22 марта 1943 года - Гибель деревни Хатынь Ни на одной самой подробной географической карте вы не найдете сегодня этой белорусской деревни. Она была уничтожена фашистами весной 1943 года. Хатынь — бывшая деревня Логойского района Минской области Беларуси — стала символом трагедии белорусского народа, скорбной страницей истории времен Великой Отечественной войны. В память погибших 2230000 жителей Беларуси — каждом четвертом — в 1969г. на месте сожженной вместе с жителями деревни Хатынь сооружен мемориальный комплекс, в котором воплощена идея мужества и непокоренности народа, принесшего неисчислимые жертвы во имя победы.
Озверевшие фашисты ворвались в деревню Хатынь и окружили ее. Жители деревни ничего не знали о том, что утром в 6 км от Хатыни партизанами была обстреляна автоколонна фашистов и в результате нападения убит немецкий офицер. Но ни в чем не повинным людям фашисты уже вынесли смертный приговор. Все население Хатыни от мала до велика — стариков, женщин, детей выгоняли из домов и гнали в колхозный сарай. Прикладами автоматов поднимали с постели больных, стариков, не щадили женщин с маленькими и грудными детьми. Сюда привели семьи Иосифа и Анны Барановских с 9 детьми, Александра и Александры Новицких с 7 детьми; столько же детей было в семье Казимира и Елены Иотко, самому маленькому исполнился только один год. В сарай пригнали Веру Яскевич с семинедельным сыном Толиком. Леночка Яскевич вначале спряталась во дворе, а затем решила надежно укрыться в лесу. Пули фашистов не смогли догнать бегущую девочку. Тогда один из фашистов бросился за ней, догнав, расстрелял ее на глазах у обезумевшего от горя отца. Вместе с жителями Хатыни в сарай пригнали жителя деревни Юрковичи Антона Кункевича и жительницу деревни Камено Кристину Слонскую, которые оказались в это время в деревне Хатынь.
Ни один взрослый не смог остаться незамеченным. Только троим детям — Володе Яскевичу, его сестре Соне Яскевич и Саше Желобковичу — удалось скрыться от гитлеровцев. Когда все население деревни было в сарае, фашисты заперли двери сарая, обложили его соломой, облили бензином и подожгли. Деревянный сарай мгновенно загорелся. В дыму задыхались и плакали дети. Взрослые пытались спасти детей. Под напором десятков человеческих тел не выдержали и рухнули двери. В горящей одежде, охваченные ужасом, люди бросились бежать, но тех, кто вырывался из пламени, фашисты хладнокровно расстреливали из автоматов и пулеметов. Погибли 149 человек, из них 75 детей до 16-тилетнего возраста. Деревня была разграблена и сожжена дотла.
Две девушки из семей Климовичей и Федоровичей — Мария Федорович и Юлия Климович — чудом смогли выбраться из горящего сарая и доползти до леса. Обгоревших, чуть живых их подобрали жители деревни Хворостени Каменского сельсовета. Но и эта деревня вскоре была сожжена фашистами и обе девушки погибли.
Лишь двое детей, из находившихся в сарае, остались живы — семилетний Виктор Желобкович и двенадцатилетний Антон Барановский. Когда в горящей одежде, охваченные ужасом люди выбегали из горящего сарая, вместе с другими жителями деревни выбежала Анна Желобкович. Она крепко держала за руку семилетнего сына Витю. Смертельно раненая женщина, падая, прикрыла сына собой. Раненый в руку ребенок пролежал под трупом матери до ухода фашистов из деревни. Антон Барановский был ранен в ногу разрывной пулей. Гитлеровцы приняли его за мертвого. Обгоревших, израненных детей подобрали и выходили жители соседних деревень. После войны дети воспитывались в детском доме г.п. Плещеницы.
Единственный взрослый свидетель хатынской трагедии 56-летний деревенский кузнец Иосиф Каминский, обгоревший и израненный пришел в сознание поздно ночью, когда фашистов уже не было в деревне. Ему пришлось пережить еще один тяжкий удар: среди трупов односельчан он нашел своего израненного сына. Мальчик был смертельно ранен в живот, получил сильные ожоги. Он скончался на руках у отца.
Этот трагический момент из жизни Иосифа Каминского положен в основу создания единственной скульптуры мемориального комплекса «Хатынь»— «Непокоренный человек».
Четыре колодца
Четыре колодца, Четыре криницы. Увидишь, и сразу захочешь напиться. Над каждой криницею крыша поката, Как было при людях, Как было когда-то, И в каждом колодце вода ключевая, Холодная, чистая, Вечно живая. Когда-то здесь вёдрами звонко стучали, Любимым любимые тайно встречали. И летом в медовые дни косовицы Сюда прибегали Напиться водицы. Теперь это всё, что осталось живого,- Колодцы да сердце хатынца седого, Того кузнеца, что, вырвавшись чудом, Родных собирал по обугленным грудам. Вся в пламени, рухнула крыша сарая, И люди оттуда ползли, обгорая. С пригорка стреляли по ним автоматы - Без промаха били фашистские каты.
