор все, что могло гореть. Перебегая из комнаты в комнату, меняя позицию, воевал с противником. А Ромашин взял СВД и полез на крышу. Там его и подстрелили. Пуля 7,62 прошла в грудь насквозь. Я помогал его вытаскивать. Он был тяжелораненый, но в сознании. Мы его перебинтовали и оставили. Потом я слазил на эту крышу и выгнал оттуда всех лишних («комендачей» и оперов). Помню, на меня орал какой-то полковник из-за этого. Я ему предложил вернуться туда вместе, но он … отказался. Тогда я чердак запер и возле люка посадил раненого бойца из комендатуры. По моему мнению, на крыше делать было нечего. Как позиция она была совершенно никакая – открыта снайперам с соседних крыш. Бой шел всю ночь. К утру затихло.
Часть третья. Пожар
На второй день «чехи» очень удачно поставили пулемет в доме напротив и принялись простреливать наши коридоры через разбитые окна. Рикошет гулял лихо, и одного из наших ранило в пах. Помню, что раненый потерял много крови и что кровь была черной. Снизу на улице машины стояли. Боевики их подожгли, дым очень мешал нашим снайперам. К обеду чеченцы пригнали откуда-то танк Т-72. На башне танка было написано белой краской «Бамут». Танк сделал по общаге три выстрела. Все здание ходило ходуном. К счастью, со своей позиции опустить ствол пушки танк мог не ниже уровня третьего этажа: мешали гаражи, примыкавшие к зданию, а ближе подъехать боевики боялись, но все равно после этого обстрела начался пожар. Горели крыша и пятый этаж. Вообще воевать было трудно. Жара была под сорок…
Потом меня здорово контузило и слегка зацепило. «Духи» засекли нашу позицию и влупили из РПГ. Спас меня бронежилет, но все равно маленький осколок попал мне в лоб, и кусок уха оторвало. Контузило еще сильно. В себя приходил несколько минут. В другой раз в тот же день «духи» обвязали пластитом «выстрел» РПГ-7 и снова ударили по нам. Взрыв был такой силы, что вынесло все перегородки на этаже. Получился очень большой зал – хоть балы устраивай. Меня снова контузило. Без сознания лежал. Общага уже сильно горела. Мы все к ночи перебрались на второй этаж и только оттуда уже воевали. Стали думать, как уходить.
Часть четвертая. Попытка прорыва
Утром третьего дня я лично обратился к полковнику, старшему из фээсбэшников, сказал: нечего тут оборонять эти стены. Нужно прорываться. Нас почти 90 человек. Из них двадцать – матерые бойцы. Остальные тоже, если жить захотят, стрелять будут. Полковник одобрил. Весь день воевали. К ночи меня срубило – последствие двух контузий.
Разбегаться из общаги начали не все разом, а группами. Кому-то пришло в голову разделиться на группы. Это была ошибка. Первыми сбежали сразу тридцать человек. Им сильно повезло. «Чехи» их проспали, и они без единого выстрела дошли до управления ФСБ. Вторая же группа вышла и напоролась на «чеховский» пулемет, который выставили под аркой дома напротив часа в четыре утра. Всю группу перебили. Погибло сразу человек тридцать. Мы, «вымпела», попытались прорваться третьей партией. Прошли метров двадцать и напоролись на пулеметы. Откатились к зданию банка, которое примыкало к общаге. Наши тащили раненого Ромашина и меня тоже. Меня под обстрелом затащили в пристройку, а Ромашина – нет. Скорее всего, я думаю, он там во время попытки прорыва сразу погиб.
Итак, нас осталось 15 человек: сотрудники «Вымпела» и несколько оперов со Ставрополья. Мы засели в банковской пристройке. Решили держать оборону до конца. У нас были с собой 3 пулемета, другое оружие. Боекомплекта было достаточно. Жалко, ВСС уже похерили. В тот же день «духи» посылали к нам под окна какого-то «липового» фээсбэшника, который предлагал нам коридор. Послали мы его вместе с коридором. Потом «чехи» затеяли провокацию – согнать баб из окрестных домов и под их прикрытием к нам подобраться. Как это было ни неприятно, но мы приняли решение стрелять на поражение. К счастью, от этой затеи боевики отказались. Потом они принялись нас уговаривать сдаться, рассказывали, как им приятно с нами воевать и какие мы достойные солдаты! Нам было наплевать на их корявые комплименты. Сдаться мы снова отказались. Потихоньку воевали, обозначали присутствие. Помню, завалили одного «душка», который слишком нагло с пулеметом бегал. Боевики обиделись. Вышли на нас по станции и угрожали: «Русские, вам п… ц!»
Той памятной ночью мы сожгли все наши документы, уничтожили все личные архивы. Оставили только личные жетоны с номерами. И нательные крестики. Я увлекался тогда фотографией, таскал с собой фотоаппарат и кучу пленки. Все пришлось сжечь.
Подготовил Дмитрий Беляков.
Фото автора и из архива В. Трегубова.