Тогда-то, Одежду горящую сбросив, На снег повалился Каминский Иосиф. Сквозь бешенство пламени, черного дыма Искал он меж мёртвыми Старшего сына, Искал и нашёл, на снегу, чуть подале, Но мальчика пули насквозь пронизали, Успел он лишь вымолвить: - Тата, где мама? - И умер... И на руки сына Адама Взял старый кузнец. И стоит он с тех пор, Отлитый из бронзы,- Фашизму укор.
Четыре колодца в утраченном мире, Живые, как времени года четыре. И в каждом колодце его отраженье: Весна и берёзовых соков броженье, Лён лета, плодами тяжелая осень, Зима с ворожбою заснеженных сосен. Четыре колодца. Четыре криницы. Хотела бы каждой из них поклониться.
На ветру три берёзки
На ветру шелестят три берёзки счастливо, А четвертая стала священным огнём. Если три белоруса осталися живы, Как ладони Отчизны своей, поцелую, Эту песню горячую в них положив.
В сорок первом удар первой ты принимала В лязге, в скрежете танков, прижатая тьмой, И оставшихся бомб над тобою немало Наспех сбрасывал "юнкерс", возвращаясь домой.
Навзничь падала ты, но вставала живая, Поручив партизану найти палача... Лён горел, голубые глаза прикрывая, Рожь горела, колосьями в небо торча.
Молчаливые камни Хатынской поляны Никогда, никому не дадут позабыть, Сколько вложено сил, чтоб закрыть твои раны И кровавые слёзы твои осушить...
Ой ты, мать Белорусь! Ты такой нам не снилась. Твои новые крыши под солнцем блестят, Ты над каждою хатой в заботе склонилась, Твои аисты дарят тебе аистят.
Трактора твои в споре стрекочут на пашнях, Задушевная песня за душу берет, В городах, на воздвигнутых заново башнях Бьют часы, отмечая космический взлёт.
Но когда три березки смеются счастливо, А четвёртая стала священным огнём, Помним: три белоруса остались живы, А четвёртому вечную память поём. Инет.
Я люблю тебя, жизнь!
Это надо помнить!
22 марта 1943 года - Гибель деревни Хатынь
Ни на одной самой подробной географической карте вы не найдете сегодня этой белорусской деревни. Она была уничтожена фашистами весной 1943 года.
Хатынь — бывшая деревня Логойского района Минской области Беларуси — стала символом трагедии белорусского народа, скорбной страницей истории времен Великой Отечественной войны.
В память погибших 2230000 жителей Беларуси — каждом четвертом — в 1969г. на месте сожженной вместе с жителями деревни Хатынь сооружен мемориальный комплекс, в котором воплощена идея мужества и непокоренности народа, принесшего неисчислимые жертвы во имя победы.
Озверевшие фашисты ворвались в деревню Хатынь и окружили ее. Жители деревни ничего не знали о том, что утром в 6 км от Хатыни партизанами была обстреляна автоколонна фашистов и в результате нападения убит немецкий офицер. Но ни в чем не повинным людям фашисты уже вынесли смертный приговор. Все население Хатыни от мала до велика — стариков, женщин, детей выгоняли из домов и гнали в колхозный сарай. Прикладами автоматов поднимали с постели больных, стариков, не щадили женщин с маленькими и грудными детьми. Сюда привели семьи Иосифа и Анны Барановских с 9 детьми, Александра и Александры Новицких с 7 детьми; столько же детей было в семье Казимира и Елены Иотко, самому маленькому исполнился только один год. В сарай пригнали Веру Яскевич с семинедельным сыном Толиком. Леночка Яскевич вначале спряталась во дворе, а затем решила надежно укрыться в лесу. Пули фашистов не смогли догнать бегущую девочку. Тогда один из фашистов бросился за ней, догнав, расстрелял ее на глазах у обезумевшего от горя отца. Вместе с жителями Хатыни в сарай пригнали жителя деревни Юрковичи Антона Кункевича и жительницу деревни Камено Кристину Слонскую, которые оказались в это время в деревне Хатынь.
Ни один взрослый не смог остаться незамеченным. Только троим детям — Володе Яскевичу, его сестре Соне Яскевич и Саше Желобковичу — удалось скрыться от гитлеровцев. Когда все население деревни было в сарае, фашисты заперли двери сарая, обложили его соломой, облили бензином и подожгли. Деревянный сарай мгновенно загорелся. В дыму задыхались и плакали дети. Взрослые пытались спасти детей. Под напором десятков человеческих тел не выдержали и рухнули двери. В горящей одежде, охваченные ужасом, люди бросились бежать, но тех, кто вырывался из пламени, фашисты хладнокровно расстреливали из автоматов и пулеметов. Погибли 149 человек, из них 75 детей до 16-тилетнего возраста. Деревня была разграблена и сожжена дотла.
Две девушки из семей Климовичей и Федоровичей — Мария Федорович и Юлия Климович — чудом смогли выбраться из горящего сарая и доползти до леса. Обгоревших, чуть живых их подобрали жители деревни Хворостени Каменского сельсовета. Но и эта деревня вскоре была сожжена фашистами и обе девушки погибли.
Лишь двое детей, из находившихся в сарае, остались живы — семилетний Виктор Желобкович и двенадцатилетний Антон Барановский. Когда в горящей одежде, охваченные ужасом люди выбегали из горящего сарая, вместе с другими жителями деревни выбежала Анна Желобкович. Она крепко держала за руку семилетнего сына Витю. Смертельно раненая женщина, падая, прикрыла сына собой. Раненый в руку ребенок пролежал под трупом матери до ухода фашистов из деревни. Антон Барановский был ранен в ногу разрывной пулей. Гитлеровцы приняли его за мертвого.
Обгоревших, израненных детей подобрали и выходили жители соседних деревень. После войны дети воспитывались в детском доме г.п. Плещеницы.
Единственный взрослый свидетель хатынской трагедии 56-летний деревенский кузнец Иосиф Каминский, обгоревший и израненный пришел в сознание поздно ночью, когда фашистов уже не было в деревне. Ему пришлось пережить еще один тяжкий удар: среди трупов односельчан он нашел своего израненного сына. Мальчик был смертельно ранен в живот, получил сильные ожоги. Он скончался на руках у отца.
Этот трагический момент из жизни Иосифа Каминского положен в основу создания единственной скульптуры мемориального комплекса «Хатынь»— «Непокоренный человек».
Четыре колодца
Четыре колодца,
Четыре криницы.
Увидишь, и сразу захочешь напиться.
Над каждой криницею крыша поката,
Как было при людях,
Как было когда-то,
И в каждом колодце вода ключевая,
Холодная, чистая,
Вечно живая.
Когда-то здесь вёдрами звонко стучали,
Любимым любимые тайно встречали.
И летом в медовые дни косовицы
Сюда прибегали
Напиться водицы.
Теперь это всё, что осталось живого,-
Колодцы да сердце хатынца седого,
Того кузнеца, что, вырвавшись чудом,
Родных собирал по обугленным грудам.
Вся в пламени, рухнула крыша сарая,
И люди оттуда ползли, обгорая.
С пригорка стреляли по ним автоматы -
Без промаха били фашистские каты.
Тогда-то,
Одежду горящую сбросив,
На снег повалился
Каминский Иосиф.
Сквозь бешенство пламени, черного дыма
Искал он меж мёртвыми
Старшего сына,
Искал и нашёл, на снегу, чуть подале,
Но мальчика пули насквозь пронизали,
Успел он лишь вымолвить:
- Тата, где мама? -
И умер... И на руки сына Адама
Взял старый кузнец.
И стоит он с тех пор,
Отлитый из бронзы,-
Фашизму укор.
Четыре колодца в утраченном мире,
Живые, как времени года четыре.
И в каждом колодце его отраженье:
Весна и берёзовых соков броженье,
Лён лета, плодами тяжелая осень,
Зима с ворожбою заснеженных сосен.
Четыре колодца.
Четыре криницы.
Хотела бы каждой из них поклониться.
На ветру три берёзки
На ветру шелестят три берёзки счастливо,
А четвертая стала священным огнём.
Если три белоруса осталися живы,
Как ладони Отчизны своей, поцелую,
Эту песню горячую в них положив.
В сорок первом удар первой ты принимала
В лязге, в скрежете танков, прижатая тьмой,
И оставшихся бомб над тобою немало
Наспех сбрасывал "юнкерс", возвращаясь домой.
Навзничь падала ты, но вставала живая,
Поручив партизану найти палача...
Лён горел, голубые глаза прикрывая,
Рожь горела, колосьями в небо торча.
Молчаливые камни Хатынской поляны
Никогда, никому не дадут позабыть,
Сколько вложено сил, чтоб закрыть твои раны
И кровавые слёзы твои осушить...
Ой ты, мать Белорусь! Ты такой нам не снилась.
Твои новые крыши под солнцем блестят,
Ты над каждою хатой в заботе склонилась,
Твои аисты дарят тебе аистят.
Трактора твои в споре стрекочут на пашнях,
Задушевная песня за душу берет,
В городах, на воздвигнутых заново башнях
Бьют часы, отмечая космический взлёт.
Но когда три березки смеются счастливо,
А четвёртая стала священным огнём,
Помним: три белоруса остались живы,
А четвёртому вечную память поём.
Инет.